Великобритания продолжала сохранять свое присутствие в Брунее с 1963 года до
февраля 1984 года, когда султанату была предоставлена независимость.
     Во  время  одного из  визитов в Сингапур,  состоявшегося  вскоре  после
нашего  отделения от  Малайзии,  сэр Омар широко улыбнулся и сказал: "Теперь
Сингапур  -  как Бруней. Так  будет лучше для вас". В самом деле, у нас было
много общего: мы были маленькими странами, окруженными большими соседями.  Я
не завидовал его богатству и никогда  не занимал у  него денег. Я давал  ему
советы,  только  когда  он просил меня об этом.  Султан доверял мне. В  1967
году, когда  Малайзия прекратила функционирование общего Валютного комитета,
его члены,  - Малайзия,  Бруней и Сингапур,  - согласились, что между нашими
новыми валютами будет  существовать взаимозаменяемость  и  паритет. Когда  в
1973  году  соблюдение  этого  порядка  прекратилось,  старый  султан  решил
сохранить эту договоренность по отношению к Сингапуру. Он был самым скромным
султаном, совершенно  отличавшимся  от других  султанов  региона.  Он привил
Брунею  понятие  о финансовой дисциплине  и приступил к  накоплению огромных
активов, которые управлялись его  агентами  в  Лондоне. ( Прим. пер.: султан
Брунея считается одним  из богатейших людей мира, чье  состояние оценивается
примерно в 50 миллиардов долларов США).
     Когда  британское  правительство  стало  оказывать  на  него  давление,
вынуждая его провести конституционные  реформы  с целью введения демократии,
тогда, чтобы потянуть и выиграть время, он в 1967 году отрекся от престола в
пользу своего старшего  сына Хасанала Болкиа (Hassanal Bolkiah). Его сын был
тогда еще  совсем  молодым  человеком,  проходившим  подготовку в британской
военной академии в  Сандхерсте (Sandhurst).  Султан  провел  много  времени,
размышляя  над тем,  как сохранить  роль Великобритании в  качестве  гаранта
безопасности  Брунее. Он отказывался иметь дело с Индонезией и Малайзией. Он
не  доверял Индонезии  из-за  поддержки  ею  лидера Народной  партии  Брунея
(Brunei People's  Party) Азахари (Azahari),  который возглавлял  восстание в
декабре 1962 года. Он опасался малазийцев, потому что малайзийские служащие,
направленные  на  работу  в  Бруней в конце  50-ых  -  начале  60-ых  годов,
покровительственно относились  к чиновникам Брунея, обращаясь с ними  как  с
деревенскими родственниками. Я был достаточно осторожен, чтобы не послать ни
одного  сингапурского  чиновника в  Бруней  даже на самое  короткое время, а
когда такое случалось, то их надлежащим образом  инструктировали,  чтобы они
обращались с жителями Брунея вежливо и с достоинством.
     Во  время частной  встречи в  марте  1979 года  я  убеждал  сэра Омара,
бывшего султана  (Сери Бегавана (Seri Begawan), как его стали называть после
отречения), наладить частичные связи с АСЕАН перед обретением  независимости
в 1984 году. Я сказал ему, что президент Индонезии Сухарто и премьер-министр
Малайзии Хусейн Онн были дружественно и благосклонно настроены по  отношению
к  Брунею. Он  согласился  рассмотреть  вопрос о получении  Брунеем  статуса
наблюдателя в АСЕАН, но дальше этого дело не пошло. Я объяснил  ему, что мир
сильно изменился. Сэр  Омар  продолжал  подсознательно  верить  в  англичан,
надеясь, что они всегда  поддержат его.  Он не хотел согласиться с тем,  что
положение  Великобритании  изменилось,  и   что   у   англичан  не  было  ни
военно-морских, ни  военно-воздушных сил, с которыми они могли бы  придти на
помощь Брунею.
     После  того как премьер-министром Великобритании стала Маргарет Тэтчер,
посещавшие Сингапур британские министры стали часто заводить  со мною речь о
Брунее.  Они  хотели  убедить  султана  провести  выборы,  придать  монархии
современный   вид,  отказаться   от   протектората   и  предоставить  Брунею
независимость. Я старался изо всех сил убедить Сери Бегавана, сэра  Омара  и
султана начать движение по  этому пути,  но безуспешно. Наконец,  британское
правительство  решило, что, независимо  от того, будет  ли в  Брунее избрано
демократическое  правительство  или  нет,  султанат  должен  взять  на  себя
ответственность   за   свое   собственное  будущее.  Великобритания  обещала
продолжать оказывать Брунею поддержку, сохраняя в султанате батальон гурков,
за который Бруней должен был платить. В 1979 году я  также попытался убедить
лорда Каррингтона, вскоре после  того как он  стал министром иностранных дел
Великобритании,   проявить   твердость  по   отношению  к  тем   британскими
чиновниками,  которые хотели продлить  срок своего пребывания в Брунее.  Тем
самым  они  не  позволяли  официальным  лицам  Брунея,  которые  практически
поголовно  получили образование в  Великобритании, накопить  опыт, в котором
они  нуждались   для  управления  своей  собственной  страной.  После  этого
разговора в данной сфере  произошли  серьезные перемены. К 1984 году,  когда
Бруней  получил независимость,  местные жители уже занимали практически  все
высшие должности в султанате.
     В  1980  году  я обсудил  с  президентом  Сухарто  вопрос  о  возможном
вступлении  Брунея в АСЕАН после  получения  независимости.  Сухарто сказал,
что, в  том  случае,  если Бруней  захочет вступить в  организацию, он будет
только приветствовать  это. Затем я попытался  убедить  султана пересмотреть
взгляды его отца на  то, что АСЕАН  не  являлась  важной  организацией.  Ему
следовало нанести визит президенту  Сухарто и другим лидерам стран АСЕАН.  В
конце концов, в апреле  1981 года  он так и  поступил. Сухарто  оказал ему в
Джакарте теплый прием. Затем султан посетил Малайзию и Таиланд. Когда в 1984
году Бруней  вступил  в  АСЕАН,  то членство  в  этой  организации не только
обеспечило  ему некоторые  гарантии  безопасности,  но  и  облегчило султану
общение с соседями.
     С момента  обретения независимости в Брунее царил мир  и  стабильность.
Султан  стал  более  уверенным  в  собственных силах.  Принц Мохамед (Prince
Mohamed)  стал  знающим  министром  иностранных  дел,  а  высокопоставленные
брунейские чиновники набрались опыта, выполняя свои обязанности и участвуя в
международных конференциях.  Сери Бегаван,  который умер в 1986 году, был бы
доволен такими результатами.
     Дружба между отцом султана  и мною получила  продолжение в дружбе между
нынешним султаном, его братьями  и  министрами,  и премьер-министром  Го Чок
Тонгом и его коллегами. Между нашими странами существуют  отношения доверия,
а наши взаимные намерения являются предельно честными.


Глава 19. Вьетнам, Мьянма и Камбоджа: возвращение в современный мир.

     29  октября 1977 года старый вьетнамский  самолет "ДС-3  Дакота"  (DC-3
Dakota), выполняя рейс по маршруту внутри страны,  был угнан и приземлился в
Сингапуре. Мы не  могли предотвратить  его приземления на авиабазе Селетар и
разрешили Вьетнаму прислать новый экипаж, чтобы вместе  со старым экипажем и
пассажирами, находившимися на борту, забрать  самолет обратно во Вьетнам. Мы
заправили самолет топливом, провели необходимое обслуживание. Угонщики  были
преданы суду и приговорены к 14 годам тюремного заключения.
     Вьетнам так и не рассчитался за топливо и обслуживание. Вместо этого на
нас   обрушился   бесконечный   поток   требований   вернуть   угонщиков   и
предупреждений о  возможных последствиях в случае,  если  мы  откажемся  это
сделать. Мы  заняли  твердую позицию  и  не позволили  запугать себя,  иначе
подобным  проблемам не  было  бы  конца. Отношения  Сингапура  с  Вьетнамом,
который объединился в 1975 году, начались с противостояния.
     Вьетнамцы  ловко  эксплуатировали  опасения  стран  АСЕАН и их  желание
поддерживать дружеские отношения с Вьетнамом. Тон их радиопередач и газетных
публикаций был угрожающим. Их лидеры казались мне невыносимыми людьми, - они
были полны чувства собственной  значимости  и  сравнивали себя с "пруссаками
Юго-Восточной Азии". Действительно,  они пережили много страданий, вынеся на
себе  все  ужасы,  причиненные  американской  военной  машиной,  и,  проявив
огромную  выносливость  и  замечательную  изобретательность в  использовании
американских средств массовой  информации в пропагандистских целях, победили
американцев. Вьетнамцы  были уверены, что  смогут  победить  любую страну  в
мире, которая напала бы на них,  даже  Китай. К  нам, маленьким государствам
Юго-Восточной Азии, они не испытывали иных чувств,  кроме презрения. Вьетнам
заявил, что  установит  дипломатические отношения  с каждой страной  АСЕАН в
отдельности, и  отказался  иметь  дело  с организацией в  целом. Вьетнамские
газеты критиковали  Филиппины и  в Таиланд за наличие там военных баз США  и
говорили о существовании сговора в отношениях между Китаем и Сингапуром.
     К 1976  году все более углублявшиеся разногласия  в отношениях с Китаем
вынудили вьетнамцев послать дипломатические миссии  в страны АСЕАН. Во время
поездки  по странам региона министр  иностранных дел  Фан  Хиен  (Phan Hien)
говорил о  мире. Первоначально он исключил посещение Сингапура из  программы
своей поездки, но затем изменил  свои планы и прибыл к нам в июле 1976 года.
Он сказал,  что Вьетнам  не вмешивался во внутренние дела других  стран,  но
провел  различие между  народом и правительством Социалистической Республики
Вьетнам. По его словам, народ Вьетнама поддерживал справедливое дело народов
Юго-Восточной Азии,  боровшихся за независимость  (под этим он  подразумевал
коммунистические   мятежи);  а  правительство  Вьетнама  хотело   установить
двусторонние отношения с  этими странами. Я ответил, что эта дипломатическая
казуистика  не позволяла  нам  избавиться  от впечатления, что такой двойной
подход представлял собой вмешательство во внутренние дела других государств.
Говоря  о  советской  помощи Вьетнаму, я заметил, что великие державы знали,
что  непосредственно  воевать  друг  с  другом  было  опасно,  так  что  они
использовали  третьи страны  для расширения  своего влияния. Разногласия  же
между  странами  АСЕАН  разрешались  внутри  этой  организации, так  что  ни
Советский Союз, ни Соединенные Штаты не могли использовать их в своих целях.
     Год  спустя  премьер-министр  Фам   Ван  Донг  (Pham  Van  Dong)  также
первоначально не включил Сингапур в  план своего  визита по странам региона,
вероятно, чтобы припугнуть нас.  Мы не испугались,  -  вьетнамцы пока что не
могли  причинить нам  никакого вреда.  Он  прибыл  16  октября 1978  года  и
показался мне высокомерным и  недоброжелательным человеком.  Вьетнамцы  были
прекрасными режиссерами. Первым к нам  приехал Фан Хиен, чтобы  показать нам
слащавое, улыбчивое  лицо  коммунистического Вьетнама. Теперь  Фам Ван Донг,
пожилой человек  в возрасте  72 лет,  приехал  показать  нам, что  они  были
тверды, как сталь. Во время дискуссии, продолжавшейся 2.5 часа, мы расточали
любезности и говорили иносказательно, а откровенный и прямой  разговор между
нами начался в машине по дороге из аэропорта.
     Я  начал с комплиментов  по  поводу желания Вьетнама работать вместе  с
нами  для  укрепления  мира,  стабильности  и  процветания.  Тем  не  менее,
прослушивание передач "Радио Ханоя" и  чтение  газеты "Нян  зан"  (Nhan Dan)
порождало  у  меня некоторые  сомнения:  их  тон  был недружественным,  даже
угрожающим. Фам Ван  Донг ответил, что Вьетнам - социалистическая страна,  а
он - коммунист, исповедующий марксизм-ленинизм. Он приехал в Сингапур, чтобы
вести  переговоры  в  качестве премьер-министра Социалистической  Республики
Вьетнам. Вьетнам внес  свой  вклад в  дело революции и  мира в Юго-Восточной
Азии и во всем мире. По  его словам, это не должно было беспокоить Сингапур.
Вьетнам -  страна с населением  в 50  миллионов человек;  это мужественные и
образованные  люди; страна  богата  природными  ресурсами.  И США, и  Япония
говорили вьетнамцам,  что их страна станет экономически сильной, а  потому и
США, и Япония будут нуждаться в  развитии торговых и экономических отношений
с Вьетнамом.
     После  такого уверенного вступления, отвечая на мои вопросы, он заявил,
что  Пекин  подстрекал  140-150 тысяч  этнических  китайцев, проживавших  на
севере  Вьетнама,  покинуть  Вьетнам и вернуться  в Китай.  Он  сказал,  что
вьетнамцы не понимали,  почему Китай делал  это. Причиной возникновения этих
проблем было отношение Китая к Вьетнаму после  победы Вьетнама над Америкой.
Он сказал,  что Китай продолжал свою экспансионистскую  политику в отношении
Вьетнама. Пекин  использовал "красных  кхмеров" для организации нападений на
территорию Вьетнама и совершения ужасных преступлений. Кампания, развернутая
китайским посольством в Ханое, привела к массовому отъезду из Вьетнама людей
народности  хоа, которые  затем  получали в  Китае специальную подготовку  с
целью  возвращения  на  вьетнамскую  территорию.  Китайцы  зарубежья  всегда
чувствовали приверженность  к  своей  родине, -  это  искреннее  и достойное
уважение чувство, но Пекин играл на этих чувствах.
     Я спросил его, станет ли Пекин проводить подобную  политику в отношении
Сингапура, если откроет в  городе свое посольство. Фам Ван Донг ответил, что
он  так не думает, ибо в  планы Китая  не входило возвращение на родину всех
китайцев, живших за рубежом. Китай предпочитал оставить их там, где они жили
и  использовать  в  качестве  инструмента своей  политики.  Многозначительно
посмотрев на меня,  он  сказал, что  проживающие  за рубежом  китайцы всегда
будут поддерживать Китай, так же как проживающие за рубежом вьетнамцы всегда
будут поддерживать Вьетнам.
     После этого он  перешел  к экономическим взаимоотношениям,  удивив меня
заявлением, что Сингапур  мог  бы внести  вклад в  восстановление  Вьетнама.
Когда я мягко возразил,  что мы должны получать что-то взамен за наши товары
и  услуги, он  прямо  сказал, что экономика  Вьетнама  была слаборазвитой, а
возможности  для  торговли  -  ограниченными.  В  тот  же  вечер,  когда  мы
прохаживались  перед  ужином,  он  снова  сказал,  что Вьетнаму  было  нечем
торговать, но  он нуждался  в помощи. Поскольку Сингапур извлекал выгоду  из
войны во Вьетнаме,  продавая американцам военные материалы и сырье, то нашим
долгом  было  помочь  Вьетнаму.  Я   был  ошеломлен   этим  высокомерным   и
воинственным отношением.
     Когда на следующий  день мы ехали в  машине по  набережной,  он  увидел
множество  кораблей, стоявших в порту. Он снова подчеркнул, что  мы извлекли
огромную  выгоду из войны во Вьетнаме  и развивали Сингапур за  их счет, так
что нашим долгом  было помочь  им. Я не верил  своим ушам и  не мог  понять,
почему мы должны были помогать им, - только ли  потому,  что они обнищали  в
результате войны, которую  мы  не  развязывали и в которой не участвовали? Я
сказал,  что   основными   военными  материалами,  которые   мы   поставляли
американским войскам, были  ГСМ  (горюче-смазочные материалы), продававшиеся
американскими  и  британскими  нефтяными   компаниями.  Прибыль,  получаемая
Сингапуром   от   этой  торговли,  была  ничтожна.  Он  посмотрел   на  меня
скептически.  Я  сказал, что  мы были готовы  торговать,  а не предоставлять
безвозмездную помощь. Это ему не понравилось,  и  мы расстались  вежливо, но
холодно.
     12 лет спустя, в 1990 году, на Всемирном экономическом форуме в Давосе,
заместитель  председателя  правительства  Вьетнама Во Ван Киет (Vo Van Kiet)
попросил о встрече со мной. Он хотел  оставить  в стороне  разногласия между
нами  и  приступить  к  сотрудничеству. Я  посетовал на то, что,  начиная  с
декабря  1978  года,  из-за  вьетнамской  оккупации  Камбоджи, было  упущено
столько времени. Я подчеркнул, что до тех тор, пока этот  конфликт не  будет
разрешен,  какие-либо  межправительственные  связи  были  невозможны.   Киет
сказал,  что  Вьетнам -  страна огромных  возможностей, и что  правительство
выдало более 100  инвестиционных лицензий  зарубежным компаниям. Я  ответил,
что,  независимо  от  того,  выдадут  ли  вьетнамцы 100 или  1000  лицензий,
вьетнамская экономика не начнет бурно развиваться  до тех пор,  пока США  не
одобрят  выделение  Мировым  банком  льготных  кредитов  на   восстановление
Вьетнама,  а крупные  американские  банки  не сочтут, что риск, связанный  с
инвестициями во  Вьетнаме,  является приемлемым.  Тем не  менее, как  только
Вьетнам  выведет свои войска  из Камбоджи, мы снова начнем с  того же самого
места, где мы остановились в 1978 году.
     В октябре 1991 года Вьетнам и все заинтересованные  стороны подписали в
Париже  соглашение о всеобъемлющем  политическом  урегулировании в Камбодже.
Через  неделю Во Ван Киет, теперь уже  в  качестве премьер-министра, посетил
Сингапур. Хотя  я уже не был  премьер-министром,  мы  встретились на  обеде,
который дал в  его честь  мой  преемник, премьер-министр Го  Чок Тонг. Когда
обед  подходил  к концу,  Во Ван Киет поднялся, подошел  ко мне и, пожав мои
руки в типичном партийном рукопожатии,  спросил, смогу ли я помочь Вьетнаму.
Я поинтересовался, чем я могу помочь. Он сказал, что хотел бы предложить мне
стать  их  экономическим советником. Я потерял  дар речи. Я был  мишенью  их
язвительных нападок с момента начала вьетнамской оккупации Камбоджи. Придя в
себя  от  изумления,  я   сказал,  что  мой   опыт  был   ограничен  рамками
государства-города,  и  что  у меня не было опыта управления  такой  большой
страной как Вьетнам, с населением 60  миллионов  человек. К  тому  же страна
была разрушена войной,  в ней сохранялась  коммунистическая система, которую
следовало  трансформировать в рыночную.  Он продолжал настаивать  на своем и
прислал мне два письма, в которых повторил свою просьбу.
     После  обмена  письмами  я согласился  приехать  во  Вьетнам,  но  не в
качестве советника,  а  только для участия в дискуссии и обмене взглядами  о
путях перехода Вьетнама к рыночной экономике. Когда я посетил Ханой в апреле
1992 года, отношения  между нами полностью изменились. Заседания проводились
в украшенном  орнаментом зале,  в центре  которого стоял бюст Хо Ши Мина (Ho
Chi Minh). Я провел целый день  с Во  Ван  Киетом и командой его министров и
официальных лиц. У них  было  пять  основных вопросов,  начиная  с  того, на
производстве каких товаров  следовало сосредоточиться  Вьетнаму в ходе своей
модернизации, с какими партнерами и на каких рынках работать.  Я ответил им,
что в  самом вопросе  отражался  образ мышления, воспитанный  долгими годами
централизованного  планирования, ибо  они  исходили  из  того,  что какие-то
определенные товары, рынки или торговые партнеры приведут к трансформации их
экономки. Я предложил  им изучить  опыт  Тайваня и Южной Кореи, которые сами
преобразовали  себя из аграрных государств в новые  индустриальные страны. Я
сказал, что  хорошей  стратегией  было  бы  использование  Южного  Вьетнама,
особенно  Хо Ши  Мина  (бывший Сайгон)  в качестве двигателя  экономического
роста для  всей страны. Коммунистическая  система существовала на севере  на
протяжении 40  лет, а на  юге  - только  16 лет. Люди  на юге  Вьетнама были
знакомы  с рыночной экономикой и могли  легко  вернуться  к старой  системе.
Наилучшим катализатором развития были бы их эмигранты - вьетнамские беженцы,
покинувшие страну после 1975  года,  которые  успешно занимались  бизнесом в
Америке, Западной  Европе,  Австралии  и Азии.  Я  посоветовал пригласить их
вернуться  и запустить процесс экономического развития  на юге Вьетнама, ибо
они наверняка захотели бы помочь своим родственникам и друзьям.
     Мне показалось, что мое предложение понравилось  Киету. Он был выходцем
с юга, но другие,  более  высокопоставленные лидеры, хотели,  чтобы развитие
экономики  шло  равномерно,  -  как  на  юге,  так   и  на  севере   страны.
Невысказанными оставались опасения по поводу того, что эмигранты принесли бы
с собой подрывные идеи, а также могли бы оказаться связанными с иностранными
спецслужбами, например,  с  ЦРУ.