го уход ничего бы для меня не значил. Но только не сейчас.
     Она оставила этот вопрос и перешла к другому.
     -  Заметал ли он,  что готовишь ты, а не  я?- спросила она.  - Как он к
этому относится?
     -  Я  готовлю  для  своей  жены,  говорю  я  ему,  но  вообще  я  очень
мужественный... даже мои пироги такие крепкие!
     Это,  конечно,  было неправдой. До того,  как отказаться  от сахара,  я
любил печь пироги. Их румяные корочки были нежны, как  запеченное облако, но
я скромнее  самого Господа Бога.  Мое благороднейшее  качество, предмет моей
величайшей гордости - полное отсутствие эго.
     Говорят, что очень важно  сильно нагреть  пшеницу, потому что тогда она
приобретает очень приятный ореховый вкус. В этот раз я нашел еще и полпакета
измельченных орехов и бросил их на сковороду.
     Лесли  знакома с моими необычными принципами так же хорошо, как всякий,
кто  с  ними  не  согласен, но  она  достаточно  терпима, чтобы  иногда меня
послушать.
     - Что ты рассказал ему о браке? - поинтересовалась она.
     - Он еще не спрашивал. Думаешь, это его заинтересует?
     - Он должен знать, что рано или поздно его это  тоже ожидает. Если он -
это ты, то он обязательно спросит, - сказала она. - Что ты ему ответишь?
     - Я отвечу, что  это будет самым счастливым самым тяжелым самым  важным
долговременным опытом в его жизни.
     Я поднес ей попробовать чайную ложечку нашего ужина со сковороды.  Хоть
он еще не готов, подумал я, вежливость по отношению к родной душе никогда не
повредит.
     - Понравилось?
     - Слишком хрустит, - сказала она. - Ужасно сухое.
     - Мм.
     Я поднял  сковороду с  плиты и, поднеся ее к  крану, добавил туда около
чашки воды, затем вернул ее на плиту еще минут на десять.
     - Можно, я тебе помогу? - спросила она.
     - Моя прелесть. Ты же работала в саду. Отдыхай.
     Она подошла к шкафу, достала откуда тарелки и вилки.
     - Что ты ему скажешь?
     - Сначала я расскажу ему свой  секрет у дачного брака, затем сообщу ему
факты.
     Я  нашел  соковыжималку  и включил ее в  сеть,  достал из  холодильника
морковь. Она улыбнулась мне.
     - А ты мудрец! И в чем же твой секрет удачного брака?
     - Перестань, Вуки, не  стоит издеваться.  Я обещал рассказать ему  все,
что знаю.
     Я подставил под соковыжималку стакан.
     -  О'кей, -  сказала она. -  Ты не мудрец. Так  в чем  же  твой  секрет
удачного брака?
     Я  нажал на кнопку и взял первую морковку. Сок получается  райский,  но
наша машина - это шумный дьявол за работой.
     - ПОСТУПАЙ  ТАК, КАК СЧИТАЕШЬ ПРАВИЛЬНЫМ,  -  прокричал  я,  перекрывая
скрежет вращающихся ножей. - ПУСТЬ ТВОЯ ЖЕНА ТОЖЕ ПОСТУПАЕТ ТАК, КАК СЧИТАЕТ
ПРАВИЛЬНЫМ. И ЕСЛИ ВЫ НЕ СОГЛАШАЕТЕСЬ ДРУГ С ДРУГОМ, ЭТО НОРМАЛЬНО!
     - Я НЕ  СОГЛАСНА! - сказала она.  -ПО-ТВОЕМУ, ДЛЯ НАС БУДЕТ  НОРМАЛЬНЫМ
ОБМАНЫВАТЬ,  ЛГАТЬ  И  ОСКОРБЛЯТЬ  ДРУГ  ДРУГА,  ЕСЛИ  НАМ   ПОКАЖЕТСЯ   ЭТО
"ПРАВИЛЬНЫМ".  ТЕБЕ  НУЖНО ДОБАВИТЬ,  ЧТО  ПРИЧИНА,  ПО КОТОРОЙ ТВОЙ  СЕКРЕТ
ДЕЙСТВУЕТ, - ЭТО ГОДЫ ВЗАИМНОГО ДОВЕРИЯ, ГОДЫ ВЗАИМНОГО ИЗУЧЕНИЯ ХАРАКТЕРОВ!
Я ЗНАЮ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ НОРМАЛЬНО ПОСТУПАТЬ ТАК, КАК ТЫ СЧИТАЕШЬ ПРАВИЛЬНЫМ, НО
ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ТВОЕ И МОЕ ЧУВСТВА ПРАВИЛЬНОГО ПОЧТИ НЕ ОТЛИЧАЮТСЯ.
     Наша соковыжималка  работает  так же быстро,  как  и шумит.  Наполнился
второй стакан, и я ее выключил.
     - Разве ты не согласен? - спросила она во внезапно наступившей тишине.
     - Нет.
     Я потягивал свой морковный сок.
     - Для нас  всегда нормально  поступать так, как мы считаем  правильным.
Без исключений.
     Ее рассмешило мое  упрямство, и  я  сам  не  смог удержаться  от слабой
улыбки.
     - Помог тебе твой секрет спасти первый брак? Я покачал головой.
     -  Было слишком  поздно. Когда семейная жизнь начинает  убивать  в тебе
человека, пора положить ей конец.  У нас были настолько  разные натуры,  что
быть  теми, кем  каждый  из нас  хотел быть, вместе  было  невозможно. Мы не
просто  перестали любить друг  друга, но  даже не могли  находиться  в одной
комнате. А с этим уже ничего нельзя поделать.
     - Я  помню  время,  когда  и мы  с  тобой  не  могли находиться в одной
комнате, - поддразнила она.
     Она сняла крышку со сковороды, снова пробуя ужин своей ложкой.
     - Думаешь, нам стоит это заканчивать?
     - Ты ведь голодна, не так ли? - спросил я.
     Она кивнула с широко раскрытыми глазами.
     - Такое острое...
     - Еще минутку, - сказал я ей, выключая  огонь раньше времени. - Ты была
другой, Вуки. В те дни,  даже когда я выходил из  себя, я не мог забыть, как
ты прекрасна. Были моменты, когда я выходил  из дома, в отчаянии оттого, что
ты не можешь понять, кто я, о чем я думаю или что  я чувствую. Сидя за рулем
в машине, я орал: "Боже, как Ты можешь требовать от меня, чтобы я жил с этой
Лесли  Пэрриш? Это  же  невозможно! Это невыполнимо!" И даже в те моменты ты
оставалась для  меня такой  чертовски умной и до боли прекрасной. Развод был
неизбежен, но я все равно тебя любил. Разве не странно?
     Я перенес сковороду на стол и разделил волшебное блюдо на двоих.
     - О, Риччи, развод не  был неизбежен, - сказала  она. - Это было просто
мыслью отчаяния.
     Отстаивать выводы, сделанные в прошлом, подумал я, не свидетельствует о
мудрости. И  даже если это  не так,  я все  равно бы не стал.  Сейчас уже не
важно, был ли развод неизбежен или нет.
     Если  мы,  стремясь  жить  в соответствии  с  наивысшим  известным  нам
порядком,  вынуждены  расстаться  с   женой  или  мужем,   мы  расстаемся  с
несчастливым  браком,  взамен получая самих  себя.  Но если  брак  соединяет
людей, которые уже обрели себя, что за прекрасное приключение начинается - с
бурями, ураганами и всем-всем!
     - Как только я перестал ожидать от тебя полного понимания,- сказал я, -
как только  я  понял, что для  нас в  порядке  пещей  иметь различные  идеи,
приходить  к различным выводам и поступать  так,  как каждый из  нас считает
нужным, в конце тупика  вдруг открылась дорога. Меня больше не стесняли твои
принципы, тебя больше не стесняли мои отличия.
     - Верно, -сказала она. - И спасибо за ужин. Очень вкусно.
     - Надеюсь, получилось не очень острым?
     - Сейчас уже лучше.
     Она отпила морковный сок.
     - Дикки может и не спросить о браке.
     - Он спросит, -  сказал я. - Он спросит, как я думаю, зачем мы здесь? А
я  отвечу ему, что  мы  здесь  для  того, чтобы проявлять любовь в миллионах
приготовленных для нас испытаний - новый миллион после каждого пройденного и
новый  миллион после каждого проваленного. И больше всего испытаний нас ждет
в  каждую  минуту,  каждый  день и  каждый  год  совместной  жизни  с другим
человеком.
     - Как мило,  - сказала она. -  Не  знала, что ты придаешь  браку  такое
значение.
     - Важен не брак, - сказал я, - а любовь.
     -  Рада  это слышать. Я считаю тебя замечательным, но иногда мне все же
кажется, что ты - самый неспособный  к любви мужчина. Я никогда не встречала
человека - мужчину или женщину, - который мог бы вести себя так же холодно и
равнодушно,  как иногда  ведешь  себя ты. Когда  ты  чувствуешь  угрозу,  ты
превращаешься в льдинку с шипами.
     Я пожал плечами.
     - А что  мне остается? Я же  не говорю, что  я прохожу все испытания, я
говорю  только,  что  знаю  об их существовании. Терпение,  и когда-нибудь в
другой  жизни я стану таким  же  прекрасным человеком, каких  и  сейчас  уже
много.  В  данный  момент  я  счастлив  быть  самим  собой.  Подозрительным,
закованным в броню и обороняющимся...
     - Нет, ты не такой  плохой, -  сказала она оживленно. - Ты уже долго не
был подозрительным.
     -  Я  напрашиваюсь на комплименты!  -  сказал  я.  -  Что, даже  совсем
чуть-чуть?
     - Передай Дикки, что я считаю тебя не самым худшим мужчиной в мире.
     - Когда ты злишься, ты думаешь иначе.
     -  Нет.  Ничего  подобного, -  сказала она.  - Что  еще  ты собираешься
рассказать ему о браке?
     - Разница между браком и церемонией, - сказал я.- Я скажу ему, что брак
-это не двое людей,  бегущих через мост среди риса и лент, а подлинный мост,
построенный усилиями двоих людей в течение всей их жизни.
     Она отложила вилку.
     - Риччи, это прекрасно.
     - Мне надо было говорить с тобой, а не с Дикки, - сказал я.
     -  Говори с  нами  обоими, -  сказала  она.  -  Если  это сделает  тебя
счастливее, я буду жить рядом со счастливым человеком.
     - Я бы сказал ему и это. Жены и  мужья  не  в силах сделать друг  друга
счастливыми или несчастливыми. Это только в нашей личной власти.
     - С одной стороны, это так, но,  если ты утверждаешь, что наши поступки
не оказывают влияния на другого, я с тобой абсолютно не согласна.
     -  Влияние, - сказал я, - это наше испытание  друг для друга. Ты можешь
решить  для себя  быть счастливой независимо от того, что  делаю я, и тогда,
возможно, я буду радоваться, видя  тебя счастливой,  потому что мне нравится
видеть тебя такой. Но это я делаю себя счастливым, а не ты.
     Она покачала головой и терпеливо улыбнулась мне.
     - Довольно странный взгляд на вещи.
     Она считала это странной деталью моей логики, мешающей  мне принимать в
дар  ее любовь. Я чувствовал себя носорогом, выбравшимся  на тонкий лед, тем
не менее решил все выяснить до конца.
     - Если ты плохо себя чувствуешь,  - сказал я, - но решаешь сделать меня
счастливым, приготовив мне обед или согласившись куда-нибудь со  мной пойти,
ты думаешь, я буду счастлив, зная, что тебе плохо?
     - Я бы не подала и  виду,  что  мне плохо,  и думала бы,  что ты будешь
счастлив.
     -  Но  тогда  ты  превратилась  бы  в  мученицу.  Ты  сделала  бы  меня
счастливым,  жертвуя собой,  обманывая  меня  и притворяясь счастливой  ради
меня. Если бы это  сработало, я бы чувствовал себя счастливым не потому, что
ты действительно была счастлива, а потому, что я бы тебе поверил. Счастливым
меня делаешь не ты и не твои поступки, а моя вера. А моя вера зависит только
от меня и ни от кого другого.
     - Это звучит так холодно, - сказала она. - Если все на самом деле  так,
почему я должна стараться сделать тебе приятное?
     -  Когда  ты этого  не  хочешь, не надо и  стараться! Помнишь,  как  ты
проводила по восемнадцать часов  в сутки  в  офисе, когда мы  были  завалены
работой?
     - Завалены были мы,  но  всю  работу  приходилось  делать мне  одной? -
спросила она сладким голосом. - Да, я помню.
     - А помнишь, как я был благодарен тебе за это?
     -  Конечно. Ты сидел там  с хмурым лицом,  обиженный и недовольный, как
будто это тебя работа вымотала до смерти.
     - Помнишь, сколько это длилось?
     - Годы.
     -  И  потому,  что ты  работала  за  меня,  наши отношения были  такими
прекрасными?
     -  Кажется, я вспоминаю,  что к концу этого  периода  я тебя  не  могла
выносить! Я работала от  зари  до полуночи, а ты иногда  весело заявлял, что
собираешься  немного  полетать,  потому что  устал от работы  в  офисе. Тебе
повезло, что я тебя вообще не убила!
     Чем больше времени мы проводим за ненавистным нам делом, подумал я, тем
меньше радости в нашем браке.
     - Но в конце концов у тебя лопнуло  терпение, - сказал я. - Ты сказала:
к черту эту работу, к черту проклятого эгоиста  Ричарда Баха,  я хочу  снова
жить своей жизнью. Мне  плевать  на него, теперь я буду заботиться  только о
себе и получать от жизни удовольствие.
     - Я так  и поступила, - сказала она с озорным блеском в глазах. - И что
же произошло?
     Она засмеялась.
     - Чем счастливее я становилась, тем больше тебе это нравилось!
     - Вот! Слышала, что ты сказала? Ты решила стать счастливой сама!
     - Да.
     - Но вместе  с тобой и я стал счастливее, - сказал я, - несмотря на то,
что ты уже не пыталась Сделать Меня Счастливым.
     - Это точно.
     Я три раза ударил по столу - палец вместо аукционного молотка.
     - Думаю,  что  ты  пытался  сделать  меня  счастливее, - сказала она, -
говоря мне, что не стоит так напрягаться в офисе.
     - Конечно. Назад к дням, когда я пытался решить твои проблемы за тебя.
     -  Пытаться меня остановить  тогда  было глупо,  -  сказала  она. - Это
сегодня  я могу  оставить  работу  и развлекаться,  потому что  сейчас у нас
другая жизнь. Работа, которую мы сегодня выполняем, уже не представляет  для
нас  вопрос жизни или смерти. Мы можем  ее делать, а можем и не делать - как
захотим. В те  дни работа  была серьезным делом - вытащить тебя  из путаницы
финансовых и правовых проблем, которых, если ты помнишь, у тебя было немало,
когда мы  познакомились. И без моего труда ты не оказался бы в таком удобном
положении  сегодня. В лучшем случае, тебе пришлось бы покинуть страну, а что
случилось бы  с тобой в худшем, мне и  подумать страшно. Поэтому, при  таких
высоких  ставках,  я  выбрала работать  изо всех  сил.  Если  ты тогда хотел
сделать меня счастливой, ты мог бы взяться за работу вместе со мной!
     -  Как  ты  не  понимаешь? Я не  хотел! Для  меня  та  работа не  имела
значения! Мне было бы наплевать, если бы  она вообще не была закончена! В те
несколько раз,  когда  я пытался  тебе  помочь, я был несчастен и обижен, от
этого все стало только хуже.
     -  Поэтому, конечно, я  решила почти  всю твою работу сделать  сама,  -
сказала  она,  - чем  доверить  ее  какому-то  колючему  враждебному троллю,
который под видом "помощи" старается все запутать, потому что он, видите ли,
чувствует себя обиженным.
     -  Не  конечно.  У тебя  были и другие варианты. Но,  хоть  я и пытался
Сделать  Тебя  Счастливой,  у  меня это не получилось,  потому  что я не был
счастлив сам.
     -  Ты прав. У меня были другие варианты. Мне  надо было позволить твоим
проблемам добраться до тебя. Тогда бы ты получил урок,  который вместо  тебя
пришлось получить мне, несмотря на то что я его уже знала. А мой другой урок
был таким:  в будущем, если ты еще раз  все запутаешь, я не собираюсь лишать
тебя ни  одного  твоего  урока. Но, в действительности, ты совсем не пытался
сделать счастливой меня, ты пытался сделать счастливым только себя - так же,
как и сейчас.
     Ого, подумал я. Разговор за ужином начинает превращаться в бурю?
     - Разница между тогда и сейчас, - сказала она, - в том, что  наши жизни
изменились, и в сегодняшнем спокойствии и  комфорте каждый из нас имеет шанс
на счастье.
     Я мгновение помолчал, обдумывая  ответ. Мы  прожили  те годы вместе, но
наши  убеждения были такими различными, что сейчас в памяти у каждого из нас
- свое прошлое.
     - Это для  Дикки, - спросила  она, голубые, как  море, глаза  смотрят в
мои, - или только для нас? Собираешься ли ты рассказать ему о наших ссорах?
     - Может, и  нет. Может быть, мне стоит  ему сказать,  что в совершенном
браке ссор нет.  Совершенство - это когда двое людей смотрят друг на друга и
говорят:  "Мы знали все  заранее. Никаких ссор,  никаких испытаний, никто из
нас за полвека не изменился и не узнал ничего нового".
     Эта картинка заставила ее улыбнуться.
     - Смертельная скука,  -сказала она. - Избегай  трудностей, и ты никогда
не научишься их преодолевать.
     - Он должен  узнать все. Мои рассказы о браке будут и мне напоминанием;
Дикки же сможет взять  из них то, что ему необходимо, а остальное отбросить.
Я скажу ему главное из того, что мне удалось понять: никогда не предполагай,
что  твоя жена умеет читать мысли и понимает, кто ты, о чем ты думаешь и что
чувствуешь.   Такое    предположение   неизбежно   ведет   к    болезненному
разочарованию. Иногда она действительно может понимать и знать, но не жди от
нее,  что она  будет понимать тебя лучше, чем ты ее. Будь счастливым,  делая
то, что тебе  хочется. Если  твое счастье вызывает в ней злобу, или если  ты
злишься,  когда видишь  ее  счастливой, тогда у вас не  брак, а эксперимент,
который с самого начала был обречен на провал.
     - Звучит так, будто брак ничем не лучше прыжка с обрыва.  Ты это хочешь
ему внушить?
     - Я скажу ему, что брак не похож ни на что другое в нашей жизни. Родные
души,   сведенные  вместе  чудесным  притяжением,   встретившие  друг  друга
благодаря  невероятному совпадению и вместе  противостоящие  всем проблемам.
Очаровательные  проблемы  и  прекрасные  испытания год  за  годом, но  стоит
утратить романтику, и  утратишь  силу, необходимую, чтобы преодолеть тяжелые
времена и  научиться  любить.  Утратив  романтику, ты  провалишь  экзамен на
любовь. После этого остальные экзамены не имеют значения.
     - А как насчет детей?
     - В этом вопросе я не компетентен, - сказал я. - Что еще?
     -  Что значит "В этом  вопросе я  некомпетентен, что еще"? У тебя  ведь
есть дети, и тебе, конечно, есть что сказать! Что ты ему скажешь?
     Мое слабое место, подумал я. В том, что касается детей, от меня столько
же пользы, как от наковальни в яслях.
     -  Я  скажу  ему,  что чувство  внутреннего  пути  приходит не только к
взрослым.  Что  единственное  руководство, которое  мы  даем  детям,  -  наш
собственный  пример как высшего, наиболее развитого человеческого существа в
соответствии с нашими взглядами. Дети могут понять, а могут и не понять. Они
могут  полюбить нас за наш выбор,  а могут и проклясть  землю, по которой мы
ступали. Но  дети являются  нашей  собственностью  и  подконтрольны  нам  не
больше,   чем  мы  являлись  собственностью  наших  родителей   и  были   им
подконтрольны.
     - Ты  действительно чувствовал себя  айсбергом, говоря это, -  спросила
Лесли,  -  или  мне только  показалось, что это прозвучало на сорок градусов
ниже нуля?
     - Разве это не правильно?
     - Это может быть правильным  до некоторой степени, -  смягчилась она. -
Безусловно,  наши дети не являются нашей собственностью,  но я чувствую, что
здесь чего-то не хватает. Может быть, немного мягкости?
     - Ну, конечно, ему я скажу все это гораздо мягче!
     Она безнадежно покачала головой и продолжила.
     - У брака есть еще один секрет.
     - Какой?
     У меня свой секрет, подумал я, почему бы ей не иметь свой?
     -  Когда  смотришь на  нас,  -  сказала  она, -  или  на  любую  другую
счастливую пару, понимаешь,  что на самом деле мы  любим только один или два
раза в жизни. Любовь - это сокровище. Вот мой секрет.



Тридцать четыре

     -  Когда ужин был  закончен  и тарелки убраны  со стола,  я забросил  в
машину параплан и поехал к горе. Движение происходило и  в моем  сознании: я
искал своего маленького друга.
     Холм, на вершине которого он сидел, был тем же, что и в прошлый раз, но
теперь на его  склонах зеленели молодые деревца, а луг простирался до самого
зеленого горизонта.
     Он обернулся ко мне в то же мгновение, как я его увидел.
     - Расскажи мне о браке.
     - Конечно. А почему ты спрашиваешь?
     - Я никогда не верил, что со  мной это произойдет, но ведь теперь я это
знаю. Я неподготовлен.
     Я с трудом сдержал улыбку.
     - Это не страшно.
     Он нетерпеливо нахмурился.
     - Что мне необходимо знать?
     -  Только одно слово,  - сказал  я. - Запомни только одно слово, и  все
будет в порядке. Слово "различие". Ты отличаешься  от всех остальных людей в
мире, в том числе - и от женщины, которая станет твоей женой.
     - Уверен,  что ты  сообщаешь мне нечто простое, потому что думаешь, что
это просто, но на самом деле это может обернуться совсем не таким.
     - Простое  не всегда очевидно. Капитан. "Мы разные"  - это  открытие, к
которому  приходят немногие браки,  истина, которая  многим  неглупым  людям
открывается только через много лет после того, как уляжется пыль развода.
     - Разные, но равные?
     - Вовсе нет, -  ответил я. - Брак  - не  спор о равенстве. Лесли  лучше
меня  разбирается в музыке,  например. Мне никогда не достичь того, что  она
знала уже в двенадцать лет, не говоря уже о том, что она успела узнать с тех
пор. Я могу потратить  на музыку остаток своей жизни, но никогда не узнаю ее
так,  как