лестнице, и в столовой слышатся приглушенные голоса.
     Ж. П. Г, забыл попросить принести ему какую-нибудь книгу. Правда, желания читать у него нет, но нет и желания думать. Он смотрит, как разрезает комнату пополам широкий солнечный луч, в котором танцуют миллионы крохотных пылинок. С таким же успехом они могли быть светилами, брошенными в бесконечность.
     Хотя окно открыто, запах спальни не выветривается, и Ж. П. Г., сильно потевший ночью, чувствует, что все тело под пижамой у него влажное. Это ощущение стало особенно острым после прихода Элен, так посвежевшей на улице.
     Он бесшумно встает, нащупывает домашние туфли, смотрится в зеркало и находит, что цвет лица у него желтый. По утрам, когда усы обвисают, а голова взлохмачена, он вообще нехорош собой.
     Ж. П. Г, никогда об этом не задумывался, но теперь это его смущает. Он вспоминает о кружевных подушках Мадо, розовой ванне, где сверкали крупинки ароматической соли, о флаконах с духами, а также о том, какой гладкой была в те времена его грудь, безволосая, еле тронутая загаром.
     - У тебя кожа испанца, - говорила ему Мадо, ни разу не бывавшая в Испании. - Видно, как под ней играют мускулы.
     Он причесывается, смочив волосы одеколоном. Это одеколон жены. Ж. П. Г, слышит звонок молочника, шаркающие шаги в передней, стук захлопнутой двери и, наконец, голос Элен, сзывающей кур и бросающей им кукурузу:
     - Цып-цып-цып!
     Ж. П. Г, хочет посмотреть, как он будет выглядеть без усов. Прикрывает их рукой и пытается представить себя чисто выбритым.
     Брови у него теперь гуще, чем прежде, но глаза не изменились. Тут с лестницы доносится легкий шум, и Ж. П.
     Г., как застигнутый на месте преступления школьник, отшатывается. Однако наверх никто не поднимается.
     Ж. П. Г, хочет запереться и идет в ванную. Он еще не пришел к определенному решению, вернее, не сформулировал его. Тем не менее, заперевшись на задвижку, он уже испытывает невольный страх, который охватывает его всякий раз, когда он намерен сделать глупость.
     Г-жа Гийом помогает дочери чистить зеленый горошек. Обе сидят во дворе перед корзиной и ведром воды. Ж. П. Г, нужно лишь раздвинуть занавески, чтобы увидеть их.
     Лучи падают прямо на поверхность зеркала, и солнечная радуга отчетливо вырисовывается на его гранях, превращая простой кусок стекла в драгоценность.
     Ж. П. Г, чистит зубы, рассматривает себя, прикрывая рукой усы, опять бросает взгляд на обеих женщин: жена в светло-голубом халате, у Элен под передником розовое платье.
     Когда Ж. П. Г, возвращается к туалетному столику, взор его устремлен в одну точку. Неожиданно он хватает ножницы, отрезает один ус, секунду ошалело смотрит на себя и, словно в дурмане, отрезает второй.
     Ж. П. Г, бьет дрожь. Теперь ему не терпится провернуть все побыстрее. Он боится, как бы кто-нибудь не поднялся наверх, прежде чем операция закончится.
     Несколько минут он намыливает лицо кремом для бритья. Машинально направляет бритву.
     Для чего он это сделал? Возможно, в знак протеста?
     Хватит с него быть Ж. П. Г., нудным учителем немецкого языка, над которым подсмеиваются ученики, на которого иронически посматривают горожане, когда он деревянной походкой идет по улице.
     Жена никогда не любила его, никогда не думала, что он может быть не таким. Дочь тоже: недаром она отводит глаза, когда он на нее смотрит. А теперь они еще вообразили, будто он сумасшедший, в лучшем случае неврастеник, в общем, "чокнутый", и неуклюже сводят его с врачом.
     Мадо - и та не узнала его. Правда, она долго наблюдала за ним, но так, как наблюдают за чем-то, составляющим часть пейзажа.
     Бритва царапает кожу. Ж. П. Г, дважды вытирает ее, фыркает над умывальником, утирается и пугливо смотрит в зеркало.
     Он настолько поражен, что не решается узнать себя.
     Это он и не он. Глаза, правда, те же самые, но выражение в них иное. Особенно изменился рот. Неожиданно стало заметно, что расстояние между носом и верхней губой несоразмерно велико. Заметно также, что верхняя губа толстая и чувственная.
     Ж. П. Г, не терпится переменить пижаму, и, надев чистую, он чувствует, что помолодел на десять-двадцать лет. Он и восхищен этим, и напуган. Он не смеет бросить взгляд во двор и удостовериться, что женщины по-прежнему там.
     Ж. П. Г, кажется, что на лестнице слышен шум. Он бежит к кровати и ныряет под одеяло. Сердце у него стучит. Он понимает, что совершил поступок, чреватый серьезными последствиями.
     Что теперь будет? Что он скажет жене? А директору?
     Во всяком случае, если он опять встретит Мадо, она его узнает - в этом нет сомнения. Надо быть настороже. Нельзя больше беспечно прохаживаться по улицам.
     Ж. П. Г, непроизвольно проводит рукой по верхней губе. Кожа жесткая. Он нащупывает две морщинки в уголках носа и рта.
     Не похож ли он на престарелую накрашенную кокетку вроде Мадо?
     Ж. П. Г, смущен, почти пристыжен. Ему хочется, чтоб кто-нибудь поднялся наверх, и в то же время он этого боится. Он может долго прождать. Жена придет переодеться не раньше, чем закончит хлопоты по хозяйству. А Элен занята внизу до самого завтрака.
     Приподнявшись на локте, он кричит:
     - Элен, Элен!
     Во дворе отодвигается стул, двери открываются и закрываются. На лестнице шаги.
     Ж. П. Г, собирается спрятать лицо под простыней, но поступает как раз наоборот. Когда дочь входит в комнату, он садится на залитой солнцем кровати и в упор смотрит на девушку.
     - Тебе что-нибудь нужно?
     Она так привыкла к отцу, что глядит на него, ничего с не видя, и проходит несколько секунд прежде, чем глаза у нее вылезают на лоб.
     - Папа! - вскрикивает Элен.
     Она пятится к двери. Ей страшно. Ж. П. Г, силится улыбнуться, но улыбка напоминает скорее кривую усмешку, гримасу, к тому же совершенно незнакомую, так как впервые появляется на губах, не прикрытых усами.
     Он догадывается, что Элен хочет подбежать к окну и позвать г-жу Гийом.
     - Папа!..
     Грудь ее вздымается, губы оттопыриваются, глаза краснеют, и вот уже полились слезы, которые она утирает краем передника.
     - Полно, Элен!
     Ж. П. Г, тоже растерян. Ему кажется, что даже голос у него изменился. Он чувствует себя так же неловко, как если бы вышел играть на сцену.
     - Подойди ко мне.
     Элен отрицательно мотает головой. Она рыдает, еле сдерживаясь, чтобы не убежать.
     Быть может, подсознательно Элен уже поняла, что ее отец больше ей не отец, что в постели, подзывая девушку к себе, лежит неизвестный мужчина. У этого мужчины странное лицо, и он для чего-то попытался его омолодить.
     - Зачем ты эта сделал? - стонет она.
     - Перестань! Успокойся!
     Ж. П. Г, не знает, что сказать. Он раздосадован, пристыжен.
     - Бреясь, я нечаянно охватил несколько прядок и вынужден был срезать усы.
     - Элен! - кричит снизу г-жа Гийом.
     Элен высовывается из окна.
     - Что тебе?
     - Отцу лучше?
     Элен колеблется, поворачивается к Ж. П. Г, и опять выглядывает из окна.
     - Мама; поднимись наверх.
     Вновь слышен стук отодвигаемого стула. В ведро с овощами падает нож. Г-жа Гийом медленно взбирается по лестнице. Настроение у нее заранее плохое. Она открывает дверь и смотрит на мужа. На мгновение у нее перехватывает дыхание, потом она печально качает головой.
     - Оставь нас, - говорит она дочери.
     Г-жа Гийом закрывает за ней дверь. Взгляд ее, устремленный на мужа, выражает брезгливость.
     - Послушай, Жан Поль...
     Но Ж. П. Г, уже вне себя. "Если она скажет еще хоть слово, - думает он, - я взбеленюсь и выложу все, да, все что должен им сказать".
     Жена приближается, переходит из тени на свет и со света в тень, отчего ее голубой халат словно меняет цвет.
     - Ты обязан послушать Дигуэна и поехать куда-нибудь отдохнуть.
     Ж. П. Г, еще сдерживается, но рот его уже приоткрылся, в глазах вспыхнули злые огоньки.
     - Если хочешь, я поеду с тобой. Дети достаточно взрослые и побудут некоторое время одни.
     Она замолкает. В коридоре звонит звонок. Молочник уже приходил. Это не поставщик и не почтальон с заказным письмом - не то время.
     Г-жа Гийом направляется в комнату дочери, окно которой выходит на улицу. Теперь, когда наверху распахнуты два окна, возникает сквозняк. Шторы взлетают, дверь заклепывается.
     Г-жа Гийом возвращается в крайнем возбуждении.
     - Это директор, - объявляет она, оглядываясь, - С ним еще кто-то.
     Она открывает дверь, выходящую на лестницу, прислушивается, слышит, как Элен вводит посетителей в гостиную, где еще не подняты шторы.
     - Элен, - вполголоса зовет она.
     Элен поднимается на несколько ступенек.
     - Извинись за меня и скажи, что я сейчас спущусь.
     О Ж. П. Г, жена даже не думает. Минут десять она мечется по комнате, распахивает платяной шкаф, дверь в ванную, снова зовет дочь.
     - Зашнуруй мне корсет.
     Потом осведомляется у нее:
     - Кто это?
     - Ты про кого?
     - Про господина, который пришел с директором.
     - Не знаю. Высокий, худой, очень высокий, очень худой, пиджак слишком длинный. Директор говорит, что пришел узнать, как отец. Когда я сказала, что папа в постели, спросил, можно ли его повидать.
     Ж. П. Г, не шевелится. Он смутно различает жену, которая расхаживает взад-вперед в рубашке, корсете, панталонах и выбирает платье.
     - Элен, сбегай к бакалейщику, купи что-нибудь выпить, портвейну, что ли.
     Элен исчезает. Входная дверь хлопает.
     - Что ты скажешь ему про усы?
     Ж. П. Г, не знает. Он вообще о них не думает. Звонок, без всяких на то оснований, вызвал у него предчувствие надвигающейся катастрофы, и жена своим метанием по спальне и растерянностью обостряет это предчувствие.
     - Почему ты не отвечаешь? Послушай, я скажу, что это я...
     Она наспех приводит в порядок волосы. Лицо ее исчезает под седыми прядями, которые она расчесывает, потом привычным жестом закручивает в небольшой узел.
     Элен, тоже, должно быть очень взволнованная, ждет своей очереди у бакалейщика, поглядывая на полки, где выстроены бутылки портвейна.
     Снизу порой доносятся шаги. Посетители, вероятно, не садятся. Иногда слышен даже внушительный бас директора.
     В гостиной по обе стороны камина выставлены две фотографии в золоченых рамках - Ж. П. Г, и его супруги.
     - Это он, - говорит директор.
     Инспектор Гонне качает головой.
     - Может быть, он изменился?
     Инспектор повторяет свой жест.
     В спальне г-жа Гийом останавливается перед мужем в черном шелковом платье и спрашивает:
     - Я прилично выгляжу?
     Затем, направляясь к двери, хватает на ходу лорнет и спускается по лестнице, заставляя губы постепенно сложиться в любезную улыбку.

9

     Ж. П. Г, напрасно задерживает дыхание, чтобы лучше слышать. Он улавливает лишь монотонный диалог или, вернее, два монолога: два голоса - один низкий, другой пронзительный - звучат поочередно, сливаются, порой на несколько секунд перекрывают друг друга.
     Шум не прекращается и тогда, когда приходит Элен с бутылкой портвейна под передником и отправляется откупоривать ее на кухню. Правда, чуть позже все-таки раздаются скрип открываемого буфета и звон рюмок.
     При малейшем движении кровать тоже скрипит, заглушая другие шорохи. Ж. П. Г, поднимается, босиком идет к двери и напряженно вслушивается.
     Тем не менее он по-прежнему улавливает лишь ритм разговора, словно сообщение, передаваемое азбукой Морзе. Реплики говорящих кажутся невероятно длинными. Низкий голос изъясняется нескончаемыми периодами. О чем может разглагольствовать директор лицея? Справиться о состоянии больного и пожелать ему быстрого выздоровления можно и в нескольких словах.
     Г-жа Гийом издает удивленные восклицания, что-то - вроде:
     - Да что вы говорите!.. Вот никогда бы не подумала!..
     Элен ходит из кухни в гостиную, из гостиной в кухню. Неужели она не может подняться к отцу и дать ему знать, что происходит?
     Нет! Его бросили совсем одного, без всяких объяснений. А ведь он главное заинтересованное лицо! Когда дочь проходит по коридору, Ж. П. Г, приоткрывает дверь и тихонько окликает ее;
     - Эй!
     Элен не слышит. Она вся в хлопотах. По ее торопливым шагам Ж. П. Г, догадывается, что случилось нечто серьезное.
     Теперь - как раз под ним - заговорила г-жа Гийом.
     Голос у нее стал еще визгливее, чем обычно, различить даже отдельные слоги невозможно. Ясно одно - она жалуется. Ее речь - непрерывная жалоба, прерываемая иногда брюзжанием баса.
     Собираются ли наконец уйти директор и его спутник? Кажется, да. Наступает тишина, потом опять раздается звук отодвигаемых стульев - гости допивают вино. Пока все стоят, г-жа Гийом открывает дверь в коридор и зовет:
     - Элен!
     Дочь подбегает к ней, они перешептываются, затем девушка стремительно взлетает по лестнице. Ж. П. Г, не успевает лечь в кровать, и дочь, увидев его у дверей в одной пижаме, растерянно замирает на пороге. Затем переводит дух, делает над собой усилие и бросает:
     - Скорее! Они сейчас придут.
     Она срывает простыни, достает чистые из комода.
     Движения у нее уверенные и быстрые. За несколько минут кровать перестелена, взбита, сверкает белизной.
     Затем, все так же быстро, девушка собирает разбросанную по комнате одежду матери.
     Ж. П. Г., стоя, смотрит, как она движется, освещенная солнцем. Он машинально проводит указательным пальцем по верхней губе и думает, что скажет сейчас по поводу усов.
     - Ложись, отец!
     Она распахивает окно, и в комнату, приглушая шум голосов внизу, врывается кудахтанье кур. Элен подумала обо всем - не забыла даже поставить на ночной столик графин с водой, где он никогда не стоял.
     - Зачем они явились?
     - Не знаю.
     - А кто с директором?
     - Тоже не знаю. Но, по-моему, он давно с тобой знаком.
     Это удар! Ж. П. Г, хочет более подробных объяснений, но дочь уже вышла. Кто может его знать и прийти навестить вместе с директором?
     - Извините за беспорядок... - слышится голос г-жи Гийом на лестнице.
     В ответ директорский бас, любезный, снисходительный:
     - В этот час во всех домах то же самое.
     - Проходите, сударь.
     - После вас, - звучит другой голос, которого Ж. П. Г., насколько ему помнится, никогда не слышал.
     Ж. П. Г, пристально смотрит с кровати на дверь, тревожно ожидая, когда она наконец распахнется. Первым, с котелком в руке, появился директор. Он стоит спиной к г-же Гийом и поэтому позволяет себе нахмурить брови, не замечая, что Ж. П. Г, на него смотрит. Директор слегка удивлен, что оказывается как раз против кровати, и улыбается во весь рот с добродушием, не соответствующим выражению его физиономии.
     - Как видите, мы пришли вас проведать.
     Плотная фигура директора частично скрывает второго посетителя, который становится виден, лишь когда г-жа Гийом проходит вперед.
     - Ты узнаешь господина Гонне? - вкрадчиво спрашивает жена и слащаво улыбается.
     Улыбаются все. Впечатление такое, словно мир изменился и каждый старается сделать другому приятное, воссоздать на земле некий Эдем приветливости и доброты.
     Г-н Гонне с протянутой рукой приближается к больному. Это очень высокий человек. Если глядеть снизу, с постели, рост его кажется гигантским, и Ж. П. Г, смотрит на гостя в растерянности.
     Но, естественно, тоже улыбается.
     - Вы ведь родом из Сервана, не так ли?
     Ж. П. Г, не осмеливается ответить. Он ничего не понимает. Чтобы хоть как-то выйти из положения, поворачивается к директору и бормочет, словно извиняясь:
     - Вот, пришлось срезать усы: брился и нечаянно отхватил кусок.
     Страх сжимает ему горло. Самое страшное - видеть, как они втроем стоят вокруг кровати. Комната невелика, и Ж. П. Г, кажется, что его обложили, как зверя в берлоге. Даже в улыбках таится угроза.
     - Вчера я рассказывал моему другу Гонне, что вы из окрестностей Доля, я он заявил, что если вы Жан Поль Гийом из Сервана, то, значит, учились вместе с ним в школе. А сегодня утром я полюбопытствовал и проверил это по вашему личному делу. Оказывается, вы действительно родились в Серване.
     - Да еще в булочной, черт побери! Рядом с церковью, - поддакивает тощий верзила. - Дом и сейчас сохранился.
     Ж. П. Г, поступает, как они: изображает уклончивую улыбку.
     - После стольких лет трудновато, конечно, узнать друг друга, - добавляет Гонне, смотря Ж. П. Г, прямо в глаза. - Я, к примеру, поклясться готов, что вы были светлым шатеном. Кстати, в каком году мы виделись в последний раз?
     - Гм... Дайте припомнить...
     - Во всяком случае, я присутствовал на похоронах вашего отца.
     Ж. П. Г, взмок под простыней и чувствует, как из каждой его поры сочится пот. Он хотел бы встать, быть на ногах, как они: лежа, он сознает себя приниженным, беззащитным, его не покидает ощущение угрозы, организованного вокруг него заговора.
     Когда визитеры не смотрят на его жену, она хмурит брови и с подозрением наблюдает за мужем.
     Что они наговорили ей внизу? И кто этот Гонне, совершенно ему не знакомый и все-таки что-то напоминающий? Неужели им уже заинтересовалась полиция? Неужели, оставшись внешне безразличной, Мадо опознала его и донесла?
     - Вы, несомненно, помните Жюльетту.
     - Жюльетту? - повторяет Ж. П. Г., словно напрягая память.
     - Ну да. Вашу сводную сестру.
     - А!.. Конечно.
     - Так вот, я женился на ней, она здесь, в Ла-Рошели, и тоже будет рада вас видеть. Она и теперь рассказывает о Жан Поле, который вечно подшучивал над ней, выкидывая самые невообразимые номера.
     Взгляд директора не гармонирует с его улыбкой. Это тяжелый, беспощадный взгляд человека, решившего любой ценой выяснить всю подноготную.
     - Ты сегодня не слишком разговорчив, - вставляет г-жа Гийом.
     Вместо того чтобы помочь, она предает его. И, судя по ее виду, делает это умышленно.
     - Я немного устал... - шепчет Ж. П. Г., проводя рукой по лбу.
     Это правда. Ж. П. Г, нет надобности притворяться. Руки и ноги у него словно налиты свинцом, тело обмякло, как после непосильного потрясения. Он хочет пить, но не смеет пошевелиться и налить себе стакан воды.
     - Не будем вас больше утомлять, - говорит директор.
     Он обменивается несколькими быстрыми взглядами с Гонне. Тот делает отрицательный жест. Ж. П. Г, отчетливо видит это в зеркале.
     На прощание, словно сговорившись, все забывают улыбнуться. Лица становятся непроницаемыми, словно комедия наконец доиграна.
     Директор берет котелок, положенный им на стул, и даже не дает себе труда пожать больному руку.
     - Поправляйтесь, - вот и все, что бросает он, выходя.
     Ж. П. Г, чуть было не окликает его, чтобы потребовать объяснений, но взгляд его вовремя падает на Гонне, который в последний раз оборачивается к нему с видом полного удовлетворения.
     Г-жа Гийом следует за гостями. Комната пустеет.
     Шаги и голоса затихают на лестнице. В коридоре, у входа в гостиную, все на минуту останавливаются. Г-жа Гийом, очевидно, приглашает визитеров зайти, но они извиняются и отклоняют приглашение. Входная дверь распахивается, голоса доносятся уже с тротуара.
     Ж. П. Г, соскакивает с кровати, выбегает на площадку и свешивается над перилами, пытаясь что-нибудь расслышать. Он ждет возвращения жены или, по крайней мере, Элен.
     Входная дверь захлопывается. Почему г-жа Гийом не поднимается тут же наверх? Что ей делать в гостиной? Зачем она зовет дочь?
     Ж. П. Г, в полном неведении, и от этого можно сойти с ума. Он не смеет даже окликнуть женщин.
     Нет, он не ошибся. Когда они окружили его кровать, он правильно угадал, что все трое, в том числе и жена, пришли загнать его в капкан.
     Внизу снова тихо заговорили. Ж. П. Г, напрягает слух и различает плаксивый голос жены, внезапно прерываемый рыданием, потом мягкий голос Элен.
     Почему обе они плачут? Их слезы наводят на мысль о доме, где лежит тяжелобольной, а врач перед уходом отводит в сторону кого-либо из близких и шепчет:
     "Приготовьтесь к худшему".
     Почему о