да  не  встречал,  но  о  которой  не
осмеливался даже мечтать.
   - Я знаю, что напугал вас тогда, - проговорил он. - И теперь жалею об
этом. Но мне казалось, что я поступаю правильно. Жизнь здесь жестока,  а
зимы - длинны и суровы. Существуют и другие опасности...
   Он говорил, а Сара прислушивалась к его акценту и находила  его,  как
ни странно, приятным.
   Он не был чисто французским, как она подумала  вначале,  -  время  от
времени она улавливала в нем гортанные звуки  и  непривычные  интонации,
которые, несомненно, были следствием его долгой  жизни  среди  индейцев.
Английский язык Франсуа, несомненно, учил в детстве  и  говорил  на  нем
безупречно.
   - Кладбища Нового Света полны теми, кому не следовало приезжать сюда,
но вы, похоже, к их числу не относитесь, - неожиданно заключил он, и  на
его губах появилась мягкая улыбка, которая нисколько не вязалась  с  его
устрашающей внешностью.
   Эта мысль пришла к нему не вдруг - Франсуа начал думать об этом через
считанные дни после их встречи в заснеженном ночном лесу. С тех  пор  он
часто  жалел,  что  не  может  сказать  ей  этого  лично.  Теперь  такая
возможность ему представилась, и Франсуа был рад  ею  воспользоваться  -
как рад был и тому, что Сара, кажется, расположена его слушать. Он давно
понял, что она сердится на него, и боялся,  что  она  не  станет  с  ним
разговаривать.
   - У индейцев есть  легенда  о  женщине,  которая  пожертвовала  своей
жизнью, спасая честь сына. За это боги взяли ее на небо  и  даровали  ей
вечную жизнь среди звезд. Они сделали ее звездой, и отныне она указывает
путь всем воинам, помогая им не заблудиться во тьме. - С  этими  словами
Франсуа поднял голову и посмотрел на небо, как будто надеялся разглядеть
на небосклоне ту самую звезду, о которой только что  говорил.  Потом  он
снова улыбнулся.
   - Индейцы верят, что после смерти наши души отправляются  на  небо  и
живут там в краю Вечной Охоты. Иногда, когда  я  вспоминаю  всех  людей,
которых я когда-то знал, эти мысли утешают меня...
   Сара  не  посмела  спросить,  кто  были  эти  люди  и  кем  они   ему
приходились. Сама она сразу подумала о своих детях, которые  умерли,  не
родившись, или прожили всего несколько часов.
   - Мне тоже хотелось бы верить, что это так и есть, - негромко сказала
Сара и смущенно улыбнулась. Быть может, подумала она, Франсуа  вовсе  не
такой свирепый и бессердечный, каким он представлялся ей  или  стремился
казаться.
   Эта мысль была такой неожиданной, что Сара тут же напомнила  себе  об
осторожности.
   - Джеймс, я имею в виду полковника Стокбриджа, утверждает, что у  нас
с вами много общего, - сказал Франсуа. - Во всяком случае, у каждого  из
нас когда-то была другая жизнь: у меня во Франции, у вас - в Англии,  но
мы оба отказались от нее ради чего-то лучшего...
   Сара, соглашаясь с ним, кивнула. Эта мысль посетила и ее, однако  она
тут же задумалась, что мог знать о ней полковник Стокбридж - и  что  мог
знать о ней Франсуа. Неужели до полковника дошли все те  ужасные  слухи,
которые ходили о ней в Бостоне, и он поделился ими со своим другом?  Это
было бы поистине ужасно!
   - Должно быть, - продолжал между тем  Франсуа,  -  с  вами  произошло
что-то.., не слишком приятное, если вы решились  бросить  все  и  начать
новую, совершенно другую жизнь. Вы еще молоды, вы  знатны,  быть  может,
богаты или были богаты...
   Если вы почему-либо не могли жить у  себя  на  родине,  вы  могли  бы
блистать в Париже, в Нью-Йорке или в Бостоне. Но вы предпочли Шелбурн...
   Он сам не  заметил,  как  начал  рассуждать  вслух  -  настолько  его
занимала тайна Сары. С самого начала  Франсуа  пытался  найти  ответ  на
вопрос, почему она приехала именно сюда и что искала в Новом  Свете.  Он
догадывался,  что  заставило  Сару  уехать  из  Англии,  хотя   вскользь
оброненная полковником фраза, что "ее муж был тот еще  тип",  на  взгляд
Франсуа, не могла объяснить всего. Сам он был абсолютно убежден, что  ни
один мужчина, каким бы чудовищем в человеческом облике  он  ни  был,  не
смог бы загнать женщину в такую дыру, как Шелбурн, если она  сама  этого
не захочет. Вот почему Франсуа так хотелось знать, нашла ли она  наконец
то, что искала, счастлива ли  она,  ведя  простую,  небогатую  событиями
жизнь одинокой фермерши-поселенки. Ответ он попытался прочесть  на  лице
Сары, но оно было непроницаемым.
   Так они незаметно дошли до поляны, на которой стоял  бревенчатый  дом
Сары. Здесь Франсуа следовало бы попрощаться,  но  он  медлил,  и  Сара,
глядя  на  него,   тоже   заколебалась.   Что   бы   ни   говорил   этот
полуфранцуз-полуиндеец, между ними было совсем мало общего - взять  хотя
бы то, что он жил с индейцами, а она предпочитала одиночество.
   И все же Саре казалось,  что  он  мог  бы  быть  для  нее  интересным
собеседником. Ей уже давно  хотелось  послушать  какие-нибудь  индейские
легенды и перенять хотя бы некоторые знания и навыки,  которые  помогали
краснокожим выжить на этой суровой земле.
   Задумавшись об этом, она снова посмотрела  на  мужчину.  Франсуа  уже
держал своего коня в поводу, но садиться  в  седло  не  спешил.  Красное
закатное солнце блестело на его мощных плечах и  груди,  легкий  ветерок
играл пером в волосах, и все  же  в  своих  штанах  из  оленьей  кожи  и
мокасинах, расшитых  крашеными  иглами  дикобраза,  он  выглядел  скорее
живописно, чем устрашающе.
   - Не хотите ли  поужинать  со  мной?  -  неожиданно  для  самой  себя
спросила Сара. - Правда, ничего особенного у меня нет  -  только  мясное
рагу.
   Я и мои помощники едим самую простую пищу.
   На сегодняшний вечер она приготовила целый котел рагу  из  кролика  и
кореньев. Патрик и Джон - ее пятнадцатилетние помощники - происходили из
ирландских семей и были весьма неприхотливы в пище. Единственное, что их
волновало, это чтобы еды было много, и Сара старалась кормить  обоих  до
отвала. С этими юношами она чувствовала себя  покойно  и  уверенно,  они
были работящими и скромными, и Сара в душе была благодарна им за помощь.
   Франсуа удивленно посмотрел на нее и кивнул.
   - С удовольствием, - сказал он и добавил извиняющимся тоном:
   - Хотя мне немного неловко - я ваш гость, а приехал с пустыми руками.
По индейскому обычаю, я должен был привезти вам подарок.
   Он действительно не  собирался  гостить  у  нее  -  он  хотел  только
удостовериться,  что  у  нее  все  в  порядке,  и  передать  привет   от
полковника, но ее голос был таким искренним, что  ему  больше  всего  на
свете хотелось задержаться здесь.
   - Но я же не индианка... - Кивнув ему, Сара прошла  в  хижину,  чтобы
разогреть еду и  накрыть  на  стол,  а  Франсуа  расседлал  коня,  чтобы
покормить и напоить  его.  Когда  он  вошел  в  дом,  на  нем  уже  была
просторная рубаха из выделанной  оленьей  кожи.  Косу  он  распустил,  а
волосы перехватил тонким кожаным ремешком, свободные концы которого были
украшены зелеными стеклянными бусами.
   Они сели за стол, и Сара неожиданно  почувствовала  себя  спокойно  и
уверенно. Ее работники все еще побаивались  Франсуа,  поэтому  предпочли
ужинать на свежем воздухе, и Сара накрыла стол на  двоих.  Застелив  его
белой  кружевной  скатертью,  которую  она  привезла  из  Бостона,  Сара
поставила  на  стол  тарелки  из   глостерского   фарфорового   сервиза,
купленного ею в Дирфилде у одной из гарнизонных дам. Довершали убранство
стола свечи в оловянных подсвечниках, которые Сара зажгла,  хотя  солнце
зашло совсем недавно и в комнате еще властвовали светлые летние сумерки.
   За столом они разговаривали об индейских войнах, и Франсуа  рассказал
Саре   много   интересного   о   племенах,    населяющих    эту    часть
Североамериканского континента. В основном он говорил о  Лиге  ирокезов,
среди которых  он  прожил  несколько  лет,  но  он  знал  кое-что  и  об
алгонкинах, и даже о тех небольших племенах и кланах,  которые  когда-то
селились поблизости от Дирфилда и  Шелбурна.  Сара  узнала,  что,  когда
тринадцать лет назад Франсуа впервые приехал  сюда,  многое  здесь  было
по-другому.  В  лесах  жили   многочисленные   индейские   племена,   но
правительство вынудило их переселиться на запад и  на  север.  Часть  их
перебралась в  Канаду,  но  многие  погибли  в  пути  или  в  стычках  с
враждебными племенами.
   Теперь, после объяснений Франсуа, Саре стало понятнее, почему индейцы
из западных районов ведут себя так непримиримо по отношению  к  армии  и
поселенцам. Они сражались за свою землю, это понятно, но она по-прежнему
не могла понять их жестокости  в  отношении  к  беззащитным  женщинам  и
детям. Франсуа вполне разделял ее точку зрения. Ему бы  хотелось,  чтобы
между индейцами и белыми был  заключен  мир,  однако,  несмотря  на  все
усилия, до этого было еще далеко.
   - В этих войнах не может быть победителей, - сказал Франсуа. -  Силой
не решить всех проблем.
   Война дорого обходится и той, и другой стороне,  но  в  конце  концов
индейцы все равно проиграют.
   Эта мысль очень огорчала Франсуа, поскольку он очень уважал  и  любил
своих индейских братьев. Саре тоже  нравилось  слушать  о  них,  но  еще
интереснее ей  было  наблюдать  за  Франсуа.  Неожиданно  для  себя  она
обнаружила, что  ее  гость  -  человек  разносторонний,  знающий,  много
повидавший на своем веку. Сара уже знала, что  Франсуа  сумел  завоевать
уважение и авторитет не только среди белых поселенцев, но и среди вождей
индейских племен.
   - Скажите, Сара,  почему  вы  приехали  сюда?  -  неожиданно  спросил
Франсуа. Сара сама разрешила ему называть себя по имени, едва только они
сели за стол. Она не видела в этом ничего предосудительного  -  светские
формальности всегда ей претили, однако в его устах это простое обращение
прозвучало  так  естественно,  почти  по-домашнему,  что  она  едва   не
растерялась.
   - Если бы я осталась в  Англии,  я  бы  погибла,  -  ответила  она  с
обескураживающей откровенностью. -  В  своем  собственном  доме  я  была
пленницей, рабыней... То есть - в его доме.
   Сара умолкла, и ее взгляд затуманился. Потом, заметив на лице Франсуа
недоумение, она сочла нужным кое-что пояснить.
   - Я имею в виду собственного мужа, - сказала она. -  Меня  отдали  за
него, когда мне было шестнадцать. Не скажу, чтобы он был мне не мил,  но
имущественные интересы семей играли, бесспорно,  решающую  роль.  Эдвард
получил в приданое большой кусок земли, а когда отец умер,  то  все  его
земли перешли к моему мужу. - Сара  внимательно  и  серьезно  посмотрела
Франсуа в глаза. - На протяжении восьми лет муж обращался со мной как...
   С вещью. Однажды с ним произошел несчастный случай, и я  решила,  что
он вряд ли выживет. И вот, когда ночью я сидела у его постели, я впервые
подумала о том, что если бы его не стало, то меня никто бы не  унижал  и
не оскорблял. Это было для меня как откровение, Франсуа. Я  уже  забыла,
как это - быть веселой, свободной, счастливой!  Впервые  в  моем  сердце
затеплился огонек надежды, как ни прискорбно мне в этом  признаться,  но
ей не суждено было сбыться. Эдвард поправился, и все вернулось на  круги
своя...
   Сара нахмурилась, почувствовав, что открыла Франсуа  слишком  многое,
но отступать было уже поздно, и она мужественно продолжала:
   - ..Но я уже не могла выносить такой жизни.
   Я тайком договорилась с капитаном одного  небольшого  судна,  которое
отплывало из Фальмута в Америку, и стала ждать. До отплытия  было  целых
три недели, но они тянулись для меня как три года!
   Муж продолжал избивать меня, а перед самым моим отъездом он сделал со
мной одну ужасную вещь.
   И тогда я поняла, что лучше я утону в море, чем буду жить  под  одной
крышей с этим чудовищем.
   Впрочем, если бы я осталась, он бы, наверное, в конце концов и сам бы
убил меня.
   Сара замолчала, уставившись взглядом в пространство перед  собой.  Ей
было немного страшно за свою откровенность с этим посторонним человеком.
Воспитанные леди должны были молчать о подобных вещах, чего  бы  это  ни
стоило, но она-то больше не считала себя связанной  условностями  света.
Да будь они прокляты - эти правила и так  называемые  приличия,  которые
заставляют женщин терпеть побои  и  насилие!  Несомненно,  Франсуа  умел
слушать, а ей надо было выговориться  -  давно  надо  было,  так  что  к
лучшему, что она открыла свое сердце  ему,  а  не  болтливым  бостонским
кумушкам.
   Но  Сара  не  стала  рассказывать  ему  о   своих   шести   неудачных
беременностях и о том, что Эдвард заставил бы ее рожать до тех пор, пока
она не принесла бы ему сына - или не умерла родами.
   Вместо этого она спросила, почему он сам не вернулся  во  Францию,  а
остался в Америке. Узнать об этом ей было интересно, и  к  тому  же  она
была благодарна Франсуа за его присутствие и хотела дать ему возможность
рассказать ей о себе.
   - Я остался здесь потому, что полюбил эту страну... Я нужен  здесь...
- негромко сказал Франсуа и  замолчал,  но  Сара  слушала  его  с  таким
напряженным вниманием, что он понял, как она  изголодалась  по  общению.
Конечно, у нее были два работника, с которыми она могла  поговорить,  но
они оба были  еще  мальчишками.  Саре  нужен  был  равный  собеседник  -
опытный, взрослый, много повидавший, а Франсуа мог без ложной скромности
сказать, что такой разнообразный жизненный опыт, какой был у него,  дано
приобрести далеко не каждому.
   - Во Франции я никому не нужен, Сара. К тому же, если  бы  я  решился
приехать в Париж в период революции,  меня  бы  наверняка  казнили.  Моя
жизнь - здесь. Я уже говорил вам, что приехал в  Новый  Свет  тринадцать
лет назад... Так вот за все время я ни разу не пожалел об  этом.  И  мне
хочется верить, что я сумел кое-что сделать для этой  страны  и  для  ее
народа.
   Как видно, Франсуа совсем  не  хотел  вспоминать  о  своей  жизни  во
Франции, и Сара понимающе кивнула. Конечно, она не настолько  сроднилась
с Америкой, однако и ей мысль о возвращении в Англию казалась дикой.  Ее
родина осталась где-то там, в другой жизни, возвращаться к которой ни  у
нее, ни у Франсуа не было ни желания, ни особенных причин.
   - А вы, Сара? - спросил он. - Что вы собираетесь  делать  дальше?  Не
собираетесь же вы жить здесь отшельницей до конца  своих  дней?  Вы  еще
молоды, и, простите мне мою прямоту, тратить оставшиеся вам  годы  таким
образом по меньшей мере расточительно.
   Франсуа был на четырнадцать лет старше Сары, и ему казалось,  что  он
имеет право так говорить, но Сара только улыбнулась его словам.
   - Мне уже двадцать пять,  не  так  уж  я  и  молода,  -  сказала  она
серьезно. - А что касается моего будущего, то я  хочу  только  одного  -
прожить  спокойно  оставшиеся  мне  годы,  сколько  бы   их   ни   было.
Одиночество.., оно меня не тяготит.  Я  не  сижу  сложа  руки,  так  что
скучать мне некогда. Надо подготовиться к зиме  -  сделать  запасы  еды,
накосить сена для скота, насушить кореньев и грибов, закупить кукурузы и
овощей. На будущий год я собираюсь надстроить дом... Словом, дел хватит.
Самое главное, я абсолютно уверена, что здесь со мной ничего плохого  не
случится, - закончила она твердо.
   Франсуа сосредоточенно о чем-то размышлял.
   - Зима - это еще не самое страшное, - наконец сказал  он.  -  Что  вы
будете делать, если в окрестностях появится  военный  отряд  Майами  или
шауни? Попытаетесь спасти жизни  этих  двух  мальчиков,  обменяв  их  на
свою?
   В его голосе Саре почудилось осуждение, но, заглянув в глаза Франсуа,
она поняла, что ошиблась, Тот давний ее поступок - когда она, как могла,
пыталась спасти бывшего с ней солдата - восхитил его, и  это  восхищение
Сара сейчас прочла в его глазах. Прочла и смутилась.
   - Но.., но ведь мы не представляем для индейцев никакой опасности,  -
сказала она неуверенно. - Мы им ничем не угрожаем.  Неужели  они  смогут
напасть на нас и убить?
   Франсуа покачал головой:
   - Вы не знаете индейцев, Сара. Нантикоки или вампаноги  действительно
не причинят вам никакого вреда, но гуроны, могауки или  шауни  -  совсем
другое дело. Они могут напасть на вас просто потому, что вы - белые. Как
вы сумеете защититься, что будете делать?
   - Молиться, - с улыбкой ответила она. -  Молиться  Творцу,  чтобы  он
взял меня на небо, несмотря на все мои прегрешения.
   Она отдавала себе отчет в том, что  угроза,  о  которой  он  говорит,
вполне реальна, однако испугать ее Франсуа не удалось. Сара  не  верила,
что индейцы способны на жестокость ради жестокости, и чувствовала себя в
полной  безопасности  в   своем   уединенном   жилище.   Да   и   другие
фермеры-поселенцы, с которыми она  общалась,  утверждали,  что  если  не
лезть на рожон, то вполне можно поладить с индейцами. Впрочем, и они,  и
полковник Стокбридж обещали немедленно известить Сару в случае,  если  в
окрестностях Дирфилда появится какое-нибудь воинственное племя.
   - Вы умеете стрелять? - спросил Франсуа серьезно, и Сара  улыбнулась.
Он больше не казался ей страшным - она поняла, что обрела в лице Франсуа
заботливого и верного друга.
   - Когда я была маленькой, отец часто брал меня с собой  на  охоту.  У
меня даже  был  маленький  самострел,  из  которого  я  научилась  метко
стрелять...
   По мешку с травой. Когда  я  стала  старше,  мне  подарили  небольшое
ружье, и я с ним вполне освоилась. Только я давно не упражнялась.
   Франсуа удовлетворенно кивнул. Теперь он знал, чем  он  может  помочь
Саре и чему научить.
   Будет совсем неплохо, если все окрестные индейцы будут знать, что эта
женщина  находится  под  его   особым   покровительством.   Франсуа   не
сомневался, что слух об этом разнесется быстро и что любопытные  индейцы
обязательно придут посмотреть на красивую белую женщину, которая живет в
лесу совсем одна, - но они ее не тронут. Может быть, они  будут  следить
за ней издалека, может быть, попытаются торговать с пей, но она будет  в
безопасности.
   На это Франсуа мог твердо рассчитывать. Индейцы-сенека приняли его  в
свое племя и нарекли Большим Белым Медведем. Он танцевал  с  ними  перед
военными походами и большими охотами, сидел с ними в обрядовых парильнях
и прислушивался к шипению воды, льющейся на раскаленные  камни,  пытаясь
услышать в нем голоса духов, он постился  вместе  с  ними,  прося  богов
послать побольше рыбы в их сети и дичи - в силки.  Сам  Красная  Куртка,
великий сахем Ирокезской лиги, приходился ему  тестем,  а  когда  гуроны
убили Плачущую Ласточку и их ребенка, Франсуа стал для старого индейца и
сыном, и внуком.
   В молчании они закончили ужин. Сара убрала со стола, и они  вышли  из
дома. Ночь была теплой, но Франсуа чувствовал  странный  озноб,  который
пробегал по всему его телу. Вот уже много лет  он  не  разговаривал  так
подолгу с белыми женщинами;
   Гарнизонные дамы считали ниже  своего  достоинства  раскланиваться  с
каким-то индейцем, а жены поселенцев  его  побаивались.  Впрочем,  после
того как умерла Плачущая Ласточка, в его жизни не было места для женщин,
и ни одна из них ничего для него не значила.
   И вот теперь, стоя рядом с Сарой, он неожиданно поймал себя на мысли,
что тревожится за нее.
   Она была сильной, отважной, но слишком невинной  и  беспечной,  чтобы
всерьез воспринимать опасности нового мира, в котором она обрела покой.
   Чувство свободы пьянило ее, кружило ей голову, и Франсуа боялся,  что
она может допустить роковую ошибку. И он готов был  сделать  все,  чтобы
этого не случилось. Если бы она позволила, он бы научил  ее  всему,  что
умел сам. Он бы взял ее в путешествие, и  они  бы  вместе  скользили  на
длинном берестяном каноэ по задумчивой глади рек и озер,  били  острогой
рыбу и жарили ее на углях, собирали по берегам ягоды и  целебные  корни,
искали бы на мшистых болотах следы осторожных  ланей  и  карибу.  Он  бы
показал ей весь этот мир и научил жить с ним в ладу, но он не знал,  как
правильно объяснить ей, почему он этого хочет. Все его страхи и  тревоги
оставались д