на лица белых  над  нею.  И  вдруг  она
успокоилась: они уже не белая глыба, они не выталкивают ее на край  жизни.
Вот и хорошо!
   - Она убила Букера!
   - У нее был револьвер в простыне!
   - Зачем она в него стреляла?
   - Убить эту суку!
   - Я так и подумал, что тут что-то нечисто!
   - Говорил я, надо ей всыпать как следует!
   - А Букер готов!
   Она не глядела на них, не слушала. Она отдала свою жизнь, прежде чем ее
взяли, и стояла безучастная ко всему.  Она  сделала  что  хотела.  Если  б
только Джонни-Бой... Она взглянула на него: он  лежал  и  смотрел  на  нее
измученными глазами.
   - Зачем ты в него стреляла, а?
   Это был голос шерифа, она не ответила.
   - Может быть, она в вас метила, шериф?
   - Зачем ты в него стреляла?
   Шериф пнул ее ногой, она закрыла глаза.
   - Ах ты, черная сука!
   - Хорошенько ее!
   - Может быть, она пронюхала насчет Букера?
   - О черт, да чего же вы ждете?
   - Да убейте ее!
   - Убейте обоих!
   - Сначала сына, пусть посмотрит!
   Она слушала то, чего уже  не  мог  слышать  Джонни-Бой.  Раздались  два
выстрела,  один  за  другим,  будто  один  выстрел.  Она  не  смотрела  на
Джонни-Боя, она смотрела на лица белых, тяжелые и мокрые в свете факелов.
   - Слышала, черномазая?
   - А ну-ка, теперь ее, шериф!
   - Дай я ее застрелю! Она моего дружка убила!
   - Ладно, Пит! Это твое право.
   Она сама отдала свою жизнь, прежде чем они отняли ее. Но звук  выстрела
и вспышка огня, пронизавшие  ее  грудь,  заставили  ее  жить  снова,  жить
напряженной жизнью. Она не двинулась, только чуть  вздрогнула  от  резкого
удара пули. Она чувствовала,  что  горячая  кровь  согревает  ее  озябшую,
мокрую спину. Ей вдруг нестерпимо захотелось  говорить:  "Вы  не  добились
чего хотели! И никогда не добьетесь! Вы не убили меня, я пришла  по  своей
воле..." - Она чувствовала, что  дождь  падает  на  ее  широко  раскрытые,
тускнеющие глаза, и слышала невнятный  звук  голосов.  Ее  губы  беззвучно
шевелились: "Не добьетесь, не добьетесь, не добьетесь..."
   Достигнув цели, сосредоточившись, она погружалась в небытие, облеченная
покоем и силой, и не чувствовала, что тело ее стынет, становится холодным,
как дождь, что падал с невидимого неба на живых, которым суждено  умереть,
и на мертвых, которым суждено бессмертие.