ая, какие  еще  странные
вещи сейчас потребуют от нее сделать, взглянула в  зеркало,  находящееся
теперь прямо перед ее лицом. То, что она увидела, потрясло и напугало ее
больше, чем если бы "козел", на котором  она  сейчас  полулежала,  вдруг
оказался  настоящим  и  взбрыкнув,  убежал:  стоя  за  ее  спиной,  Илья
Матвеевич с лихорадочной поспешностью раздевался. Он уже успел полностью
скинуть с себя спортивный костюм и в данный момент заканчивал  стягивать
мешковатые "семейные" трусы!
   Почувствовав  неожиданный  прилив  сил,  словно   очнувшись,   придя,
наконец, окончательно в себя и с запозданием  осознав  ужасное  значение
всех тех мелочей, что не нравились ей в поведении режиссера раньше и  на
которые она почему-то не обращала должного  внимания,  равно  как  и  на
некоторые странности, подмеченные при осмотре этого ужасного дома, Ольга
попыталась выпрямиться, но руки тяжело дышащего мужчины грубо уперлись в
ее плечи, заставив силой вернуться в прежнее положение.
   - Стой, сука! - уже не таясь прохрипел  "Илья  Матвеевич",  срывая  с
женщины тот минимум одежды, который на ней еще оставался.  -  Стоять!  -
жестко повторил он и, продолжая удерживать хрупкие плечи  женщины  одной
рукой, второй принялся раздвигать ее ягодицы.
   Только сейчас Ольга в полной мере осознала, что именно сулят  ей  все
эти его страшные приготовления, но едва она собралась закричать,  как  у
нее перехватило дыхание - страшная боль пронзила ее задний проход и, как
показалось женщине, его уже просто разрывали на  части,  а  задыхающийся
голос "режиссера", доносившийся теперь до нее  словно  издалека,  сквозь
какую-то густую пелену, с нескрываемым злорадством произнес:
   - Получай, красавица! Да стой же ты  спокойно,  кинозвезда!..  -  Его
откровенно насмешливые фразы слились с отчаянными, постепенно угасающими
бессвязными вскриками, запоздало срывающимися с разом пересохших женских
губ:
   -  Не  надо!  Я  не...  Нет!..  Больно...  Нет  же...   пожалуйста...
пожалуйста... только не...
   С усилием преодолев упругое сопротивление сфинктера, мощными толчками
проникая в  анальное  отверстие  болезненно  вздрагивающей  женщины  все
глубже и глубже, Мышастый слушал  до  предела  распаляющие  его  громкие
стоны и, продолжая удерживать за  плечи  отчаянно  извивающееся  девичье
тело,  распятое  на  спортивном  снаряде,  с  ненасытной  жадностью  все
вглядывался, вглядывался в находящееся  перед  ним  зеркало,  в  котором
отражалось  искаженное   болью,   и   оттого   выглядевшее   еще   более
соблазнительным, предельно возбуждающее его женское лицо...
   И когда едва не задыхающийся от наслаждения насильник,  участив  ритм
жестких толчков до предела, понял, что то,  к  чему  он  так  стремился,
подступило совсем близко, он  грубо  схватил  девушку  за  разметавшиеся
волосы и одним сильным рывком развернул и приблизил  к  своему  паху  ее
лицо с полуоткрытым, кричащим бессильным отчаянием ртом.
   От боли и отвращения Ольга потеряла сознание...
   Мышастый же, удовлетворенный удачным  завершением  того,  чего  он  с
таким нетерпением дожидался с самого первого мгновения встречи с ней еще
на вокзале, закурил,  расслабленно  присев  на  сиденье  подвернувшегося
спортивного снаряда.  Он  сидел  и  молча  курил,  продолжая  пристально
вглядываться в неподвижно распростертое тело только  что  изнасилованной
им женщины...
   Скурив сигарету до самого фильтра, он подхватил  на  руки  так  и  не
пришедшую в сознание  девушку,  и  отнес  ее  наверх,  в  выделенную  ей
комнату. Затем, проделав нехитрую операцию, снял половину дверную ручку,
находящуюся изнутри и щеколду, на которую запиралась дверь. Все это было
установлено временно, лишь для создания у гостьи  иллюзии  безопасности.
Глядя на Ольгу, которую он уложил на кровать и которая еще не  пришла  в
себя, Мышастый отметил некую разницу между тем разом, когда она спала  у
него в  машине  по  дороге  в  Мшанск,  и  теперь,  после  всего  с  ней
произошедшего. Если тогда лицо женщины выражало спокойную безмятежность,
то сейчас оно излучало отчаяние и боль, запечатлевшиеся на нем  в  самый
последний момент завершения разыгравшейся с ней трагедии.
   - Вот так, красавица... - неизвестно для кого произнес вслух Мышастый
и, заперев за собой  дверь,  разыскал  старого  рецидивиста,  который  в
данный момент преспокойно чифирил, сидя на  просторной  кухне  особняка.
Увидев своего патрона, он сделал ленивую попытку привстать, но Мышастый,
жестом усадив его обратно, спросил:
   - Все помнишь, Филипыч, о чем я тебе говорил?
   - Конечно, хозяин, - подтвердил тот. - Заучил все наизусть.
   - Так и действуй строго по инструкции, да смотри  мне,  чтоб  никакой
отсебятины. Уловил?
   - Обижаете, наш брат свое дело знает,  -  действительно  с  обидой  в
голосе ответил Филипыч.
   - Ладно, гляди, - строго сказал Мышастый в общем-то  просто  так,  на
всякий случай  -  в  старом  уголовнике  он  не  сомневался,  иначе  тот
находился бы сейчас не здесь. - Присмотри за девчонкой,  чтобы  с  собой
ничего не сотворила, она мне еще нужна. Крутись где-нибудь поблизости, а
как услышишь, что пришла в себя, делай, как я тебе говорил. Все...
   И Мышастый поехал улаживать поднакопившиеся  за  время  подготовки  к
операции дела, которые он оставлял на потом.
   Тем самым он  неосознанно  расставил  приоритеты  -  Ольга  оказалась
гораздо важнее всего другого...
   Очнувшись,  женщина  некоторое  время  лежала  неподвижно,  с  трудом
пытаясь сообразить,  как  она  оказалась  на  кровати  в  своей  комнате
совершенно голой, а  когда  к  ней  неожиданно,  лавинообразным  потоком
вернулась память - воспоминания всего того ужасного, что сотворил с  ней
этот  кинорежиссер,  она,  почувствовав  сильнейший   приступ   тошноты,
бросилась в ванную комнату, на ходу крепко  зажимая  ладошкой  рот  и  с
трудом удерживая рвущийся наружу поток... Едва она  успела  добежать  до
раковины, как ее с силой  вырвало,  словно  желудок,  извергая  из  себя
содержимое, пытался таким образом помочь  ей  освободиться  от  кошмара,
который - она знала это наверняка - будет преследовать ее всю оставшуюся
жизнь. Если только после всего этого ей дадут  жить...  Теперь,  прозрев
окончательно, она начала понимать, в какую страшную ловушку  заманил  ее
этот липовый - теперь у нее не осталось в этом ни  малейших  сомнений  -
кинорежиссер. С трудом, лишь огромным усилием воли преодолевая слабость,
охватившую все ее тело, Ольга заставила себя хоть как-то почистить зубы,
чтобы избавиться от омерзительного привкуса во  рту,  пошатываясь,  едва
переставляя отказывающиеся повиноваться, предательски дрожащие в коленях
ноги, вернулась в кровать и, не найдя в себе больше сил даже на то чтобы
укрыться,  опять  ушла  в  небытие  -  организм  намеренно  помогал   ей
избавиться на время от жуткой реальности...
   В относительно твердое сознание Ольга пришла только к самому  вечеру.
Лежа на кровати полностью  обессиленной,  лишь  с  огромным  трудом  она
смогла припомнить, что за день еще не менее пяти или шести раз бегала  в
ванную, где ее выворачивало наизнанку и, каждый раз, с трудом  находя  в
себе силы, она чистила зубы, возвращалась  обратно  в  кровать,  наперед
зная, что через какое-то время все это повторится вновь и вновь...
   Теперь же, как ни странно, она не чувствовала больше позывов рвоты, и
уже одно это было  хоть  каким-то  облегчением.  Находясь  в  совершенно
разбитом состоянии, чувствуя себя физически какой-то столетней старухой,
молодая женщина кое-как поднялась и направилась в  ванную  комнату,  где
засунув два пальца в рот, попыталась еще раз освободить желудок. На этот
раз у нее совсем ничего не получилось и, тогда  подойдя  к  ванной,  она
открыла краны - стоять под душем у нее уже просто  не  было  сил...  Уже
промокнув в ней, наполненной теплой водой, не менее часа, Ольга нашла  в
себе силы кое-как помыться - даже простое намыливание истерзанного  тела
давалось ей сейчас с огромным трудом. Почему-то  у  нее  ныло  буквально
все, словно ей довелось побывать  в  какой-то  гигантской  мясорубке,  а
задний проход, пульсируя острой болью, отдающейся по всему телу,  горел,
словно его натерли наждачной бумагой...
   Уже  вытираясь  насухо  жестковатым  полотенцем,  она  не   выдержав,
все-таки тихонько всхлипнула, хотя  запретила  себе  плакать  -  чем  ей
сейчас могут помочь слезы.  -  Сволочь,  -  прошептала  она  пересохшими
губами. - Каков подонок... А она-то, она... - Ольга не  могла  до  конца
поверить, что все случившееся с ней - не  сон,  а  страшная  реальность,
произошедшая из-за ее собственной доверчивости. - Дура! Денег ей, видите
ли захотелось,  славы...  Кинозвездой  захотелось  стать...  -  И  вдруг
ужаснулась - а ведь этот подонок  действительно  снимал  все  на  видео.
Какой кошмар! Вот тебе и кинозвезда... Зачем он это делал? Может,  хочет
ее шантажировать?
   Но это же глупо, ведь у нее совсем нет денег. Или хочет заставить  ее
что-нибудь делать, угрожая показом этой пленки? Но что? Он просто  хочет
сделать из нее свою сексуальную рабыню!
   - через какое-то время пришло женщине в голову  -  больше  ей  ничего
придумать не удалось. - Но это же просто отвратительно... - Она все-таки
заплакала. Нет, уж лучше умереть, чем пережить такое хотя  бы  еще  один
раз. Если ей придется и дальше ублажать своим телом  этого  негодяя,  уж
лучше просто наложить на себя руки...
   Внезапно раздавшийся тихий стук в дверь заставил  девушку  подскочить
от неожиданности, а ее сердце, болезненно сжавшись, забилось в два  раза
быстрее. Неужели к ней опять пришел этот подонок  и  ее  ждет  не  менее
отвратительное продолжение?
   Вскочив с кровати и накинув халат, она поискала  глазами  что-нибудь,
сгодившееся бы в качестве оружия, которым можно было защитить  себя,  но
ничего острого или тяжелого она не нашла. Тогда Ольга бросилась к двери,
чтобы запереть ее на щеколду, но той просто не оказалось на месте, равно
как и дверной ручки. Вспомнив, что на окнах стоят решетки, только теперь
она догадалась, для чего они были сделаны и поняла, что оказалась  здесь
беспомощной узницей.
   Заметив,  что  дверь  стала  тихонько  отворяться,  Ольга   испуганно
отпрянула и, сжавшись, принялась отступать, не решаясь повернуться к ней
спиной. Вскоре в дверном  проеме  появился  тоже  почему-то  испуганный,
прижимающий палец к губам  Филипыч,  настороженно  оглядывающийся  через
плечо... Чего здесь надо старому приспешнику этого подонка? -  с  гневом
подумалось Ольге, а тот, осторожно, не до конца прикрыв  дверь,  поманил
ее к себе, одновременно проходя в комнату и усаживаясь на кровать.
   - Тише, девушка, тише, - заговорил он негромко, когда она с  внезапно
вспыхнувшей надеждой решилась подойти к нему ближе. -  И  слушайте  меня
внимательно, очень внимательно, старайтесь запомнить каждое мое слово, я
не могу у вас долго находиться...
   Дождавшись, когда Оля, преодолев недоверие,  все  же  уселась  рядом,
постаравшись,  однако,  чтобы  между  ними  оставалось   хоть   какое-то
расстояние, старик продолжил  говорить,  делая  это  все  так  же  тихо,
одновременно крутя головой по сторонам и  настороженно  прислушиваясь  к
царившей вокруг тишине:
   - Вы попали в  западню,  девушка,  но  у  вас  еще  есть  надежда.  Я
собираюсь вам помочь.
   - Но кто вы, и что здесь делаете? И вообще, что  тут  у  вас  в  доме
происходит? - спросила женщина, почувствовав, что со словами  старика  в
ней затеплилась какая-то надежда. - Куда я попала?
   - Кто я такой? Я просто несчастный старик,  подобно  вам  попавший  в
кабалу к этому негодяю... - начал свое повествование  старый  уголовник,
одновременно с удовлетворением отмечая, что Ольга все-таки  придвинулась
к нему поближе и ее лицо перестало излучать  страх,  возникший  при  его
появлении. - Но это длинная история, а времени у нас, к сожалению, очень
мало. Ведь вы уже не первая девушка, которую этот подонок заманил в свои
сети с помощью обмана. Перед  вами  было  еще  две...  -  Голос  старика
внезапно задрожал и он остановился, якобы не в силах продолжать дальше.
   - А что стало с теми двумя? - таким же  дрогнувшим  голосом  спросила
Оля, втайне надеясь, что старик сейчас скажет ей что-нибудь  ободряющее,
но тот промолчал и у нее упало сердце. Женщина почувствовала, как  озноб
пробежал по ее коже, ведь подтверждались самые худшие ее предположения.
   - Ваше счастье, что у этого  негодяя  сейчас  очень  много  забот,  -
продолжил после  трагической  паузы  Филипыч.  -  Милиция,  дай  ей  бог
здоровья, уже начала потихоньку обкладывать его логово со  всех  сторон,
но поскольку у подонка имеются большие  связи  в  верхах,  они  пока  не
решаются его трогать. - Филипыч безнадежно махнул рукой. - В  общем,  он
собирается навещать вас не так часто - может раз  или  два  в  день.  Уж
придется вам все перетерпеть, милая, как бы трудно это не  оказалось,  а
через неделю я помогу вам отсюда сбежать.
   - Но почему же только через неделю?  -  ужаснулась  Ольга,  с  трудом
представляя, как она сможет целую неделю переносить все  новые  и  новые
надругательства негодяя - а иначе зачем еще он станет ее навещать?
   - По другому никак не  получится,  -  с  горестным  вздохом  произнес
старик. - Ведь вся территория охраняется его людьми, да еще в самом доме
дежурят несколько; только сейчас они пьяны и я улучил момент... - Он  не
договорил, опять напряженно вслушиваясь в тишину.
   -  Понятно,  -  тихо  произнесла  Ольга,  почувствовав  окончательное
доверие к этому несчастному старику. Она даже успокаивающе взяла его  за
руку - возможно, он еще больше нее нуждается в человеческом  сочувствии.
- Но каким образом он смог заставить вас на себя работать? -  Ольга  тут
же пожалела о  заданном  вопросе,  ибо  старик,  не  сдержавшись,  почти
мгновенно разрыдался.
   - Если я... если... то он... то он  мою  внучку...  Мою  единственную
внучку... Все, что осталось у меня в  этой  жизни...  -  Выдернув  руку,
старик закрыл лицо, чтобы собеседница не видела  его  слез,  но  по  его
дрожащему голосу Ольга все поняла. Наверное, у Филипыча огромное горе  -
эти негодяи что-то сделали или грозят сделать с его единственной любимой
внучкой... Поэтому она решила не пытать больше  несчастного  старика,  а
уточнить время побега - пусть отвлечется от своего горя:
   - Значит, через неделю? - Она попыталась заглянуть ему в лицо.
   - Да, - немного успокоившись ответил тот. -  Он  уже  убрал  от  лица
руки, и если бы в комнате к тому времени не сгустилась тьма, а Ольга  не
была настолько поглощена своими невеселыми  мыслями,  то  непременно  бы
заметила, что глаза ее собеседника оставались подозрительно сухими. -  Я
ведь прекрасно  знаю  их  распорядок...  А  через  неделю  у  одного  из
охранников-головорезов  будет  день  рождения  и  они   непременно   все
перепьются. Ждите моего сигнала, я вас предупрежу.  -  И  уже  привстав,
вдруг, словно что-то вспомнив, задал Ольге вопрос:
   - А может, кто-нибудь знает, где  вы  находитесь?  Может,  вас  будут
искать? - Он с надеждой смотрел на молодую женщину,  искренне  переживая
за ее судьбу.
   - Увы, - чуть не расплакавшись, тихо ответила та, - я ведь никому  не
сказала, куда  еду.  И  даже  приглашение  от  фирмы  этого  "режиссера"
захватила с собой, как в нем было указано. Уж  теперь-то  я  в  точности
знаю, зачем они потребовали так  сделать  -  просто  чтобы  не  оставить
никаких следов! - Девушка, все-таки не сдержавшись, тихо расплакалась от
обиды.
   - Ну-ну... - Филипыч ободряюще положил ей руку на плечо. -  Не  надо,
Оленька, не надо. А родители? Или муж, парень,  может  быть?  -  Старик,
видимо, очень переживал за попавшую в беду несчастную девушку.
   - Я не замужем, - всхлипывая, призналась Оля. - А родители...  Я  уже
полгода, как им не писала. А парень мой... Он тоже не знает, где я.  Его
не было в городе, когда я уезжала, а я даже  записки  ему  не  оставила.
Дура... Никто, никто обо мне ничего не знает...
   - Это очень плохо, - искренне сочувствуя, покачал головой старик.  Но
ничего, мужайтесь. И, Оленька, я вас просто умоляю... Терпите.  Стисните
зубы и терпите. Что бы он с вами  не  вытворял.  Вам  просто  необходимо
этому мерзавцу подчиняться - ведь если он рассвирепеет... Те две девушки
тоже не хотели. И тогда он их... - Он вдруг, видимо  услышав  что-то  за
дверью, стремительно рванул прочь, стараясь ступать как можно бесшумнее.
- Ждите моего сигнала... - уже  от  самой  двери  раздался  его  громкий
шепот.
   Задание патрона было выполнено и старый рецидивист со спокойной душой
пошел на кухню заваривать чифирь...
   Проведя  бессонную  ночь,  наутро  измученная  Ольга  с   нетерпением
дожидалась появления Филипыча - отныне он был ее единственным  союзником
и она надеялась получить от него  какие-нибудь  благоприятные  известия.
Когда раздался осторожный,  как  всегда,  стук  в  дверь,  она  едва  не
подпрыгнула - теперь уже  от  радости  -  и  с  надеждой  уставилась  на
вошедшего  с  подносом  старика,  словно  тот  являлся  неким   мессией,
присланным свыше для ее чудесного спасения. А  тот,  аккуратно  поставив
поднос на стол, принялся невозмутимо освобождать его от еды, не  обращая
никакого внимания на пришедшую в замешательство женщину. И только  когда
он разгрузил поднос уже до половины, она с облегчением заметила записку,
которую старик незаметно выложил на  стол.  Стараясь  на  всякий  случай
также быть предельно осторожной, она взяла в руки листочек белой бумаги,
на  котором  корявым  старческим  почерком  было   нацарапано:   "Будьте
осторожны,  комнату  могут  прослушивать  или  даже  просматривать.   Не
заговаривайте со мной ни в коем случае, пока я не заговорю с  вами  сам.
Ешьте, вам нельзя  терять  силы.  Помните,  что  через  неделю  они  вам
понадобятся. Старайтесь не привести этого негодяя в бешенство, он  очень
опасен.
   Смиритесь. Выполняйте все его прихоти. Записку уничтожьте."
   Ольга с благодарностью посмотрела на  Филипыча,  который  ответил  ей
заговорщическим взглядом и, когда тот вышел  из  комнаты,  принялась  за
принесенную им еду - сначала преодолевая отвращение,  а  затем  уже  как
делала это обычно - ведь теперь ей  действительно  понадобятся  силы.  И
очень скоро. Покончив с завтраком, она снова легла на кровать, обреченно
ожидая  приезда  своего  насильника,  желая  только  одного,  чтобы  это
произошло как  можно  позже.  Когда  под  окном  послышался  шум  мотора
подъезжающей машины, Оля не сдержавшись, заплакала от безысходности...
   Сразу пройдя в гостиную, Мышастый с  удовлетворением  выслушал  бойко
отрапортовавшего Филипыча.
   - Так говоришь, к вечеру ожила? - с удовлетворением  переспросил  он,
опрокидывая в себя рюмку коньяка и запивая его глотком крепкого кофе  со
стола, накрытого подручным к его появлению.
   - Да. А потом я пришел и провел с ней доверительную беседу,  все  как
вы велели. В общем, девчонка ко всему готова, сопротивляться  не  будет,
сегодня уже завтракала - копит силы для побега. - Филипыч, не  выдержав,
рассмеялся.
   - А что насчет родственников? Искать не будут? Узнал? - тоже  смеясь,
поинтересовался Мышастый.
   - Уезжая, никому ничего не говорила. Куда, чего...  Родителям  уже  с
полгода как не писала, мужа нет, фраерок у нее какой-то имеется, так тот
в отъезде был, она ему даже записки  не  оставила.  Приглашение,  как  и
велено было, захватила с собой.
   - Ладно, - вставая, произнес пахан, - держи, заслужил.
   - И сунул Филипычу пачку денег - хороших помощников он поощрял.
   - Слушайте, Антон Алексеевич, - вдруг как-то жалобно попросил  старик
уже удаляющегося шефа. - А может, вы того-этого... Когда натешитесь-то с
ней вдоволь, может и  мне  чего  перепадет,  а?  Уж  больно  девчонка-то
хороша, а? - Он не мигая смотрел на  удивленно  обернувшегося  Мышастого
собачьи-просящим взглядом. - Уж не откажите, а?
   - Куда тебе, старый грехо