Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
о чтобы
добраться до этого отделения, следует воспользоваться уже упоминавшимся
большим внутренним ключом и замочной скважиной, расположенной в латунной
раме рядом с углублением, в котором хранится ключ. При открывании замка дно
левого отделения, обитого зеленым шелком, поднимается и открывает доступ к
отделению для драгоценностей. Оно обито плюшем, цвет которого когда-то был
рубиновым, а теперь приобрел оттенок печенки и пахнет позеленевшими медными
монетами.
Ничего ценного в отделении для драгоценностей нет. Там лежит только
телефонная микропленка, сделанная в Париже, какие используют в
автоответчиках. На ней записан взволнованный мужской голос, цвет которого
меняется, как времена года, и который на французском языке делает несколько
попыток поговорить с кем-то в Париже. В неповрежденных местах пленки
записано следующее:
Содержание пленки
Последние три ночи в Боснии я провел на чердаке пустого сеновала,
внутри которого я укрыл танк и разместил своих солдат... Сава, черная и
немая, как пашня, вздымалась в темноте, когда один из моих
солдат зачерпнул из нее воды в оцинкованный тазик. Кажется, я слышал
его сквозь сон. Осторожно, чтобы не разбудить меня, он поднялся по
деревянным ступеням на балкон чердака, где я спал. На балконе стоял
деревянный стул. Солдат поставил тазик на стул и положил возле него кусок
мыла. Он проделал это так же, как всегда, заученными движениями. В зубах у
него все время была зажата сосновая веточка. Потом он вынул ее изо рта и
воткнул между досками пола так, чтобы ее конец, насквозь пройдя через пол,
был виден с веранды, крышей которой служил балкон. После этого он передвинул
стул так, чтобы веточка оказалась точно под центром стоявшего на нем тазика.
Затем спустился по деревянной лестнице на веранду и проверил, виден ли
отсюда конец ветки. Он был хорошо виден, высовываясь между двумя досками
потолка веранды, являвшегося одновременно полом моего балкона. Тут он
осторожно передернул затвор и сел на ступеньки, ожидая, когда я проснусь.
Едва я протер глаза, как почувствовал, что вчерашние слезы и засохший
на глазах ночной гной колют мне лицо, как крошки стекла. Я вышел на балкон и
стал всматриваться в туман и лес над Савой. Рождаясь над горными массивами
Боснии, солнце проходило через все времена года.
В этот момент разорвался первый утренний снаряд, и картина леса исчезла
в смешавшемся с туманом дыме разрыва, принесенного ветром с хорватской
стороны. После короткой паузы разорвалось еще два снаряда, как будто в
ответ, и я сразу сообразил, что эти были выпущены с позиций мусульман. С
другого берега Савы на них откликнулось тихое эхо. Уже три дня я скрывал от
своего подразделения, что получил от непосредственного военного начальства
приказ атаковать противника. Дело в том, что горючего в танке не хватило бы
и на два километра, а обо всем другом я даже и не говорю. Я посмотрелся в
крохотное зеркальце. На голове у меня была зеленая лужайка коротко
постриженных волос и три серьги в одном ухе. Вокруг меня снова начало
сжиматься кольцо тишины.
"Тишина, в которой можно умыться", - подумал я и нагнулся над
оцинкованным тазиком, в котором для меня была приготовлена вода. В тот
момент, когда она плеском откликнулась на мои руки, снизу грохнул выстрел,
пуля пробила пол балкона и, пронзив сиденье стула, таз и воду, застряла у
меня в щеке. Я тут же вырвал ее из неглубокой раны и, выхватив револьвер,
скатился вниз по лестнице, но застал под балконом лишь своего солдата.
- И как это меня угораздило! Сама выстрелила, господин взводный! -
заикаясь, говорил он, и бледность проступала вокруг его глаз. Удивленные
солдаты моего взвода столпились вокруг.
- Хорошо, хоть крови немного, - продолжал бубнить он как заведенный, -
вода пуле помешала... Вы посмейтесь, господин взводный, это полезно для
раны. Не бойтесь, ничего с ней не случится! Посмейтесь!
- Покажи винтовку! Перезаряжай!
- Эх, от судьбы не уйдешь, - пробормотал он и нехотя выполнил
приказание. В обойме блеснули патроны.
- Откуда у тебя патроны? У всех только по три. Тебе их дали, чтобы
убить меня?
Солдат помолчал. Потом произнес:
- Шила в мешке не утаишь. Купил я их, господин взводный. Купил на
собственные деньги. "Береженого Бог бережет", - говорит народ себе в рукав.
Когда меня бросили на западный фронт, я получил винтовку без ремня с тремя
патронами. "Плохо мне придется - голым пузом на штык идти", - подумал я.
Подвязал штаны веревкой, ремень к винтовке приспособил. Смотрю, рядом со
мной стреляет в изетбе-говичевцев один парень из отрядов Фикрета Абдича.
Весь в новеньком, с иголочки, ремни скрипят, на боку гранаты, а патронов -
сколько хочешь.
- Дай немного, - говорю ему, а он мне отвечает:
- И слепой денег просит, а не зрения! Не дам. Купи себе, как я купил.
- А у кого ты купил? - изумился я, и он ответил такое, что у меня вся
Босния вокруг головы завертелась:
- У того, у кого не было и у кого не будет. У сербов твоих, вот у кого.
А у кого бы еще?
- На Бога надейся, а сам не плошай, - подумал я тогда, господин
взводный, да и купил. У наших купил. Вот откуда у меня патроны.
Я слушал его, оцепенев от изумления, потом очнулся и приказал:
- Полезай в джип, - а сам, схватив его винтовку, сел рядом и взял его
на мушку. - Поехали!
- Все Господь превозможет, даже саблю острую. Куда, господин взводный?
- На автостраду.
- Только не на автостраду. Господом Богом молю вас! У жизни один отец,
а у смерти им несть числа... Автострада в руках хорватов, там их полно. Если
они вас схватят, ложкой глаза выковыряют.
- Почему именно мне, а не тебе?
- Ну, я еще погуляю. Меня не тронут.
- Как так?
- Посудите сами. Повар раздает кашу, а Бог - счастье. У вас в военном
билете, хоть вас и мобилизовали, написано, что вы доброволец, а в моем нет.
Когда ребята с той стороны таких, как вы, ловят, они расстреливают их на
месте. Поэтому вам наши так и написали, чтобы вам не захотелось
дезертировать.
- Дезертируешь ты, раз тебя мобилизовали, а я - доброволец...
Сквозь утро мы продвигались по автостраде Белград-Загреб пустой, как
взлетно-посадочная полоса. Я пытался найти по радио какую-нибудь музыку.
Отзывалась лишь изголодавшаяся вечность.
- Что вы со мной сделаете, господин взводный?
- Узнаешь, когда кончится бензин, - ответил я и вышвырнул его винтовку
на дорогу.
- Вам больно, господин взводный? - снова завелся он. - Сделайте три
вдоха, а потом задержите дыхание. Тогда рана не будет беспокоить...
- Кто тебе приказал убить меня?
- Что я слышал, недослышал, что видел, не разглядел, что знал, не
понял. Никто.
- Врешь!
- Вранье цветет, да плодов не дает. Никто, я же сказал вам. Я сам
решил.
- За что?
- Хороший слуга лучше плохого царя... Вы все тянули с приказом
наступать. А если до завтра мы не начнем действовать, мое село и все мои
родственники попадут в руки хорватов или иранцев. И что их тогда ждет, вы
сами знаете. Замучают.
- Как мы можем атаковать, если у нас патронов нет? Только у тебя полный
магазин. Горючего в танке и на полчаса не хватит.
- Не танк нас купил, а мы его! - произнес он в тот самый момент, когда
мотор закашлял и машина остановилась.
Не обращая больше внимания на солдата, я медленно спустился с дороги.
Он побежал назад, надеясь подобрать свою винтовку, а я углубился в лес... В
холод, по которому никогда не летают птицы. В какой-то деревне украл
сушившиеся на веревке штаны. Потом уже в этих штанах и в рубахе от нижнего
белья пробрался в Шид, на сербскую территорию, зашел в первую же кофейню и
заказал виноградной водки и стакан воды. Промыть рану.
Я смотрел в рюмку и сосредоточенно думал. Мне нужно было ясно
представить себе, как исполнить то, что я задумал.
* * *
Ключевой вопрос, возникший передо мной, был связан с названиями
двух-трех учебников, которыми я пользовался еще в школе. Это были учебники
иностранных языков. Назывались они примерно так: "Итальянский за сто
уроков", "Французский без мучений", "Как легко и быстро выучить английский"
и так далее. Сейчас и здесь мне требовались приемы, отличные от тех, которые
использовались в учебниках иностранных языков. Мне было нужно срочно
отточить процесс, противоположный мнемотехнике. Теперь я должен был овладеть
умением как можно более легко и быстро забывать. Сон забывается тут
же, стоит только пройти через ближайшую дверь. От него остается один
костяк. А как забыть язык, на котором видишь сны, язык, с которым вырос?
Итак, в моем случае вопрос "Быть или не быть?" следовало сформулировать
следующим образом:
Как быстро и легко забыть сербский за семь уроков
ПЕРВЫЙ, ИЛИ ВВОДНЫЙ, УРОК Следует иметь в виду, что умение забывать -
это особо важная статья в нашей жизни. Кроме того, это большое и загадочное
искусство. Память возвращается к человеку циклически. Любая декада
воспоминаний вновь возникает на небе памяти, после того как, подобно комете,
пройдет свою часть какой-то собственной вселенной. Точно так же, циклически,
текут и периоды забытья. Всякий раз, когда что-то забываешь, это означает,
что к тебе обращается и окликает тебя по имени кто-то с той стороны. Кто-то
с того света подает тебе знак, что хочет вступить в общение с тобой. И если
вспомнишь забытое, это значит, что то сообщение, которое этот кто-то хотел
тебе передать, достигло тебя! Но имей в виду, то, что ты забыл, всегда
немного изменено, и когда наконец ты вызовешь забытое в своем сознании, то,
что ты вспомнил, всегда будет немного отличаться от того, что выцвело в
твоей памяти... И именно в этой разнице и кроется
сообщение.
"Вернемся, однако, к действительности", - подумал я. Для начала хорошо
уже то, что некоторый опыт в этой области у меня имелся. Как я тебе
рассказывал, дважды в жизни я забывал английский и дважды воскрешал его из
мертвых. Поэтому мне известно, что языки можно различать и по тому, каким
образом они забываются. Сейчас, за время этой войны, мне удалось забыть и
некоторые другие языки. По-французски я все еще могу сказать все, что мне
нужно, однако не понимаю ни слова из того, что го-
ворят мне. С греческим наоборот - сказать ничего не могу, но все
понимаю. Одним словом, из войны выходишь полунемым. По-сербски на войне я
стал заикаться. И это еще не все. Оказавшись в Боснии, среди всего этого
ужаса, я начал забывать имена не только окружавших меня людей, но и знакомых
и родственников... Я по-прежнему прекрасно знал, кто они такие, чем
занимаются, откуда они мне известны и какой у них нрав. Вспоминая их, я
отчетливо представлял, как они выглядят, однако целые поколения исчезли из
моей памяти, целые большие города живущих во мне людей остались без имен и
фамилий, я передвигался по миру, ставшему анонимным, девственно чистым и
свободным от названий, как во времена до Адама. Наконец, в Боснии я забыл и
собственное имя. "Вот прекрасная основа для начала моего курса обучения, -
подумал я. - И еще одна не менее прекрасная основа - мысли о тебе". Чтобы не
забыть и твое имя, мне пришлось записать его на воде. На реке Саве.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются?
ВТОРОЙ УРОК
Следует исходить из того факта, что родной язык и материнское молоко
связаны. Если хочешь забыть язык, которому тебя учили с первых твоих дней,
то нужно забыть и пищу, полученную от матери, пищу, на которой ты вырос.
Еда, сваренная под песню, приобретает вкус слов этой песни. Поэтому из Шида
я отправился прямо в Белград. Взял свой спрятанный у друга заграничный
паспорт, купил билет на автобус до Будапешта, в Будапеште попросил и получил
визу в Словению на двадцать четыре часа и продолжил путешествие на автобусе
до словенско-итальянской границы. Там была одна итальянка, молоденькая и
хорошенькая, которая в своем роскошном автомобиле, размахивая разрешением на
пересечение границы, за сто марок перевозила в Триест беглецов из Сербии
вроде меня... Благодаря ей и я оказался по ту сторону границы и тут же
поднялся на заросший кипарисами
холм, где стояла старая триестская базилика. Я решил пообедать. Открыл
меню, и тут меня осенило. Передо мной было дивное собрание итальянских блюд
с их непереводимыми названиями. Именно в этот миг я решил никогда больше не
переводить на свой язык никакого меню. Заказывай все, что красиво звучит, и
будь что будет, а свою, сербскую, еду забудь. Забудь раз и навсегда. Вместе
со всеми ее точно так же непереводимыми названиями.
Вот таким образом там, в тени кипарисов, был усвоен второй урок. И я
снова подумал о тебе.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются? Стоит им сняться с
места, и они начинают медленное и долгое движение...
ТРЕТИЙ УРОК
В Триесте я попытался найти работу. Какую работу в разгар войны в
Боснии может найти серб без итальянской печати в паспорте? Мне посоветовали
поехать в Павию, где начался демонтаж старой телефонной станции. Сейчас я
работаю здесь на расчистке территории. Мы разрезаем металлическую
конструкцию и грузим на самосвалы огромные блоки и заржавевшие железные
балки. От такой работы рукавицы разлезаются, как паутина, ломаются ногти, и
среди нас нет ни одного человека, не получившего травму. Иногда хозяину
приходится возить кого-нибудь из рабочих на перевязку за восемьдесят
километров в городок, где у него знакомый врач, который согласился держать
язык за зубами и не распространяться, что тот нелегально нанимает на работу
беженцев из Сербии. Но две вещи несомненно хороши в этой работе - то, что
можно бесплатно звонить по телефону куда угодно, даже в Париж, чем я и
занимаюсь все свободное время... А второе - то, что все, кто меня окружают,
в основном молчат. Молчат потому, что в большинстве своем они сербы и любой
ценой стараются скрыть это. Стоит кому-то выдать себя, и он тут же останется
без работы. Таким образом, обстоятельства заставили меня выучить и третий
урок курса "Как
быстро и легко забыть сербский". Вывод недвусмысленный: "Никогда ни с
каким сербом не разговаривай больше по-сербски". И я усердно говорю на твоем
французском, держа рукавицей допотопную металлическую телефонную трубку.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются? Стоит им сняться с
места, и они начинают медленное и долгое движение в поисках места получше...
ЧЕТВЕРТЫЙ УРОК
У меня уже были повреждены колено и локоть, когда вдруг заболел
водитель огромного самосвала, нагруженного металлическим ломом,
предназначенным к вывозу. Я вызвался заменить шофера. Сделал два коротких
рейса, пользуясь вместо документов путевым листом фирмы, которая
демонтировала телефонную станцию. Хозяин остался мною вполне доволен и
доверил мне, оплатив вперед все дорожные расходы, длительную поездку по
направлению к французской границе. Тут уж я почувствовал себя в седле. Мне
всегда страстно хотелось нестись в тяжелом грузовике по бесконечной
автостраде. По сравнению с танком мой самосвал казался просто игрушкой.
Передо мной лежала вся Италия.
Я отправился прямиком в Лигурию, на археологические раскопки античного
времени, где как-то летом, еще студентом, я работал на расчистке развалин
старых римских укреплений. Там и сейчас шли работы, я запарковал поблизости
свой грузовик с железом и нанялся землекопом. Здесь, стоит копнуть, сразу же
натыкаешься на древние осколки черепицы или бронзовые монеты времен Филиппа
Арабского... Территория эта когда-то принадлежала Римской империи, и здесь
никто, ни на земле, ни под землей, ни слова не понимает на сербском языке.
Мне он тоже не нужен. Я о нем и не вспоминал. Так был усвоен четвертый урок
моего курса. Здесь я перестал видеть сны на сербском. Сны мне снились на
латинском, причем чаще всего в них фигурировали надписи с монет, которые мы
находили. Одну такую монету с надписью
"Этрусцилла" и дырочкой я взял себе на память. Когда прошло семь дней,
я подумал о тебе.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются? Стоит им сняться с
места, и они начинают медленное и долгое движение в поисках места получше.
Охотнее всего они отправляются в путь осенью. Как птицы...
ПЯТЫЙ УРОК
Я получил заработанные на раскопках деньги, сунул в карман джинсов
монету с изображением римской императрицы Этрусциллы и отвез железо по месту
назначения. После этого я отправился прямо в Турин и разыскал там дом с
табличкой адвоката по имени Amadeo Ramazzoti. Я забрал хранившийся у него
матросский сундук с вещами моей тетки и вскрыл завещание своего покойного
отца, в соответствии с волей которого мне был завещан дом в Которе. Я сказал
адвокату:
- В Югославии стреляют со всех сторон. Мне представляется крайне
сомнительным, смогу ли я вообще получить это наследство. А что насчет дома
моей матери возле Салоник?
Адвокат ответил, что в его бумагах ни слова нет об этом втором доме в
Греции, но, правда, добавил следующее:
- Если хотите, я мог бы прямо здесь найти вам покупателя на дом в
Которе. Вы даже можете прямо сейчас получить от меня аванс...
Взяв деньги, я выехал из Турина на пустом самосвале и с его документами
пересек итальянско-французскую границу. Навсегда оставив грузовик в паркинге
недалеко от какого-то городка, я позвонил на телефонную станцию, чтобы
сообщить, где его можно забрать, объяснив все поломкой. Хозяин на другом
конце провода ничего не понимал. Он хотел позвать к аппарату кого-нибудь,
кто знает сербский, чтобы разобраться, почему вдруг и я, и автомобиль
оказались во Франции.
- Я не знаю сербского, - лаконично ответил я по-итальянски и положил
трубку. Тут я снова поду-
мал о тебе. Набрал твой номер в Париже. Услышал звонки телефона на Rue
des Filles du Calvaire и вот оставляю тебе еще одно устное послание.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются? Стоит им сняться с
места, и они начинают медленное и долгое движение в поисках места получше.
Охотнее всего они отправляются в путь осенью... Как птицы. Или как
человек...
ШЕСТОЙ УРОК
Я был в пути несколько дней и наконец однажды вечером добрался до
Парижа. Тут я услышал, что в бывшей Югославии сербы проиграли ту самую
войну, которую лично я проиграл в Боснии гораздо раньше.
Я снова позвонил тебе, и мне так повезло или, наоборот, не повезло, что
ты наконец-то подняла трубку, ты, вероятно, и сама помнишь это. Но все
оказалось напрасно. Ты не захотела встретиться со мной. Ты сразу сказала
одну-единственную фразу, что-то вроде "Абсолютно невозможно" или нечто
похожее. И попросила меня, - помнишь? - чтобы я не занимал автоответчик
своими бесконечными исповедями о Боснии, Италии и Провансе. Но так произошло
только потому, что мне не удалось до конца усвоить краткий курс "Как быстро
и легко забыть сербский". Я решил продолжить занятия и дал себе слово не
звонить тебе до тех пор, пока не овладею материалом уверенно и в полном
объеме. Пока не выучу и седьмой урок.
После этого я отправился на Place de la Republique и в магазине "Chez
deux maris" купил клубок темно-красной шерсти. Засунул в него бумажку с
номером телефона, на тот случай, если т
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -