занятости открывает так называемые "национальные  мастерские".  Когда  же  в
июне 1848 года 120000 рабочих было предложено оставить мастерские и выбирать
между вступлением в армию или отправкой  в  провинцию  на  земляные  работы,
рабочие, уставшие от бесконечных  обещаний  улучшить  их  участь,  поднимают
восстание.  23  июня  предместья  Сент-Антуан,  Тампль,  Сен-Жак,   Сен-Дени
покрываются баррикадами. Смертельно напуганная буржуазия через Учредительное
собрание вручает диктаторские полномочия генералу Кавеньяку,  который  топит
восстание в крови. Национальные мастерские закрываются. Идут массовые ссылки
рабочих, восстанавливается  сокращенный  после  революции  двенадцатичасовой
рабочий день, серьезно урезывается свобода печати.
     Позиция Гюго во время июньских событий свидетельствует о  том,  что  он
недостаточно разобрался в их существе. В своей первой речи  в  Учредительном
собрании 20 июня 1848 года он выступил за закрытие национальных  мастерских,
не понимая, что искусственная  занятость,  которую  они  обеспечивали,  была
временной, тактической  уловкой  буржуазии.  С  болью  и  негодованием  Гюго
говорил в своей речи о нищете и страданиях народа, ратуя, однако, за  мирное
разрешение социальных конфликтов. Во время восстания он  обходит  баррикады,
обращается к рабочим с увещаниями, призывает их сложить  оружие,  прекратить
кровопролитие. В свою очередь, инсургенты врываются в жилище Гюго (в течение
трех дней восстания он отрезан от  дома)  и  поджигают  его.  Тем  не  менее
кровавая бойня, учиненная  Кавеньяком,  вызвала  у  него  отвращение,  а  на
репрессивные меры генерала-диктатора против свободы печати  и  оппозиционных
писателей он отозвался протестующей речью с трибуны Учредительного собрания.
     Впоследствии в заметке "Я в 1848 году",  включенной  в  книгу  "Океан",
Гюго так обрисовал свою  позицию  по  отношению  к  июньскому  восстанию:  *
Либерал,  социалист,  преданный  народу,  но  еще  не   республиканец,   еще
напичканный предрассудками протлв революции,  хотя  и  полный  отвращения  к
осадному положению,  высылкам  без  суда  и  Кавеньяком,  с  его  поддельной
республикой военных".
     Вскоре после переселения Гюго  из  разгромленной  квартиры  на  площади
Вогезов, где он прожил шестнадцать лет и где бывали Ламартнн,  Нодье,  Дюма,
Еотье, Нерваль, герцог Орлеанский с женой Еленой и многие  другие,  писателя
посещает в его новом жилище на улице Латур-д-Ювернь Луи Наполеон Бонапарт  и
просит поддержать его кандидатуру в качестве президента  республики,  выборы
которого должны состояться в  конце  года.  Гюго  мало  что  знает  о  своем
посетителе, кроме  того,  что  он  племянник  великого  дяди,  автор  брошюр
социалистического толка и неудачливый заговорщик, отбывавший при  свергнутом
режиме заключение в  крепости.  Луи  Бонапарту  удалось,  с  одной  стороны,
польстить самолюбию Гюго, говоря о его  громадном  влиянии  на  общественное
мнение, с другой -  уверить  его  в  том,  что  он  стремится  к  социальной
справедливости, порядку и демократии и берет себе за образец не Наполеона, а
Вашингтона. Ловкому демагогу и политическому  авантюристу  удалось  обмануть
Гюго, и в ноябре 1848 года в основанной им летом вместе с  сыновьями  газете
"Эвенман" ("Событие") Гюго начинает кампанию в пользу избрания Бонапарта  на
предстоящих в декабре всеобщих выборах.
     Отчасти благодаря  Гюго  принц  Луи  Наполеон  был  избран  президентом
республики. Будучи  внутренне  независимым,  "надпартийным",  Гюго,  однако,
тяготеет в это  время  к  правым,  поскольку  поддерживает  идею  порядка  и
равновесия. Однако  по  мере  того  как  "партия  порядка"  отказывается  от
проведения обещанных социальных преобразований, Гюго постепенно  берет  курс
на левые круги, которые поначалу относятся к нему с недоверием.
     13  мая  1849  года  Гюго,  числящийся  еще  среди  правых,  избирается
депутатом от Парижа  в  Законодательное  собрание,  сменившее  Учредительное
собрание. Рассорила его с "партией порядка" речь "По римскому  вопросу"  (15
октября 1849 года), в которой Гюго потребовал вывода  из,  Рима  французских
войск, направленных туда Луи Бонапартом для восстановления  светской  власти
папы Пия IX, изгнанного народом.
     Эта акция была предпринята президентом в  целях  заручиться  поддержкой
французских клерикалов. Таковы же были цели законопроекта Фаллу  о  народном
образовании, согласно которому оно ставилось под надзор католической церкви.
Гюго яростно обрушился на  этот  законопроект,  обвиняя  его  сторонников  в
стремлении "поставить иезуита повсюду, где нет жандарма"  (речь  "О  свободе
образования" 15 января 1850 года). Продолжительные аплодисменты левой  части
Законодательного собрания вызвали заключительные  слова  его  речи:  "Вы  не
желаете  прогресса?  У  вас  будут  революции!"  Неудивительно,  что  автору
подобной речи принц-президент не доверил министерства народного образования,
на что Гюго одно время надеялся.
     В разгар гражданских смут 28 августа 1850 года  после  тяжелой  болезни
умирает Бальзак. У  гроба  величайшего  французского  прозаика  на  кладбище
Пер-Лашез Гюго произносит речь, в которой  склоняется  перед  его  гением  и
противопоставляет величие ушедшего титана ничтожеству  пигмеев,  дорвавшихся
до власти во Франции: "Человек, сошедший в эту могилу, - один из  тех,  кого
провожает скорбь общества. В наше время иллюзий  больше  нет.  Теперь  взоры
обращены не к тем, кто правит, а к тем, кто мыслит, вот почему,  когда  один
из мыслящих уходит, содрогается вся страна. Смерть человека  талантливого  -
это всеобщий траур, смерть гениального человека -  траур  всенародный".  Что
восхищение Бальзаком было искренним, Гюго доказал многими страницами  своего
шедевра, "Отверженных", на которых лежит  явная  печать  воздействия  творца
"Человеческой комедии".
     Между тем политические события во Франции разворачивались в направлении
установления авторитарного  режима.  Почувствовав  опасность  разветвленного
монархического заговора, Гюго все активнее выступает в газете  "Эвенман"  ив
Законодательном собрании против мероприятий, расчищающих дорогу к  диктатуре
Луи  Наполеона.  Он  обрушивается  со  всем  пылом  своего  красноречия   на
избирательный закон, сокративший  число  избирателей  за  счет  рабочих,  на
ограничительные установления для печати, на закон о политических ссылках.
     17  июня  1851  года  Гюго  поднимается  на  трибуну   Законодательного
собрания,  чтобы  протестовать   против   пересмотра   статей   конституции,
запрещающих переизбрание президента республики на второй  срок.  Пересмотром
этих  статей  бонапартисты  старались  обеспечить  повторное  избрание   Луи
Наполеона. Гюго прямо  заявил  о  существовании  монархического  заговора  и
сорвал маску с мнимого защитника республики принца-президента:  "Как!  Разве
после Наполеона  Великого  нам  нужен  Наполеон  Малый?!"  После  этой  речи
парижские  рабочие  впервые  выразили  Гюго  свою  поддержку.  Получает   он
свидетельство  симпатии  и  солидарности  от  Мадзини  и  других  зарубежных
демократов и  республиканцев,  с  которыми  у  него  установились  связи  на
Конгрессе друзей мира, проходившем под  его  председательством  в  Париже  в
августе 1849 года. Включившись в международное  движение,  Гюго  заявляет  о
своей поддержке борьбы за отмену рабства в США.
     Отклонение пересмотра конституции Законодательным собранием  заставляет
Луи  Бонапарта  лихорадочно  готовиться  к  государственному  перевороту  до
истечения срока своих полномочий в 1852 году. Прежде всего  он  обрушивается
на своих политических врагов. 30 июля арестован сын Гюго Шарль;  в  сентябре
запрещается издание газеты "Эвенман"  (начинает  затем  выходить  под  новым
названием "Авенман дю пепль" - "Восшествие народа"); в  ноябре  подвергается
аресту другой сын Гюго - Франсуа Виктор.  Сам  писатель  в  ожидании  ареста
держит на своем ночном столике  конституцию,  он  предвидит  государственный
переворот, который тем не менее застает его врасплох.
     На рассвете 2 декабря 1851 года, в годовщину коронования Наполеона I  и
сражения при  Аустерлице,  Луи  Бонапарт  насильственно  присвоил  себе  всю
полноту власти, декретировалроспуск Законодательного собрания, ввел  военное
положение, арестовал  большинство  своих  политических  противников.  Триста
депутатов, собравшиеся выразить протест против переворота в мэрии  Х  округа
Парижа, были заключены в казармы.
     Подобные меры устрашения способны были воздействовать на многих, но  не
на Гюго. Утром 2 декабря он принимает участие в собрании группы депутатов  -
левых республиканцев на одной из частных квартир, а затем на  улицах  Парижа
держит речи к народу вместе с депутатом  Боденом,  которого  ждет  геройская
смерть  на  баррикаде  в  Сент-Антуанском  предместье.  Гюго  были  написаны
прокламации "К армии" и "К народу",  в  которых  он  призывал  к  отказу  от
повиновения диктатору. 3 декабря рабочие кварталы  начали  восстание  против
Бонапарта. Наследующий день баррикадами  покрылись  бульвары:  Но  армия  не
поддержала  народ.  Сводный  брат  Луи  Наполеона  де  Морни  отдал  приказ:
"Стрелять без промаха". Началась настоящая бойня: не щадили  ни  женщин,  ни
детей. Уже сломленный неудачами своих выступлений 1848-1849  годов,  рабочий
класс Парижа терпит поражение. 21 декабря плебисцит подавляющим большинством
голосов узаконил государственный переворот, а год спустя Луи  Бонапарт  стал
"императором французов" под именем Наполеона III.
     В течение девятнадцати лет существования бонапартистского  режима  Гюго
вел с ним неустанную борьбу. Некоторое время  Гюго  находится  в  Париже  на
нелегальном положении. Голова поэта оценена в 25000 франков,  а  позднее  он
узнает, что Бонапарт дал понять о желательности его  расстрела  на  месте  в
случае поимки. 11 декабря 1851 года с добытым Жюльеттой  Друэ  паспортом  на
имя рабочего Ланвена Гюго покидает Париж и направляется в Брюссель. Декретом
от 9 января 1852  года  Гюго  объявляется  в  "изгнании".  До  обнародования
декрета жене Гюго,  Адели,  оставшейся  пока  в  Париже,  удается  благодаря
влиятельным связям добиться сохранения за поэтом авторских прав и  жалованья
академика, но помешать распродаже с торгов движимого имущества она не может.
     Самая бурная, яркая и драматическая глава в биографии Гюго  окончилась,
таким образом,  внешним  поражением.  Однако  поэт  удалялся  в  изгнание  с
сознанием неизмеримого морального превосходства над  временно  торжествующим
авантюристом,   обогащенный   опытом   политической   борьбы   и,   главное,
возрожденный Сопричастностью судьбе, трудового народа.  Как  он  записал  на
полях рукописи "Отверженных", в 1848 году "прервал работу"  пэр  Франции,  а
продолжил "изгой". Политические  события  отвлекали  Гюго  от  литературного
творчества, хотя и в годы смуты он продолжал работу  над  будущим  сборником
"Созерцания" и над "Нищетой". Но только благодаря событиям  1848-1851  годов
Гюго  стал  великим  национальным  писателем,  популярнейшим  представителем
французской литературы в мире.
     Гюго  с  мужеством  и  достоинством  переносит  свое  новое   положение
политического изгнанника.  "Надо  достойно  пройти  парадом,  который  может
окончиться быстро, но может быть и долгим", - пишет он 22 февраля 1852 года.
Для него и его  близких  начинается  пятилетнее  "бивуачное"  существование,
которое окончится лишь с приобретением Отвиль Хауза на острове Гернси.
     В Брюсселе Гюго остается  в  течение  семи  месяцев.  15  декабря  сюда
прибывает Жюльетта Друэ,  налаживающая  его  быт  (жена  пока  охраняет  его
интересы в Париже). Гюго внешне постарел, лицо его изборождено  морщинами  и
складками, он отяжелел, перестал следить за прической,  небрежен  в  одежде,
жалуется (не вполне обоснованно) на стесненность в средствах. К  умеренности
обязывает  его,  как  он  считает,  и  его  положение  изгнанника.  "На  мне
сосредоточены все взоры, - пишет он жене 19 января. - Я открыто  и  горестно
живу в труде и лишениях". Гюго рассчитывает в  Брюсселе  завершить  рукопись
"Нищеты" ("Отверженных"), привезенную с собой  из  Парижа,  но  политические
страсти берут верх, и роману еще немало придется ждать своего часа.
     В конце "января к Гюго в Брюссель приезжает выпущенный  из  тюрьмы  сын
Шарль,  и  постепенно  вокруг  них  образуется  целая  колония   французских
политэмигрантов. Они обсуждают происшедшие события, делятся  воспоминаниями.
В  этой  атмосфере  Гюго  задумывает  детальную   историю   государственного
переворота, которую назовет "История  одного  преступления".  Законченная  в
основном в Брюсселе, книга не нашла издателя ввиду крайней  резкости  своего
тона и была опубликована в доработанном виде лишь  в  1877  году,  когда  во
Франции республике снова угрожал монархический заговор маршала Мак-Магона.
     "Действующее лицо, свидетель и судья, я  настоящий  историк",  -  пишет
Гюго  жене.  Относительно  последнего   Гюго   ошибался.   "История   одного
преступления" и выросший из нее памфлет "Наполеон Малый" (1852) - это скорее
яростные памфлеты, не щадящие выражений в разоблачении и  дискредитации  Луи
Бонапарта и его приспешников почти исключительно с  моральных  позиций,  вне
анализа  политической  и  социальной  ситуации  во  Франции,   приведшей   к
бонапартизму. Карл Маркс писал по этому  поводу  в  предисловии  ко  второму
изданию своей работы "18 брюмера Луи Бонапарта": "Виктор Гюго ограничивается
едкими   и   остроумными    выпадами    против    ответственного    издателя
государственного переворота. Самое событие изображается  у  него,  как  гром
среди ясного неба. Он видит в нем лишь  акт  насилия  со  стороны  отдельной
личности. Он не замечает, что изображает эту личность великой вместо  малой,
приписывая ей беспримерную во всемирной истории мощь личной инициативы"  {К.
Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, издание второе, т. 16, с. 375.}.
     Тем не менее  пропагандистская  роль  памфлета  "Наполеон  Малый"  была
огромной. Он выдержал десять изданий, тайно ввозился из Бельгии во  Францию,
будоражил умы, склоняя их к оппозиции режиму, представавшему под пером  Гюго
воплощением преступности и безнравственности.
     Гюго понимал, что после публикации  "Наполеона  Малого"  он  не  сможет
оставаться в Бельгии, признавшей режим Луи Бонапарта и принявшей  в  декабре
закон о деятельности иностранцев на своей территории. Он обращает свои взоры
в сторону Лондона, центра  европейской  политэмиграции  (там,  в  частности,
находились  близкие  ему  по  духу  Кошут  и  Мадзини),  а  затем   избирает
франкоязычный  английский  остров  Джерси.  До  отъезда  писатель  заключает
договор на общедоступное издание своих  сочинений  с  издателями  Этцелем  и
Мареском. 2 августа 1852 года он  в  Лондоне,  где  делает  трехдневную,  не
приносящую ему удовлетворения, несмотря на  встречи  с  Мадзини  и  Кошутом,
остановку и 5 числа, в день выхода в Брюсселе "Наполеона Малого",  вместе  с
сыном Шарлем сходит на берег в Сент-Элье,  административном  центре  острова
Джерси. Здесь их встречают заранее прибывшие г-жа Гюго с  дочерью  Аделью  и
преданный ученик Вакери (брат погибшего вместе с Леопольдиной).  Шестого  на
остров приезжает Жюльетта Друэ, а затем, по выходе из тюрьмы, второй  сын  -
Франсуа Виктор. Гюго опять испытал сильнейшее  потрясение,  ему  приходилось
начинать все как бы заново. Но можно сказать, что на Джерси и  начался  Гюго
"настоящий",  вкладывая  в  последнее  слово  понятие  подлинности  как   по
отношению к писателю, так и по отношению к реальности (раннего Гюго, отдавая
дань его одаренности, считали не в ладу с  действительностью  и  Бальзак,  и
Гете, и Пушкин).
     Гюго  поселяется  в  большом  белом  доме  на  берегу  моря   названием
Марин-Террас. Первое  время  он  наслаждается  дыхом,  прогулками,  морскими
купаниями, рыбной ловлей, за активную  работу  принимается  в  октябре  1852
года. Каждый день писатель запирается в своем кабинете  на  втором  этаже  и
работает перед окном, обращенным в  сторону  моря.  Он  обуреваем  яростным,
пламенным гневом против виновника государственного переворота  и  не  устает
бичевать его как в стихах, так и в чрезвычайно  возбужденных  разговорах.  В
мыслях  от  подводит  итог  большому  отрезку  жизненного  пути,  думает   о
наступающей старости, но прежде всего  о  судьбе  Франции,  оказавшейся  под
властью  ничтожного  проходимца,  по  отношению  к   которому   он   считает
необходимым совершить акт мести.
     Этим  актом  мести  явился  сборник  "Возмездие",  над  стихотворениями
которого Гюго работал в течение восьми  месяцев  с  октября  1852  года,  но
появился в свет он только 25 ноября 1853 года, причем  Этцель  выпустил  два
издания - одно  с  пропусками  наиболее  резких  мест  (на  титульном  листе
сборника  местом  издания  указывался  Брюссель)  и  другое  -   полное,   с
вымышленным указанием "Женева и Нью-Йорк, Всемирная типография,  Сент-Элье",
дабы обезопасить книгу от судебного преследования бельгийскими властями; это
последнее  издание  отдельными  листами  тайно  ввозилось   во   Францию   и
брошюровалось на месте. Успех ее был огромен. После тринадцати лет  молчания
Гюго заявил о себе как поэт, полностью обновивший если не творческую манеру,
то тематику своей поэзии.
     "Возмездие" считается самой гневной книгой французской  поэзии,  в  ней
более шести тысяч  стихотворных  строк,  и  свыше  половины  из  них  -  это
неистовые обвинения, язвительные нападки,  грубая,  иногда  почти  площадная
брань, подчиненные строгой четкости александрийского размера. "Ювеналов бич"
французской поэзии после  великого  мастера  политической  сатиры  XVI  века
Агриппы д'Обинье оказался  в  надежных  руках.  Сборник  буквально  ошеломил
читателей, привыкших к "прежнему" Гюго, и  окончательно  заявил  о  переходе
Гюго в ряды демократических республиканцев, на позиции  активных  поборников
справедливого политического и общественного устройства. В  "Возмездии"  Гюго
впервые рисует картину светлого будущего человечества  ("Ultima  verba"),  и
впоследствии она не раз будет  представать  перед  его  поэтическим  взором.
Присутствует она, в частности, и в  следующем  за  "Возмездием"  поэтическом
сборнике "Созерцания".
     "Созерцания" вышли в свет 23 апреля 1856 года одновременно в Брюсселе и
Париже (Наполеон III вынужден был  держать  "открытой"  дверь  для  великого
национального писателя; произведения Гюго, кроме содержавших  личные  выпады
против императора, продолжали издаваться во Франции, освещаться  критикой  в
газетах и журналах).
     Замысел "Созерцаний" возник еще в 1835-1838 годах и был вызван к  жизни
тем мощным подъемом поэтических сил, которые Гюго испытывает  в  джерсейском
уединении. Тогда Гюго намеревался назвать книгу "Созерцания Олимпио" (именем
Олимпио Гюго обозначал лирическую сторону своей личности). В  1846  году  он
собирает; уже под названием "Созерцания", известное  количество  "неизданных
стихов". "В августе 1852 года он говорит о  "томе  стихов...  который  будет
готов через два месяца",  а  в  сентябре  о  книге,  которая  объединяла  бы
гражданскую и личную поэзию и делилась бы на две части - "Некогда" и "Ныне",
как  делятся  "Созерцания"  в  своем  окончательном  виде.   Затем   перевес
политической поэзии побудил Гюго выделить ее в особую книгу  -  "Возмездие".
Следующую книгу он решил отдать целиком "чистой" -  поэзии.  "После  эффекта
красным, эффект голубым", - писал он 21 февраля  1854  года  своему  ученику
Полю Мердсу.
     В предисловии к сборнику Гюго торжественно заявляет: "...эту книгу надо
читать так, словно - ее написал человек, которого уже нет в живых.  Двадцать
пять лет жизни заключено в этих двух томах". "Созерцания",  являясь  как  бы
интимным дневником, разговором  с  самим  собой,  обращены  к  впечатлениям,
размышл