да,  не  то
бойся моего гнева! (Уходит.)
 Фердинанд (выйдя из тягостного оцепенения). Он ушел? Ужели то был голос
отца?.. Да, я пойду к ней... пойду туда...  Я  расскажу  ей  такие  вещи,  я
поставлю  перед  ней  такое  зеркало...  Гнусная  тварь!  Если  ты  и  тогда
потребуешь моей руки, то перед лицом всего дворянства, войска и народа, хотя
бы ты была защищена всей гордыней твоей  Англии,  я,  немецкий  юноша,  тебя
отвергну! (Быстро уходит.)


АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

 Зал во дворце леди Мильфорд направо софа, налево рояль.
Леди,  с  еще не завитыми волосами, в прелестном свободном неглиже, сидит за
 роялем и импровизирует. Софи, камеристка, отходит от окна.

 Софи. Офицеры расходятся. Вахтпарад окончился, а Вальтера не видно.
 Леди (в сильном беспокойстве встает и проходит по залу). Не  знаю,  что
со мной сегодня, Софи... Никогда еще со мной этого не было... Так ты его  не
видела?.. Ну да, конечно... Ему спешить нечего... У меня  такая  тяжесть  на
сердце, как будто я совершила преступление... Поди, Софи, скажи,  чтобы  мне
оседлали самого бешеного скакуна, какой только есть в  конюшне.  Я  хочу  на
простор, хочу видеть людей и голубое небо от быстрой езды мне станет легче.
 Софи. Если вам скучно, миледи, позовите к себе гостей. Позовите герцога
обедать, а не то так велите поставить перед  вашей  софой  карточные  столы.
Будь к моим услугам герцог и весь двор, стала бы я хандрить!
 Леди (бросается на софу). Ах, нет, уволь! Если ты  возмешься  ограждать
меня от посетителей, я готова дарить тебе по брильянту за  каждый  час.  Для
чего мне вся эта публика? Для декорации?.. Когда у меня срывается  невзначай
теплое, искреннее  слово,  эти  жалкие,  дрянные  людишки  таращат  глаза  и
разевают рты, как будто перед ними привидение. Такими марионетками мне легче
управлять, чем вязальными спицами. Что мне делать с этими людьми,  если  все
их душевные движения так же размеренны, как  ход  часовой  стрелки?  Что  за
интерес спрашивать их о чем-нибудь, раз я знаю заранее, что они мне ответят?
Что за интерес обмениваться с ними  впечатлениями,  раз  у  них  не  хватает
смелости иметь свое мнение?.. Нет, вон их, вон! Противно ездить  на  лошади,
которая не кусает даже своих удил. (Подходит к окну.)
 Софи. Но ведь герцога-то вы к  ним  не  причисляете,  леди?  Это  самый
красивый мужчина, самый страстный любовник и  самый  остроумный  человек  во
всей его стране.
 Леди (отходит от окна). То-то и дело, что в его  стране...  Только  его
герцогское звание, Софи, и может служить слабым оправданием моему выбору. Ты
говоришь, мне завидуют. Бедная я! Жалеть меня  надо,  а  не  завидовать.  Из
всех, кто кормится от щедрот властелина, самая  печальная  судьба  постигает
его фаворитку, потому что ей одной видно все убожество великого  и  богатого
человека. Правда, ему стоит обратиться к талисману своего величия -  и  все,
что моей душе угодно, вырастет из-под  земли,  словно  волшебный  замок.  Он
раскладывает передо мной сокровища  обеих  Индий,  создает  рай  в  пустыне,
заставляет родники  своей  страны  горделивыми  дугами  взлетать  к  небу  и
разбрызгивает в фейерверках кровь и пот своих  подданных.  Но  может  ли  он
приказать своему сердцу - в лад другому сердцу, могучему, пылкому, -  биться
так же могуче и пылко? Способна ли одряхлевшая его душа хоть на один высокий
порыв? Чувственных наслаждений у меня довольно,  а  между  тем  я  испытываю
сердечный голод. На что  мне  столько  упоительных  ощущений,  которые  лишь
охлаждают жар в моей крови?
 Софи (смотрит на нее с удивлением). Ведь я же к  вам  давно  поступила,
миледи?
 Леди. И только сейчас узнала  меня?..  Твоя  правда,  милая  Софи...  Я
продала герцогу свою честь, но сердце мое осталось свободным, и, может быть,
дорогая, оно еще найдет себе  кого-нибудь  более  достойного,  -  тлетворный
воздух двора коснулся его лишь так, как дыхание касается зеркала. Можешь мне
поверить, моя милая, что я давно бы  уже  отказалась  от  этого  презренного
герцога, если бы только самолюбие позволило мне уступить место  какой-нибудь
придворной даме.
 Софи. И ваше сердце так легко подчинилось самолюбию?
 Леди (живо). А ты думаешь, мое сердце не мстило за себя?.. И теперь  не
мстит?.. Софи! (Положив ей руку на  плечо,  торжественно.)  У  нас,  женщин,
выбор  один:  властвовать  -  или  покоряться.   Но   даже   упоение   самой
неограниченной властью - это только  жалкое  самоутешение,  если  мы  лишены
наивысшего счастья - быть рабыней любимого человека.
 Софи. Вот уж это, миледи, я от вас никак не ожидала услышать!
 Леди. Но отчего же, Софи?  Разве  по  тому,  как  по-детски  держим  мы
скипетр, не видно, что наш удел ходить на помочах? Разве ты не заметила, что
мои причуды и прихоти, все мои дикие забавы лишь заглушают в моей груди  еще
более дикие страсти?
 Софи (пораженная, отступает). Леди!
 Леди (с еще большей  живостью).  Утоли  их!  Приведи  мне  человека,  о
котором я сейчас думаю... которого я боготворю...  Я  должна  завладеть  им,
Софи, или умереть. (С нежностью.) Дай мне услышать из  его  уст,  что  слезы
любви, сверкающие в моих глазах, прекраснее, чем брильянты, вплетенные в мои
волосы... (страстно) и я брошу к ногам герцога  и  его  сердце,  и  все  его
герцогство! Брошу и убегу с этим человеком на край света...
 Софи (смотрит на нее испуганно). Господи! Да что же это?  Что  с  вами,
миледи?
 Леди  (в  замешательстве).  Отчего  ты  побледнела?  Разве  я   сказала
что-нибудь лишнее?.. Пусть же моя доверчивость наложит на твои  уста  печать
молчания... Сейчас ты узнаешь еще больше... узнаешь все...
 Софи (пугливо озираясь). Я боюсь, миледи...  боюсь...  что  буду  знать
слишком много.
 Леди. Брак с майором... Ты и весь свет воображаете, что это _придворная
интрига_... Софи!..  Не  красней...  не  испытывай  за  меня  стыда...   Это
затеяла... _моя любовь!_
 Софи. Я так и думала! Клянусь богом!
 Леди.  Их  нетрудно  было   убедить,   Софи:   слабовольного   герцога,
придворного хитреца Вальтера, глупого  гофмаршала...  Каждый  из  них  готов
поклясться, что этот брак - верное средство сохранить  меня  для  герцога  и
упрочить нашу с ним связь. О нет! Это - средство навеки ее разорвать, навеки
разбить позорные эти  цепи!  Обманутые  лжецы,  которых  перехитрила  слабая
женщина! Вы сами приводите ко мне теперь  моего  возлюбленного.  Этого  я  и
хотела. Как только он будет мой... как  только  он  будет  мой...  о,  тогда
прощай навек все это гнусное великолепие!..


СЦЕНА ВТОРАЯ

 Те же и старый камердинер герцога приносит шкатулку с драгоценностями.

 Камердинер. Его высочество герцог кланяется вашей  милости,  миледи,  и
посылает вам к свадьбе вот эти  брильянты.  Он  только  что  получил  их  из
Венеции.
 Леди (открывает шкатулку и в испуге отшатывается). Послушай, сколько же
герцог заплатил за эти камни?
 Камердинер (мрачно). Они не стоили ему ни гроша!
 Леди. Что? Ты с ума сошел! Ничего не стоили?.. Что же ты  (отступая  на
шаг), что же ты смотришь таким взглядом, будто  хочешь  меня  пронзить?  Эти
безумно дорогие камни ничего не стоят?
 Камердинер. Вчера семь тысяч сынов нашей родины отправлены в Америку, -
вот они-то и платят за все.
 Леди (резким движением отодвигает шкатулку и быстрым шагом приближается
к камердинеру после  небольшого  молчания).  Послушай,  что  с  тобой?  Ты,
кажется, плачешь?
 Камердинер  (утирает  слезы  весь  дрожа,  душераздирающим   голосом).
Сами-то они дороже всех брильянтов на свете... Там было и двое моих сыновей.
 Леди (содрогнувшись, отворачивается и схватывает его 8а руку). Но  ведь
не насильно же их?
 Камердинер (с горьким смехом). Какое  там  насильно!  Нет,  все  сплошь
добровольцы! Правда, когда их выстроили во фронт, нашлись  ребята  посмелее,
вышли из рядов и спросили у полковника, сколько герцог берет за пару  таких,
как  они.  Но  всемилостивейший  наш  государь  отдал  приказ  всем   полкам
выстроиться на плацу и расстрелять крикунов. Мы слышали  залп,  видели,  как
брызнул на мостовую мозг, а затем все войско крикнуло: "Ура! В Америку!"
 Леди (в ужасе падает на софу). Боже мой! Боже мой! И я ничего  об  этом
не слышала! Ничего не знала!
 Камердинер. Да, ваша милость... Вольно же вам было уехать  с  государем
на медвежью охоту как раз тогда, когда был подан сигнал к  выступлению!  Вам
непременно надо было остаться ради этого  величественного  зрелища.  А  дело
было так:  заслышали  мы  грохот  барабанов  и  сейчас  догадались,  что  их
отправляют, и сироты с воем кинулись за  отцом,  обезумевшая  мать  бежит  и
бросает на штыки грудного младенца, там жениха при помощи сабель разлучают с
невестой, а мы, седовласые старцы, стояли тут же и под конец все, как  один,
побросали с отчаяния свои костыли вслед нашим ребятам, прямо в Новый Свет...
А дабы всеведущий не услышал наших  молений,  все  время  неумолчно  трещали
барабаны...
 Леди (глубоко взволнованная, встает). Прочь эти брильянты! Они  бросают
в мое сердце отблеск адского пламени. (Камердинеру, мягко.) Не горюй, бедный
старик! Они вернутся. Они снова увидят свою родину.
 Камердинер (горячо и проникновенно). Бог все знает!.. Они ее  увидят!..
Уже у городских ворот они обернулись и крикнули: "Храни вас господь, жены  и
дети! Да здравствует наш государь-отец! Мы свидимся на Страшном суде!.."
 Леди (быстро ходит по комнате). Возмутительно! Чудовищно!.. А меня  еще
убеждали, что я осушила все слезы отечества. Глаза у меня открылись, и  я  в
ужасе,  в  ужасе  смотрю...  Ступай...  скажи  своему  господину...  Нет,  я
поблагодарю его лично!

 Камердинер хочет идти леди бросает ему в шляпу свой кошелек.

Это тебе за то, что ты рассказал мне правду.
 Камердинер (с презрением бросает кошелек на стол). Присоедините и это к
вашим богатствам. (Уходит.)
 Леди (с изумлением смотрит ему вслед). Софи, догони  его,  спроси,  как
его зовут! Надо вернуть его сыновей!

 Софи убегает. Леди в задумчивости ходит взад и вперед.
 Молчание.

(Обращаясь  к  вернувшейся  Софи.)  Правда  ли,  я слышала, что сгорел целый
пограничный город и около четырехсот семей пошли по миру? (Звонит.)
 Софи. Как это вы вспомнили? В самом деле, так  оно  и  было,  и  теперь
большинство несчастных погорельцев пошли в кабалу к своим кредиторам или  же
мрут в герцогских серебряных рудниках.
 Слуга (входит). Что прикажете, миледи?
 Леди (отдает ему брильянты). Немедленно отнеси это в банк! Я приказываю
сию же минуту обратить эти ценности в деньги и  полученную  сумму  разделить
между четырьмястами жителей, пострадавших от пожара.
 Софи. Миледи! Что вы делаете? Ведь  это  может  навлечь  на  вас  самое
суровую опалу.
 Леди (гордо). Что же, я должна носить в волосах проклятие  его  страны?
(Делает знак слуге, тот уходит.) Или ты хочешь, чтоб  я  пала  под  тяжестью
слез, из которых сделан этот ужасный убор? Опомнись,  Софи!  Пусть  лучше  в
волосах у меня будут фальшивые  брильянты,  а  в  душе  -  сознание,  что  я
поступила по совести.
 Софи. Но ведь какие же брильянты! У вас есть похуже, отдали бы те! Нет,
право, миледи, это с вашей стороны непростительно.
 Леди. Глупая девчонка! Зато настанет миг, когда  на  мою  долю  выпадет
столько брильянтов и жемчужин, сколько их не наберется в диадемах  у  десяти
королей, и они будут прекраснее...
 Слуга (возвращается). Майор фон Вальтер.
 Софи (бросается к леди). Ах, боже мой! Вы побледнели...
 Леди. В первый раз, Софи... я испытываю страх перед мужчиной... Эдуард!
Скажи, что мне нездоровится... Постой!.. Он в духе? Смеется? Что он говорит?
Софи, ведь правда, я сегодня ужасно выгляжу?
 Софи. Ничуть не бывало, леди...
 Слуга. Прикажете отказать?
 Леди (запинаясь). Нет, милости прошу.

 Слуга уходит.

Софи!  Что  мне  ему  сказать?  Как  мне  его  встретить?  У  меня  язык  не
повернется...  Он  будет  смеяться над моей слабостью... Он... У меня дурное
предчувствие...  Ты  уходишь,  Софи?..  Останься!..  Нет,  лучше уходи!.. Да
останься же!

 Через вестибюль проходит майор.

 Софи. Успокойтесь, миледи! Вон он идет!


СЦЕНА ТРЕТЬЯ

 Те же и Фердинанд фон Вальтер.

 Фердинанд  (с  легким  поклоном).  Я   вам   не   помешал,   милостивая
государыня?..
 Леди (не в силах побороть волнение). Я ничем более  важным  не  занята,
господин майор.
 Фердинанд. Я явился по приказанию моего отца...
 Лед и. Я ему очень признательна.
 Фердинанд. ...чтобы поставить вас в известность, что я на  вас  женюсь.
Такова воля моего отца.
 Леди (бледнеет и дрожит). Но не вашего сердца?
 Фердинанд. Министры и сводники не имеют обыкновения об этом спрашивать.
 Леди (запинаясь от волнения). А  вы  сами  ничего  не  хотите  к  этому
прибавить?
 Фердинанд (показывая глазами на Софи). Очень много, миледи!
 Леди (делает знак Софи, та удаляется). Не угодно  ли  вам  присесть  на
софу?
 Фердинанд. Я буду краток, миледи.
 Леди. Итак?
 Фердинанд. Я человек чести...
 Леди. Я умею это ценить.
 Фердинанд. Дворянин...
 Леди. Первый в герцогстве.
 Фердинанд. И офицер...
 Леди (заискивающе). Это  все  такие  преимущества,  которые  есть  и  у
других. Почему же вы умалчиваете о более важных, которыми  обладаете  только
вы?
 Фердинанд (холодно). Здесь они мне не нужны.
 Леди  (с  возрастающим  беспокойством).  Как  я  должна   понять   это"
предисловие?
 Фердинанд (медленно, отчеканивая каждое слово). Как мятеж чести - в том
случае, если вам будет угодно женить меня на себе.
 Леди (вспыхнув). Что это значит, господин майор?
 Фердинанд (спокойно). Это голос моего сердца, моего герба  и  вот  этой
шпаги.
 Леди. Эту шпагу вам дал герцог.
 Фердинанд. Мне ее дало государство через посредство герцога,  сердце  у
меня от бога, моему гербу лет около пятисот.
 Леди. Имя герцога...
 Фердинанд (запальчиво). Но разве герцог властен  нарушать  человеческие
законы и, как монеты, чеканить поступки? Над честью даже и  он  не  способен
возвыситься, он может только заткнуть ей рот золотом. Он может прикрыть свой
позор горностаевой мантией. Прошу вас, миледи, об этом  больше  ни  слова...
Сейчас речь идет не об отвергнутых замыслах и  не  о  предках,  не  об  этом
темляке, не о мнении света. Я готов через все  это  переступить,  но  только
докажите мне, что награда не будет еще тяжелев жертвы.
 Леди (расстроенная, отходит от него). Я этого  не  заслужила,  господин
майор.
 Фердинанд  (берет  ее  за  руку).  Простите!  Мы  с  вами  говорим  без
свидетелей. То обстоятельство, которое нас свело сегодня, -  и  никогда  уже
больше не сведет, - дает мне право, более того: принуждает меня не  скрывать
от вас моих тайных чувств. Я, миледи, отказываюсь вас понимать: вы  красивы,
умны, вас мог бы полюбить  кто  угодно,  и  вы  решились  отдаться  герцогу,
который видит в вас только женщину. И вам не стыдно самой предлагать себя  в
жены?
 Леди (смотрит на него широко раскрытыми глазами), Говорите все!
 Фердинанд. Вы называете себя британкой. Простите, я не  могу  поверить,
что вы британка. Свободная дочь самого свободного народа во  всем  подлунном
мире, народа, который до того горд, что не курит  фимиама  даже  добродетели
чужестранцев, ни за что не станет ублажать их порок... Нет, вы, наверное, не
британка... Или уж сердце у этой  британки  настолько  же  мелко,  насколько
благородна и отважна та кровь, что течет в жилах истинных дочерей Британии.
 Леди. Вы кончили?
 Фердинанд. Мне могут возразить, что это - женское  тщеславие,  страсть,
темперамент,  жажда  наслаждений...  Мы  знаем  примеры,  когда  добродетель
оказывалась сильнее чести, мы знаем случаи, когда те, что выступали на  этой
позорной арене, в конце концов благородными поступками вновь возвышали  себя
во мнении общества и облагораживали свое презренное ремесло тем, что ставили
перед собой прекрасную цель. Но откуда же этот  невыносимый  гнет  у  нас  в
стране, какого никогда не было прежде?..  У  вас  была  одна  цель  владеть
герцогством. Я кончил.
 Леди (мягко, но с достоинством). Со мной  никто  еще  так  не  говорил,
Вальтер. Вы единственный человек, которому я отвечаю  на  такие  речи...  Вы
отказываетесь от моей руки, - я вас за это уважаю. Вы черните мою душу, -  я
вам это прощаю. Но я не верю, что вы действительно так  думаете.  Кто  смеет
так оскорблять женщину, которой довольно одной ночи, чтобы навсегда погубить
его, тот должен быть уверен, что эта женщина необычайно великодушна, или  же
это безумец... Всю ответственность за  разорение  страны  вы  переложили  на
меня, - да простит вам это всемогущий бог, который когда-нибудь поставит  на
очную ставку вас, меня и герцога. Но вы задели во мне англичанку,  и  вот  в
подобного рода обвинениях я должна оправдаться перед моим отечеством.
 Фердинанд (опершись на шпагу). Я весь внимание.
 Леди. Сейчас вы услышите от меня то, чего до вас я никому не поверяла и
что впредь никому поверять не собираюсь... Я, Вальтер, не  та,  за  кого  вы
меня принимаете, - я не искательница приключений.  Я  могла  бы  перед  вами
похвастать своим происхождением во мне течет королевская  кровь...  Я  веду
свой род от несчастного герцога Томаса Норфолька, отдавшего жизнь  за  Марию
Шотландскую. Мой отец, старший королевский камерарий, был обвинен  в  измене
отечеству в пользу Франции и решением парламента осужден и обезглавлен.  Все
наше достояние отошло в казну. Мы были изгнаны из пределов страны. Моя  мать
умерла в день казни отца. Я, четырнадцатилетняя девочка, бежала в  Германию,
и взяла я с собою няню, шкатулку с  драгоценностями  и  вот  этот  фамильный
крест, который моя мать, в последний раз  благословив  меня  перед  смертью,
повесила мне на шею,

 Фердинанд, погруженный в раздумье, уже не так сурово смотрит на леди.

(Все   сильнее  волнуясь.)  Больная,  безвестная,  беспомощная,  без  всяких
средств,  чужестранка,  сирота - вот при каких обстоятельствах очутилась я в
Гамбурге. Меня ничему не учили, я умела разве только говорить по-французски,
немножко  вязать,  немножко  играть на рояле, зато привыкла есть на золоте и
серебре,  спать  под  атласными  одеялами,  привыкла к тому, чтобы по одному
моему  знаку  десятки  слуг  бросались  исполнять мое приказание, привыкла к
лести  знатных  поклонников. Я бедствовала шесть лет. Последняя брильянтовая
булавка  была  продана,  няня  моя  умерла,  и вот тогда-то судьба и привела
вашего  герцога  в  Гамбург. Как-то раз я гуляла по берегу Эльбы и, глядя на
воду,  начала  было  размышлять о том, что глубже река или мои страдания?..
Герцог  меня увидел, стал меня преследовать, разыскал мое жилище, пал к моим
ногам  и  поклялся,  что  любит  меня.  (Сильное  волнение  заставляет  леди
умолкнуть  когда  же  она  снова  начинает  говорить, голос у нее дрожит от
слез.)  Передо  мною  одна за другой вновь открылись во всей их пленительной
яркости   картины   моего   счастливого  детства.  Мое  безотрадное  будущее
представлялось   мне  темным,  как  могила...  Сердце  мое  жаждало  другого
сердца...  и  я склонилась к нему на грудь, (Отбегает от Фердинанда.) Теперь
судите меня!
 Фердинанд (глубоко взволнованный, бежит за  ней  и  останавливает  ее).
Леди! О боже! Что я слышу? Что я наделал! С ужасом смотрю я теперь  на  свое
преступление. Вы уже не сможете меня простить.
 Леди (овладев собой,  снова  приближается  к  нему).  Слушайте  дальше.
Герцог воспользовался моей молодостью и беззащитностью. Но во мне заговорила
кровь Норфольков: "Как, Эмилия, ты, герцогиня по рождению, стала  герцогскою
любовницей?.." Гордость все еще боролась у меня в душе с моею судьбой, когда
герцог привез меня сюда, и тут взору моему явилось ужасное зрелище... Похоть
сильных мира сего - это ненасытная гиена, алчущая все новых и  новых  жертв.
Здесь она свирепствовала уже давно разлучала жениха с невестой,  расторгала
даже священные узы брака, разрушала тихое семейное счастье, в юные неопытные
сердца вливала смертельный яд, и умирающие ученицы, извиваясь  в  судорогах,
проклинали ненавистные имена своих учит