живет где-то в  районе Мейда-Вейл или Сент-Джонс-Вуд.
Значит, скорее всего, она сделает пересадку на Бейкер- стрит и  прибудет  на
Ноттинг-Хилл-Гейт  по кольцевой линии, а  не по центральной. Поэтому я занял
свой пост в вестибюле кольцевой линии, по направлению к вокзалу Виктории.
     Освещение  было   слабое,  народу  мало;   удачнее  место  трудно  было
придумать.  На  станции,  расположенной по  другую сторону улицы,  помещался
маленький бар, висели рекламы, все это немного оживляло общий вид вестибюля;
здесь же все было уныло и пусто, как на какой- нибудь пригородной платформе.
Я сел на скамью и закурил сигарету.
     Потом  закурил  вторую. Прошло  пятнадцать минут, я  закурил  третью. Я
почти уже не волновался; у меня было  чувство, что  я приближаюсь к отгадке.
Даже недомолвки  Кэтрин по телефону были  полны значения; она  узнала что-то
новое  и важное, касающееся Пат, а  может быть,  она уже раньше  знала нечто
такое, чего не пожелала мне рассказать в нашу первую встречу. Но на этот раз
она так просто от  меня не отделается,  я заставлю  ее говорить.  Даже  если
придется  ради  этого применить  самую  грубую силу.  Я  был  готов на  все.
Скотланд-Ярд явно не придавал  розыску моей жены  никакого значения и пустил
дело на  самотек; не стоило также слишком рассчитывать на  то,  что  удастся
что-то  вытянуть  из Боба  Резерфорда:  версия  о  его симуляции  была  явно
притянута за волосы.  Значит,  вывести меня на  Рихтера, а следовательно, на
Пат могла только Кэтрин.
     Часы  показывали  без  десяти  минут  десять.  Неужто   она  могла  так
запоздать? Я купил билет и  спустился  на перрон. Там было  пусто. Какой- то
пьяница пристроился с бутылкой на лавке; начальник станции дремал  на  своем
стуле  с  газетой в  руках. На противоположной платформе были погашены почти
все огни,  пассажир в плаще  и  очках  расхаживал  взад  и вперед в ожидании
поезда.  Подошел  поезд,  затормозил,  постоял,  с  адским шумом  отправился
дальше. На платформе теперь  не было ни души.  Я снова поднялся в вестибюль.
Было без трех минут десять.
     Это становилось странным.  Я решил выкурить еще  одну сигарету и  уйти.
Выкурил  сигарету, потом  еще две. В  десять  минут  одиннадцатого,  потеряв
всякое терпение, я  вышел  на улицу. Бросил последний взгляд на  схему линий
метро, висевшую  у входа, и вдруг меня осенило. Почему я  решил, что  Кэтрин
непременно приедет по кольцевой линии, сделав  предварительно  пересадку  на
Бейкер-стрит?  Ведь  с  тем  же  успехом  она  могла  сделать  пересадку  на
Оксфорд-серкус и  приехать  сюда  по  центральной линии!  Ну  и дурака же  я
свалял!  Торчу  черт знает сколько  времени  в  этом забытом богом  и людьми
вестибюле,  а  она, наверно,  ждет  на  той стороне  улицы,  в  каких-нибудь
пятидесяти метрах отсюда, и проклинает меня за  опоздание! Кто знает,  может
быть, она, отчаявшись дождаться, уже вернулась  домой... Чуть не  угодив под
такси,  я перебежал на ту сторону и влетел в вестибюль другой станции. Здесь
было гораздо оживленнее, чем там, где я ждал до сих пор.
     Но  я  тут же понял, что  в этом оживлении было что-то необычное.  Люди
встревоженно сновали взад  и вперед, со всех сторон  слышались взволнованные
крики, распоряжения, вопросы. Чем могла быть вызвана подобная суматоха -- да
еще  в такой  поздний час  и  на  такой  захолустной  станции? Меня  толкнул
пробегавший  мимо  человек  в  форме  служащего   метро.  Старая  женщина  с
растрепанными волосами причитала плачущим голосом:
     --  Это  безобразие!  Такого  не  должно   быть!  Все  дело  в   плохой
организации!  Мы беззащитны!  Мы подвергаемся  опасности! Во  всем  виновато
правительство! Я напишу в газеты!
     Я пытался узнать у нее, что  случилось, но она меня не слушала. Наконец
мне  удалось привлечь  к  себе внимание  какого-то  человечка со  вздернутым
носом, отделившегося от толпы.
     -- Что здесь происходит? -- спросил я.
     -- Несчастный случай. Женщина упала прямо под поезд.
     -- Тяжело ранена?
     -- По-моему, умерла.
     --  Молодая  женщина  или  старая?  Как она выглядела?  --  продолжал я
расспросы.
     Он устало пожал  плечами. В  этот момент  к  станции  подъехала  карета
"Скорой  помощи",   из   нее   вышли  два  санитара   с  носилками  и  стали
проталкиваться через  толпу. Люди  расступались, уходили прочь, а я, презрев
все правила приличия, стремился подойти поближе.
     Еще до того, как  я  увидел нечто бесформенное и пестрое, распростертое
на носилках, я уже знал, что женщиной, упавшей на рельсы, могла быть  только
Кэтрин Вильсон.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
     Оказывается, преступнику легче ускользнуть  от полиции, чем ни в чем не
повинному  человеку   привлечь  ее  внимание.   Это  убеждение  я  вынес  из
собственного опыта, приобретенного  в тот вечер. Я тщетно пытался заговорить
с сержантом, который руководил операцией по наведению порядка на  станции. Я
тщетно пытался заговорить  с начальником станции. До  санитаров я  просто не
добрался  --  они уехали раньше, чем я  смог  подойти к машине. Мне  даже не
удалось ничего узнать о состоянии женщины --  мертва ли  она  или  есть хоть
какая-то надежда возвратить  ее  к жизни.  Не смог я также выяснить, куда ее
увезли,  в больницу  ли Мэрилебен,  или в морг. Я вообще ничего  не добился;
когда я говорил, что могу  помочь в установлении личности пострадавшей, меня
никто не хотел слушать. Служащий метро наконец снизошел до меня и согласился
записать мое имя и  адрес, пообещав сообщить эти сведения  полиции, когда на
другой день его будут допрашивать как свидетеля. Однако  или этот допрос так
и   не   состоялся,  или  служащий  забыл  известить   следователя  о   моем
существовании,  ибо  по сей день полиция не проявила ни малейшего интереса к
моей особе в связи с делом о гибели миссис Крейн.
     Что касается самих  обстоятельств, при которых  произошло несчастье, об
этом  никто  ничего не знал, включая и  вышеуказанного служащего, и назавтра
газеты посвятили происшествию  на станции Ноттинг-Хилл-Гейт  всего несколько
строк.  Если  верить этим сообщениям, молодая  женщина  нечаянно оступилась,
упала на рельсы и попала  под поезд, который как раз в эту секунду подошел к
перрону;  смутно   допускалась  возможность  самоубийства,   однако   газеты
склонялись к тому, что это просто роковое стечение обстоятельств.
     Но я \textit{знал}, что это не  был несчастный случай. Под поезд  метро
люди попадают  или когда хотят покончить с собой (а я был уверен, что Кэтрин
Вильсон этого не хотела), или если их под поезд толкают.
     \textit{Ее  кто-то толкнул}. Виноват же  в этом был я;  если бы я сразу
понял, где ее ждать, я бы вовремя оказался на перроне и преступления  бы  не
произошло.  Я  был виновен вдвойне:  зачем  мне  понадобилось  так тщательно
скрывать от тебя и от Мэрфи свое свидание с Кэтрин? Обрати  я ваше  внимание
на эту женщину, она бы, наверное, осталась жива...
     Кто же  этот  беспощадный  убийца? Ведь, кроме  меня,  никто не знал, в
каком месте должна  была состояться наша  встреча. Значит, за ней следили  с
того момента, как она вышла из дому. Но кто мог так  неотступно  выслеживать
Кэтрин Вильсон? Кому было нужно часами вести наблюдение за ее домом, следить
за  каждым  ее  движением?  Я терялся в самых нелепых предположениях. Кэтрин
сказала  мне по телефону, что она выяснила кое-что новое; она намекнула, что
кто-то следил за нами  во время нашего первого свидания и продолжает следить
до  сих  пор... Было  ли  это  связано с исчезновением Пат? Да,  безусловно.
Теперь  ясно,  что  эти люди  не  остановятся  ни  перед чем  и  мне следует
опасаться самого худшего...
     Бедная  Кэтрин Вильсон! Она  так любила  жизнь, так искренне хотела мне
помочь и так дорого заплатила за это!
     А может, все было наоборот? Может, она сама была связана с гангстерами,
похитившими Пат? Тогда становилось понятным, почему они следили за каждым ее
шагом. Узнав, что она  назначила мне свидание, ее  сообщники испугались, что
она их выдаст, отрядили кого-то из шайки  пойти  за  ней  следом, и негодяй,
воспользовавшись  сутолокой, которая  всегда начинается  на  перроне,  когда
подходит поезд...
     Я   вздрогнул.   Даже  если  допустить,  что  Кэтрин   была  связана  с
гангстерами,  она  не заслужила такой  страшной смерти. К тому же я не хотел
верить,  что  она вела двойную игру:  она  казалась  такой  искренней, такой
доброй девушкой... И все же...
     Погруженный в  эти мысли, я вышел из  станции Ноттинг-Хилл-Гейт и пошел
по улице.  Вечерний воздух немного меня освежил, мне захотелось возвратиться
в гостиницу пешком. Опять сгустился  туман, я  едва видел асфальт у себя под
ногами, но это меня не беспокоило: я был уверен, что иду правильно...
     Вдруг я остановился как вкопанный. Кто-то  шел за мной  следом. Я четко
слышал  чьи-то  шаги. Выходя со  станции,  я не обратил на это внимания,  но
теперь, на пустынной улице, шаги обеспокоили меня.
     А  может  быть, в туманном воздухе отдаются мои собственные  шаги?  Как
только я остановился, звук сразу  замер; я двинулся дальше -- шаги зазвучали
опять; снова остановился -- опять тишина.
     Конечно,  это  всего  лишь  эхо. И,  вообще,  что  за  бред!  Вовсе  не
обязательно ждать,  что в  одиннадцать вечера на Ноттинг-Хилл-Гейт-стрит  за
тобой увяжется привидение!
     Я  резко  обернулся;  но взгляд  мой не мог ничего различить  в плотной
стене окружавшего меня тумана. Смутно мерцал фонарь  в желтом ореоле влажной
ваты. Я  не различал ни домов, ни мостовой,  ни  даже тротуара  у  себя  под
ногами.
     Я  снова  пошел вперед.  На этот раз между  звуком  моих шагов и звуком
шагов человека, шедшего следом, возник небольшой разрыв. И я с беспокойством
осознал, что это никак не может быть эхом моих шагов.
     Потому что я хожу размеренной походкой здорового, хорошо тренированного
человека.  В шагах, что  раздавались у меня за  спиной, были неуверенность и
неровность. Характерная походка Хромого.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
     Я опять обернулся и крикнул:
     -- Кто идет?
     Никто, разумеется, не ответил.
     Я сделал еще несколько шагов. Невидимый преследователь снова заковылял.
     Надо было положить этому конец.  Я повернулся и кинулся на  звук шагов.
Но передо мной был только туман. Должно быть, я прошел в каких-нибудь десяти
сантиметрах  от Хромого, не заметив его. Я вернулся -- опять  никого.  Снова
пошел  по  направлению к "Камберленду";  позади тотчас возобновился неровный
топот.
     Несколько раз я повторял свой маневр: внезапная  остановка,  поворот на
сто восемьдесят градусов, бег  в  обратном направлении. Всякий  раз я руками
хватал пустоту. И скоро с ужасом понял, что уже не знаю, куда идти.
     Я  пересек  наугад  проезжую  часть,  стараясь  не налететь  на  бровку
тротуара. С превеликим трудом я  добрался до противоположной стороны улицы и
наткнулся на стену  какого-то дома. Прикосновение  к шершавому камню чуточку
меня приободрило.
     Я понятия не имел, где нахожусь, какая  это улица, не  ухожу ли я прочь
от  "Камберленда";  но   все-таки  рядом   возвышались  дома,   рядом   было
человеческое  жилье с  квартирами,  каминами  и  кроватями  --  пока  еще  я
находился  внутри цивилизованного  мира.  Я  опять  двинулся  вперед,  пошел
медленно, прислушиваясь к  малейшему шуму. Прошел шагов двадцать и уже начал
было  успокаиваться, как  вдруг  вдалеке  приглушенно,  но вполне  отчетливо
послышался неровный шаг Хромого.
     Как удалось ему в этом тумане отыскать  меня? И зачем ему  надо за мною
ходить? Собирается ли он убить меня, как только что убил Кэтрин  Вильсон?  Я
был один, я был безоружен. Стыдно признаться, Том, но меня охватил ужас.
     -- Убирайтесь отсюда, или я размозжу вам голову! -- завопил я.
     Шаги  стихли,  но  снова  возобновились, едва  я пошел  вперед,  и  мне
показалось, что они приближаются.
     Я  совсем потерял голову. Уж и не помню,  что я начал тогда  вытворять,
кажется,  я  дико  кричал,  яростно  размахивал кулаками,  посылая  удары  в
пустоту; я звал  на помощь, пытался схватить  моего преследователя в охапку,
но  только  ободрал  себе руки  о  фонарь. Я метался в тумане,  бежал  сломя
голову,  задыхался,  дрожал.  И  все  время  позади  меня  раздавались  шаги
Хромого...
     Потом наступила  вдруг тишина, и  она показалась еще страшнее, чем шаги
моего   преследователя.  Сколько   я  ни   вглядывался   в  туман,   как  ни
прислушивался, внезапно останавливаясь и снова трогаясь  с  места, больше не
было слышно ни звука.
     Но, видимо, небеса покровительствуют  бедным безумцам, заблудившимся  в
тумане, ибо я оказался почему-то не в Ричмонде и не в Илинге, как можно было
ожидать после всех моих беспорядочных метаний, а возле ворот Гайд-Парка. Уже
без  особых затруднений  я добрел  до "Камберленда",  и,  когда  я  без  сил
свалился на постель, Биг-Бен пробил двенадцать.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
     Наутро я примчался в Скотланд-Ярд.
     Я  провел  мучительную ночь и чувствовал себя совершенно  разбитым. Я с
ужасом  сознавал, что тупое отчаянье, в  котором я все время  пребывал после
исчезновения Пат, сменилось у меня болезненными  галлюцинациями, когда уж не
понимаешь, что с тобой  происходит, когда самые  безобидные  предметы, самые
привычные вещи  приобретают угрожающий вид,  когда  из-за  малейшего пустяка
вдруг  приходишь  в  неистовство. У меня начиналась мания  преследования,  я
становился невропатом; надо было с этим кончать. То, что произошло накануне,
наверняка могло дать в руки сэру Джону новые возможности для расследования и
максимально его ускорить.
     Но, увы, сэр Джон Мэрфи  не разделял моих надежд. Начать с того, что на
сей раз мне  стоило  большого труда добиться  приема;  я долго  и настойчиво
упрашивал сержанта Бейли доложить обо мне  шефу, потом больше часа дожидался
в приемной.
     Я  сразу увидел,  что начальник отдела без вести пропавших был в дурном
настроении. Возможно, его разозлило что-то другое, но отыгрывался он явно на
мне.
     Для начала я спросил,  в  каком  состоянии  находится дело розыска моей
жены.
     -- На мертвой точке, -- сухо ответил он. -- Больше никто не откликнулся
на наше объявление. Придется, очевидно, его повторить.
     -- А гостиница "Кипр"? -- спросил я.
     -- Бейли  мне сказал, что обыск не дал результатов. Если я не ошибаюсь,
миссис Тейлор уехала оттуда десять дней назад?
     -- Так  утверждает хозяин,  но мне показалось,  что сержант Бейли хотел
проверить его показания.
     -- Наверно, он это и сделал, -- сказал Мэрфи.
     Я едва не вспылил, но все же взял себя в руки.
     -- Как долго, по-вашему, может продлиться расследование?
     -- Понятия не имею.
     -- Но ведь уже больше двух недель, как моя жена исчезла, а...
     -- Чтобы найти герцогиню Питерборо, нам потребовалось шесть месяцев,  а
банкира Джона Гейнора мы искали около года.
     --  Думаю, что  могу сообщить вам некоторые дополнительные сведения, --
сказал я как можно спокойнее.
     -- Ах, вот как? -- без всякого интереса откликнулся Мэрфи.
     Я бы с удовольствием влепил ему пощечину, но я  только сжал кулаки, так
что ногти впились в ладони, и продолжал:
     --  Вы, конечно,  слышали о миссис Крейн, которая вчера вечером  попала
под поезд на станции метро Ноттинг-Хилл-Гейт?
     -- Да, я читал об этом в газетах.
     --  Я считаю, что  это находится в  прямой связи  с исчезновением  моей
жены.
     -- Любопытная мысль! -- сказал Мэрфи с полнейшим безразличием.
     Мне следовало рассказать ему подробно о моей  встрече с Кэтрин, но я из
какой-то робости не решился. Мне трудно было признаться, что я сам занимаюсь
розысками. Я знал, с каким презрением относятся полицейские к частным лицам,
которые "играют в сыщиков", особенно  когда они делают это так неуклюже, как
я...
     И я удовольствовался тем, что сказал:
     -- Вы помните тот  случай, когда моя  жена в сорок  пятом году попала в
автомобильную катастрофу? Да вы сами мне об этом рассказали. Так вот, миссис
Крейн была второй пассажиркой в той машине.
     -- Что-то не помню такой фамилии.
     -- Конечно. Ведь тогда ее звали Кэтрин Вильсон, а потом она вышла замуж
за человека по фамилии Крейн.
     -- Вы уверены, что ваши сведения точны?
     -- Абсолютно уверен.
     --  Но  даже и в этом случае  я не вижу, какое отношение может иметь та
давняя авария  ко вчерашнему  случаю в  метро. Я происшествиями в  метро  не
занимаюсь,  они  идут по  другому отделу,  но  я читал  или  слышал от моего
коллеги Маршалла, что  у этой миссис  Крейн был  ревнивый муж, которого  она
часто обманывала.  Если то,  что произошло на Ноттинг-Хилл- Гейт,  не просто
несчастный  случай,  а  убийство, объяснение, наверно, надо искать именно  в
этом.
     Я мог бы, конечно, крикнуть ему  в ответ: "Да как же вы  не видите, что
именно здесь кроется разгадка всего! У меня было назначено свидание с миссис
Крейн, назначено  на  тот  самый  час,  когда  она погибла;  она  собиралась
сообщить мне сведения о похитителях моей жены, потому-то ее и убили! А после
этого за мной  следом шел в  тумане хромой человек, и это,  конечно,  не кто
иной,  как тот  самый Рихтер,  третий пассажир машины,  в  которой  чуть  не
погибла моя жена  десять лет назад... Разве  вы  не  видите,  как  все здесь
связано! Нужно скорее найти Рихтера, он в самом центре этого заговора!"
     Но вместо всего этого произошло нечто чудовищное, о чем  мне до сих пор
стыдно вспоминать: я  потерял всякое самообладание, забыл про все, о чем мог
бы рассказать, и неожиданно для самого себя принялся во весь голос вопить:
     -- Вы просто дурак! Дурак и бездарность!  Вы ни на что тут не годитесь!
Понять не могу, почему во  всем мире так  расхваливают  этот Скотланд-  Ярд!
Любой нью-йоркский полицейский в тысячу раз сообразительней и умнее!..
     Мэрфи молча выслушал меня, не рассердился, не обиделся; он вел себя как
настоящий джентльмен: подождал, пока я успокоюсь, потом мягко сказал:
     --  Эта  история  сильно  на  вас  повлияла,  мистер  Тейлор.  Вам надо
обратиться к врачу.
     Он положил руку мне на плечо, вышел со мной из кабинета и даже проводил
до лестницы.
     Я был настолько смущен, что, кажется, не попрощался и не поблагодарил.
     Моя выходка окончательно меня пришибла. Когда мы встретились с тобой за
ленчем, мне хотелось лишь одного: ни о чем не говорить, ни  о чем не думать,
ничего не чувствовать. Вот почему  я  не рассказал  тебе  ни о смерти Кэтрин
Вильсон, ни о Хромом, ни о моем визите к Мэрфи.
     Том,  ты  опять  оказался  на  высоте.  Ты  прекрасно  понял,  как  мне
необходимо отдохнуть и расслабиться,  ты  сознательно  избегал  разговора  о
событиях последних дней. Я узнал только, что Мэрфи тебе позвонил, потому что
ты сказал мне:
     --  Сэр Джон считает, что  ты слишком  переутомлен.  Он  советует  тебе
обратиться к  врачу. Он, конечно, прав. Мне тоже не нравится твой вид. Зайди
к Дику Лоутону, он пропишет тебе что-нибудь успокаивающее.
     И все. Ты  сказал это  так  дружески,  что я  не рассердился.  Я  и сам
чувствовал, как ты прав.
     Потом ты мне вот еще что сказал:
     -- Верь сэру Джону, он отыщет Пат и вернет ее тебе целой и  невредимой.
Он  только кажется таким вялым, а  на самом деле он  поразительный  человек,
который  не  успокоится,  пока  не решит стоящую перед  ним  задачу.  Честно
говоря, я  думаю, будет  лучше  всего, если  ты предоставишь ему действовать
одному  и  не  станешь вмешиваться.  Мы  с  тобой в последние  дни  немножко
взвинчены. На твоем месте, старина, я бы сейчас просто вернулся в Милуоки...
     Всю  вторую половину дня мы провели у  тебя, читали, слушали пластинки.
Ты  сказал, что  завтра  тебе  нужно  ехать  в  Бирмингем,  чтобы  на  месте
ознакомиться  с очень  запутанным  делом, по которому ты должен выступать на
следующей  неделе  в  суде,  но  в  воскресенье  мы  можем   с  тобой  снова