х  моей  груди  были  написаны
ругательства.
   Сэмми никогда не был  женат. Он  делил это жилье с лысым  и большеносым
карликом  Дхирендрой,  снимавшимся в кино в мини-ролях  и утверждавшим,  что
явил  себя зрителям  более чем  в трех  сотнях  полнометражных  фильмов; его
сладкой мечтой было попасть в Книгу Гиннесса в качестве рекордсмена по числу
кинолент с его участием. Карлик Дхирен готовил для бешеного Сэмми, занимался
уборкой и даже, когда нужно, смазывал его железную руку.  А ночью, при свете
парафиновой лампы, он помогал  Железяке в его маленьком хобби. Зажигательные
бомбы, бомбы с  часовым механизмом, взрыватели и бикфордовы  шнуры; весь дом
-с его шкафами, с  его щелями и  закутками,  с теми  особыми ямами,  что они
вырыли  под полом их  единственной  комнаты  и  закрыли  сверху  досками для
секретности, - они превратили в частный арсенал.
   - Когда придут нас брать, - говорил Сэмми своему малорослому сотоварищу
с жестоким, фаталистическим удовлетворением, - мы выйдем, дорогой мой, но мы
от души хлопнем дверью.
   Некогда  мы с Сэмми были приятелями; у  каждого  из нас была  по-своему
изуродована рука, мы считали себя братьями по крови и несколько лет наводили
ужас  на весь город;  недомерок Дхирендра,  как ревнивая  жена, сидел дома и
готовил еду, которую Сэмми, возвращаясь еле живой  от  усталости после наших
трудов, поглощал  без единого слова  благодарности  и валился спать, оглашая
комнату мощными отрыжками и громко извергая газы. Но  теперь  была еще Надья
Вадья,  и  дурачок Сэмми,  охваченный страстной  любовью к  этой недоступной
девушке, моей невесте, был  готов - о  чем, во всяком случае, говорили стены
его дома - снести с плеч мою ненавистную голову.
   В  прошлом  Железяка  был  у  Рамана  Филдинга  командиром  номер один,
супервожаком, боевиком из боевиков. Но когда Мандук, сам желавший заполучить
Надью,  приказал  Сэмми  поучить  девку уму-разуму, Хазаре  возглавил  бунт.
Несколько месяцев потом Мандук держал Сэмми на виду, не спуская с него своих
холодных мертвых глаз, какими лягушка следит за жужжащей  добычей.  Потом он
позвал Сэмми в свою святая святых, оснащенную телефоном-лягушкой,  и объявил
о его увольнении.
   - Придется распрощаться с тобой, дружище, - сказал он.
   - Игра  важней, чем любой игрок,  а ты у  нас захотел  играть  по своим
собственным правилам.
   - Сэр нет капитан сэр. Сэр, леди и бача-лог******** - это не противники
сэр.
   -  Крикет  изменился, Железяка, - промолвил  Мандук мягко. - Я вижу, ты
так и остался  в  джентльменской эпохе.  Сэмми, мальчик  мой, теперь  у  нас
тотальная война.
   Андхера - значит  "тьма", и у  себя  в Андхери "Железяка"  Сэмми Хазаре
просиживал   долгие  часы,  окутанный   мраком.   На  ранней  стадии  своего
помешательства из-за Надьи Вадьи он иногда пускался в пляс по комнате, держа
перед лицом на  манер маски  цветной снимок Надьи  Вадьи во всю страницу,  в
котором были прорезаны дырки для глаз, так что он мог смотреть на мир сквозь
ее глазницы; девичьим фальцетом он распевал последние киношные шлягеры.
   - Что под чоли у меня? -  пел он, многозначительно поводя торсом. - Что
под блузкой у меня?
   Однажды  Дхирендра, выведенный из себя запредельностью  безумия  своего
друга и невозможным звучанием его голоса, проревел в ответ:
   -  Да сиськи же!  Сиськи у нее  под поганым ее чоли, что же еще? Буфера
там у девки!
   Но Сэмми, как ни в чем не бывало, продолжал петь.
   - Любовь, - заливался он. - Любовь под блузкой у меня.
   Однако теперь с пением, как видно, было покончено. Малыш Дхирен метался
по  комнате,  стряпал,  шутил, выделывал  всякие трюки -  стойки  на  руках,
обратные  сальто и  прочие акробатические номера, -  и  все  для того, чтобы
подбодрить Сэмми,  он  даже дошел до  того, что спел  эту  гадкую  песню про
блузку-чоли, несмотря на свое отвращение к Надье Вадье, к этой смазливенькой
фикции,  которая материализовалась невесть откуда и в  один момент разрушила
их жизнь. Малыш Дхирен  не делился с Сэмми мыслью о том, что  Надья  Вадья -
это особа, которой он лично с удовольствием бы напакостил.
   Наконец  Дхирендра  нашел-таки волшебное заклинание, то  самое  "сезам,
откройся", которое вернуло угрюмого Сэмми Хазаре к  жизни. Карлик вскочил на
стол, принял позу миниатюрной садовой статуи и произнес магическое слово.
   - Циклонит, - заявил он.
   Верность и нашим,  и  вашим  никогда  не составляла  для Сэмми  большой
проблемы; не он ли годами брал деньги у моего отца  и шпионил  за  Мандуком?
Бедный  человек  ведь  должен как-то  жить,  так  почему не  поддержать  обе
противоборствующие стороны? Нет, верность и нашим, и вашим -обычное дело; но
никакой  верности  вообще?  Это  смущало.  События,  касающиеся Надьи Вадьи,
каким-то образом  разрубили все  связи Железяки -  с  Филдингом, с "командой
Хазаре" и ОМ в  целом, с Авраамом, со мной.  Отныне он играл сам  за себя. И
если Надья  Вадья не могла  принадлежать ему, почему она вообще  должна была
принадлежать кому бы то ни было? И если его дом не мог стоять, почему должны
были непоколебимо выситься другие особняки и небоскребы? Да, карлик попал  в
точку.  Хазаре  знал секреты  и  умел  мастерить  бомбы.  Это  были  козыри,
оставшиеся в его распоряжении.
   - Так я  и сделаю, -  произнес  он  вслух. Те,  кто причинил  ему  зло,
почувствуют тяжесть его железной руки.
   -  Трюкач-Трюкачка  дают  гарантию,  -  сказал  Дхирен.  -Высший  сорт,
постоянным клиентам - скидка.
   У супругов с близлежащей киностудии, специализировавшихся на звуковых и
зрительных  эффектах -  безобидных  хлопках  и вспышках,  -  была  и  другая
специализация,  более  скрытая,  но  теснее  связанная  с  реальностью.  Без
сомнения,  они были мелкая  сошка, но долгие  годы они являлись для Железяки
самыми   надежными   поставщиками   гелигнита,   тринитротолуола,    часовых
механизмов,  детонаторов,   бикфордовых   шнуров.  Но   циклонит!  Мощнейшая
взрывчатка!  У  Трюкача-Трюкачки  дела, должно  быть,  пошли в  гору.  Чтобы
заполучить  циклонит,  кошелек  у  тебя должен быть тугим,  связи - в  самых
высоких сферах. Киношную  парочку, видимо, завербовала серьезная банда. Если
циклонит завезен в  Бомбей  в таком количестве, что трюкачи  могут позволить
себе продать немножко на сторону, - значит, пахнет большой бедой.
   - Сколько нужно? - спросил Сэмми.
   - Кто знает?! - выкрикнул Дхирен, кривляясь. -  Кто знает, сколько овса
потребует наш конек?
   -  У меня золото припрятано, - сказал Сэмми Хазаре. -Наличность тоже. И
у тебя есть заначка.
   - У актера короткая жизнь, - запротестовал карлик. - Мне что,  голодать
на склоне дней?
   - Никакого склона дней у нас не будет, -  ответил Железяка.  - Скоро мы
вспыхнем как солнце.

x x x
   У нас с "братцем" больше не было совместных ленчей. И для "нашего" отца
годы,  когда  он пожирал плоть и пил кровь страны, были на  исходе. Моя мать
уже рухнула с высоты. Теперь настала его очередь.
   История  головокружительного  падения  Авраама Зогойби  с  самых  высот
бомбейской иерархии хорошо всем  знакома; быстрота его полета и сила удара о
грешную землю  обеспечили  этой  истории широкую известность. Но одно  имя в
этой печальной повести полностью отсутствует,  в то время как другое вновь и
вновь мелькает в ее главах.
   Отсутствующее  имя -  мое.  Имя  единственного  биологического отпрыска
мужского пола, имевшегося у моего отца.
   Вновь и  вновь мелькающее имя -  "Адам  Зогойби".  Ранее  известный как
"Адам  Браганза".  А  еще раньше  как "Аадам  Синай".  А до  того? Если, как
пронюхали  и  потом   сообщили   нам  замечательные   газетные  ищейки,  его
биологических родителей звали Шива и  Парвати, и если принять во внимание  -
простите,  что я опять  подчеркиваю эту  деталь,  - его  действительно очень
большие уши, могу я предположить имя "Ганеша"?********* Хотя  "Дамбо" - или,
если   хотите,   "Чурбо",   "Мерзо",   "Подло"   -   хорошо,   сойдемся   на
"Сабу"********** -  наверно,  лучше подходит этому отвратительному Лопоухому
Малышу.
   Итак, этот вундеркинд из  двадцать  первого  века, этот сверхскоростной
компьютерный мальчик, этот выскочка, распевающий: "Я  сделал это, я сделал",
оказался не  только  узурпатором  и интриганом, но и простофилей,  считавшим
себя  неуловимым и  именно поэтому  уловленным со смехотворной легкостью.  К
тому  же  неким  подобием библейского Ионы: не только  сам пострадал,  но  и
остальных подставил. Да,  появление Адама в нашей семье  дало  начало цепной
реакции, которая стряхнула могущественного главу "Сиодикорпа" с его высокого
насеста.    Если   вы    не   против,   я   сейчас   без   малейшего   следа
Schadenfreude***********  в  голосе расскажу об  узловых моментах гигантской
катастрофы нашего семейного бизнеса.
   Когда суперфинансист В. В. Нанди  по прозвищу  Крокодил был арестован и
привлечен  к  ответственности  по из ряда вон выходящему обвинению в подкупе
министров  центрального правительства  с  целью  получения  от  них десятков
миллионов рупий казенных средств, с помощью которых он намеревался "прибрать
к рукам" саму бомбейскую фондовую  биржу, - одновременно с ним был отправлен
за  решетку и вышеупомянутый пресловутый  "шри  Адам Зогойби", который,  как
утверждали, был "курьером" этой сделки: он привозил в частные дома некоторых
высокопоставленных лиц страны и, как он потом хитро  утверждал на следствии,
"случайно забывал"  там  чемоданы с  огромными суммами  в купюрах,  бывших в
употреблении и лежащих не по порядку номеров.
   Всеобъемлющее расследование деятельности "шри Адама  Зогойби" с немалым
энтузиазмом вели полицейские  службы, отдел борьбы с мошенничеством и прочие
компетентные  органы,  испытывавшие  сильнейшее  давление, в  том  числе  со
стороны   потрясенного    до   основания   центрального    правительства   и
подконтрольной ОМ бомбейской муниципальной корпорации, от лица которой глава
ОМ мистер Раман Филдинг потребовал, чтобы "этот гадюшник был выметен поганой
метлой"; и вскоре выявилось участие "братца" в еще более грандиозных аферах.
Сообщения  о  колоссальных  злоупотреблениях   интернационального  масштаба,
совершенных руководством Международного банка  "Хазана", об исчезновении его
активов в  так  называемых "черных дырах", о его связях  с террористическими
организациями и о крупных хищениях  ядерных материалов, ракет, сверхсложного
компьютерного  оборудования  и  программного  обеспечения  как   раз  начали
достигать недоверчивых ушей общественности; и тут имя приемного сына Авраама
Зогойби   обнаружилось   на   ряде   поддельных   транспортных    накладных,
сфабрикованных  в  связи  с  хитрой  операцией  по   переправке  украденного
суперкомпьютера  в неназванную ближневосточную страну.  Когда  банк "Хазана"
лопнул и разорились десятки тысяч простых граждан, от водителей заложенных в
банк  такси  до индийцев-эмигрантов,  владельцев  газетных киосков и  мелких
магазинчиков  по  всему   миру,  всплыли  новые  подробности  тесных  связей
финансового филиала "Сиодикорп" - "дома Кэшонделивери" - с коррумпированными
боссами  потерпевшего  крушение  банка,  многие  из  которых  уже  сидели  в
британских  и  американских  тюрьмах.  Акции  "Сиодикорп" стали стремительно
падать.  Авраам  -  сам Авраам  -едва  избежал  краха.  К тому времени,  как
разразился  скандал,  связанный  с  поставками  оружия,  и  он был  вынужден
предстать перед  судом  по серьезнейшим обвинениям в личной  причастности  к
таким   делам   организованной  преступности,  как  бандитизм,   контрабанда
наркотиков, гигантские операции с "черным налом" и торговля живым товаром, -
к тому  времени  империя, созданная  им  на  капиталах семьи да  Гама,  была
потрясена до основания. Бомбейцы с возмущением и священным ужасом показывали
на небоскреб Кэшонделивери, словно ожидая, когда он треснет, как дом  Ашеров
у Эдгара По, и развалится на куски.
   В обшитом  панелями  зале  суда  мой  девяностолетний  отец  отверг все
обвинения.
   -  Я не для того  сюда  явился,  чтобы участвовать  в  индийской версии
фильма   "Крестный  отец",   не  для   того,   чтобы  играть   роль  этакого
отечественного  болливудского Могамбо,  - заявил он, стоя  вызывающе прямо и
улыбаясь  той самой  обезоруживающей улыбкой, в  которой его  мать Флори еще
много лет назад распознала кураж отчаяния.  - Спросите кого угодно от Кочина
до  Бомбея,   кто  такой  есть  Авраам  Зогойби.  Вам   объяснят,   что  это
респектабельный  бизнесмен,  занимающийся  перцем  и  специями.  Говорю  вам
совершенно  чистосердечно: таков  я есть, таков  я был всегда. Вся моя жизнь
прошла под знаком торговли пряностями.
   Несмотря на энергичные протесты обвинения, он был  отпущен под залог  в
десять миллионов рупий.
   - Мы не станем отправлять одного из самых  заметных людей нашего города
в  заурядную  тюрьму,  пока его  вина  не доказана,  -  сказал  судья мистер
Качравала, и  Авраам отвесил суду поклон. Кое-какие ограниченные возможности
у него еще оставались. Чтобы уплатить залог, ему  пришлось  взять кредит под
исконные плантации пряностей семьи да Гама. Но так или иначе Авраам вышел из
зала суда  свободным, он мог вернуться в  свою  "Элефанту", в свою умирающую
Шангри-Ла************.   И,  сидя  один  в  темном  кабинете   около  своего
поднебесного сада, он  пришел  к такому же  решению, что  и  Сэмми Хазаре  в
Андхери, в его приговоренной к сносу лачуге: если уж падать, так с грохотом.
В  это  время  по  радио  и  телевидению  Раман  Филдинг  распространялся  о
неминуемом крахе старика.
   - Смазливое  девичье личико  на телеэкране теперь уже его  не спасет, -
сказал  он,  после  чего, ко всеобщему  изумлению, запел. Наглец получит под
за-адья, - проквакал он. - Ох, крепко получит, Надья.
   В  ответ на это Авраам  издал угрожающий звук  и потянулся к телефонной
трубке.
   В тот  вечер  Авраам сделал  два  звонка,  и один  раз  позвонили  ему.
Впоследствии  из информации, полученной в телефонной  компании,  стало ясно,
что  первый его  звонок  был  в  один из  публичных домов на  Фолкленд-роуд,
контролируемых  гангстерским  боссом  по  прозвищу Резаный.  Но  не  имелось
никаких  данных  о том, что к  нему  на  работу  или домой, на Малабар-хилл,
отправляли девушку. Скорее всего цель звонка была иная.
   Позднее,  уже  ночью -  много  позже  полуночи  - позвонил  Дом  Минто,
которому уже  перевалило  за  сто  лет.  Дословной записи  их  разговора  не
существует, но отец пересказал мне его содержание. По  словам Авраама, Минто
был совершенно не похож на себя  - сварливого, кипятящегося старика. Он  был
подавлен, мрачен и впрямую говорил о смерти.
   - Пусть она приходит! Вся моя жизнь - кошмарный порнографический фильм,
-  сказал  якобы  Минто.  -  Я всего  насмотрелся, что  только  есть в жизни
грязного и похабного.
   Наутро старый сыщик был найден мертвым в своем кабинете.
   -  В  убийстве подозрений нет,  - сказал инспектор  Сингх,  назначенный
провести расследование.
   Авраам сделал еще один звонок - мне. По его требованию я глубокой ночью
приехал к безжизненному небоскребу Кэшонделивери и  с  помощью особого ключа
проник в  здание и  поднялся к отцу на его  персональном  лифте.  То, что он
сказал  мне  в  своем  темном  кабинете,  заставило меня потом  усомниться в
естественном  характере кончины Дома  Минто. По словам  отца, Сэмми  Хазаре,
явно не желавший появляться поблизости от  обычных  мест пребывания Авраама,
посетил  Минто и поклялся головой  своей матери, что смерть Ауроры Зогойби -
результат  убийства, совершенного небезызвестным Чхагганом Одним Кусом  Пять
по заказу Рамана Филдинга.
   - Но почему? - крикнул я. Глаза Авраама блеснули.
   - Я же говорил тебе про твою мамочку, малыш. Попробовать и  отодвинуть,
не доев, - так она любила поступать и с едой, и с мужчинами. Но Мандуком она
поперхнулась. Подоплека убийства - сексуальная.  Сексуальная. Сексуальная...
месть.
   Я  никогда  раньше  не слышал,  чтобы  он  говорил  так  зло.  Боль  от
неверности Ауроры явно жгла до сих  пор его нутро. Немыслимая  боль от того,
что приходится говорить об этом с сыном.
   - И как? - не унимался я.
   Орудие убийства, объяснил он, - маленький дротик-шприц, воткнувшийся ей
в  шею,  из тех, какими усыпляют  небольших животных, не слонов,  а, скажем,
диких кошек. После того, как в нее выстрелили этим шприцем с пляжа  Чаупатти
во время безумия Ганапати, голова у нее  закружилась, и она упала. Прямо  на
изглаженные прибоем камни.  Волны, вероятно,  смыли дротик,  и во  всей этой
суматохе никто не заметил - никто даже и не искал - маленькую ранку у нее на
шее.
   Я помнил,  что  стоял  в  тот день на трибуне для особо важных персон с
Сэмми и Филдингом; но Чхагган мог быть где угодно. Чхагган, который наряду с
Сэмми  особо  отличался в  стрельбе  дротиками  из  трубки  на  мандуковских
комнатных олимпиадах.
   - Но  это не могла быть  простая  трубка, - подумал  я вслух. - Слишком
далеко. К тому же снизу вверх.
   -  Тогда  специальное  ружье,  -  пожал  плечами  Авраам.  -Подробности
содержатся в письменных  показаниях  Сэмми. Утром  Минто их принесет. Но  ты
понимаешь, - добавил он, - что в суде это не пройдет.
   - И  не надо,  - ответил я. -  Это  дело будет решаться  не на судебном
заседании.
   Минто умер прежде, чем он  смог принести Аврааму показания Сэмми. Среди
его  бумаг  документ  найден не  был. Инспектор  Сингх не  заподозрил  здесь
убийства; что ж,  пусть так.  В  любом случае  я знал,  что мне делать. Мной
овладели   древние,   неодолимые   побуждения.   Вопреки    всем   ожиданиям
потревоженная материнская  тень витала у меня за  плечами, взывая к насилию.
Кровь за кровь. Омой  мое  тело в красных фонтанах  крови убийц  и  дай  мне
упокоиться с миром.
   Я это сделаю, мама.

x x x
   Мечеть в Айодхъе была разрушена. Люди буквенной лапши, "фанатики", или,
напротив, "благочестивые  освободители  святынь"  (выбирайте, что вам ближе,
остальное  вычеркивайте) тучей двинулись на  построенную в семнадцатом  веке
Бабри Масджид и  развалили  ее  голыми  руками, разорвали зубами, уничтожили
силой   той  стихии,   которую   сэр  В.   Найпол*************  одобрительно
охарактеризовал   как   "пробуждение  к  истории".  Полицейские,   судя   по
фотографиям в газетах, стояли  в сторонке  и смотрели, как исторические силы
делают  свою  работу  по  уничтожению истории. Реяли  шафранные флаги.  Люди
распевали  дхуны во славу Рамы: "Рагхупати рагхава раджа Рам"  и прочее. Это
был  один   из  тех  моментов,  которым  лучше  всего  подходит  определение
"противоречивый":  момент радости и горя, подлинности и  фальши,  естества и
манипуляции. Он и открывал двери, и  закрывал  их. Это был конец, и это было
начало. Это было то самое, что  много  лет назад предсказал Камоинш да Гама,
-приход Карающего Рамы.
   Некоторые  обозреватели осмелились усомниться в том, что нынешний город
Айодхъя  в штате  Уттар-Прадеш  стоит  на месте  легендарной  Айодхъи,  где,
согласно  "Рамаяне",  родился Всемогущий  Рама.  Представление  о  том,  что
Рамджанмабхуми, родина Рамы, находилась в точности там,  где потом построили
мечеть, идет отнюдь не из глубокой древности - оно не насчитывает и ста лет.
Первым заявил  о  том,  что ему  явился здесь Всемогущий Рама, как раз некий
мусульманин, молившийся в старой мечети Бабри,  -с него-то  все и  началось;
что  может быть  лучшим  символом веротерпимости и религиозного  плюрализма?
После  этого видения мусульмане и индуисты какое-то время мирно уживались на
священном  месте...  но  черт с  ними, с прошлыми делами!  Кто сейчас  будет
копаться  в  этих поросших  быльем тонкостях?  Здание рухнуло. Пришло  время
последствий, а не  взглядов в прошлое; время думать о том, что будет дальше,
а не о том, что могло бы или не могло случиться, если бы...
   Дальше было вот что: в Бомбее  ночью  кто-то  ограбил галерею "Наследие
Зогойби". Воры сработали быстро  и  профессионально; ус