не  тяните, не
откладывайте инаугурацию. За всю историю демократии в  России не отменили ни
одних  результатов  выборов  губернатора, ни в  одной  области.рюков  молчал
минуту, затем пошевелился, поднял взгляд и посмотрел в глаза.
     -  Анатолий Алексеевич, прошу вас, помогите мне выйти из этой ситуации.
Мне больше не к кому обратиться. Только вы можете спасти положение.
     - Я все вам сказал!
     - Нет, ваш совет не подходит. Вы же сейчас говорили неправду? Вы бы так
не сделали.
     - Мы что обсуждаем? Меня?
     - Простите...
     -  Почему  я  должен  советовать? Вы взрослый человек,  прошли Госдуму,
научились политике, знаете, как реформировать экономику, сельское хозяйство,
армию. А я отставной губернатор, старой комсомольской закалки,  могу открыть
лишь банальные истины.рюков встал, снял пальто  и,  скомкав его, положил  на
лавку.
     - Дело в том, что... У вас есть что-нибудь выпить?
     - Выпить?
     - Да. Помощники работают отвратительно, ничего с собой не взяли.
     -  Выпить есть, -  Василий  Федорович подошел к горке и достал  початую
бутылку. - Тебе рюмку или стакан?
     - Стакан. Нет, рюмку.
     - Дай ему рюмку со стаканом, - не удержался Зубатый. - И мне тоже.
     - Тогда и я выпью! - он расставил стаканы и разлил водку. - А за что?
     - Каждый за свое, - Зубатый сделал глоток, наблюдая,  как Крюков осушил
стакан залпом и даже не поморщился, но уши почти сразу побелели.
     -  Дело  в том,  что жалобу в Центризбирком инспирировал я,  - на одном
дыхании признался он. - Вам интересно узнать, с какой целью?
     - Теперь не интересно.
     - Почему?
     -  Потому, что это было ясно с самого начала.  А когда прибежал Межаев,
все окончательно подтвердилось.
     - Ну и хорошо, - Крюков глядел в пол.  - Не придется долго объяснять...
Я  не  могу  вступить  в должность  только  по  одной  причине  -  не  хочу.
Руководство областью - не мое дело. С самого начала не хотел и не стремился.
На  выборы  пошел  из  спортивного  интереса.  Поэтому  у  меня есть  вполне
конкретное  предложение к вам,  Анатолий Алексеевич.  Я инспирировал жалобу,
чтобы выборы признали  незаконными. Назначают  новые, где  на  финише  опять
будем мы с вами. Перед днем голосования я сниму свою кандидатуру.
     - И  выйду сухим из воды? - ухмыльнулся Зубатый, поскольку детектор лжи
зашкаливал.
     - Я приехал и покаялся перед вами искренне,  чтобы  вы помогли мне.н не
заикался, но губы дрожали, и нос заострился, как у покойника.
     - Однажды хотел помочь, - Зубатый вздохнул. - Но вы меня не послушали.
     - Когда? Не помню...
     - А когда  говорил, чтобы никогда и ни при каких условиях не упоминали,
что ваш отец - алкоголик и бил вас головой о стену.рюков вскинул голову.
     - Но он действительно был алкоголиком и бил.
     - Ничего вы не поняли!
     -  Анатолий  Алексеевич,  я предлагаю вам нормальный  вариант. Максимум
через  полгода  вернетесь в свое кресло, а после  отмены результатов  будете
исполнять обязанности.
     - Не хочу, - бесцветно произнес Зубатый.
     - Что вы не хотите?
     -  Ничего  не  хочу.оказалось,  Крюков  усмехнулся,  и  губы  перестали
дрожать.
     - Такого  быть не может. Должность губернатора для вас  сейчас выход из
положения. Особенно после того, как не назначили гендиректором Химкомбината.
Вам лучше принять мои условия, они взаимовыгодны.
     - Да я за выгодой не гонюсь, - отмахнулся он. -  Не купец же... Так что
вступай во власть через не хочу. Выбрали - руководи!
     - Вы что, на самом деле отказываетесь? - чему-то удивился Крюков.
     - Категорически.
     У  него  искривился рот, на  тонком  горле  вспыхнули  розовые пятна, и
только  сейчас  Зубатый  подумал,  что  он  может  быть серьезно  болен,  но
признаться  в  этом не хочет,  и потому  окольными  путями пытается  уйти от
должности первого  лица  области - лицо-то будет  на виду! И не с матерью он
ездит по больницам, а сам пытается хоть как-то поправить здоровье...
     -  М-можно еще подумать, - вялым, неуправляемым языком пролепетал он. -
Й-есть время...
     - Нечего тут думать. Неужели вы надеялись на что-то еще?
     - Да, я надеялся, - он ломался на глазах, и казалось,  сейчас заплачет.
- М-мне говорили, вы благородный, ум-меете прощать. Вы  же понимаете, если я
не  вступлю  в  должность  без  веских  причин,  к-конец  всему.  С  отменой
результатов  будет скандал, н-но скандал - это не гибель. Даже наоборот... У
вас есть возможность все уладить.  В администрации президента имеете хороший
вес,  там  согласятся  на  м-мирное  решение.  Я  надеялся,  но  вы  человек
м-мстительный!н  не  заплакал,  а напротив, вдруг  встал, вскинул  голову  и
глянул  сверху  вниз. Где-то в гортани  у  него клубился рой слов, возможно,
резких и обидных, но  спазм перехватил горло, и вырывалось лишь мычание, как
у глухонемого. Василий Федорович обернулся и замер, а Крюков схватил пальто,
шапку и выскочил из дома, оставив распахнутой дверь.асилий  Федорович выждал
паузу, после чего захлопнул дверь и сказал горько:
     - Плохи дела. Проклятье на нем, и сдается, родительское.


13

     В машине он принял таблетку, пришел в себя, немного успокоился, но стал
хмурым  и  молчаливым.  Помощники  знали  его  нрав  и потому  не  доставали
вопросами, хотя  чувствовалось, что  едва держатся,  задавливая любопытство.
Через  сорок  минут Крюков съел еще одну  таблетку, откинул спинку сиденья и
прикрыл глаза.
     Он мог давно избавиться от своей болезни, нужно было лечь  в клинику на
месяц-полтора,  пройти  курс  лечения, в том  числе,  и  гипнозом,  что  ему
несколько раз предлагали во время депутатского срока, и после этого забыть о
головных  болях,  заикании,  спазматических  приступах и  прочих  неприятных
вещах,   доставшихся   от  детства.  Пожалуй,   он  сделал   бы  это  еще  в
военно-политическом училище, где для  курсантов важной  считалась правильная
речь  с  хорошей  дикцией,  спокойное  и  уверенное  лицо,  а  не  гримасы и
подергивания,  но  во время очередной  медкомиссии,  когда решался вопрос об
отчислении  по  состоянию  здоровья,  Крюкову попался  профессор  Штеймберг,
который  тщательно  осмотрел,  изучил  медицинскую   карту  и  протестировал
курсанта.
     -  Учитесь, молодой человек, - сказал  он. -  Ваша болезнь не  помешает
службе.  А  скорее,  наоборот,  ей  поможет.  Счастливых  обладателей такого
заболевания помнит все человечество. От нее страдали и благодаря ей покоряли
и удивляли  мир Александр Македонский,  Юлий Цезарь, Петр Первый и, наконец,
Адольф  Шикльгрубер, более  известный под  псевдонимом Гитлер. Нет,  история
лжет, у  них  не  было  пошлой эпилепсии, у них  была болезнь  гениальности.
Представляете, если бы нашелся  какой-нибудь медик и  забраковал  их? Как бы
повернулась история?ичего  подобного  Крюкову  никогда  не  говорили,  и  он
вначале смутился, подумал, профессор смеется, издевается над ним и физически
ощутил, как его судьба висит на кончике профессорского пера. Но  тот написал
в  заключении  "годен  без  ограничений"  и   тем  самым  освободил  его  от
унизительных  комиссий.  И   если   кому-то  в  голову  приходили   сомнения
относительно здоровья - а такое случалось в обеих  избирательных кампаниях -
то  поднимали документы, обнаруживали  авторитетное заключение профессора, и
все вопросы отпадали.
     Задатки  гениальности  и  способности  к  великим  делам  чувствовал  и
испытывал не только  он  сам,  когда за одну  ночь, в одиночку, мог написать
закон  по  реформированию  Вооруженных  сил,  чтобы  утром  представить  его
председателю  комитата  по  обороне. Или,  например, при  первом  обсуждении
какого-нибудь законопроекта,  очень нужного  президенту  и уже  негласно  им
одобренному,  мог выйти на трибуну и за отпущенные десять минут доказательно
разложить проект на лопатки и вернуть в комитет на доработку.
     Все  эти  возможности  однажды  были  замечены Кузминым,  человеком, на
первый взгляд, далеким от политики и Думы. Чем конкретно он занимался, никто
толком не  знал,  однако встретить  этого хромого на левую ногу  седовласого
мужчину можно было где угодно, от официозных концертов и богемных тусовок до
приемов  в посольствах  и кремлевских  коридорах. О нем  обычно  не говорили
вслух, а лишь шептались или  обсуждали в кулуарах, но толком ничего о нем не
знали. Одни считали,  что он  журналист, работающий  на  дорогие  журналы  и
просто светский блатной,  другие уверяли, что он какой-то  бывший  партийный
деятель,  тайно  помогавший   демократам  в  начале  перестройки   и  потому
заслуживший  всеобщее уважение, третьи  относили его к  неким сверхсекретным
спецслужбам, следящим за  высокопоставленными  мужами. Были и  такие, что не
верили  в  могущество  Кузмина, мол, фонд,  которым  он руководит  -  пустое
занятие,   а  сам  он  ходит  и  надувает  щеки.н  был  общительным,   любил
знакомиться, представляясь просто Кузмин, с ним уважительно здоровались люди
высшего  света, где бы он ни  появлялся, считали своим долгом  о  чем-нибудь
поговорить, что-то спросить, иногда его можно было  увидеть среди знаменитых
певиц, которым  он  что-то шептал,  а они  взрывались  смехом,  или рядом  с
именитыми музыкантами. Несколько  раз  он  мелькнул по телевизору в обществе
президента  и  однажды  появился  на   экране  с  обозначением  профессии  -
политолог.   началом  депутатской   эпохи  Крюков  проходил   курс  молодого
политбойца  на всевозможных  презентациях  и  приемах,  знакомился  с самыми
разными людьми, часто  видел  Кузмина, однако в течение трех лет политолог в
его сторону даже не посмотрел. А взгляд сам притягивался к этому  красивому,
стареющему мужчине и сразу  же вспоминалось отрочество, когда  он с завистью
смотрел на чужих отцов и с  ненавистью  на своего, вечно пьяного  и орущего.
Потом  это стало  что-то вроде  игры, когда  он смотрел на взрослых мужчин и
выбирал   себе  отца,  всегда   высокого,  красивого,  благородного...   это
подростковое чувство всякий раз просыпалось, едва он видел Кузмина, и в душе
вскипала  полузабытая   обида  на  мать,   за   то,  что   выбрала  в  мужья
шахтера-алкоголика, и  на  саму судьбу. Ведь все могло  быть иначе,  окажись
отцом вот  такой  человек!  Но  политолог знакомился  и  разговаривал  с кем
угодно, только не с ним.то  чувство  ненужности, неизвестности  преследовало
Крюкова в то время всюду, а ему очень хотелось быть замеченным, оцененным. С
затаенной  злостью  он думал: стоит ему  подняться  из низов,  с глубокого и
грязного  дна всплыть  на  поверхность,  как вся эта  свора чинных, сытых  и
ухоженных подонков будет колготиться возле него. Или возле кого-то еще - ей,
своре, все равно,  был бы всесильный и всемогущий  кумир.днажды  на вечер  в
честь Дня независимости  Крюков нарядился в военную форму, поскольку все еще
тайно любил ее и недавно получил  звание майора - старшего офицера, погоны с
двумя просветами!  Встал в  сторонке,  где было  меньше  течение  сверкающей
бриллиантами  публики и  так  стоял,  высокий,  красивый и  надменный. И тут
показалось,  Кузмин  заметил его, оставил какую-то дамочку  и  направился  к
нему,  с  широкой  улыбкой, с расставленными руками - как к старому приятелю
или собственному сыну! Так он и  знакомился с теми,  с  кем хотел,  и Крюков
тоже  разулыбался,  однако  светский  блатной  в  последний  миг отвернул  в
сторону, прохромал совсем  рядом и  обнял  какого-то невзрачного мужичонку в
мешковатом смокинге.отом они долго ходили на пару, а Крюков вдруг разозлился
и ушел из Кремля. А на следующий день в думской столовой он случайно услышал
разговор,  где  как раз  и  обсуждалась  личность Кузмина.  Вообще-то  о нем
никогда  не  говорили вслух  и тем  более,  в  таких публичных  местах;  эта
личность не подлежала пересудам в принципе.  Тут же выяснилось, что ни  одно
назначение  в  правительство  и  администрацию  президента  не  проходит без
личного  одобрения  политолога,  собственно,  почему  он  и существует,  как
священная  корова. вот за  год до  окончания депутатского срока, когда стало
ясно, что он так и остался незамеченным и теперь самому следовало заботиться
о  будущем,  когда  Думу  уже  поколочивало  от  тех  же  забот  и  нервного
напряжения, Крюков встретил Кузмина в Министерстве  обороны. Узнал издалека,
по  примете, которая  позволяла узнавать  его  всем - политолог  припадал на
левую ногу, а в военном министерстве  хромых не держали. Рядом семенила пара
генералов, на ходу в чем-то убеждая, а он двигался как подбитый, с креном на
один борт, ледокол.
     -  Константин  Владимирович? Добрый день,  - вдруг остановился и сказал
он, будто вчера расстались. - Как дела, воин?
     -  Все  в порядке,  -  бодро ответил  Крюков. Кузмин что-то  вспомнил и
поднял палец.
     - Зайдите сегодня вечером. Например, к семи часам.
     И сунул визитку, на которой было написано -  Кузмин, политолог, адресом
же значилась Старая площадь.
     С шести  часов он уже  бродил напротив, в сквере, и прикидывал, что ему
скажут.  Если они  встретились  в Министерстве обороны  и  Кузмин назвал его
воином, то есть, знает  откуда он и чем в Думе занимался, поэтому, вероятнее
всего, предложат послужить. Но в какой должности? Простым начальником отдела
вряд ли,  министром тоже.  А  вот начальником какого-нибудь  главка - вполне
подходит.т  предчувствий начинало сводить судорогой лицо и  опасаясь, как бы
не загримасничать в присутствии политолога, он делал дыхательную гимнастику,
которой  научил его еще  профессор Штеймберг.  Со стороны, конечно, движения
выглядели странными,  чем он и обратил на  себя внимание  милиции - пришлось
показывать  депутатский  мандат,  отчего  лейтенант  взял   под   козырек  и
удалился.аконец, без пяти  минут семь  Крюков  вошел  в  здание, поднялся на
третий этаж и отыскал указанный в визитке кабинет.  Ничего особенного там не
было, маленькая приемная с  женщиной-секретаршей, и сама хозяйская комната с
длинным  приставным столом, как  у  руководителя  средней руки.  Сам  Кузмин
появился  через  несколько секунд,  видимо, из смежной  комнаты,  но  совсем
другой,  без   обыкновенной  вальяжности,  приветливой  улыбки  -  с  маской
курсового офицера.
     - Садитесь,  - указал дальнее место  за приставным  столом.рюкова,  как
человека  военного  и   привыкшего  к  уставу,  строгость  отношений  всегда
дисциплинировала, он послушно сел и замер в ожидании. Политолог же хромал по
кабинету, отчего-то потирая руки.
     -  Мы давно наблюдаем за вами,  -  проговорил он  так, что  можно  было
подумать, будто он  и впрямь из спецслужб. - На вашей работе, в быту...  И у
нас  сложилось весьма  благоприятное впечатление. Наверное, уже подумывали о
том, чем станете  заниматься после  окончания работы в Думе?н находил в себе
признаки  гениальности   не  от  того,  что   был   просто  самоуверенным  и
самовлюбленным идиотом; эти признаки проявлялись внезапно и  всегда в нужный
момент -  что-то  вдруг  переворачивалось  одновременно  в мозгу и  душе, и,
оставаясь  внешне  похожим,  он  менялся  по  сути.  Такое  необыкновенное и
незримое  превращение напоминало  игральную  карту,  например,  короля,  оба
изображения  которого  -  зеркальное отражение, и как  ни крути, кажется все
совершенно одинаково. Но в том-то и дело, что  этот переворот незаметен лишь
для окружающих, а он чувствовал,  как все резко меняется,  неизвестно откуда
приходят  нужные   слова,  новые,  оригинальные  мысли,   а  разум  светлый,
подвижный, искристый -  до состояния прозрения, когда  точно угадываешь, что
скажет собеседник. Но самое главное, в  таком  состоянии никогда  и никак не
проявляется  болезнь,  существуя  только  в  другой его  ипостаси. И если бы
сейчас этого переворота не случилось, то  на вопрос политолога он бы ответил
как человек военный:
     - Так  точно, думал! Куда прикажете. потом бы мозги заклинило, и Крюков
бы лишь кивал и соглашался. Он же ответил не сразу и открыто.
     - Да, разумеется.
     - И как же вам видится будущее?
     -  Пока неконкретно. Знаю только одно:  не нужно возвращаться туда, где
тебе было хорошо.
     - Где вам было хорошо? В Думе?
     - В беззаботной офицерской юности, в небольшом военном гарнизоне.
     - Да, вы уже не  юноша, - согласился Кузмин. - Но еще очень молоды, что
не может  являться  недостатком.  А вернуться  необходимо. Правда, теперь  в
качестве губернатора.
     - В губернаторы идут  обычно отставные генералы, - заметил Крюков.  - Я
всего лишь майор.
     -  Это  не  помеха. Основательно  подготовьтесь  к  выборам,  подберите
команду - и в  добрый  путь.  Вам нужно  его пройти. Соперник  у  вас  очень
серьезный,   чтобы   одолеть  его,  необходимы  оригинальные   мысли  и  ряд
неожиданных  ходов.  С  вашими  задатками  и  упорством,  думаю,  успех  вам
обеспечен.
     Встреча  заняла  не  больше четырех  минут.  Кузмин  пожал  ему  руку и
отпустил. Уже в  коридоре все перевернулось снова, и в тот же миг искривился
рот. Зажимая его платком, он спустился вниз, но охранник на дверях заметил.
     - Вам плохо?
     - Нет, мне хорошо, - выдавил он и вышел из здания.
     Находясь  в обычном  состоянии, с неустойчивыми нервами и болячками, он
понял, что политолог лишь идею  ему  вложил, а все остальное придется делать
самому, без всякой помощи. Буквально со  следующего дня он взялся за дело, в
Думе  появлялся  редко  и  еще  реже  на  политтусовках,  поэтому  несколько
оторвался от жизни. Кузмина  не видел полгода  и, когда встретились, даже не
спросил  ни о чем, только  поздоровался за  руку и  неожиданно сказал фразу,
понимать которую можно было как угодно:
     - А какие сейчас  лещи  на Оке  клюют!еред выборами  политолог никак не
проявил себя,  бросив  Крюкова  на произвол судьбы, и тогда  впервые у  него
возникла мысль, что подсказанная идея  губернаторства -  что-то вроде опыта,
эксперимента, испытания, сможет  ли он исполнить то,  что  ему прикажут.  Он
смог, пусть не в первом туре, но во втором и с хорошим отрывом. Спустя сутки
после  подсчета   результатов  Кузмин  позвонил,   поздравил   и   предложил
встретиться.  Крюков  полетел   в   Москву   на   собственных  крыльях,   по
эмоциональности состояние  было  сходным с  тем моментом, когда  он  получил
офицерские погоны.а сей раз встреча произошла не в  официальном  кабинете, а
на  даче политолога, тоже весьма скромной и  запущенной, где постоянно  жили
две  женщины  среднего  возраста с неясным  отношением  к  хозяину  - то  ли
служанки,  то ли сестры,  то  ли  одна  из  них жена.  Крюкову  всегда  была
интересна личная  жизнь  этого  человека и  не из-за любопытства: он пытался
понять, каким образом и откуда берутся такие влиятельные, сильные и странные
люди. Почему они при своих возможностях и связях не занимают никаких высоких
постов, живут публично и одновременно скрытно, что ими движет? Но сколько он
ни присматривался,  не выискивал говорящих деталей  и  примет, ровным счетом
ничего не обнаруживал и еще сильнее заблуждался.осле тривиального чаепития и
пустых  разговоров  на  холодной  терраске  Кузмин  будто  вспомнил,   зачем
пригласил гостя и еще раз между прочим поздравил с победой.
     - Значит,  вы теперь губернатор, - уточнил он. - Это замечательно. Если
бы  вы  не победили  на выборах, эта  встреча  бы  не состоялась.  И  вы  не
состоялись, как перспективный политик, которого я в вас вижу. Политик, скоро
необходимый России.
     - Я это понимаю...
     - Пока  вы ничего  не понимаете,  - перебил политолог.  -  Сейчас у вас
другая задача, нужно выйти из этой ситуации.
     - Из к-какой ситуации? - заикнулся Крюков, хотя понял, о чем идет речь.
     -  Отказаться от  инаугурации,  уйти, не вступая  в  должность.ереворот
карты  уже  чувствовался,  но после такого заявления  близкое к гениальности
состояние начало стремительно  отдаляться.  Он  достал платок, прикрыл рот и
тупо спросил:
     - З-зачем?