льно
взглядывает на нее и издает недовольное рычание.
     Честное ленинское! Мне это не  показалось.  Он,  бесенок,
все понимает. И все, что произошло дальше, только подтверждает
мою догадку.
     Умненький, гениальный проказник Бобик!
     Бабушка Сима рассказывала горячо. С темпераментом. Не зря
у нее черные усики на верхней губе.  А  у  дедушки  Семы  лицо
голое, как у китайца. И только на большой  бородавке  на  щеке
растут три длинных седых волоса. Как у кота.
     Гости  ахали,  ужасались.  А  дедушка  Сема  сидел,   как
именинник. Он, не  скрывая,  гордился  любовными  похождениями
своей собаки и сиял, как начищенный самовар.
     Бабушку Симу это задело, и она подпустила ему шпильку:
     - Яблоко от яблони далеко  не  падает.  Собаки  с  годами
становятся похожими на своих хозяев.
     - Лицом она уже приблизилась к тебе, - съязвил дед.
     - А поведением и нравственностью,  -  парировала  бабушка
Сима, - ей тебя никогда не превзойти, кобель несчастный!
     Гости  стали  закатывать  глаза,  кивая  на  меня.   Мол,
придержите языки при ребенке.
     - А, - пожала плечами бабушка. - Что она понимает?
     - Больше тебя, - хотелось мне ей ответить, но я, конечно,
промолчала. Иначе меня бы выставили из комнаты. И тогда  бы  я
лишилась большого удовольствия, какое не каждый день  выпадает
на мою долю.
     Гости слушали рассказ о проделках Бобика, разинув пасти и
сверкая металлическими вставными зубами.
     - Ай-яй-яй, - выражали они свое изумление. - Даже  трудно
поверить. Такой маленький,  такой  ничем  не  выдающийся...  А
такой кавалер... Невозможно поверить.
     - Не верите? - возмутилась бабушка. - Мне? Значит, я вру?
     Возмутилась не только бабушка, но и  Бобик.  Его  мужская
гордость была смертельно задета. Он решил вступиться  за  свою
честь и честь нашей семьи.
     Бобик отколол такой номер, какой  даже  от  него  ожидать
было трудно.
     Одним прыжком он махнул с дивана на бабушкино кресло.  На
спинку кресла.  Уперся  задними  лапами,  а  передние  положил
бабушке на голову и задергал  задом,  потряхивая  хвостиком  и
вывалив из открытой  пасти  розовый  язык.  Такая  же  розовая
штучка, как губная помада, высунулась у него между ног,  и  он
стал  эту  штучку  заталкивать  бабушке  в  ухо.  Демонстрируя
гостям, как он это проделал с далматской сучкой, и что бабушка
Сима ни слова не приврала, рассказав правду. И только правду.
     Дедушка Сема стал  красным,  как  рак,  и  зашелся  таким
кашлем, что я думала, он захлебнется и  отдаст  Богу  душу.  А
бабушке Симе понадобились валериановые капли. Но  их,  как  на
грех, дома не оказалось. Как говорил потом дедушка  Сема,  все
же оставшийся в живых:
     - Сапожник ходит без сапог, а у врача с таким стажем  нет
дома запаса валериановых капель.
     А про Бобика он говорил всем встречным и поперечным:
     - Если бы мне за него предложили десять тысяч  рублей,  я
бы не уступил его никому. Такая собака бывает раз в столетие.
     Чтобы дед не был голословным,  чтоб  его  высокая  оценка
Бобиковых  качеств  не  выглядела  обычным  хвастовством,  наш
кобель отколол очередной номер,  раз  и  навсегда  укрепив  за
собой репутацию самого выдающегося за столетие пса.
     Я это все видела. И ни одной капельки не  привираю.  Могу
поклясться, если не верите. Честное ленинское!
     У  дедушки  Семы  пропал  золотой  мост.  Зубной  протез,
сделанный из чистого золота. Самой высокой пробы,  как  клялся
дедушка. Пять золотых зубов, соединенных вместе.  Это  и  есть
мост. Включая зуб мудрости. Самый большой. На него ушло больше
всего золота.
     Мост надевался  на  уцелевшие  передние  зубы,  и,  когда
дедушка улыбался, у него приподнималась немножко губа и  сбоку
начиналось свечение, как иллюминация. Золото сверкало во  рту.
Дедушке это  нравилось,  потому  что  прибавляло  ему  веса  в
обществе. А собеседники проникались  уважением  и  завистью  к
человеку, у которого даже во рту золото. Не только на пальце в
виде перстня и на запястье в виде браслета для часов.
     Когда дома не было посторонних (я - не в счет,  я  -  еще
дитя и к тому же член семьи), дедушка снимал протез и клал его
в стакан с  водой,  и  золото  тускло  светилось  оттуда,  как
сокровище подводного царства. Или же просто клал  куда-нибудь.
Каждый раз этот золотой мост мы искали втроем: он,  бабушка  и
я. И бабушка при этом ругалась на чем свет  стоит,  ползая  на
коленях по паркету и заглядывая под диван и шкаф. Отчего у нее
к голове приливала кровь и  приходилось  принимать  лекарство.
Бабушка Сима - самая молодая из моих бабушек, у нее - климакс.
Поэтому она такая вспыльчивая. Я ее понимаю. И сочувствую.  Но
ничем помочь не могу. У каждого  возраста  -  свои  минусы.  У
бабушки - климакс, у меня - глисты.
     И вот дедушка Сема  стал  в  очередной  раз  искать  свой
золотой мост, и мы с бабушкой ему помогали. Но на сей  раз  не
нашли. Мост пропал. Как будто  испарился  в  воздух.  Но,  как
известно, золото может расплавиться и превратиться в  пар  при
исключительно  высокой  температуре,  а  у   нас   дома   была
нормальная. Ни холодно, ни жарко. Вернее, дедушка похолодел от
такой потери, а бабушку бросило в жар, кровь прилила к голове.
     Когда  искали  лекарство  для  бабушки,  вдруг   услышали
надрывный кашель  под  столом.  Там  сидел  Бобик  и,  давясь,
кашлял. И при этом отводил глаза, как  с  ним  обычно  бывало,
когда он набедокурит.
     Страшная догадка осенила нас  всех.  Троих  одновременно.
Вот он  где,  золотой  мост!  Этот  бандит,  хулиган,  мамзер,
выкрест, этот проклятый пес проглотил золотой  мост  и  сейчас
корчится в муках, не в силах переварить благородный металл.
     -   Запереть   все   выходы!   -   скомандовала   бабушка
командирским голосом, что нисколько не удивительно, потому что
она - капитан запаса. Медицинской службы.
     - И под хвостик ему пробку засунуть, - робко посоветовала
я, искренне желая помочь им.
     - Ваше дело - телячье, - оборвала она меня.
     Бабушка, когда хамит, всегда переходит со мной на "вы". Я
прикусила язык. Потому что я из интеллигентней семьи и  хорошо
усвоила,  что  спорить  со  старшими  равносильно  тому,   что
пытаться мочиться против  ветра.  Конечно,  если  ты  мужчина.
Слабому полу ветер не опасен.
     Кашлявшего Бобика загнали в ванную, и там с ним заперлась
бабушка   Сима   и   заставила   бедного   песика   проглотить
слабительное.
     Бобик выкакал золотой мост, и лишь тогда его выпустили из
заключения. Он вышел из ванной грустный, поникший. Так, должно
быть, выглядят ограбленные.
     А бабушка, предварительно промыв под краном, торжественно
вынесла золотой мост и с  презрением  протянула  его  дедушке.
Мост был смят и продавлен собачьими зубами.  Мост  пропал.  Но
хоть золото осталось.
     Дедушка  Сема  проявил  свою   обычную   находчивость   и
смекалку, что всегда позволяло ему уходить от  беды.  Он  взял
молоток и пинцет, которым бабушка выдергивает свои усы,  когда
они отрастают до  неприличия,  и  в  какой-нибудь  час  вернул
золотому мосту его прежний вид. После этого  он  раскрыл  свой
наполовину пустой рот и в ознаменование победы хотел водрузить
мост на место.
     Бабушка еле успела у самых его губ перехватить мост.
     - Идиот! Без дезинфекции суешь в рот? Ты что, не  знаешь,
откуда его вынули?
     Она продержала золотой мост в спирте целую  ночь,  отчего
он засиял еще ярче. Потом ошпарила кипятком, помыла  с  мылом,
снова ошпарила и тогда  лишь  сунула  деду  в  рот.  При  этом
обожгла ему губы.
     Бобик несколько дней  не  глядел  людям  в  глаза.  Потом
простил.
     Когда дед улыбался и у него во рту начинало  посверкивать
золото, в глазах у Бобика вспыхивал нехороший блеск.
     - Аристократ! - пинала его ногой бабушка Сима.  -  Золота
ему только недостает для полного счастья.
     У меня же от этого случая  осталось  какое-то  неприятное
чувство. Как оскомина во рту, когда поешь  зеленых  недозрелых
яблок.
     Каждый раз, когда дедушка Сема меня целовал, я  явственно
ощущала запах псины из его рта,  и  у  меня  делалась  гусиная
кожа. Я - очень впечатлительный ребенок.

     Я думала-думала и придумала. Сделала открытие.  В  России
самые любимые и распространенные песни -  воровские,  блатные.
Часто с непристойнейшими словами.  И  меня  вдруг  осенило.  Я
догадалась почему.
     Потому что в Советской России - куют и куют  счастье  для
трудящихся и все никак не выкуют. Почти каждый второй взрослый
человек или сидел в тюрьме, или сидит. Как  поется  в  блатной
лагерной песне:
         Кто  там  не был, тот будет.
         А кто был, тот хрен забудет.
     Сталин  загнал  миллионы  за  решетку  как  политических.
Просто  за  неосторожное  слово.  И  без  слова  тоже.  А  как
уголовников можно сажать любого. Потому что: не  украдешь-  не
проживешь. Не подмажешь - не  поедешь.  (Это  о  взятке.)  Эти
поговорки, а также песенку я знаю  от  дедушки  Семы,  который
позор семьи и расхититель социалистической собственности.
     Люди возвращаются  из  лагеря  не  только  с  испорченным
здоровьем и без зубов от  цинги.  Но  и  с  запасом  воровских
песен. А так как в России таких людей большинство,  поэтому  и
песни воровские - самые распространенные. От  родителей  песни
переходят к детям и внукам.
     Я однажды крепко  подвела  дедушку  Сему.  Был  мой  день
рождения. Кажется, пять лет исполнилось. Круглая дата. Мама  с
папой пригласили гостей полный дом. И детей, и  взрослых.  Все
мои предки во главе с прадедушкой Лапидусом, который был лично
знаком с Лениным, были представлены в полном составе.
     Когда я обожралась сладостями и мои щеки  совсем  взмокли
от   слюнявых   поцелуев,   наступил,   как   обычно,    самый
торжественный  момент.  Именинница  должна   блеснуть   своими
талантами. Прочесть стихотворение наизусть, станцевать русский
народный танец или что-нибудь спеть.
     Моя родня удивилась. В прежние дни  рождения  я  лопотала
стишки,  но  даже  и  не  делала  попытки  запеть.  Мама  даже
сокрушалась, что у меня нет музыкальных способностей  и  я  не
смогу учиться игре на пианино. Как подобает хорошей девочке из
интеллигентной семьи. Дедушки  с  бабушками  тоже  переживали.
Кроме прадедушки Лапидуса. Он высказался в том смысле, что  не
всем же играть на фортепиано, кому-то надо и хлеб  выращивать.
На него посмотрели, как на ожившую за окном прошлогоднюю муху:
старикан,  мол,  совсем   спятил,   несет   ахинею.   Конечно,
выращивать  хлеб  тоже  надо.  Но  почему   обязательно   наша
единственная ненаглядная внучка Олечка должна этим заниматься?
     Когда я, стоя посреди комнаты с большим бантом в волосах,
сказала,  что  хочу  спеть  песенку,  наступило  ликование.  В
прошлые дни рождения я декламировала стишки, и вся  моя  родня
дружно шевелила губами, беззвучно выговаривая  слова,  которые
они знали наизусть. Вроде бы  как  помогая  мне,  поддерживая.
Теперь же они не знали, какую песенку я собираюсь спеть, и  не
могли шевелить губами. Поэтому ограничились тем,  что  как  по
команде разинули  рты.  От  любопытства  и  ожидания.  У  меня
зарябило  в  глазах  -  в  этих  ртах  было   полно   вставных
металлических зубов, и в каждом зубе отражалась наша люстра.
     Я запела. Отставив ножку и заложив ручки за спину.  И  по
мере того, как я пела, рты захлопывались один за другим, и мне
не нужно было больше жмуриться.
     Я пела:
        Катя,  Катерина,
        Воровская  до-о-чь.
        С  кем  ты прогуляла
        Всю прошлую ночь?
     Как   все    возмутились!    Какими    взглядами    стали
переглядываться! Моя мама подбежала ко мне и  зажала  мне  рот
ладонью, чтоб оттуда не вырвалось еще какой-нибудь гадости.
     - Уму непостижимо! - чуть не зарыдала от стыда моя  мама.
- Где она могла такое услышать?
     И выразительно посмотрела на дедушку Сему, который  сидел
в углу и единственный из всех шевелил губами,  когда  я  пела.
Вся  родня  повернулась  к  нему,  устремив   на   несчастного
уничтожающие взгляды. Дедушка Сема на нервной почве засвистел.
     А я воспользовалась тем, что мама сняла  ладонь  с  моего
рта, и невинно предложила слушателям другую песенку, если  эта
им не нравится.
     - Вот хорошо, деточка! Давай другую! -  дружно  загалдела
вся родня. - А эту гадость выбрось из головы.
     Я согласно кивнула, доставив этим им большое  облегчение.
И запела:
        Понапрасну ломал я решеточку,
        Понапрасну бежал из тюрьмы.
        Моя милая, родная женушка
        У другого лежит на груди.
     Мама снова запечатала мой рот намордником. Дедушку  Сему,
который снова неосторожно  зашевелил  губами,  когда  я  пела,
вытащили из угла и поволокли на кухню. На расправу.
     Они не ошиблись, научил меня этим песням дедушка  Сема  -
позор семьи, жулик, вор  и  спекулянт,  расхититель  народного
добра.
     Незадолго до моего дня рождения я заболела  свинкой.  Так
как мои мама с папой работают, а бабушка Сима  сидит  дома,  в
большой трехкомнатной квартире, где много воздуха и  света,  а
она, бабушка, к тому еще врач с большим стажем, меня перевезли
туда.  У  меня  долго   держалась   высокая   температура.   Я
капризничала. Плохо ела. Никак не засыпала.  И  дедушка  Сема,
который очень добрый, хотя все его ругают, сидел ночами  возле
моей кроватки, потому что у бабушки  Симы  не  хватало  нервов
выносить мои капризы.
     Чтоб ребенок уснул, ему поют колыбельные  песни.  Дедушка
Сема знал это и тоже  пел  мне,  раскачивая  кроватку.  Каждый
поет, что знает. А что знает  дедушка  Сема,  у  которого  вся
жизнь - ожидание ареста, и отдыхал он только тогда, когда его,
наконец, арестовывали, а потом, за большую  взятку,  отпускали
на свободу? На  моем  дне  рождения  я  попробовала  повторить
кое-что из его репертуара. И  испортила  праздник.  А  дедушку
Сему подвела под большую неприятность.  Мама  пригрозила,  что
его ноги больше не будет в нашем доме, чтоб  избавить  ребенка
от его тлетворного влияния.
     А песни хорошие. Честное ленинское! Куда лучше  тех,  что
мы разучиваем в школе. Там мне продолбили  голову  песней  про
пограничников, в которой слова не петь надо,  а  кричать,  как
военные команды:
      Стой! Кто идет?
      Стой! Кто идет?
      Никто не проскочит!
      Никто не пройдет!
     Дедушка Лева, который строил  московский  метрополитен  и
поэтому имеет бесплатный пожизненный  билет,  самый  мягкий  и
вежливый из всех моих дедушек, услышав, как я напеваю это,  не
выдержал и, покраснев, как  будто  у  него  случился  инсульт,
завопил на всю квартиру:
     - Чему вас в школе учат? Такими песнями из вас  воспитают
тюремных надзирателей и лагерных охранников!
     Воровские песни знают еще два  человека  в  нашей  семье.
Прадедушка  Лапидус  -  старый  большевик,  который  сидел  до
революции и после, и дедушка Степан, по кличке  "Душегуб".  Он
всю жизнь работал при лагерях. Но не за колючей проволокой,  а
снаружи.  Он  охранял  и   допрашивал   заключенных.   А   как
допрашивают  в  КГБ,  лучше  всех  знал  прадедушка   Лапидус,
которому там выбили все зубы и поломали несколько костей.  Они
оба знали одни и те же песни.
     "Душегубом" дедушку Степана моя родня называет за  глаза.
Если бы сказать ему в глаза,  он  бы  смертельно  обиделся.  А
зачем обижать старого  человека,  хоть  и  бывшего  палача,  у
которого   повышенное   кровяное   давление    и    пониженная
кислотность?
     Но однажды в присутствии всей  родни  прадедушка  Лапидус
сказал ему это. Не прямо, конечно. А косвенно.  И  без  всякой
злости. Так что все поняли, а один лишь дедушка Степан  ничего
не заподозрил. И даже поддержал прадедушку.
     Получилось очень тонко. Абсолютный цирк!  Не  зря  я  так
обожаю моего старенького прадедушку Лапидуса. Конечно, с таким
человеком и самому Ленину было не зазорно поддерживать близкое
знакомство.
     Оба старика заядлые шахматисты. Мы  дома  специально  для
них держим шахматную доску, чтоб им было чем  заняться,  когда
заглянут к нам в гости. И как засядут! Клещами не оторвать! Не
поднимутся, пока все  не  разойдутся  по  домам.  Мама  иногда
прячет от них доску, чтоб они  хоть  как-то  поддержали  общий
разговор.
     Однажды они так увлеклись игрой в шахматы, что в глубокой
задумчивости запели. И не какую-нибудь революционную песню.  А
- воровскую. Лагерную. Я бы даже сказала, хулиганскую.  Запели
дуэтом. Вполголоса.  Не  для  публики.  А  для  себя.  Слишком
углубились в игру. Пели палач и жертва. Майор КГБ в отставке и
бывший узник концлагеря,  старый  большевик.  Запели  лагерный
фольклор. Да такой, что всем  вокруг  чуть  уши  не  заложило.
Спасло лишь то, что все,  за  исключением  "Душегуба"-Степана,
поняли, какой тонкий  намек  вложил  в  эту  песню  прадедушка
Лапидус, и как попался на крючок бесхитростный дедушка Степан.
     Лапидус держал над доской шахматную  фигуру,  раздумывая,
куда  бы  ее  поставить,  и  пока  думал,  затянул   тоненьким
дребезжащим голоском:
        В этом доме не больница -
        Настоящая тюрьма.
     И умолк, сделав ход. Тогда дедушка Степан поднял свою фи-
гуру и, тоже задумавшись, продолжил песню:
        И сидит в ней мальчишка -
        Лет пятнадцати дитя.
     Вот тогда-то прадедушка  Лапидус  и  ввел  жало.  Да  так
неожиданно, что у всех дух захватило:
        Ты скажи, скажи, мальчишка,-
невинно продолжал песню мой прадедушка, не отрываясь от игры:
        Сколько душ ты погубил?
     "Душегуб"-Степан даже ухом не повел. Сделал очередной ход
и продолжил песню, не видя в ней никакого подвоха:
        Я - двенадцать православных,
        Двести двадцать пять жидов.
     Все чуть не лопнули, стараясь сдержать хохот.  А  бабушка
Соня, его жена, обиделась на всех. И чуть не заплакала.
     Вот  так  отличился  воровской   песней   перед   дружным
коллективом еврейской родни член нашей семьи  дедушка  Степан,
по кличке "Душегуб", майор КГБ в отставке. Вроде дал  отчет  в
содеянных им преступлениях.
     Вот как поют нынче на Руси! Заслушаешься!

     В  нашей  семье  все  имеют  клички.  Почти  все.   Меня,
например, зовут "Кнопкой". Это потому что я  курносая.  И  как
говорит мама, на мой нос  хочется  надавить  пальцем,  как  на
кнопку.
     Дедушку  Степана  за  глаза  называют  "Душегубом".   Это
понятно. Он служил в КГБ. А дедушку Сему "Мао", за то, что  он
похож на  китайца.  Кличка  дедушки  Левы  -  "Крот".  Ребенок
догадается почему. Он рыл под землей туннели  для  московского
метро. Его профессия такая - рыть туннели. Его  жена,  бабушка
Люба, называет это по-другому - рыть носом землю.
     Я жалею дедушку Леву. Он такой тихий, такой честный,  что
даже противно становится -  так  говорит  его  жена.  Подумать
только: выстроил под землей целые дворцы из  мрамора,  а  сам,
как подкидыш, живет  с  бабушкой  Любой  в  одной  комнатке  в
старом-старом доме, который вот-вот рухнет, да  все  никак  не
упадет. Тогда бы их переселили куда-нибудь, где поприличней.
     - Слепой, как крот, - кричит бабушка Люба. - Он не видит,
что творится кругом.
     - И не хочу видеть, - тихо отвечает Крот  и  даже  глазки
закрывает.
     Кличка имеется даже у нашего прадедушки Лапидуса, который
был лично знаком  с  Лениным,  и  когда  был  голод  во  время
гражданской войны, вез в Москву эшелон с хлебом и не  позволил
себе  лишней  крошки  откусить  и  поэтому  чуть  не  умер  от
истощения.
     У него самая странная кличка. "Кочующий миномет". Знаете,
что такое кочующий миномет? Мне дедушка Лева объяснил,  он  на
войне был артиллерийским офицером. И остался без левой руки.
     Кочующим минометом называется такой миномет,  который  не
стоит на одном  месте,  а  сделав  выстрел-другой,  быстренько
меняет позицию. Чтоб противник не запомнил, с какого места  он
стрелял. А то откроет ответный огонь и уничтожит его.  Поэтому
миномет передвигается с м