практик,
другой - романтик, но мы обитали в одном теле пилота.
     Воздух казался  легким  и  свежим. Мы могли слышать пение луговых птиц.
Завтра, конечно, мы  снова полетим,  но сейчас  было очень приятно  полежать
некоторое время, растянувшись на траве, и подумать о том, что мы живы.





        "Дар тому, кто рожден летать"

     За всю свою жизнь я был лишь на четырех вечеринках, и эта была пятой на
моем счету. Вот почему  внутренний голос не мог мне этого простить. На каком
таком основании, говорил он, ты пришел сюда? Ради Бога, скажи мне, почему ты
оказался в этом месте? Ведь среди всех присутствующих в этой  комнате только
один человек  имеет,  и то весьма  туманное, представление о  полете. У тебя
есть  только  один  друг  в  этой  толпе  чужих   людей,   которые  увлечены
поверхностными   разговорами   о   национальной    экономике,   политике   и
государственном устройстве. Ты сильно удалился от своей авиаторской среды.
     В этот момент какой-то мужчина возле камина,  одетый в двубортную яркую
фланелевую   куртку   с  блестящими   позолоченными  пуговицами,  говорил  о
кинофильмах.
     - А  мне понравился "Хлам", - сказал он  голосом культурного человека и
начал описывать сцену, скучность которой заставила бы лягушку  примерзнуть к
камню.
     Что я здесь делаю? Именно  здесь,  а не на расстоянии  пятидесяти футов
отсюда, по ту сторону стены,  где ветер, ночь и звезды. Было как-то странно,
что  я стою, освещенный  со всех  сторон  электрическими  лампочками, в этой
комнате и слушаю болтовню этого мужчины.
     Как  ты можешь терпеть  это,  спросил я  себя. Ты обманщик.  Твое  лицо
обращено к нему, но ты думаешь, что он глупее кирпича, и если бы у тебя была
хотя бы капля честности, ты бы спросил, в чем он видит смысл жизни, если все
его ценности показаны в "Хламе". Ты должен  спокойно  выйти из этой комнаты,
уйти из этого дома и держаться как  можно дальше от вечеринок. Rебе пора уже
усвоить  этот  простой  урок  и  никогда  больше  не  появляться   на  таких
мероприятиях   впредь.    Для   кого-то   это,   быть   может,   и   хорошее
времяпровождение, но не для тебя, нет.
     Затем люди  в комнате  как-то  перетасовались, как всегда  бывает раз в
несколько минут,  и  я оказался в углу  с  женщиной, которая  сокрушалась по
поводу своего сына.
     -  Ему  только пятнадцать, - сказала она,  - а он не хочет поступать  в
колледж, курит  марихуану  и совсем  не хочет задуматься о  том, как следует
жить. Он обвиняет меня. Через год он  погибнет, я уверена. Я не могу сказать
ему ничего, он угрожает  тем, что  уйдет из  дома. Он просто ничего не хочет
слушать:
     Это была первая настоящая эмоция, которую я встретил  в этот вечер. Это
было первое свидетельство того, что в комнате есть кто-то живой.  Слова этой
женщины, сказанные первому встречному незнакомцу в отчаянии,  спасли меня от
утопания в море скуки. Воспоминания унесли меня в те времена, когда мне было
пятнадцать, потом восемнадцать,  когда,  я думал, что  мир  -  это  жестокое
одинокое место, где нечего делать молодому человеку. Но приблизительно в это
время я открыл для себя полет, который был для меня  вызовом, который сказал
мне так: "Я предлагаю тебе полную внутреннюю свободу, если ты сможешь быть в
небе  один;  ты  никогда не будешь  одинок, если поднимешься  над  землей  и
познаешь, кто ты такой".
     - Летал ли ваш сын когда-нибудь на самолете? Хотя бы один раз?
     - Нет. Конечно, не летал. Ему только пятнадцать.
     - Вы говорите, что он погибнет через год,  поэтому  можно подумать, что
он уже пожилой человек.
     -  Я  сделала все,  что  было  в моих силах. Я  пустила в ход  все свои
аргументы, но Билл и слушать не хочет:
     Я  продолжал думать о себе, когда мне исполнилось восемнадцать,  о том,
как изменилась моя жизнь, когда я сел в  двухместный легкий самолет, который
под звук маленького двигателя взлетал в семь часов утра над травой, а вокруг
из  пригородных дымоходов  поднимался в  спокойное безоблачное  небо  легкий
голубой дым.
     -  Послушайте. Вот что я скажу вам: У меня в аэропорту стоит самолет, и
я улетаю только завтра вечером. Почему бы вам не сказать об этом Биллу? Если
он заинтересуется,  я  полетаю  с ним  на Кабе,  он сможет попробовать,  как
работают рычаги управления, узнает, что значит быть пилотом. Может быть, это
ему не понравится, но  если захочет,  пусть приходит, я  буду ждать его там.
Почему бы  вам не сказать ему, что его ожидает  полет  в аэроплане,  если он
придет?
     Мы  еще  немного  поговорили, и в  голосе  женщины  появилась некоторая
надежда, она ухватилась за эту соломинку, чтобы спасти сына. Затем вечеринка
закончилась.
     Этой  ночью я думал  о мальчике.  И о том, что тот, кто  летает, должен
выплатить  свой  долг.  Мы  не  можем  прямо  отблагодарить  нашего  первого
полетного  инструктора,  который повернул  всю  нашу жизнь  в иное русло. Мы
можем  уплатить  этот  долг, лишь передавая  дальше  этот  дар,  который  мы
получили, в  руки тех, кто ищет свое место  в  жизни и свою свободу так, как
когда-то это делали мы.
     Если ему это понравится, думал я, паренек сможет  мыть и вытирать Каб в
уплату за  получаемые уроки.  Он  будет  делать  так  же,  как и все ребята,
которые помогали  летчикам  с  тех пор,  как  появились  первые  самолеты. И
когда-нибудь он сам поднимется в небо, и часть моего долга будет уплачена.
     Рано утром на следующий день я пришел в аэропорт, надеясь на то, что он
тоже придет,  и мы полетим  вместе. Кто знает? Может быть, он окажется одним
из тех врожденных пилотов, которые постигают идею  полета  одним интуитивным
озарением и понимают сразу  же, что в  самолете  есть что-то  такое, на  чем
может быть построен весь образ жизни. Через час он уже будет летать прямо по
горизонтали, набирать высоту, планировать  к земле и поворачивать, он сможет
даже заходить на посадку:
     Я думал  об этом, отвязывая Каб, проверяя его перед полетом, разогревая
$"(# b%+l. Конечно, может быть и так, что  ему не понравится летать. Почему-
то  в  мире  встречаются  люди,  которые  не  находят,  что  самолет  -  это
прекрасная, очаровательная вещь,  которые  не  имеют  ни  малейшего  желания
оказаться один на один  с царственным  величием голубого  неба  и  взглянуть
оттуда на землю. Возможно,  мальчик принадлежит  к  их  числу. Но по крайней
мере я предложу ему дар, и он точно будет знать,  что полет - это не то, что
он ищет. В любом случае это как-то ему поможет.
     Я прождал весь день. Он не появился. Он не пришел даже  для того, чтобы
посмотреть  на самолет. Я  никогда так и  не узнаю,  был ли  он прирожденным
пилотом или нет.
     - Вот это  да! -  сказал я позже своему штурману, летя над пересеченной
местностью домой.  - Это просто чудо!  Человек приходит  с неба, садится  на
землю и предлагает бесплатно  познакомиться  с полетом  - ведь с этим  ничто
другое никогда не сравнится - и мальчик не желает даже попробовать!  Если бы
я  был  на его месте, я  бы пришел  еще  до  восхода солнца и ходил бы взад-
вперед, томясь в ожидании!
     Некоторое время прошло, пока я искал ориентир, а затем штурман спросил:
     - Ты задумывался хотя бы раз над тем, как он получил это приглашение?
     - Какая разница, как он его получил? Важно его содержание, а не то, как
он о нем узнал.
     -  Ему сказала об этом мать. Его мать! Как  ты думаешь, внимательно  ли
отнесется пятнадцатилетний сорванец к тому, что говорит его мать?
     На  этот  вопрос  можно было  не  отвечать. Истина  обладает  свойством
доходить даже под рев мотора и шум ветра.
     На  этом  история заканчивается. Возможно, к этому времени мальчик  уже
нашел свой  путь в жизни, а,  может быть, он привязался  к героину  или  уже
мертв. У него была своя жизнь  в  этом мире, и он жил ее так,  как хотел. Мы
можем предложить другому человеку дар, но мы не можем заставить  его принять
этот дар, если он сам этого не пожелает.
     Я  не  разочарован.  Я  попытаюсь  еще  раз,  когда  появится  подобная
возможность, и  может быть, я когда-то начну выплачивать свой  долг  старому
Бобу Кичу,  моему первому инструктору, который однажды утром встретил меня в
аэропорту  и  изменил  всю мою  жизнь, улыбаясь  и  говоря:  "А эту штуку мы
называем крыло":





        "Удивительное соревнование"

     Это  было самое странное соревнование, в котором я  когда-либо принимал
участие.  Оно  было  таким  необычным,  что  это  вполне  мог  быть  и  сон.
Умопомрачительно лазурное небо казалось не совсем реальным. Кое-где  по нему
были разбросаны бархатные полупрозрачные облака (они не затеняли солнце, оно
просвечивало сквозь них  лимонным светом). Шелковистая зеленая трава служила
для  приземления, а белый и  твердый,  словно  слоновая  кость, бетон -  для
взлета.  Вокруг росли большие  деревья,  которые  создавали густую  тень для
людей, сидящих под  ними  и  наблюдающих за  полетами.  Сэндвичи. Прохладный
оранжад.
     Разбросанные то тут, то там, по этой немножко наклонной лужайке, стояли
аэропланы. Их  было около  двадцати,  некоторые из  них  находились  в  тени
деревьев.  Большинство  из  них  были  двухместными  самолетами  с  высокими
крыльями.
     Я  сидел  на  поляне  под  крылом  своего Каба, наблюдая эту  необычную
панораму. Я  как раз  смотрел, как приземляется  чья-то  Цессна, когда возле
меня остановился этот  парень.  Он тоже следил за посадкой  Цессны,  а затем
сказал:
     -  У вас,  я  вижу,  прекрасный Каб.  Вы  будете  принимать  участие  в
Испытании?
     Как  и всякий,  кто считает,  что принадлежит  к  числу  самых искусных
летчиков  в мире, я  легко становлюсь жертвой соревнований.  Мне показалось,
что Испытание тоже является каким-то соревнованием, хотя я никогда раньше не
слышал, чтобы это слово использовалось в таком смысле.
     - Конечно, - ответил я.
     - Я рад, что вы согласились, - сказал он и записал в свой блокнот номер
моего самолета. Он не спросил моего имени.
     - У вас двигатель на шестьдесят пять лошадок? - поинтересовался он.
     - На восемьдесят пять.
     - Высота винта?
     Довольно странный вопрос.
     - Высота винта? Зачем она вам:? Семь футов, кажется.
     Он покачал головой и достал мерную ленту.
     - Как вы относитесь к пилотам, которые решают участвовать в Испытании и
даже не знают высоту винта своего самолета?
     Он подошел к носу Каба.
     - Надеюсь, вы будете не против, если я измерю.
     - Ничуть. Я сам хотел бы узнать.
     Мерная лента зашуршала, разматываясь, а затем  аккуратно  растянулась в
руках парня от верхнего до нижнего кончиков винта.
     -  Девять  футов  и четыре с четвертью дюйма, - сказал он и записал это
число у себя в блокноте. - Нам нужен также коэффициент.
     - Коэффициент?
     - Технический показатель. Отношение  нагрузки крыла к  тяге  двигателя.
Скажите,  это  первое Испытание, в котором вы участвуете? - Он, кажется, был
удивлен.
     -  Когда речь  идет  о  соревнованиях, где нужно знать высоту  винта  и
показатели, я вынужден признать, что первое.
     -  О!  Тогда  извините  меня!  Добро  пожаловать  к  нам! Надеюсь,  вам
понравится. - Он стал  листать какую-то связку  бумаг. - Давайте  посмотрим.
Рид Клип-Уинг  Каб,  восемьдесят  пять лошадиных сил: а вот  и  то,  что нам
нужно. Нагрузка крыла  - восемь и пять, тяга  двигателя  четырнадцать и три.
Ваш коэффициент равен один и семь. - Он записал  это в своем блокноте. -  Но
не думайте об этом, - сказал он и улыбнулся. - Ваше дело - просто летать.
     Первым идет Клин. Советую заранее разогреть  двигатель. Желаю успеха. -
Он вручил мне  тоненький буклет и ушел со своим  блокнотом  к целиком белому
Тейлоркрафту,  стоящему   возле   покрывала,  расстеленного   на  траве   на
противоположной стороне поляны. На покрывале  вокруг корзинки  с едой сидели
люди.
     Заглавие  буклета было аккуратно отпечатано темно синим  цветом, словно
приглашение к обеду.

     ИСПЫТАНИЕ
     ПИЛОТОВ
     14 ОКТЯБРЯ 1972 ГОДА

     Я   был   настроен   пессимистично.  Я   не  люблю   так   основательно
организованных соревнований.
     Те, кто не любит так основательно
     организованных соревнований,
     - было написано в буклете в конце первой страницы,
     - могут обратиться к странице девятнадцатой, где
     перечислены все обычные соревнования, которые проводятся
     поблизости.
     Эта встреча предназначается для тех авиаторов, которые
     считают себя принадлежащими к числу лучших летчиков в
     мире. Этот слет является Испытанием, которое дает
     возможность убедиться, так ли это.
     Дальше шла  короткая заметка об  истории  этого  мероприятия, некоторая
техническая информация о коэффициентах и правилах судейства, а затем a+%$. "
+. описание целой серии необычайных заданий, о которых я раньше ни  разу  не
слышал.  Буклет  указывал  на то, что  большинство  пилотов приобретает опыт
только  после длительной  практики,  но, как  бы  то  ни было,  единственная
возможность получить хорошую  сумму очков  в Испытании состоит в  том, чтобы
показать подлинное мастерство в полете.
     Когда я прочитал это, у меня пересохло во рту. Мне нравилось причислять
себя к лучшим  пилотам,  но очевидно,  что у меня  всегда были основания для
того, чтобы не слишком часто заниматься полетом на точность. В конце концов,
человек  должен  зарабатывать себе на жизнь. В конце вводной  части  буклета
было еще  одно замечание, которое, наверное, должно было казаться ироничным:
Оправдания в связи с плохими  результатами  будут выслушаны благосклонно, но
не повлияют на окончательно решение  судей.  Я проглотил  слюну и перевернул
еще несколько страниц.
     КЛИН
     Задание: контроль высоты. Клин представляет собой тоннель-
     препятствие, которое сооружается с помощью нескольких
     рядов лент, натянутых поперек взлетно-посадочной полосы.
     Самая высокая лента находится на высоте пятнадцати футов,
     тогда как другие располагаются на меньшей высоте, которая
     убывает по три дюйма на каждую очередную лепту. Ленты
     находятся на расстоянии десяти футов друг от друга вдоль
     полосы, образуя клинообразный тоннель длиной двести сорок
     футов. Высота самой нижней ленты равняется высоте винта
     аэроплана участника плюс два дюйма:
     Дальше следовали  подробности о  том,  в каких  случаях считается,  что
участник не справился с заданием: если  он коснулся колесами полосы, если он
отклонился  от  центральной  линии.   Кроме  того,  не  разрешалось  вначале
описывать круг  для осмотра, а  также  делать вторую попытку. Каждый  пилот,
который разорвет больше  чем  четыре  ленты,  должен  был  поставить  бутыль
охлажденного оранжада команде  служащих,  которая их устанавливает. Это было
замечанием  в  скобках,  как своеобразная традиционная хохма,  но  стоимость
оранжада нигде не была указана.
     Я почувствовал, как пот выступает у  меня на лбу, когда представил себе
эту  надвигающуюся на  меня ловушку из  разноцветных лент.  Затем,  когда  я
вспомнил, что Клин  - это  только самое первое  задание,  в  котором  пилоты
участвуют просто для разминки,  мой  лоб похолодел, как  у мертвеца.  Высота
винта плюс два дюйма.
     Я  быстро пролистал буклет, и поскольку самоуважение во многом зависело
для меня  от способности мастерски летать на  своем аэроплане, меня снова из
холода бросило в жар еще сильнее, чем перед этим.
     Единственным  соревнованием,  которое   я  наблюдал  до   этого,   были
низкоскоростные гонки,  происходившие на  великолепном  ежегодном  празднике
Лена  фон  Клемма на известном аэродроме  в Уотсонвилле, штат Калифорния.  В
этих  гонках  очки   начислялись  в  соответствии  с  тем,  сколько  времени
понадобится пилоту, чтобы пролететь над центральной  линией  взлетной полосы
между  двумя  отметками.  При  этом  учитывались технические  характеристики
самолета,  и побеждал тот,  кто смог пролететь  за большее  время.  При этом
пилот должен был не просто уметь медленно летать,  он должен был быть знаком
с медленным полетом вблизи земли, который очень сложен.
     Если  задание  "Клин"  было  весьма  непростым,  то  остальные элементы
Испытания были просто фантастическими.
     Например, должен был состояться Слалом, в ходе которого будет определен
пилот, который сможет пролететь по ужасно извилистому маршруту длиной в одну
милю, обозначенному гигантскими воздушными шарами на привязи.
     Соревнование на самый короткий взлет  проводилось  на площадке, которая
заканчивалась фанерным щитом высотой шесть футов. Пилот сам выбирал для себя
минимальное расстояние до щита, а затем разгонялся, не  отрываясь  хвостовым
колесом  от земли (то есть, подняв передние колеса, как  утверждал буклет: в
соревновании   принимали   участие  шесть  аэропланов  с  двумя  /%`%$-(,  (
колесами), и  прыгал  со  щита,  как  с  трамплина.  Если аэроплан участника
полностью  оторвался от  земли  еще  до щита, или если его  колеса коснулись
земли еще раз за ним,  его даже не внесут в список претендентов  на успешное
выполнение задания.
     Кроме того, было соревнование по посадке с выключенным двигателем.  При
этом винт должен  был быть полностью  неподвижным уже на высоте тысячи футов
над полем и в дальнейшем - вплоть до приземления между двумя четырехфутовыми
заборами из лент.
     Следующим было еще одно соревнование, связанное с остановкой двигателя.
Каждый  самолет  заправляли таким количеством  горючего, которого хватило бы
ему только на полет в течение десяти минут  в обычном маршевом режиме. Затем
засекали время пребывания  самолета в воздухе, и победителем оказывался тот,
кто находился в воздухе дольше всех.
     Затем шли гонки  между препятствиями, обозначенными воздушными шарами и
лентами,  в  ходе  которых  пилот  должен  был  на  виражах  пролетать между
объектами,  находящимися  друг  от  друга  на меньшем расстоянии чем  размах
крыльев его самолета. Он должен был пролетать над  красными лентами и нырять
под синие; кроме того, как минимум три раза на его пути встречались участки,
где крутой поворот влево и вверх сразу  же  сменялся крутым уходом вправо  и
вниз.
     Список  заданий продолжался и дальше. Здесь были акробатические номера,
командные полеты целыми  группами  и даже  один  элемент с  высокоскоростным
буксированием.  Нигде не упоминалось  о тех, кто не может  выполнить  то или
иное задание; нигде не упоминалось  о тех участниках, которые заявили о том,
что могут,  а затем  не смогли подтвердить  это.  На  какой-то  миг  у  меня
возникла мысль,  что я могу оказаться среди последних, но в этот момент была
запущена зеленая сигнальная ракета, и судья спокойно произнес в микрофон:
     -  Разогревайте  свои  моторы  для  участия  в  "Клине",  если  желаете
участвовать.
     Белый Тейлоркрафт  на противоположной стороне лужайки ожил,  его  пилот
бодро  помахал на прощание  симпатичной  молодой девушке,  которая  осталась
вместе с покрывалом под  деревом. Его, казалось, совсем не пугает тоннель из
лент.  Он совсем  не  выглядел  испуганным.  Он  взлетел  в своем  маленьком
самолетике, один раз развернулся, как  пловец, легко  оглядывающийся в конце
своей водной дорожки, и нырнул  в Клин  одним плавным  движением.  В течение
нескольких секунд он находился в окружении развевающихся лент, а затем снова
показался над землей. Ленты еще некоторое время полоскались и  волновались в
спутанной струе его самолета, но ни одна  из них не была повреждена. В горле
у меня было очень сухо.
     Затем поднялся в воздух Эйркуп,  он развернулся и, лениво приблизившись
к  Клину, сделал в точности то же самое,  что  и  Тейлоркрафт. Ленты не были
даже задеты.
     Я  завел двигатель своего Каба, исполненный уверенности, что проскочить
сквозь  тоннель, как  это  только  что  сделала и  Цессна-140,  должно быть,
намного легче, чем кажется.  Ведь  я же, в конце концов, летаю на аэропланах
уже многие годы:
     Ленты не ск