ости я выполнила и пункт-второй - "Поющая гора". - Она вытащила из
сумочки и протянула свернутую в трубку тетрадь. Мы выпили холодное кислое
вино. Я раскатал трубку. Заглавие было подчеркнуто красным фломастером:
ПРО ГОРУ ПОЮЩУЮ.
 
   "Все целиком внутри горы. Наверху метеостанция, радиолокаторы, площадки
для вертолетов, технические службы, спортивный комплекс с двумя
бассейнами, столовая, дансинг, пивной бар..."
 
   - Что за история с лейтенантом Уорнером? - спросил я, листая тетрадь.
Она подняла брови.
 
   - У меня сведения довольно смутные. Говорят, во время взрыва внутри
Поющей лейтенант здорово испугался, даже впал в истерику. РЬвроде бы
попервоначалу обошлось. Но уже днем, приехав в Палермо после дежурства, он
свихнулся. Выскочил из кинотеатра и с воплями: "Ползут! Ползут!" -
вскарабкался на акацию.
   Там он распевал псалмы, пока не сняли пожарные.
 
   - Он жил один на базе? Или с семьей?
 
   - Семейные там не живут. Снимают квартиры здесь или в Агридженто. В
фешенебельных кварталах. Одинокие офицеры тоже предпочитают цивилизацию. В
перерывах между дежурствами. Дежурят они через неделю.
 
   - Извини, Антонелла, так и не уяснил: с семьей он жил или один? -
спросил я.
 
   - С семьей. Точнее, с женой. Когда его отправили отсюда, она тоже
уехала. Больше они не возвращались.
 
   - Не знаешь, куда его отправили?
 
   - Никто не знает наверняка. Вроде бы домой, в Америку. Говорят, он там
будто бы выздоровел.
 
   - Стало быть, семь лет назад... Семь лет... - медленно выговаривал я,
понимая, что следующий вопрос один из главных на подступах к дьяволиаде.
 
   - В каком месяце, Антонелла?
 
   - В апреле. Где-то в конце. Винченцо обещал уточнить.
 
   - Необязательно. Лучше скажи, когда их уволили.
 
   - Наутро после землетрясения в Сигоне, Их даже не пустили за проходную.
Заявили: мол, увольнение по случаю закрытия базы.
 
   Из-за Мойте Пеллегрино - Лебединого мыса - начал выползать силуэт
авианосца. Над ним висели в небе два вертолета, похожие отсюда на невинных
букащек.
 
   Я думал: когда-нибудь, тысячелетия спустя, мои коллеги-археологи
подымут со дна ржавый авианосный скелет и будут удивляться жестокости
предков, строивших таких смертоносных бронтозавров, вместо того, чтобы
украсить свою Землю дворцами и садами. Впрочем, через тысячелетия от
бронтозавра ничего не уцелеет: вода растворит его без остатка...
 
   Я думал: задолго до появления человека миллионы раз оборачивалась
планета вокруг Солнца, ловя губами радуг, ладонями лесов и лугов струи
живительного света. Так будет вечно. Природа залечит жестокие раны,
которые мы ей наносим, как вылечила мне руку Снежнолицая. Она затянет
живой кожей листьев, веток, цветов даже атомные ожоги, даже химическую
ядовитую сыпь. Но в этом случае не надо обманываться, синьоры:
 
   человека не будет. Гомо сапиенс - человек разумный - исчезнет как вид.
И на планете летающих деревьев, где спас от недуга фею радости уйгур Мурат
по дивному рецепту благословенного врачевателя Авиценны, и в мирах,
управляющих теперешним сном Снежнолицей, начертают бесстрастные мудрецы на
звездных скрижалях:
 
   ТРЕТЬЯ ОТ СОЛНЦА. ПЛАНЕТАРНАЯ НЕУДАЧА. ТУПИКОВАЯ ВЕТВЬ.
 
   Я думал: но еще мы поборемся, потягаемся с тьмою, чтобы не ТУПИКОВАЯ
значилась в звездных анналах, а ЦВЕТУЩАЯ ветвь. Чтобы земная колесница
времени не свернула с пути...
 
   - Земледер, очнись, - услышал я голос Антонеллы. - Ты, кажется, шепчешь
стихи. Жаль, я не понимаю по-русски... Что еще ты хочешь от меня?
 
   - Уточнить одну деталь. Помнится, по пути от Марио ты говорила, будто
Винченцо уволили недавно. Выходит, он работал еще месяца два после общего
увольнения? Не кривись, пожалуйста, можешь и не отвечать.
 
   - Повторяю: их всех вышвырнули скопом. Муж не хотел меня огорчать,
потеряв такую работу... Кстати, Марио завтра выписывают. Я ужасно рада.
 
   - Передай, что он может приступать к работе у нас -хоть завтра же, -
сказал я. - Ездить туда и обратно будем вместе. При желании в Чивите есть
где заночевать. Может, Винченцо тоже захочет к нам?
 
   - Милый мой Земледер. - Она накрыла рукой с коротко стриженными ногтями
мою руку. Рука была горячая, вздрагивающая, и я невольно вспомнил
мраморный холод длани Снежнолицей.
 
   - Хватит с тебя забот по части Марио, брат-археолог. Пусть мой супруг
ночует дома. Рассуди сам: что делать на раскопках бывшему летчику?
 
   - Антонелла, почему "бывшему"? - удивился я. - Он в отцы тебе годится,
что ли?
 
   Она смутилась и ответила с видимым усилием:
 
   - Не ладится у него со здоровьем. Ходил на днях наниматься - не взяли,
даже хотел рекламировать стиральный порошок. Видел, ползают по утрам над
заливом крохотные бипланы? Полная отставка. Недостаточная наполняемость
мозговых капилляров - и это в тридцать лет! Врачи ему нагло врут!
 
   Чтобы ее успокоить, я налил рюмку до краев и сказал:
   - Переквалифицируюсь в летчики и буду возить в небе твой портрет. Да не
убывает красота сицилианок!
   Она жалко улыбнулась.
 
   - Спасибо, Земледер. Ты сильно изменился. Стал такой важный,
загадочный. О чем-то думаешь, думаешь, беспрестанно переспрашиваешь. - Она
сдвинула брови и, почесывая указательным пальцем кончик носа, спросила
похожим голосом с придыханьем: - Антонелла белла, это случилось семь лет
назад?
 
   Я рассмеялся.
 
   - Милый мой, какая разница, когда помешался Уорнер...
 
   - Разница немалая, - ответил я как можно тише. - В апреле взрыв на
базе, а летом у стен базы вы с Марио ловите уродцев. Докатилось?
 
   - Признаться, не докатывается.
 
   - Через семь лет землетрясение в Сигоне, а через несколько недель там
начинают копошиться обезображенные твари.
 
   - Но в таком случае надо немедленно...
 
   - Не повышай голос! - одернул я ее. - Все это пока еще предположения.
Нужны веские доказательства.
 
   Тут я подумал, что уподобляюсь Зоне, и замолчал.
   Молчала и Антонелла, глядя сквозь меня. Медленно раскручивающийся вал
кошмара увлекал нас за собою ввысь, к холоду мертвых вечных снегов, но
скоро, скоро начнется соскальзывание в пропасть, в немолчно ревущие воды,
сумеречные и злобные...
 
   - Пока что, Антонелла, уродство затронуло кроликов, мышей, ящериц,
жучков-паучков. Одним словом, наших сводных братьев по живой природе. Плюс
эпидемия безумия у людей, так сказать, уродливое вырождение разума,
повреждение духа. А вдруг повредится и плоть?
 
   - Что ты хочешь этим сказать? - мертвым голосом сказала Антенелла.
 
   - Не сказать, а спросить. У работавших там рождались когда-либо уроды?
 
   По лицу ее пробежала судорога. Она закрылась ладонями, как от удара.
 
   - Только не это! Нет! - выдохнула она. - Нет, не смеешь, живодер!
Лопатой, скребком - в чужие души - не смей! Ройся в своих курганах, в
трухлявых свалках, но нас, живых, - не трогай! - Она схватила сумочку,
перескочила через подоконник, побежала по набережной, натыкаясь на
испуганных прохожих.
 
   А я еще долго сидел за столом под учтивыми взглядами ко всему привычных
официантов... Вал надвигающегося кошмара... Медленно раскручивающийся вал.
 
   И снова воззвал я к Снежнолицей:
 
   - ЭОНА! УБИЙЦ С ПОЮЩЕЙ ГОРЫ НАДО УНИЧТОЖИТЬ!
   - МЫ НЕ ЗАКОНЧИЛИ СБОР ДОКАЗАТЕЛЬСТВ.
   - ЭОНА! РАЗВЕ НЕ ВИДИШЬ: ДО КРАЕВ НАПОЛНЕНА ЧАША СТРАДАНИЙ! НЕ ВИДИШЬ
 РАЗВЕ? И ЛЬЕТСЯ ЧЕРЕЗ КРАЙ!
   - ПОМНИ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ДРЕВНИХ:
   НЕ ПРОЙДЯ СТРАДАНИЯ ЗЕМНЫЕ, НЕЛЬЗЯ ОТОЗВАТЬСЯ НА ЗЕМНЫЕ СТРАДАНИЯ
   - ЭОНА, ЧТО ЭТИ, ЗАОКЕАНСКИЕ СВОЛОЧИ, ТВОРЯТ!
   - ПОМНИ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ДРЕВНИХ:
   ЗАМЫШЛЯЙ И ТВОРИ, ЧТО УГОДНО НО БЕРЕГИСЬ ВОЗМЕЗДИЯ!
   - Я ТРЕБУЮ ВОЗМЕЗДИЯ, ЭОНА!
 
 
                              9. Поющая чешуя 
 
   - Антонелла, пожалуйста, выслушай меня!
   Частые гудки. Она бросала трубку при первых звуках моего голоса.
Попытаться найти ее дома и объясниться? Сицилия не то место, где наносят
визиты без приглашения.
 
   На третий день после ее слепого бегства по набережной я обнаружил в
баре "Золотой раковины" Марио.
   Он дожидался меня еще с обеда, успев справиться с бутылкой виски.
Черная щетина на впалых щеках.
   Невидящий взгляд исподлобья. "Вот и узнал про смерть Катерины", -
сразу, подумал я и повел его к себе.
 
   - Что ты натворил с Антонеллой? Почему она плачет с утра до вечера? -
угрюмо спросил он. - Ты, орел. залетный, забыл кое-что! У нее есть. муж. И
брат.
   Как поступают у нас с невежливыми кавалерами, знаешь? Без учета прошлых
заслуг, спаситель.
 
   Стоило большого труда усадить его в кресло и успокоить.
 
   - Марио, я сам ничего не понимаю. Единственное, что я натворил с
Антонеллой, - это поинтересовался, 1е рождались ли уроды в семьях
вольнонаемных, на американской базе. Не предполагал, что она примет так
близко к сердцу. Извини.
 
   Он попросил еще выпить. Я налил полфужера клюквенной водки, он залпом
опрокинул, закашлялся. После сказал, уже не так зло:
 
   - Допустим, не моя, а твоя сестра дважды рожала бы увечных. Ты как бы
себя чувствовал, спаситель?
 
   Уроды от Антонеллы? Ее красота, выпестованная в колыбели времени
красотою неба, моря, гор и лесов, ее красота, сама, как мне казалось,
подчиняющая законам прекрасного облик^земных просторов, - разве может ее
красота соскользнуть в бесформенное, безобразное? Если природа начинает
самоистязание, то почему?
   Или: за что? Ее красота...
 
   И тут я опомнился, ощутив, что начинаю думать об Аптонелле, как о
Снежнолицей.
 
   - Твоя сестра не говорила мне о детях, поверь, - сказал я.
 
   - Кто захочет хвастаться сросшимися мертвыми близнецами? Или младенцем,
круглым как шар, с лапами бегемота. Да, бегемота... Он... Выродился четыре
года назад... Антонелле сказали, будто тоже мертвый.
 
   Но он жив! Он в интернате, на Монте Пеллегрино.
   Я туда заглядываю иногда. Вожу леденцы. Его зовут Колосс, он начал
говорить в полгода, и своими вопросами хоть кого поставит в тупик. Но как
он ужасен, святая мадонна. Ты бы заплакал, посмотрев на него.
 
   - Хочу посмотреть на него, - сказал я.
 
   - Когда?
 
   - Допустим, сегодня же. Возможно?
   Он задумался, потом сказал:
 
   - Время удобное. Начальство интернатское уже отбыло. Но зачем тебе это,
спаситель?
 
   - Затем же, что и тебе, - ответил я.
 
   Мы спустились вниз. Я взял в баре две коробки шоколадных конфет. Усадил
Марио в машину. Завернул к бензоколонке. Тени кактусов и пиний частоколом
подпирали дорогу к Лебединому мысу. Острия теней целились в темно-синий
залив с пышными кружевами волн.
   Открылась рощица низкорослых дубов, мы завернули в нее, съехав с
асфальта. Вскоре петляющий проселок взбежал на крутой холм, откуда я
увидел железную высокую ограду, всю увитую виноградными лозами, а за
оградой - двухэтажное серое строение с зарешеченными окнами.
 
   По совету Марио я остановился на холме и дальше пошел пешком. Марио
остался в машине. Он не хотел показываться пьяным на глаза старшей сестре,
которая, по его словам, отличалась свирепостью, 
   Возле ворот я трижды нажал фарфоровую кнопку звонка. Через некоторое
время из интерната показалась величественная дама в белом с высоко
взбитыми рыжими волосами и прошествовала ко мне.
 
   Да, среди ее питомцев есть ребенок супругов Маццанти. Да, свидания
возможны, не чаще одного раза в месяц, но только с близкими бывшими
родственниками.
   Я заметил, как она подчеркнула: бывшими. Да, она передаст эту
замечательную коробку конфет Колоссу и сердечно благодарит синьора за
другую коробку, предназначенную ей, однако принять столь ценный подарок не
может; если синьор не возражает, она разделит конфеты поровну между
питомцами, которых любит всех одинаково, независимо от внешнего вида. В
чем особенности их внешнего вида? О, синьору ничего не скажут, к примеру,
такие слова, как стернопаги, краниопаги, ишиопаги или торокопаги. Все они
означают сросшихся близнецов: черепами, тазобедренными суставами^ грудью и
животом. Но что из того, что у кого-то волосы вырастают на языке, или
вместо носа - хобот, или вместо ног - хвост? Господь в каждого вложил
душу, каждый достоин милосердия, сострадания, любви и, синьор прав,
сожаления. Хотя относительно сожаления у нее свой взгляд. Знаменитые
сиамские близнецы жили до 63 лет, причем у каждого были вполне нормальные
дети. Двор короля Якова в Шотландии потешал человек с двумя головами и
четырьмя руками: обе половины прекрасно музицировали, говорили на
множестве языков, что не мешало им иногда ссориться. Или американка
Милли-Христина, ишиопаг, она прославилась на весь мир под именем
двухголосого соловья, обладая волшебным контральто и не менее волшебным
сопрано... Каков из этого вывод? Еще неизвестно, кого следует больше
жалеть: ее питомцев или нынешних молодых - нор-маль-ных! - хлыщей,
предающихся пьянству, наркотикам, разврату.
   Лично она жалеет об одном: ее питомцы редко доживают до
совершеннолетия. Впрочем, синьор, преподнесший столь дорогие конфеты и
столь живо интересующийся вопросами... э-э... отклонения от норм, мог все
узнать и у себя в Неаполе, он, судя по выговору, родом оттуда.
   В Неаполе тоже существует подобный интернат, в пригородной роще, на
стыке улиц Каподимонте и святого Антония. Раньше там была богадельня, во
после эпидемии семьдесят третьего года - о, синьор, верно, помнит эту
эпидемию, она разразилась из-за употребления в пищу моллюсков, отравленных
сточными водами,- власти вынуждены были открыть подобный интернат.
 
   Пойди уйми этих промышленных воротил, проныр, акул, думающих лишь о
наживе, хотя бы тот же концерн Монтэдисон. Просто безумие: сбрасывает в
море ежегодно три тысячи тонн ядовитой дряни... Читал ли синьор в прошлом
номере "Панорамы" статью знаменитого океанографа Кусто? Да, да, за всем в
мире не уследишь... Этот Жак-Ив Кусто заявляет, что Средиземное море уже
наполовину мертвое. Через несколько десятилетий в нем останутся одни
бактерии, как в грязной вонючей луже. И он, видимо, прав, синьор. Недаром
даже здесь, на Сицилии, после шторма на берегу столько дохлых рыб...
Откуда ее питомцы? Большинство из Сигоны. Несчастный городишко, синьор,
конечно, знает и про тамошнюю эпидемию. Только господу богу ведомо, кто
наложил проклятье на Сигону... Когда открыли интернат? Шестой год пошел, а
питомцев все прибывает, на сегодня уже тридцать восемь... Но она слишком
увлеклась разговором, через сорок семь минут ужин, и она желает синьору
приятного возвращения... Где сейчас питомцы? Их вывели перед ужином
подышать свежим воздухом, нет, за ограду никогда не выводят, они в детском
городке, вон под тем развесистым дубом...
   Храни вас провиденье, синьор...
 
   Она удалилась, неся коробки перед собою торжественно, почти на
вытянутых руках.
 
   Сигона! Стрелка вселенского компаса, поколебавшись, в очередной раз
уперлась в город, сжимаемый стальным удавом, и еще одно виденье начало
проступать на стенах чаши терпения. Чтобы не вызывать лишних подозрений, я
зашагал по дорожке обратно, затем резко свернул и начал пробираться сквозь
заросли по направлению к детскому городку. Случайно угодил в ручей - по
самую щиколотку. Вот и решетка, почти невидимая под виноградными листьями.
 
   ...Они облепили качели, копошились в песочнице, прыгали через
веревочку, смеялись и ссорились, жевали травинки, разглядывали цветы и
жуков. Стернопаги.
 
   Одноглазые циклопы. Хвостатые сирены. Ишиопаги.
   Будто бы на картинах Брейгеля или Босха, я увидел существ с плотью
скрюченной, искореженной, обезображенной в незримых кривых зеркалах, и
если впрямь ужасное отличается от безобразного на величину сострадания - я
не почувствовал отличия. Я ужаснулся безобразию и отвел в сторону глаза.
 
   Рядом со мною, на начинающей ржаветь решетке, застыла зеленовато-желтая
ящерица с голубым горлом.
   Одноголовая. Никем и ничем не изуродованная. С четырьмя лапками,
оканчивающимися пятью пальцами.
   С двумя продольными бороздами вдоль тела, сплошь покрытого округлыми
чешуйками. Как ослепленный Одиссеем великан Полифем тщательно ощупывает
овец, прежде чем выпустить их из пещеры, так и слепая природа миллионы лет
плодит живых тварей, соблюдая строгое подобие в каждом виде и роде, в
каждой экологической нише: и эта ящерица ничем не отличалась от той, чей
отпечаток я обнаружил близ Бекбалыка средь отложений мезозойской эры.
Время от времени она выстреливала тонким язычком в еле заметных мошек, и
тогда я слышал нежные шелестящие звуки, как будто пел под ветром
тростник... Но нет, звуки издавала не ящерица, они просачивались оттуда.
 
   Я снова посмотрел сквозь виноградные листья.
   Ко мне медленно приближался шар на вздутых трехпалых лапах, увенчанный
шаром поменьше - головой, без ушей и волос. Оба шара сплошь были унизаны
роговой переливающейся чешуей. Из коричневого балахона торчали ручки -
такие же короткие и трехпалые. При каждом его шаге чешуя издавала звуки,
которые я и принял за пение ящерицы или тростника.
 
   Он остановился возле ствола молодой агавы, в трех шагах от меня, и тихо
сказал:
 
   - Я вижу тебя сквозь виноградные листья. От меня никто не спрячется. У
тебя тоже одна голова. Что ты здесь делаешь?
 
   И сразу припомнилась мне Сигона, и та ночь, и красный огонь на Поющей
горе, и тень, собирающая в корзиночку страшные дары Земли. И ответил я -
тоже негромко:
   - Я жду.
   - Кого ждешь?
   - Того, кто задает трудные вопросы.
   - Как его зовут?
   - Колосс.
   - Я, я Колосс! - обрадовался он и похлопал себя лапкой по балахону.
   - Знаю. И готов тебе отвечать.
   - Говори еще тише. Чтобы не слышала тетка Франческа, видишь, она
дремлет под зонтиком. Не то прогонит меня отсюда. Да еще накажет: задернет
занавеску на окне и не разрешит смотреть ночью на звезды. Ответь: зачем
смотрят на звезды?
   - Они красивые. Они летают в небе, как светляки. Только очень высоко. Их
очень много, не счесть.
   - Пожалуйста, не шути со мною. Я не глупая сирена Юдифь и не
придурковатый циклоп Бруно. Я - Колосс. Я знаю, что звезды - это шары
плазмы, гравитационный конденсат из водорода и гелия. Они рождаются, живут
и умирают, как все во Вселенной. К старости они становятся или нейтронными
звездами, или белыми карликами, или "черными дырами". Существуют понятия:
 
   звездная эволюция, звездные подсистемы, звездные каталоги - древнейший
составил Гиппарх, шкалы звездных температур и так далее. "Очень много",
"не счесть" - это не ответ. Невооруженным глазом на Земле различают около
двух с половиной тысяч звезд до шестой звездной величины, главным образом
вблизи обода Млечного Пути. Ответь: на скольких из них может существовать
жизнь?
 
   - Я слышал, что в нашей Галактике около миллиона цивилизаций, - не
слишком уверенно сказал я. - Жизнь вездесуща. Как семена земных растений
разносятся ветром на тысячи километров, так и микроорганизмы - с планеты
на планету, от звезды к звезде.
 
   - Допустим, ты прав. Они действительно переносятся. Кометами,
метеоритами, давлением звездного света. Но знаешь ли ты, какую дозу
рентгеновского и ультрафиолетового облучения получают они в таких
путешествиях? В десятки тысяч раз больше смертельной.
   Поэтому вероятность подобной панспермии равна нулю... Даже если
предположить, что жизнь самозарождается, то и тогда шанс для появления
разума ничтожен, 
   - Однако на Земле разум появился, - слабо отозвался я.
 
   - В условиях исключительных. Жизнь возникла в океане, впрочем, океан
вполне представим на любой другой планете. Технологическая же эволюция
возможна лишь на твердой почве, и потому морские животные выползли на
сушу. Но до этого лунные приливы научили их дышать! Согласись: подобная
планетарная ситуация исключительна. Кто поручится, что мы не одиноки в
Галактике? Почему молчишь?
 
   - Мы не одиноки, Колосс, - сказал я.
 
   - Ты имеешь в виду загадочные сигналы пульсаров?
   Всплески радиоизлучения Юпитера на декаметровых волнах? Упорядоченные
пики рентгеновского излучения из космоса при временной развертке? Бу