а в белот, сидевшие за столом в ароматной прохладе полутемного кафе и бросившие на нового посетителя безразличный взгляд, - они увидели лишь жесткие черты лица, большие карие глаза, густые усы.
     Ж. П. Г, долго созерцал мутный напиток, потом пригубил, сделал жест, как бы означавший: "Тем лучше!"
     - и несколькими глотками осушил стакан.
     - Официант! Еще раз перно.
     На этом он не остановится. Он теперь много чего наделает! Не глядя по сторонам - так легче сдерживаться, Ж. П. Г, пытался сосредоточиться на одном предмете.
     Но мысли его ускользали через широко распахнутую дверь на залитый солнцем плац, неслись под аркадами Дворцовой улицы на мощенный розовыми плитками двор лицея, в столовую дома на авеню Колиньи, к "Беседке" на набережной Майль.
     Игроки в белот не спеша пили, курили, тасовали карты, обменивались белыми жетонами.
     Ж. П. Г, не выдержал. Швырнул деньги на столик, вышел или, скорее, выбежал из кафе и наискось пересек площадь, лишь бы не поддаться искушению все-таки пройти под аркадами.
     Он добрался до дома одним броском, пройдя через городской сад, где поливалки распыляли над лужайками воду. Ключ у него был с собой. Он повернул его в замке, открыл дверь и несколько секунд постоял в коридоре с дрожью в коленях, как пловец, который очень боится, что ему не доплыть до берега.
     - Это ты? - донесся голос сверху.
     Время в самом деле для него непривычное. Никогда Ж. П. Г, не бывал дома в девять утра.
     - Я.
     В гостиную он не вошел. Заглянул сначала в кухню, где на плите стояла кастрюля с молоком, оттуда прошел в садик и увидел дочку - она чистила курятник.
     - Ты? - тоже удивилась она.
     Ж. П. Г, не мог говорить. Тревога его росла. Ему необходимо было что-то делать, где-нибудь приткнуться.
     Однако в такой час места для него дома не предусматривалось. В столовой стулья были водружены на стол, а сам стол задвинут в угол - начиналась уборка.
     Из открытого окна на втором этаже выглянула г-жа Гийом:
     - У тебя нет уроков?
     Жена и дочь наблюдают за ним, это естественно.
     - А ты не заболел?
     Он понимал всю нелепость своего желания, но не смог его подавить, и жертвой пала герань: учитель сорвал крупный красный цветок и мял его в руке, пока тот не превратился в липкую кашицу.
     Никто не заметил его выходки. Элен, чистившая насест в курятнике, стояла спиной к отцу. Солнечные лучи расчерчивали садик ромбами. День был так безмятежен, что невольно наводил на мысль о стоячем пруде: стоит шевельнуться - и в воздухе, как по воде, пойдут круги.
     На Элен розовый передник. Девушка она красивая, хотя и полноватая, но в шестнадцать лет формы у женщин часто бывают слегка расплывчаты и утончаются лишь со временем. Впрочем, какое это имеет значение?
     Ж. П. Г вернулся в кухню.
     - Сними молоко с плиты, - крикнула ему жена.
     Поздно! Молоко убежало. Выплеснувшаяся из кастрюли пенка образовала на плите коричневые пузырящиеся волдыри.
     Ж. П. Г, и бровью не повел. Он надел котелок, быстрым шагом миновал коридор и вышел.
     Опять опрометчивый поступок! Сначала перно, потом герань, но что еще ему оставалось?
     Ж. П. Г, шел но улице, но не так, как ходил в лицей или на прогулку с семьей. Он шел сбивчивым, неуверенным шагом. Добрался до набережной Майль, постоял там, раздувая ноздри и глядя на море.
     Маменьки прогуливали младенцев в красивых лакированных колясочках.
     Ж. П. Г, чуть было не вошел в ресторан "Беседка" - его подмывало выпить еще один аперитив, может быть, несколько. Не сделал он этого лишь потому, что хозяин стоял на пороге и, похоже, наблюдал за ним.
     Тем хуже! Он повернул в город, направился по Дворцовой улице и, проходя перед магазином рамочного мастера Виаля, втянул голову в плечи.
     Дом, где помещалась парикмахерская с сиреневой витриной, был по счету восьмым. Ж. П. Г, сосчитал аркады. Объявление он разобрал еще издали: он знал текст наизусть. Каждое слово, каждая буква словно отпечатались на сетчатке его глаз.
     ИЗВЕЩАЕМ НАШИХ ЛЮБЕЗНЫХ КЛИЕНТОВ, ЧТО МЫ ПРИВЛЕКЛИ К СОТРУДНИЧЕСТВУ ИЗВЕСТНУЮ ПАРИЖСКУЮ МАНИКЮРШУ Г-ЖУ МАЛО.
     Г-жа Мадо находилась там, в благоухающем салоне!
     Ее не было видно, но Ж. П. Г, и ни к чему ее видеть.
     Это вовсе не молоденькая и вдобавок хорошенькая маникюрша. Это матрона лет пятидесяти, мирная, рыхлая, с крючковатыми пальцами и опухшими от груза житейских тягот ногами.
     Что если он, Ж. П. Г., внезапно войдет и молча встанет перед ней?
     Нет, он этого не сделает! Он знает, что не решится - по крайней мере здесь. Но что станет с ним, если встреча все-таки произойдет?
     Что если бы нынче утром он не увидел ее со спины, а столкнулся с ней вплотную? Она бы его тоже заметила и, разумеется, узнала, несмотря на усы и каменное выражение лица.
     Он-то сразу узнал ее по одной лишь фигуре, когда она шла впереди него Дворцовой улицей!
     Похоже, он имел все основания отправиться к комиссару полиции и заявить:
     - Вам известно, кто я. Власти относятся ко мне с уважением. Я хочу просить вас об услуге - посоветуйте особе по имени Мадо, маникюрше, покинуть город.
     Такое иногда случается. Ж. П. Г, нужно лишь свернуть в первую улицу направо, войти в здание муниципалитета и подняться на второй этаж, где его сразу примет главный комиссар.
     Ж. П. Г, била дрожь. Он стоял на тротуаре в полусотне метров от сиреневой витрины, как влюбленный, ожидающий свидания, и прохожие оборачивались на него.
     Если Мадо не уедет, жизнь станет для него нестерпимой. Сможет ли он ходить по улицам, зная, что в любую минуту рискует с ней столкнуться?
     Но и без встреч само ее пребывание в городе для него невозможно. При одной лишь мысли, что она здесь, на Дворцовой улице, Ж. П. Г, не в силах больше распрямиться, надеть котелок, взять портфель под мышку, давать уроки, завтракать в столовой на авеню Колиньи, слушать болтовню сына и дочери.
     А у него есть и сын, и дочь!
     Накануне вечером, даже сегодня утром, это казалось вполне естественным, но сейчас представляется нелепым, неприличным, не правдоподобным.
     Не правдоподобно все! Хотя бы то, что он женился в Орлеане на дочери полковника! Да, да, его жена, урожденная Ламарк, - дочь интендантского полковника.
     И то, что он уже восемнадцать лет ест в определенное время, на чистой скатерти, в хорошо поставленном доме и по утрам с портфелем и в котелке уходит в лицей.
     У него даже есть дети! Он не очень любит Антуана - мальчик некрасив и средних способностей, но с удовольствием смотрит на Элен.
     Правда, он почти не знает ее. Он не речист, вот и с ним не пускаются в разговоры. Привычка к немногословию сама собой выработалась у них с женой с первых же дней брака. Они спали в одной постели.
     Иногда Ж. П. Г, объявлял:
     - У меня два новых частных урока.
     Она сообщала ему:
     - Я заказала линолеум для ванной.
     Они просто существовали бок о бок. Что им было поверять друг другу? Что мог Ж. П. Г, рассказать детям?
     Он утер пот с лица, увидел себя во весь рост в зеркальной витрине на другой стороне улицы - и сам себе удивился.
     Почему бы ему не явиться прямо к Мадо? Не в парикмахерскую, конечно. Он дождется, когда она выйдет. Вероятно, она снимает меблированную комнату или поселилась в гостинице.
     Он вернет ей две тысячи франков за кольца...
     При одной мысли об этом у него взмокли ладони.
     Бывают мгновения, когда воздух так насыщен электричеством, что люди и животные с тревогой ожидают грозы, которая непременно грянет.
     Ж. П. Г, находился именно в таком состоянии. В нем как бы сидел электрический заряд. Он не мог оставаться на одном месте. Испытывал боль во всем теле. Чувствовал - что-то должно произойти. Но что?
     Он вошел в табачную лавочку на углу, распахнув маленькую дверь, которая уперлась прямо в оцинкованную стойку, и опять выпил перно.
     Внезапно Ж. П. Г, вскинул голову и тут же с ужасом посмотрел себе под ноги: только что, сам того не сознавая, он сплюнул на пол. Такого он не позволял себе восемнадцать, если не двадцать лет.
     Неужели и все другие привычки вернутся к нему?
     Надо немедленно повидать Мадо, поговорить с ней, упросить ее сейчас же уехать из города.
     В противном случае все рухнет. Ж. П. Г, и так уже стал чужим в столь привычной для него обстановке.
     Проходя мимо постового возле Часовой башни, он забыл с ним поздороваться. Не поднял голову и не посмотрел на часы, как делал обычно.
     Это больше не он, не его походка, даже, несмотря на усы, не его лицо.
     Имеют ли власти право снова отправить его в тюрьму? Для некоторых преступлений существуют сроки давности. А для тяжких?
     Нужно справиться у адвоката. Нет, нельзя - адвокат удивится вопросу, может что-либо заподозрить.
     Ж. П. Г, все бродил по Дворцовой улице, не замечая, что состав прохожих изменился. По тротуару небольшими группами шли мальчики из лицея; те из них, что ходили в 4-й "б", оборачивались и смотрели на учителя.
     Он обратил на это внимание только после того, как кто-то молча преградил ему дорогу. Это был его сын.
     Помолчав, Антуан нерешительно осведомился:
     - Ты не домой?
     - Сейчас иду.
     Мальчик печально отошел, держась подальше от товарищей. У него их было мало: он ведь сын учителя, и его, без всяких на то оснований, нередко подозревали в ябедничестве.
     Ж. П. Г, показалось, что кто-то, как и он, ждет на тротуаре. Он заметил мужчину лет пятидесяти пяти или шестидесяти, довольно бедно одетого, но ни профессию его, ни даже социальное положение определить не смог.
     Мужчина стоял и смотрел на парикмахерскую, дверь которой наконец открылась. Появилась Мадо, перешла через улицу и взяла незнакомца под руку.
     Все произошло так просто, что Ж. П. Г, растерялся.
     Он успел посмотреть на Мадо. Хорошо ее разглядел.
     Ни черты лица, ни выражение его не изменились.
     Она всегда сильно пудрилась, ярко красила губы и румянила щеки. Теперь, когда она стала маникюршей, косметика для нее - профессиональная необходимость.
     Мадо шла под руку с седым мужчиной, а учитель, отстав метров на десять, машинально следовал за ними.
     Мадо не изменила своей манеры виснуть на руке спутника. В этом жесте - вся она. Ей вечно кто-нибудь нужен. Не затем, чтобы прокормиться. И не затем, чтобы брать от него. Напротив - чтобы отдавать самой!
     Ж. П. Г, был убежден, что она содержит старика, штопает ему носки и вечером подает в кровать целебный настой из трав.
     Это же Мадо! Конечно, она располнела. Талия больше не заметна. Тело от плеч до бедер - один сплошной квадрат, жировые складки просматриваются даже под платьем - из-за них оно морщит на каждом шагу.
     Одежда Мадо не отличалась элегантностью: чулки дешевые, каблуки стоптанные. Ботинки на мужчине, старые, коричневые, вылинявшие, выглядели еще более убого.
     Тем не менее они безмятежно шли вдвоем, почти как влюбленные, видимо рассказывая друг другу о своих немудреных делах.
     Сегодня Мадо работала первый день и сейчас, вероятно, вводила своего друга в курс событий.
     И Ж. П. Г, дошел до того, что, следя за ними, почувствовал глухую зависть.
     Он не смотрел ни по сторонам, ни под ноги. Он видел лишь две спины да розовый затылок Мадо, оставшийся на редкость свежим, как, впрочем, все тело, белое и нежное, словно у младенца.
     Дворцовая улица осталась позади. Они шли вдоль узкой улочки, выходившей к порту недалеко от маяка, там, где рядом выстроилось несколько ресторанов и кабачков.
     Парочка, очевидно, хорошо знает Ла-Рошель. Они вошли в ресторанчик на углу, знакомый лишь завсегдатаям, - там всего полдюжины столиков.
     Ж. П. Г, ни разу в нем не бывал. Обычно он проходил мимо с чопорным видом и устремленными вдаль глазами.
     Как, интересно, он выглядит сегодня, блуждая без портфеля по городу? Ж. П. Г, увидел столики, покрытые бумажными скатертями. На каждом - судок для растительного масла с уксусом, горчичница, написанное от руки под копирку меню. Мадо села со спутником слева, у окна, раздвинула занавески и стала следить за суетой в порту.
     Ж. П. Г, настолько отупел, что чуть было не угодил под грузовик. От трех перно руки и ноги у него стали вялыми, но возбуждение так и не прошло.
     Вдруг он заметил идущего по тротуару Виаля - не сына, а отца, и, желая избежать объяснений, заспешил к Часовой башне, а от нее к набережной Майль.
     Он вынужден вернуться домой. Это необходимо.
     Дальше видно будет. Как и утром, он стремительно вошел в коридор, и ему показалось, что разговор в столовой разом оборвался.
     Семья еще не села за стол. Никто в доме не позволил бы себе приняться за еду без него.
     Стеклянная дверь в сад была открыта, на синем каменном пороге во всю длину растянулся кот. Антуан, только что рассказывавший об утреннем происшествии, опустил голову.
     Чтобы рассеять неловкость, Элен тут же подала закуски и крикнула:
     - За стол!
     На закуску были редис и анчоусы. Подумав о судке для растительного масла с уксусом и горчичнице, Ж. П. Г, бессознательно поставил локти на стол, чего прежде за ним не замечалось.
     Жена его была такой же толстой, как Мадо, но не столь розовой и хорошо сохранившейся. Она всегда выглядела несколько блеклой, словно ее окутывала серая пелена. Постоянно ощущала усталость, мало выходила из дома и слонялась из комнаты в комнату, жалуясь на свои немощи.
     Ж. П. Г, машинально положил себе редису и грыз его, поглядывая в сад, где куры орпингтонской породы оставляли за собой на земле рыжеватые отметины.
     - Сегодня собрала пять яиц, - объявила Элен, словно стремясь прийти на выручку отцу.
     - Они обходятся дороже, чем на рынке, - уточнила г-жа Гийом.
     Веки у Антуана покраснели. Он то и дело хлюпал носом, и выведенная из терпения мать наконец спросила:
     - Разве у тебя нет платка?
     Негромко тикали часы, в кухне булькала закипавшая вода. Элен встала и пошла за телячьими отбивными с картофельным пюре.
     Но как ни потягивался кот, как ни золотило стену солнце, как непринужденно ни прислуживала Элен за столом, этот день нельзя было назвать обычным днем, завтрак - обыкновенным завтраком.
     Почему г-жа Гийом не спросит прямо: "Что случилось утром?"
     Ж. П. Г., пожалуй, и рассказал бы, но не знал, как начать. Он чувствовал, что за ним наблюдают и каждый из присутствующих, даже Антуан, понимает: отец не в своей тарелке.
     Ж. П. Г, поправил усы, уверенный, что они смешно торчат, кашлянул и буркнул:
     - Вчера мы тоже ели телятину.
     - Позавчера, - деликатно поправила Элен. - Но это было жаркое.
     Жена исподлобья бросала на него быстрые взгляды - так наблюдают за больным, которого не хотят волновать. Неужели его поведение настолько необычно? В конце концов Ж. П. Г, охватила паника: он старался ни на что не смотреть и ел так неловко, словно собственные руки стесняли его.
     Он был у себя, но напрасно пытался внушить себе, что это его дом. Это было сложное чувство. Он вел себя как виноватый и словно ждал нападок или упреков.
     Наконец завтрак закончился. Элен подала кофе в японских чашечках - свадебный подарок одного из братьев полковника.
     Лишь тогда г-жа Гийом равнодушным голосом осведомилась:
     - Что ты намерен предпринять?
     Ж. П. Г, покраснел. Щеки и уши у него вспыхнули, глаза засверкали.
     - Не знаю.
     Что она хочет сказать? Что он может предпринять?
     - Виали любят делать из мухи слона.
     Антуан ушел к себе, предпочитая не вмешиваться.
     - Да, - выдавил Ж. П. Г.
     Как тяжело! Сейчас ему нужен человек, вроде той же Мадо, - человек, с которым можно посоветоваться, который поддержит в трудную минуту. И от одной мысли об этом он покраснел еще сильнее.
     Отчего жена так смотрит на него? Почему не говорит откровенно?
     Всегда одно и то же: процедит слово, потом другое и подожмет губы с покорным и грустным взглядом.
     Стоит ли изображать из себя жертву только потому, что он задал взбучку какому-то сопляку?
     Ж. П. Г мутило от всего этого. Он испытывал потребность бежать из дома куда-нибудь, где никто друг друга не знает.
     - Уходишь?
     - Да.
     Полюбопытствовать - куда, она не решилась. Лишь вздохнула:
     - Это очень, очень неприятная история.
     А Элен тихо спросила:
     - Кофе пить не будешь?
     Да разве он знает, пить ему кофе или нет. Вышел он из дома все же как обычно: портфель под мышкой, котелок надвинут на лоб.
     Но, очутившись на улице, едва удержался, чтобы не пуститься наутек.

3

     Когда около семи вечера Ж. П. Г, вернулся, он, едва соприкоснувшись с домашней атмосферой, сразу все понял: дверь из столовой в гостиную распахнута: графинчик с водкой, хранящийся для особо важных случаев, открыт - чувствуется по запаху; вдобавок еще в коридоре Ж. П. Г, услышал голос жены - таким тоном она разговаривает лишь при гостях.
     - Я уверена, это он.
     В воздухе пахло сигаретой. Ж. П. Г, не нахмурился, лицо его осталось бесстрастным. Он вымок до нитки: около четырех дня на Ла-Рошель обрушился ливень, а учитель, как бездомная собака, все блуждал по городу.
     Ж. П. Г, старательно вытер ноги о половичок, распахнул дверь в гостиную и различил в полумраке багровое лицо с конопляной бородкой и светящийся кончик сигары доктора.
     - Понимаете, шел мимо, а тут...
     - Доктор решил не уходить, пока не пожмет тебе руку, - затараторила г-жа Гийом.
     Гостиная утопала в сумерках, аромат сигары, смешанный с запахом водки, подчеркивал интимность обстановки.
     - Зажечь свет? - предложила г-жа Гийом.
     - Не надо, - запротестовал доктор. - Я посижу минутку и уйду.
     Ж. П. Г, даже не удивился: его жена панически боится болезней. Стоит ей обнаружить у мужа прыщик, как она обязательно сводит его с доктором Дигуэном, другом дома. Это одно из проявлений целой системы: жена заботится о его здоровье так же, как подает ему за столом первому, как протягивает шляпу, когда он собирается уходить, как в первые же недели после свадьбы предложила застраховать его жизнь.
     Ж. П. Г, не захотелось выглядеть невежей, тем не менее он не удержался и резким жестом протянул левую руку удивленному врачу.
     - Но я же пришел не по вызову. Насколько мне известно, вы не больны.
     - Не поручусь, что он хорошо себя чувствует, - вмешалась г-жа Гийом.
     Началось! Пока Дигуэн с серебряными часами в руке считал пульс Ж. П. Г., Элен в столовой принялась накрывать на стол. Антуан готовил в своей комнате уроки.
     - Вы не испытываете никакого недомогания?
     - Нет.
     - На мой взгляд, вы за последнее время немного переутомились и слишком возбуждены, но состояние ваше пока что не внушает беспокойства.
     Улыбаться Ж. П. Г, тоже был не склонен. Он с серьезным видом слушал, ощущая на лице дыхание врача, который осматривал его.
     - Не пообедаете ли с нами, доктор? - вежливо осведомилась г-жа Гийом.
     - Благодарю, но это невозможно - жена ждет.
     Снова обмен любезностями. От усталости у Ж. П. Г. круги под глазами, ноги подкашиваются, его мутит.
     Тем не менее после ухода Дигуэна он занимает свое место за столом перед дымящейся супницей. Жена садится напротив, дочь справа, Антуан слева. Над супницей нависает абажур из розового шелка.
     - Заходил учитель философии - просил передать, что все уладится. Ты возобновишь занятия в пятницу, как бы после болезни.
     Ж. П. Г, кивает. Он никого не хочет раздражать. И до десяти вечера с тоской ждет, когда наконец останется один.
     Дети, поцеловав его, удаляются в свои комнаты. Г-жа Гийом начинает раздеваться, а Ж. П. Г, отправляется в ванную и закрывает дверь на задвижку.
     Голова раскалывается от боли, он непрерывно глотает слюну, но никак не может смочить пересохшее горло.
     В ванной делать ему нечего - просто надо побыть в одиночестве. Но там есть зеркало, и Ж. П. Г, смотрится в него.
     Да, это он, его жесткие волосы, усы, большие карие глаза. Он прикрывает усы руками, но лицо не меняется.
     Дверь пытаются открыть. Г-жа Гий