Владимир Савватеев (Улан-Удэ)




      Описываемые   далее  события происходили в  1986 году в  Москве,
во  Всесоюзном  еще  тогда,  научном  центре  хирургии  (ВНЦХ), куда я
приехал буквально уже на излете  своих физических кондиций, и где  мне
предстояла   большая   и   сложная   операция.   Возможно   в    ущерб
увлекательности повествования  сразу скажу,  что я  остался жив  и все
кончилось  хорошо.  Мало  того,  в  результате я получил относительное
здоровье, что дало мне совершенно иное качество  жизни.  Это  является
одной  из  важных  причин,  по  которым  я не  могу  забыть  то время.
Остальные, не менее важные причины я попробую донести в тексте.


                           ПРЕДЫДУЩИЙ ДЕНЬ

  26 августа.   Дождь.  По спланированному  маршруту приехали  в ВНЦХ.
Вестибюль, в нем  тепло и сухо.  Разделись и   прошли на второй  этаж.
Там немного народа.  Постояли. Затем нас   пригласили в  биохимическую
лабораторию.   Там   слушали   Ковырялкина   и   Пастенас.  Предложили
госпитализацию.  Вышли  из  кабинета.   Обидно,  что  не   погуляю  по
Москве.  Остановились  на  лестничной  площадке.  Поговорили.  Обидно.
Решили   приехать   завтра.    Стоим   на   троллейбусной   остановке,
спрятавшись  за угол дома от дождя и ветра. Напротив киоск с  надписью
"Квас". Но жажды эта надпись сейчас не вызывает. Маме холодно.  Купили
тапки в ГУМе. Дождь.

                             ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

   Приехали с Мамой и братом  к 10-ти. Пошли в приемное  отделение. На
улице  дождь,  ветер  выворачивает   зонтики  наизнанку.  В   приемном
сухо,тепло  и  много  народу.  Время  от  времени  кого-то  вызывают в
соседний кабинет. Вот  и меня. Меня   о чем-то   спрашивают. Я  что-то
отвечаю.   Ведут    куда-то   в    ванную,   слушать.    Докторша   -
густонакрашенная. Вопросы - ответы. Не курю - расписался.

--Сколько дней длится обследование? (Дело  в  том что на тот момент в
мои планы не входило оперироваться.)
--Дней десять-двенадцать.

  Вышел. Ждем   гардеробщицу в  таком   составе: я,  Санька Васильев и
Абдусалямов. Санька -  парень лет  16-ти, довольно резвый и на  первый
взгляд  совершенно здоровый. Абдусалямов - среднеазиатский тип мужчины
с печатью   неизбывной скорби  на лице.  Повели в  корпус.   Вместе  с
родными. Поднялись  на второй  этаж. Гардероб.  Мама разговаривает   с
Санькиной матерью:

--Баталов   проток? -  Ну   это  легко. (Баталов  проток это  название
Санькиного порока)
--Да,я знаю.

  Переодеваемся. Костюм на плечики, кроссовки в мешок, взял  квитанцию
и  вышел.  Общительная  старушка-гардеробщица  все  это  время  что-то
втолковывает  Абдусалямову. Я себя плохо чувствую. Не понимаю, как  ей
охота столько говорить. Расстаемся с Мамой и братом, я прохожу в  лифт
и мы едем на 9-й этаж. Нас усаживают в холле ждать медсестру,  которая
расселит нас  по палатам.  Холл включает  в себя:  диван кожаный-3шт.,
телевизор "Горизонт" цветного изображения  - 1шт., картинки на  стенах
и цветы. Сидим.  Санька, оказывается, лежал  здесь 2 месяца  назад. Он
сунул нам "Правила поведения для больных", а сам со странной  улыбкой-
ухмылкой  куда-то  смылся.  Сидим.  Я  некоторое  время  размышляю над
причиной  Санькиной  веселости,  потом углубляюсь  в изучение  правил.
Правила  типовые. Поразило  одно - душ каждый  день с 19 до  20. Болит
живот,  спина,  колени,  поясница,  и  т.д.  Наконец пришла медсестра.
Взвешала, смерила.  64-184. Повела  в палаты.  Предлагает одиночную. Я
промолчал. Абдусалямов   ухватился за  эту мысль.  У меня  как  всегда
позднее  зажигание  -  я  думаю:  раз   я  тут  не надолго  то  мне  и
знакомиться ни с кем не придется, так что лучше бы мне в  одноместную.
Но  все  -  поздно.   Повели  меня  в  908-ю. Палата побольше.  Открыт
балкон.   Две  кровати  сложной  конструкции.   Все  светло  чисто   и
сверкает. Вот моя кровать.   Можно   наконец    сесть, расслабиться  и
никуда не спешить. В дверь входит мужчина. Коротко острижен.   Ощутимо
кос.

--Вот и ваш сосед--неизвестно к кому обращаясь, говорит медсестра--
знакомьтесь.
--Виктор--мужчина,улыбаясь,протягивает мне руку.
--Владимир--жму я его ладонь и тоже улыбаюсь.
Он ложится на свою кровать.
--Откуда сам-то--интересуется он.
--Из Улан-Удэ--я тоже ложусь, но боль в спине, животе и т.д. (см.
выше) мешает мне устроиться с комфортом.
--Бывал я в ваших местах--задумчиво произносит Виктор--проездом.
--Да?--как можно заинтересованней спрашиваю я.

  Надо  разговаривать.  В больницах, тюрьмах  и других тому   подобных
местах человеку просто необходимо  общение. А в больничных и  тюремных
знакомствах   решающую   роль    играет   первое впечатление.  Поэтому
надо разговаривать. А разговаривать не хочется. Хочется лечь и  уснуть
или  в  крайнем  случае  сесть  и   ни  о  чем  не  думать.  Но   надо
разговаривать.

  В  последнее   время  меня  стало     хватать  только  на   какое-то
одно  дело.   Учиться  -   так   учиться. Ни книг, ни  астрономии,  ни
кубик-рубик. Ничего более. Или учиться или кубик-рубик. Потому-то я  и
не люблю головоломки.

  А сейчас надо   разговаривать. Просто необходимо-чтобы не   прослыть
в глазах   больничной общественности   этаким   букой-задавакой.  Боль
в  животе.  Боль   от  которой   слабнут   ноги   и  выступает  на лбу
холодный липкий   пот. Не помню   о  чем   я  говорил.  Наверное   нес
всякую дичь, впрочем,  вероятно,вполне приличествующую ситуации  дичь.
Что-то там про    устройство    кровати (неисчерпаемая тема).  Обычная
светская болтовня двух малознакомых людей.

  В палате  становится прохладно - все таки конец августа, а  я  легко
простужаюсь.Закрыл балконную дверь.Душно.

   Пришел врач. Мануэль Пастенас - чилиец (латиноамериканский акцент)
Вопросы - ответы - давление.

 Рекогносцировка. Отделение находится  на 9-м этаже.  Замкнутый контур
коридора, внутри  которого находится  медсестринский пост  и служебные
помещения, а по  внешнюю сторону -  палаты и холл   с телевизором.  По
одной стене здания тянется общий для всех палат балкон.

    Я спустился вниз в вестибюль. Мама говорит что я как муравей в  этих
трико. Прошу не нести мне еды. Только сок и газеты.

  Вестибюль богат. Стены  облицованы мрамором.   Пол - гранит.  Мягкая
мебель.

  Все болит.

  Расстаемся с Мамой и Юрой. Я  говорю чтобы они , прежде чем  уедут ,
обошли здание и посмотрели где у меня балкон.

  Я  на  балконе. Машу вниз.Мама  стоит и   держась за голову  смотрит
вверх.У нее к   перемене    погоды   разболелась     голова.Я    кричу
чтобы    они  подождали.Спускаюсь  вниз  и   выношу   Маме   валидол с
Но-шпой.

  Весь  день  обида  и  досада,что     не  удалось погулять по Москве,
сидят где-то внутри   меня и    время      от  времени подступают    к
горлу.Но  постепенно  чувство   это     рассеивается  уступая    место
благодушию и умиротворенности.  У  больничной  жизни тоже есть    свои
светлые стороны.  Впервые   за очень долгое    время мне   никуда   не
надо было  спешить.  Наконец  можно   расслабиться. " Полежу,"  -думал
я-"дней  десять,хоть отдохну".

 На балконе.  Виктор,как коренной  москвич,показывает мне Москву:

--Это Кремль,это  Москва-река, там  посольство  Ирака(Ирана). А это--
говорит он  показывая  на белоснежное здание -- здание СЭВа.
--А-а,- говорю я, хотя прекрасно знаю что это здание Моссовета.

                    БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ ПЕРВОГО ДНЯ

--А    сейчас    чаек    скипятим--Витька   (именно    так, к   своему
собственному удивлению,  я   скоро стал   называть соседа   по палате,
несмотря на то,  что  он   был  ровно   в  два   раза  старше    меня.
Этому  способствовали  некоторые  черты   его  характера,  как  то   -
несерьезность,  бьющая  через   край  общительность  и   фонтанирующая
разговорчивость) достает кипятильник.
--А  в  чем? -- я  заинтересован.
--У  меня  все  есть, я  человек опытный--он  вытаскивает  из тумбочки
литровую кружку.
  Я  спешно  выкладываю   из  своей  тумбочки все  съедобное.Мы ставим
между  кроватями  два  стула,накрываем   их  газетой  и валим на  этот
импровизированный стол все припасы.К   этому времени вода закипает   и
Витька сам заваривает чай.
--Чтобы  правильно   заварить   чай--говорит   он--необходимо    перед
заваркой положить в кипяток кусочек   сахару.

  Затем , накрыв кружку бумагой мы оставляем чай настаиваться, а  сами
выходим   на балкон. Ночная  прохлада  сразу же   забирается мне   под
мастерку. Я подхожу к   перилам. Передо мной ночная Москва.  До самого
горизонта  разбросаны  огоньки.  Но  не  так  густо  как я мог бы себе
представить.   Или   все   спят,   или    мы   находимся   в  каком-то
административном районе.  Где-то  возле горизонта вспыхивает  неоновая
реклама. Там  же светятся  рубиновые звезды  Кремля. Веет  прохладой с
реки. Мы разговариваем.  Витька,   невзирая  на подписку о  некурении,
курит,сидя на корточках.  Я все   больше замерзаю. Наконец  мы  входим
в палату и садимся   за трапезу.

   В  первый  день  с   провизией  , конечно , небогато,не сравнить  с
последующими нашими  пирами.Надо сказать   что аппетит  у меня   вдруг
зверски  возрос  и   я,  чтобы  ублажить свой  развоевавшийся желудок,
вынужден  был  почти  все   время  что-то  жевать,вызывая   постоянные
насмешки со стороны Витьки.Всвязи с   чем я и поправился до   операции
на  4,5  кг.
 Каждый вечер у нас была   курица и что-то еще.Весь низ   холодильника
в  столовой  был   забит  нашей  с Витькой  провизией.Каждый раз,перед
нашим ночным  ужином мы  ходили на    кухню и  брали из   холодильника
пакет с цифрой 908  и хлеб  оставшийся после  общего ужина.  Потом   ,
когда я  относил пакет  ,   который  был уже намного легче, мне   было
почему-то боязно   входить одному    в темную столовую.  Зайдя туда  я
моментально включал  свет,а уходя  выключал  и  быстро шел  к себе   ,
при  этом  у  меня  было  ощущение что кто-то смотрит мне в спину.

  Впоследствии наши трапезы стали  протекать иной раз шумно,весело   и
это повлекло в  наш адрес    нарекания со стороны  соседей.Однажды  мы
слишком  уж  развеселились  и   вдруг  со  стороны 907 палаты в  стену
постучали.Там   жили   девушки. Витька  сразу   стал серьезным  и даже
почти  перестал  косить  (он  очень дорожил своим койкоместом и боялся
как бы его  не выгнали  за  какую-нибудь  провинность), но  потом   он
решил  что  это сделал  я и  вновь повеселел.В   тот  вечер  мне   так
и  не  удалось  убедить  его в обратном.На  следующий день он  спросил
у  соседок и был  вынужден признать мою правоту.

   Здесь  я  закончу   описание  первого  дня.Оно получилось  довольно
длинным по двум причинам.Во-первых  - первый день всегда  запоминается
подробнее остальных.Во-вторых - необходимо  как-то ввести читателя   в
курс дела.Далее  повествование теряет   свою стройность  и  последова-
тельность  и  вырождается  в   отрывочные  всплески  памяти  с  весьма
приблизительной хронологией.

                          ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ДНИ

   Лаборатория  внешнего  дыхания.  На  шкафу  -  минибаобаб. Поразила
медсестра.  Наверное  она  работала  в  детсаде.  Встает  на цыпочки -
"Вдохнули". Отмашка руками - "Выдохнули".

  Реанимация  и  операционная  здесь  находятся  на  верхних   этажах,
поэтому  когда  больные  спрашивают  друг  друга:  "Ну что, скоро тебе
туда?",  показывая  пальцем  в  потолок,  это  всегда  имеет   второй,
юмористический смысл.  В моде  здесь анекдоты  типа: Больной: "Сестра,
может в реанимацию?", "Нет, доктор сказал в морг - значит в морг"

  Солнечный яркий день.  Мы: я, Витька  и Абдусалямов идем  в магазин.
Через проходной  тенистый двор  выходим к  универмагу. Заходим  в хоз.
отдел. А.  покупает себе  ножницы. Я  смотрю рубашки.  Выходим. Идем в
другой  универмаг.  Действие  разворачивается  в  районе   Усачевского
рынка. Ходим как спортсмены. В трико и тапочках. Напротив "Каучука"  я
покупаю Маме кошелек. Выхожу.  Стоим с Витькой у  киоска и ждем А.  Он
выходит.  В  руках  свернутые  трико  с  лампасом. Идем обратно. Яркое
солнце. Последние дни лета. Еще все зеленое. Погода чудесная. Идем  не
торопясь. На подходе  к  ВНЦХ  я  предлагаю  обмыть  покупку.  У  меня
есть одеколон. (шутка)

   Я сижу в холле   и смотрю телевизор.Чувствую как   постепенно спина
и поясница занемевают и наливаются  скрытой еще болью.Но вот   телеви-
зор  выключен.Надо  вставать.Жду   пока  все  отвернутся,затем   резко
отталкиваюсь руками от дивана и   в два приема , кое-как   , выпрямля-
юсь,но не до конца .Иду в палату и ложусь.

  Мне  сказали  ,  что    в  понедельник  меня  будут    зондировать.Я
обрадовался что так быстро.Витька   тупо гнет свою линию   насчет того
что  мне  нужно  сейчас   прооперироваться  -  институт  подождет ,  о
здоровье надо  подумать.Я его   не слушаю.  Вышли на   улицу.Идем мимо
кожников  в  белых   перчатках,по  небольшому  скверу.Деревья   еще не
знают  что  уже  конец   августа  и  стоят  совсем зеленые.Заходим  за
густой куст.Там на бетонной  конструкции, оставшейся после ремонта   ,
лежит  человек.Он  греется  на   солнце.Он  не  загорает  ,   а именно
греется.Потому   что   одет    он   в   полный  комплект   больничного
белья.Услышав  наши  шаги,   человек  просыпается,проворно  слезает  с
конструкции и  уходит.Хотя на   улице солнечно,но  все же  наступающая
осень  дает  о   себе  знать.Дует  противный холодный  сквозняк.Витька
закуривает.Именно за этим мы и шли сюда.Конспирация.
  Здесь  со  всех  берут   подписку,  что  на  время   лечения больной
обязуется бросить курить. А Витька к больничным правилам относится   с
большим пиететом по указанной выше причине.
  На самом солнцепеке лежит   сырое замшелое бревно. На нем  постелена
газета.  То  как  она  примята  ясно   указывает  на  то, что  недавно
на  ней  сидели. Садимся и мы.  Витька  говорит. Яркие  картины   его
биографии  предстают  передо   мной. Но вот сигарета докурена. Мы идем
обратно. Под ноги  мне падает  сережка ясеня. Она  похожа на  бумеранг
или на растопыренные зячьи уши. Я кладу ее в карман.

  Мы  с  Витькой  идем   звонить.Прохладно.  Дует  ветерок.Солнце   то
выглядывает  ,то  прячется  за   облака.Конечно  позвонить  можно и  с
нашего  этажа  и    почти  с  любой  лифтерской   площадки,  но Витьку
смущает присутствие людей.Он собирается  звонить своей жене и  немного
ее ругать.На углу старого кирпичного  дома в двух стеклянных   фонарях
висят  телефоны.Мы  подходим.Витька   непременно  хочет  звонить    из
правого автомата.Он занят и хотя   левый аппарат свободен мы стоим   и
ждем.Тем  временем  люди  подходят   и  занимают  за  нами  очередь,но
Витька пропускает их вперед .Ему нужен правый телефон.
  Я глазею по сторонам.На  другой стороне улицы стоит   примечательный
дом .С одного угла он похож  на крейсер т.к.этот угол у него   гораздо
меньше прямого.Где-то градусов 60.Интересно , как там внутри.
    Тенистый парк за решетчатой  оградой.В глубине какое-то здание   с
часами.Витька  говорит  что   это  наверное школа.Я прохожу  несколько
шагов по тротуару ,   ведущему к парадному входу   и останавливаюсь.По
всей  видимости  это   действительно  школа. До  начала  учебного года
остается 1  - 2  дня  и   школа пока  тиха и  пустынна.  Старый район,
старая школа.  Из нее  наверное  вышло  немало народа  . Как  до войны
так и после.
  Я возвращаюсь к телефону.Он   все занят.На клумбе какая-то   высокая
мясистая  трава  уже   пожухла  и  повалилась.Осень   скоро.Я побуждаю
Витьку  звонить  из  левого   телефона.Он  не  соглашается.Я    совсем
продрог.

--Что ж, у каждого свои симптомы--говорю я и быстро ухожу в ВНЦХ.

  За день  или два  до   зондирования я  позвонил в  общежитие Аркадию
(мой  одноклассник  и  лучший  друг)  и  сказал  насчет  зондирования.
--Выйду  -  сказал  я  --  числа  пятнадцатого  и     тогда   позвоню.
Кажется он был пьяный.

  Возвращаемся  с  Витькой   с  прогулки.Хотя  погода и  солнечная ,но
довольно-таки    свежо. Ветер    холодный. Встречаем    двух    подруг
из соседней 907-й  палаты. Алка  и  Любка. Может кого-то   и покоробит
это "-ка"  ,но   именно   такая   удивительная   ,сермяжная простота в
обращении друг   к другу была  принята  в  то время в   ВНЦХ.  Алка  -
местная прима.Хрупкое  изящное  создание.(Года через четыре, когда   я
был  на   очередной  проверке   в ВНЦХ, я снова  встретил  ее.   Более
разительную  перемену  облика   человека  трудно   себе   представить.
Операция   явно   пошла ей  на пользу.  Сказать что   она поправилась,
значит  ничего  не  сказать. Сказать  что она растолстела,  раздобрела
это  уже  ближе   к  истине, но  все  равно слишком   мягко.) Любка  -
будущая    медсестра, поэтому    во    всем происходящем   видит  свой
профессиональный  интерес. Витька подробно беседует с ними:

--Вот товарищу в понедельник зондирование будут делать.
--Какому товарищу?
--Мне,--вставляю я словцо.Они смотрят сквозь меня . Я начинаю
чувствовать себя не в своей тарелке.

  Накануне ,перед  зондированием 31   августа в  Москве дул  ураганный
ветер.Такого ветра  я давно  не  видел  даже у  нас в  Бурятии.Под его
натиском  оконные  стекла  на   этаже  опасно  прогибаются.Здесь   ,на
высоте ,ветер  не встречает   никаких преград.  Выхожу на   балкон.Над
Москвой  в  небе  яркое  зарево.   Ветер  не  очень  холодный    .Бьет
как-будто  мягкой  подушкой   по  лицу.  Иду смотреть  телевизор.Ветер
совсем  разбушевался.Как  только   стекла  выдерживают. Потом я  читал
в  газете  что  такого  ветра   в  Москве  давно  не  было.А в  районе
Ленинских  гор  его  скорость   достигала  35 м/с.Недаром меня с  утра
кидало из стороны в сторону.

                            ЗОНДИРОВАНИЕ

   (Справка : зондирование,здесь, это исследование полостей сердца
    путем введения гибкого зонда через вену)

  Утром приходит  медсестра ,будит   меня и  ставит мне   укол.Я снова
засыпаю.Когда за мной приехала каталка,  мне уже было все равно   куда
ехать , лишь бы   оставили в покое.Хороший укол.Перелез   на каталку.И
поехали.Как ехали - плохо  помню.Остановились перед входом.Там еще  не
закончили с предыдущим.Я   ожидаю своей очереди.Полное   безразличие к
происходящему.Начинаю  понемногу   замерзать  под    простыней.Наконец
меня  завозят.Здесь   я  совсем    озяб.На  меня   одевают    какую-то
зеленую рубаху.Я  лежу на  каталке  возле  стола и  меня бьет  крупная
дрожь.Даже зубы стучат.Просто неудобно перед хирургами.

   Взгромождаюсь на стол.  Хочется спать. Начинается  работа.В тыльную
сторону ладони мне  втыкают иголку  с  трубкой , обезболивают   ногу и
начинают  в  ней   ковыряться.Что-то  хрустит.Боли  не  чувствую.Ввели
зонд.Чувствую тупую боль в  правом боку.Предлагают глубоко   подышать.
Затем вводят контрастное вещество.Интересное  ощущение -как будто   от
ног к  голове поднимается   волна крутого  кипятка.Жар  невозможный.Но
зато  согрелся. С первого раза что-то  не   получается - мне    вводят
контрастное вещество еще раз.Потом  еще.На третий раз мне   показалось
что изо  рта у  меня  вырвалось  облачко пара.Потом  у меня   заболела
нога.Я терплю ,но  хирург каким-то  образом узнает это и  говорит  что
сейчас обезболит.Боль почти проходит.

   Как все  кончилось и  как  ехал  обратно не  помню.В палату  ко мне
пришла Мама.Я выпил бутылку холодной  фанты . Нога туго   забинтована,
ее нельзя сгибать.

  Потом у меня неделю   держалась высокая температура.Я очень   ослаб.
Вечером.Пошел проводить Маму  по коридору.Ноги слабнут  и подламывают-
ся.Иду держась за перила  вдоль стен.Голова кружится.В легких   хрипы.
Аппетит плохой.Все болит.Ну вроде дней   через семь я вышел из   этого
состояния.

                         ПОСЛЕ ЗОНДИРОВАНИЯ

  Дней  через   пять  или    шесть  я   сказал  Ветвицкому  (один   из
моих хирургов, сейчас  живет   и работает    в Америке)   про боли   в
коленях и  спине ,  и   он     назначил   мне    индометацин.Это  был