тдала себе ясный отчет в том, что они - она  и  Алексей  -  самые
настоящие наркоманы.
   - Наркоманы, - говорит она сейчас, когда все уже позади, - это не те, кто
не может соскочить с иглы, это уже те, кто просто укололся. Нужно  с  самого
первого раза прекращать это дело.  Хотя,  конечно,  лучше  всего  вообще  не
начинать.
   Она поняла, что ее любимый  человек  погибает,  -  и  тогда-то  и  пришло
прозрение. И она решила во что бы то ни стало... спасти любимого. Это  очень
на нее похоже: спасать человека от того, чем страдает она сама, и  при  этом
не думать как раз о том, что та же самая участь ожидает и ее.
   Она решила спасти Алексея - и сама продолжала колоться. Конечно, у нее не
могло это получиться, нельзя спасать  от  наркомании  человека  и  при  этом
оставаться наркоманкой.
   Но она уже была "в системе".
   И все-таки...
   Это было время открытий, каких-то озарений, и она вдруг понимала то,  что
в общем-то и так ясно отстраненному холодному уму, но что  обретает  великий
смысл, когда это прочувствовано каждой клеточкой тела. И она остановилась.
   Вот что она говорит, вспоминая то время:
   - Я очень много выпивала. Все подряд было. Не было ни одного дня, чтобы я
не была пьяной, обкуренной. Это была такая жизнь... без  движения  вверх.  И
потом... Потом я однажды просто пришла и поняла, что все, все, это -  предел
и я так больше жить не могу. Я не могу так больше жить, я не могу больше так
жить в этом мире. Кончилась эта  ложь  для  меня.  Я  сказала  ему:  или  ты
бросаешь наркоту и мы начинаем жить по-новому, или я просто ухожу. Он боялся
меня потерять, все-таки я была светлая по сравнению  с  ними  и  более-менее
честная. Он сказал - да, о'кей. Мы не стали  пробовать  больницы,  это  было
бесполезно. У нас был опыт наших знакомых, которые ложились в такие больницы
на лечение как бы, а потом выходили из Них и все начинали сначала. Мы просто
накупили всяких лекарств, таблетки там типа трамала и закрылись от всех.  Мы
не знали другого пути. Я сидела с ним два месяца, я выключила  телефон,  все
остальное,  я  изолировала  его  от  остального  мира,  я   переносила   его
бесконечное  нытье,  его  ломку,  его   бессонницу,   его   обвинения,   его
замкнутость, при этом сама претерпевая то же, что и он. Я верила, что что-то
с этим изменится. И мы вышли. У  него  прекратилась  ломка,  он  более-менее
поправился, ожил, мы прошли этап физического восстановления, дальше началось
самое трудное - восстановление психологическое. Все вроде бы шло  нормально,
он что-то начал делать, но однажды...
   Однажды я пришла в одну компанию и увидела, что он  уколотый.  Я  собрала
вещи и ушла. Мне было очень плохо. Месяц я кололась, бухала,  заливала  свое
горе, скажем так.
   Когда все это произошло, Кате было только восемнадцать лет...
   То, что она пережила, -  страшно,  но  на  этом  ничего  не  закончилось.
Продолжение было страшное - если такое вообще возможно.
   Прошло время, и как-то Катя, пьяная, позвонила Алексею, расспросила,  как
дела. И Алексей ответил, что он  все  это  время  что-то  пытается  с  собой
сделать, то есть он терпит  три  дня,  не  колется,  испытывает  мучительную
ломку, а потом уходит и колется. Он пробовал прожить  без  накротиков  и  по
три, и по четыре дня, он как бы цеплялся за жизнь, он понимал, что погибает,
к тому же он хотел вернуть Катю. Ее уход подействовал на него очень  сильно.
И Катя вернулась.
   Вернулась, чтобы сделать еще одну попытку.
   Слово ей, Кате:
   - Месяц мы еще прожили, это было ужасно. Были мучительные попытки бросить
колоться, это был ужасный месяц, самый страшный в плане болезненных  эмоций,
потому что он уходил, надо было зарабатывать  деньги,  он  говорил,  что  не
может сидеть на шее у родителей, ему нужно кормить себя и меня, он уходил, и
как-то он пришел, и я увидела, что он уколотый. У меня не было сил  кричать,
ругаться, я помню, как чистила картошку и  плакала,  просто  плакала.  И  он
увидел это, пошел в ванную  и  вскрыл  себе  вены.  Я  достала  его  оттуда,
завязала, и мы сидели оба, мокрые в этой кровище, и рыдали,  и  я  говорила,
дурак, зачем ты это делаешь, я  тебя  не  брошу,  зачем  так,  я  же  рядом,
что-нибудь сделаем. Но потом... Вы знаете, потом я не выдержала. Ушла.
   Что-то  в  истории  Кати  постоянно  вызывает  недоумение.  После  долгих
размышлений я понял наконец, что именно цепляет меня в этих  судьбах  больше
всего. У Кати - полная отдача любимому человеку всей себя и в  то  же  время
совершенно наплевательское отношение к себе.  У  Алексея  -  любовь,  такая,
какая она только может быть у наркомана. Потому что он тоже  пытался  спасти
Катю.
   Уже было ясно, что и Катя  весьма  плотно  села  на  иглу,  она  была  "в
системе". И Алексей тоже запирал ее  дома,  отбирал  наркоту,  а,  она  тоже
разрезала себе вены, но, как сама Катя признавалась,  это  был  психоз,  она
делала это не с тем, чтобы убить себя, она никогда не хотела убить  себя.  У
нее была единственная цель - выманить наркоту. Потому что  без  наркоты  уже
было нельзя. Без дозы начинался кошмар. Страх, боль - все не точно.
   Оцепенение.
   Каждый день ты мертвый. Тебя нигде нет, ты никакой, вокруг  тебя  вакуум.
Ты  бесцветный,  пресный.  Замороженный.   У   тебя   заморозились   эмоции,
заморозились физические функции организма.
   Ты становишься кусочком льда.
   Так об этом состоянии сейчас рассказывает Катя.
 
 
   ДНО БЕЗДНЫ
 
   Доза, доза, доза!
   Вся жизнь - доза, весь смысл жизни - доза! Радость - это доза, секс - это
доза, общение - это доза, все, что в мире есть хорошего,  -  это  доза.  Все
заканчивается, и жизнь  сужается  до  размеров  игольного  ушка.  И  ты  сам
сужаешься до этих размеров.
   "Система" - это когда колешься каждые четыре часа,  потому  что  еслм  не
колоться, наступает ломка. Если ты "в системе", то все, это конец, все  твои
интересы сводятся к одному: к дозе.
   Катя поняла, что находится на самом дне этой  наркотической  бездны.  Она
еще не знала, что это пока не самое  дно.  Что  у  бездны  есть  еще  другие
глубины.
   Она решила поехать с мамой в Турцию  -  заработать.  Она  надеялась,  что
сможет избавиться от своей болезни там, в поездке. Она инстинктивно тянулась
к матери, полагая, что та сможет ей помочь, как помогала тогда,  когда  она,
Катя, была совсем маленькой.
   Но она еще ни в чем матери не признавалась.
   До поры до времени...
   Маршрут был такой: сначала Катя летит в Сочи - там  у  нее  жила  подруга
Юля, которая знала о том, что она наркоманка, и Катя полагала,  что  подруга
сможет ей хоть как-то помочь. Потом прилетает мама, на следующий день, и они
едут в Батуми, откуда улетают в Стамбул.  Мама,  напомним,  пока  ничего  не
знала о болезни дочери. Так, во всяком случае, думала тогда сама Катя.
   Прилетев в Сочи, Катя в туалете аэропорта сделала себе последний укол,  в
грязи, у самого толчка. Последнюю, думала она, дозу. Они пошли кудато вместе
с подругой, Катя не помнит до сих пор, что происходило в  те  дни.  Действие
укола закончилось, и она поняла, что  ей  действительно  плохо.  Ночью  она,
естественно, не могла уснуть, а на следующий день прилетела мама. Они должны
были сразу же улететь в Батуми, но Кате это было уже все равно,  она  ничего
не делала, все делали Юля и мама. Наконец  они  прибыли  в  аэропорт.  Сочи,
лето, жара, люди в майках ходят, а Катя - в  джинсах,  в  шерстяных  носках,
кроссовках, свитере - ей холодно. Ее кумарит. На вопрос матери,  что  с  ней
случилось, она ответила, что мол, болеет. И они  никуда  не  улетели.  Сняли
комнату в Адлере, и уже там Катя во всем призналась матери. И  та  ответила,
что все уже поняла сама.
   Очнулась Катя в Батуми. И испытала подъем - она даже  отправилась  пешком
на море. До этого она не могла ступить без болей пары шагов, а  тутпошла  по
пляжу и даже почувствовала что-то вроде удовольствия.
   Потом они улетели. В самолете Катя почувствовала, что  "капельку  живет".
Ощущение было новым, свежим, классным было ощущение.
   В Турции ей все  время  хотелось  есть,  и  ей  показалось,  что  она,  в
общем-то, поправилась. Вроде бы нормально стала себя чувствовать.  Ее  стали
интересовать магазины, вещи,  которые  они  покупали.  Казалось,  что  жизнь
возвращается.
   Обратно они летели через Сочи. У Кати было еще два дня, она вполне  могла
бы прожить их на море, остаться позагорать с Юлей.
   Она пошла в кассу, поменяла билет и  в  тот  же  день  улетела  домой.  В
аэропорту ее встречали друзья, совершенно,  как  вспоминает  Катя,  "убитые,
мертвые". Она приехала домой,  к  мужу.  Алексей  знал,  что  она  приезжает
"перекумарившая", то есть пережившая  ломку,  и  попытался  что-то  сделать:
убрал из дома все "баяны", "ковшики", всю лабораторию. Он  знал,  что,  если
Катя приедет здоровая, а он, наркоман, в квартире имеет все для того,  чтобы
изготовить зелье, она может не выдержать. Он убрал все.
   Все!
   Приехав домой, первое, что сделала Катя, - откопала  это  старье,  миску,
"колеса", намешала, изготовила и в тот же день укололась.
   В этой технологии, естественно, она уже к  тому  времени  разбиралась  не
хуже Алексея.
   А потом был месяц полного забытья. Полного наркотического угара. А  потом
улетела снова. И ее арестовали в Сочинском аэропорту.
   За подделку документов.
   - Нужно было вывозить валюту, - рассказывает Катя, - а я не  позаботилась
о том, чтобы  иметь  разрешение  на  вывоз  валюты.  Где-то  достали  бланки
каких-то деклараций, что я когда-то завезла эту валюту, и на коленках  перед
таможней я все это  и  заполнила.  Фальшивка  откровенная,  и  меня  на  ней
поймали. А я была на втором дне кумара, мне было плохо, очень плохо,  и  мне
было наплевать, заберут у меня эти две тысячи или не  заберут.  Мне  на  все
было наплевать, а хотелось лишь одного: чтобы меня отпустили, чтобы я смогла
уколоться. Я честно сказала следователю, что это фальшивка и  что  если  они
хотят, то могут арестовать эти деньги, пусть отдают в  прокуратуру,  а  меня
отпустят домой. И он  пожалел  меня,  отпустил.  И  я  прямым  ходом  оттуда
отправилась к знакомому наркоману, укололась и приехала  домой.  И  снова  -
все.
   Потом не было даже попыток. Яма полная. От укола до укола. День - ночь. У
наркоманов нет таких понятий дня и ночи, как у нормальных, здоровых людей.
   Все эти дни Катя  грелась  на  кухне  у  газовой  плиты,  потому  что  ей
постоянно было  холодно.  Кто  употребляет  опий  или  героин,  тому  всегда
холодно.
 
 
   ВОЗВРАЩЕНИЕ
 
   В девятнадцать лет у  Кати  вдруг  случился  неожиданный  роман.  Вообще,
человеку, плотно севшему на иглу, секс не нужен. Его секс - это доза. Но тут
было совсем другое дело.
   К тому времени она  отчетливо  понимала,  что  такое  бандитская  мораль,
мораль криминального мира. Воровская,  блатная  идея,  по  ее  мнению,  была
направлена на то, чтобы  подавить  систему  "совка".  Катю  все  это  весьма
интересовало, она много разговаривала с ворами в законе, с мудрыми по-своему
людьми - так считала Катя. Она силилась понять: зачем это? Почему это так? И
решила смотреть и понимать, не верить всему слепо. И она увидела,  что  и  в
этом мире, как бы ни кичился он своей  специфической  справедливостью,  есть
предательство и обман, люди, живущие в этом мире, не обязательно держат свое
слово, не соблюдают провозглашаемых ими же самими понятий, не живут  по  тем
законам, которые сами для себя установили.
   Была идея, Катя ее придерживалась. Сейчас она понимает, что идея  эта  не
что иное, как оправдание собственных отвратительных поступков. На самом деле
преступление есть  преступление  и  не  надо  его  оправдывать,  надо  иметь
смелость видеть его таким, какое оно есть, и тогда -  тогда  ты  будешь  над
этим.
   Тому парню было тридцать лет. Он мог бы сделать карьеру вора в законе, но
ему "посчастливилось" попасть в так называемую  "красную  зону",  где  сидят
менты,  всякие  там  администраторы  -  он  стал  "краснополым".  Дорога   в
авторитеты для него закрылась навсегда. Он много видел, и Кате  было  с  ним
интересно. Он продавал опий.
   И были долгие вечера, беседы, они курили, разговаривали, философствовали.
Катя сама не заметила, когда переступила черту, и они стали любовниками.
   Это был последний рывок к жизни.
   Катя опять почувствовала себя красивой, она вспомнила, что  можно  делать
макияж, ухаживать за собой, следить за своим телом.
   Единственное, что омрачало их отношения: у него была  жена,  и  она  была
подругой Кати. К тому же парень знал Алексея - все они жили в  одном  дворе.
Слишком много лжи...
   Однажды, после очередной ночи, - полной разговоров о жизни, обо всем, что
снова начало волновать Катю, она пришла домой и встала у  окна.  Было  утро,
Катя чувствовала себя хорошо. Во дворе  работала  дворничиха,  и,  неотрывно
глядя на нее, Катя вдруг резко, всем своим существом, поняла: все,  что  она
делает, - это ходьба на  месте,  чтобы  жить,  чтобы  выжить,  а  выжить  не
получается. Все, что она ни делает, какие только страсти ни  придумывает,  -
все это ее бесплодные попытки зацепиться за жизнь. И  роман  этот  она  тоже
себе придумала. А двери закрыты - все.  Она  смотрела  из  окна  во  дворик,
который жил своей, обособленной жизнью, и понимала, что она - за бортом этой
жизни.
   Она до боли сжала пальцы.
   А потом он уехал отдыхать, была осень,  она  сидела  во  дворике,  падали
листья, но это тоже не означало, что она живет. Он уехал  отдыхать,  но  это
означало, что все закончено.
   Она встретилась  со  своим  знакомым,  и  они  вместе  пошли  к  знакомым
наркоманам. Там она приняла решение, что уйдет оттуда  навсегда.  Она  вдруг
посмотрела на все это нормальными глазами и увидела,  где  находится.  Рожи,
рожи, рожи. Они хотят казаться чем-то в  этой  жизни,  хотят  показать,  что
что-то имеют, но они ничего не имеют и  иметь  не  могут.  Катя  это  поняла
совершенно четко и именно  тогда  поклялась  себе,  что  сделает  все  -  но
вырвется из этого адова круга.
   Любовь Николаевна, к тому времени совершенно почерневшая  от  переживаний
за дочь, поехала в Челябинск навестить свою мать. В дороге она познакомилась
с женщиной, которая очень внимательно к ней приглядывалась, а потом сказала:
   - Я вижу, у вас проблемы. Вы можете мне о них не рассказывать, но я вижу,
как вам плохо. Мне в моей жизни помогла дианетика.
   Приехав в Челябинск, Любовь Николаевна позвонила Кате  и  попросила  дочь
обратить внимание на книгу "Современная наука душевного здоровья".
   - Душевное здоровье - это интересно, - откликнулась дочь.
   Свекровь помогла ей купить эту книгу. Вот что говорит Катя:
   - До сих пор не знаю, как это объяснить: я читала книгу, я  нашла  ответы
на свои вопросы. На кухне  лежала  доза,  ради  которой  я  предавала,  ради
которой я изменяла, ради которой я делала  все.  На  кухне  лежала  доза.  Я
болела, у меня текли сопли, этот пот, я зевала, но я не могла оторваться  от
книги. Вы знаете - луч света блеснул.
   В январе 1995 года Катя стала  первой  студенткой  программы  "Нарконон".
Чтобы проводить эту программу, специально обучали  персонал.  Кате  пришлось
ждать еще год - и весь этот год она кололась. А потом она все-таки приехала,
уколовшись в последний раз в тамбуре поезда.  И  это  был  действительно  ее
последний укол.
   - Сначала я не поверила, - рассказывает Катя. - Как это ломку снимать без
лекарств?! Но это получилось, и получилось быстро, и я не болела, а  ведь  я
сидела на сумасшедшей дозе. И вдруг я вижу что-то отличное, вообще  отличное
от того мира. Я вижу людей, которые готовы слушать, которые  меня  понимают,
которые что-то делают, и это мне помогает.
   Дианетика, разумеется, - не панацея.  Я  не  уверен,  что  остальным  она
поможет так же, как помогла Кате. И вообще у каждого - свой путь. Если  Кате
помогла дианетика - дай ей Бог здоровья! Если завтра кому-то  от  наркомании
поможет избавиться такое гнусное, например,  дело,  как  политика,  -  слава
Богу! Все пути хороши в искоренении этой страшной болезни. Все - абсолютно.
   Но я никак не могу забыть, что главное для Кати было то, что  ее  наконец
выслушали. И поняли. Она увидела людей, которые хоть что-то делают, - и  это
ей помогает.
   Нужно просто делать хоть что-то...
 
 
   Глава 15
   СТИЛЬ ЖИЗНИ
 
   Еще несколько лет назад, в самом начале девяностых, мало  кто  слышал  не
только о таких сильнейших наркотиках, как героин, триметилфентонил, но  и  о
таком сравнительно безобидном наркотическом веществе, как таблетка  экстази.
На Западе эти ужасные  наркотики  потребляют  за  милую  душу,  но  все  это
проходило как-то мимо нас-уж с нами-то, считали мы,  подобное  случиться  не
может. Даже если все полетит в тартарары, мы и тогда не станем  губить  себя
наркотиками, наш российский организм отторгнет от себя эту  заразу.  Так  мы
полагали, мол, слишком мы "алкоголическая  нация",  чтобы  размениваться  на
какие-то там идиотские таблетки сомнительного происхождения.
   Так мы думали.
   Вместе с пришедшей на смену тоталитарному строю свободе  слова  и  мнений
пришла, если так можно  выразиться,  свобода  самовыражения.  А  что  значит
проблема самовыражения для молодого поколения? Прежде всего, на наш  взгляд,
в основном организация досуга.
   Когда стало возможно все, когда в огромных количествах стали  создаваться
различные данс-клубы (в просторечии - дискотеки), ночные  клубы,  где  можно
было хорошо "оттянуться", провести вечер на танцах среди своих ровесников, в
Россию хлынули модные на Западе таблетки экстази: как новое  увлечение,  как
новая мода, как новая "фишка", пришедшая из Лондона.
   Культовая журналистка девяностых Капитолина  Деловая,  которая  наблюдала
эту проблему достаточно плотно,  чтобы  говорить  о  ней  со  знанием  дела,
рассказывает, как появлялись  таблетки  в  местах  скопления,  так  сказать,
молодежи:
   - Все прекрасно понимали, что" это запретное вещество, наркотик, и,  если
с ним поймают, могут быть проблемы. Людям, которые немного свободно  смотрят
на подобные вещи, а я отношу  себя  к  таким  людям,  казалось,  что  ничего
страшного в этих таблетках нет: это не героин, даже не кокаин  и  тем  более
никакие не фенолы, не жуткие вещества-суррогаты, от которых лопаются  сосуды
в носу... Это было так, модная маленькая примочка, ничего страшного, мол,  в
ней нет...
   Никто не знал, что эта таблетка - начало, самое начало страшного пути, на
который в те не такие уж далекие годы встало  молодое  поколение  России.  С
каждым днем число путников на этой  дороге  увеличивается  в  геометрической
прогрессии.
   То, что творится  в  клубах  крупных  российских  городов,  не  поддается
более-менее  осмысленному  пониманию.  Если  молодой  человек  не  употребил
таблетки, считается, что он напрасно пришел  в  данс-клуб  и  уж  точно  зря
теряет время.
   Музыка в этих  заведениях  будто  (впрочем  -  без  "будто"!)  специально
подобрана таким образом, что без таблетки экстази нормально ее  воспринимать
нет никакой возможности. Например, как утверждает та  же  Капитолина  (Капа)
Деловая, музыкальное направление хардкор, при котором  ритм  составляет  240
(!) ударов в минуту, рассчитано на восприятие именно в допинговом состоянии,
"потому что иначе ее трудно воспринимать действительно адекватно,  двигаться
и получать кайф от такого движения без таблетки,  под  такую  музыку,  очень
тяжело".
   Иногда говорят о том, что эти таблетки повышают потенцию, что  человек  в
сексе  становится  просто  неотразимым,  но  это  неправда.   Знающие   люди
утверждают с полным основанием, что экстази совершенно точно  не  могут  это
сделать. Таблетки целиком и полностью направлены на возбуждение двигательной
активности, на то, чтобы энергия человека не угасла ни от  алкоголя,  ни  от
чего, - по крайней мере, на несколько часов танцевального угара.
   Физического привыкания к таблет