- Вот и скажу! Думал на испуг взять, да не на таковского напал... Сказали
мне люди верные, ярыжки кабацкие, будто твой змий стоеросовый  самого  Павла
Псурова в  отделение  уволок!  А  ить  ему  бояре  следствие  царское  вести
доверили, меня, скромного, в смотрители бдительные определили, ибо грамоте я
учен и все подлости  твои  милицейские  назубок  знаю...  Ну,  что  зенки-то
вылупил?! Отдавай, злодей, Пашу Псурова!
   Я медленно повернул голову в сторону Яги. Она, на минуту отложив вязание,
ответила мне столь же недоумевающим взглядом. Потом мы оба глянули на  дверь
бабкиной комнатки, где почему-то смолкли все звуки.
   - Наш сотрудник Дмитрий Лобов вчера вечером, возвращаясь  с  оперативного
задания, задержал некоего карманника...
   - Ага,  вот  она,  ложь  твоя  безбожная!  -  радостно  возопил  Филимон,
подпрыгивая на месте. - Все слышали?! Не  сумел  ты  шила  в  мешке  утаить,
признался!
   -  ...  пойманного  с  поличным  на  месте  преступления,  -  неторопливо
продолжал я. - Задержанный находится в порубе в данный момент. Обвинение  по
статье ему пока не выдвинуто. Если вы утверждаете, что он...
   - Да он же это и есть!  Павлик,  Павлуша,  Павлушечка...  Самого  боярина
Бодрова  любимый  советчик  и  холоп!  Как  же  ты  посмел  такого  человека
достойного, боярским доверием обличенного, в порубе гноить?!
   - ... и есть разыскиваемый вами гражданин Псуров,  то  я  вынужден  лично
доложить об этом  государю.  Горох  обычно  недолго  церемонится  с  мелкими
ворами... Попытка ограбления сотрудника милиции тянет где-то года на  три  с
конфискацией. Итак, вы продолжаете настаивать, что задержанный  карманник  и
представитель боярского следствия - одно лицо?
   - А и... нет, - в критические минуты дьяк соображал быстро. - Чую  подвох
великий... Не могет того быть, чтоб сам Псуров  по  карманам  лазил!  Уж  не
подставил ли ты его, сыскной воевода? С тебя-то станется...
   - Наш младший сотрудник сейчас... на выезде, -  подумав,  соврал  я.  Яга
удовлетворенно кивнула. - Задержанного гражданина мы будем допрашивать после
обеда, при обязательной очной ставке. Я бы  посоветовал  вам  не  спешить  с
обвинениями в наш адрес и не оповещать  весь  город,  что  советник  боярина
Бодрова пойман на краже  с  поличным.  Зайдите  ближе  к  вечеру,  если  это
все-таки он, я отпущу его до окончания следствия под подписку о невыезде.
   Филимон потоптался, позыркал на нас грозными взглядами, потом  плюнул  на
пол и, ничего не сказав, выбежал вон. Баба  Яга  очень  медленно  встала  со
своей скамеечки, сходила за тряпкой, вытерла пол и с чувством  обратилась  к
его неподвижным охранникам:
   - До сей поры от дьяка вашего ничего, окромя хамства и сквернословия,  не
слыхала... Ну, да пусть по его и сбудется! Теперь ужо  филимоновское  варево
каждый полной ложкой зачерпнет... Да и вам тут делать нечего, пошли вон!
   В ту же минуту таинственная сила отпустила мужиков. От неожиданности  они
попадали на пол, грохоча доспехами, но быстро сориентировались  и  прямо  на
карачках бросились к двери. Думаю, вторично  этих  молодцов  в  отделение  и
калачом не заманишь...

   - Что скажешь, Никитушка?
   - Ничего не скажу, голова кругом... Не следствие  у  нас,  а  сумасшедший
дом! Мало одного Митьки было, не ценили... так этот брачный аферист нам пять
жен в отделение заманил! Об  исчезнувших  чертежах  оповестили  весь  город.
Преступник должен быть безнадежно туп, чтобы не спрятаться. В деле два трупа
- оба отравлены одним и тем же ядом, в обоих  случаях  виноватых  нет!  Одна
подозреваемая  рыдает  на  похоронах  отца,  другая  исчезла  в  неизвестном
направлении   прямо   из   уборной...   По   ночному    Лукошкину    шастает
маньяк-одиночка, страдающий аллергией  на  кошек.  У  него  в  избе,  как  у
английского аристократа, вся стена над  камином  увешана  злобными  головами
убиенных мурзиков. Да  еще  и  параллельное  расследование  на  мою  голову!
Выискались тут Шерлок  Холмс  из  кабака,  специализирующийся  на  карманных
кражах  у  деревенских  лопухов,  и   доктор   Ватсон   церковно-приходского
образования, скандалист, дебошир и фискал по призванию. Как можно работать в
таких условиях?!
   - А говорил - ничего не скажу... - одобрительно подковырнула  Яга.  -  Не
горюй, сокол ясный, есть-таки у меня,  старой,  одна  мыслишка  завалящая...
Хорошо бы следствие боярское по  ложному  следу  пустить,  да  так,  чтоб  и
настоящие воры с перепугу великого ошибки понаделали, а к нам бы  в  руки  и
попались.
   - Угу, вашими  устами  да  пепси-колу  пить.  Нет,  мешать  параллельному
расследованию  я  не  буду  принципиально,  они  и  сами  на  свою   задницу
приключений отыщут, - горько усмехнулся  я,  потом  вспомнил  про  Митьку  и
ненадолго даже посочувствовал парню - уж не съели ли его под шумок?
   - Выпущу, выпущу... я ить не  крокодилка  какая,  сострадание  к  дуракам
имею.
   Мы  заботливо  подошли  к  двери  и  заглянули  в  бабушкину   комнату...
Беспардонный Митяй в полный рост вытянулся на узкой старушечьей  кровати,  а
все пятеро невест активно ублажали его величество. Одна бережно  расчесывала
кудри,  другая  подравнивала  пилкой  .  ногти,  третья  ласково  обмахивала
платочком, четвертая  бдительно  отгоняла  мух,  а  пятая  кормила  паразита
засахаренными орешками! Баба Яга только присвистнула от такого  плейбоистого
сюжета, я же впал в состояние, очень приближенное к банальной зависти...  Из
отделения девицы вылетели,  как  школьницы-выпускницы,  с  визгом,  хохотом,
подхватив подол сарафанов и разбегаясь в разные стороны.
   - Бабуль, обеспечьте ему фронт работ где-нибудь до ужина, я хочу  сходить
по делам на Колокольную площадь. Надо бы уточнить, что он там понавыяснял...
   - Ну-ну... - понятливо разулыбалась  Яга.  -  Ежели  вдруг  где  случайно
потерпевшую свою встретишь, так передай, мол, пусть не волнуется, колечко ее
мы все одно отыщем. А нет, так я ей на свадьбу свое подарю!
   - Нет... я же... в смысле, я иду по другому делу...
   - Так я и говорю: "ежели случайно..."
   А... какое к чертям "случайно"?! Кого я обманываю? От  моей  многоопытной
домохозяйки  навряд  ли  что  укроется,  если  уж  даже  стрельцы  у   ворот
залихватски  подмигивали  вслед.  Особой  проницательности  не  надо,  чтобы
правильно идентифицировать вспыхнувшее в моей груди  чувство.  Проще  всего,
наверное, было бы  сказать  -  это  любовь!  Все  симптомы  налицо,  включая
нездоровый блеск в глазах и летящую легкость походки, но... Лично  для  меня
бросаться такими словами и понятиями как-то нехарактерно... Да, девушка  мне
понравилась; да, я хотел бы вновь  увидеться  с  ней;  да,  это  ко  многому
располагает, но давайте не будем торопить события. Пока она в первую очередь
жертва дерзкой кражи. Вот найду похищенное, верну владелице, тогда поговорим
об ином... Дорога пешком до Колокольной площади  не  заняла  много  времени.
Кожевенная лавка почему-то оказалась закрытой. В будний день  это  выглядело
подозрительно, городские торговцы закрывались только  по  большим  церковным
праздникам, и то не всегда.  Я  потоптался  у  запертых  дверей,  попробовал
постучать в закрытые ставни -  результаты  по  нулям,  никто  не  отзывался.
Бегать по соседям, выспрашивая, где тут ходит девушка Ол„нушка, было  как-то
несолидно. Лукошкинцам только намекни, что милиция кого-то ищет, -  приведут
связанную, с кляпом во рту и следами побоев  на  лице.  На  фиг  надо  такое
хорошее начало для сердечных отношений! К тому же я все равно  не  помню  ее
фамилию... может  быть,  она  ее  вообще  не  называла?  В  грустно-лиричных
размышлениях я перешел на противоположную улицу к базару. Да...  мой  первый
любовный роман складывался явно не очень... Базар жил  своей  жизнью,  народ
торговал и торговался, торгуясь - покупал,  а  расторговавшись  -  спешил  в
кабак обмыть удачный день. В столичном  рынке  прочно  занимали  свои  места
горбоносые  "хачики",  как  и  в  моем  мире,  успешно  сбывающие   персики,
апельсины, урюк и виноград. На азиатских  рядах  предлагали  шерсть,  ковры,
кожу;  в  торговых  палатках  европейских  государств  вообще   можно   было
приобрести все подряд. У немцев - стекло и часовые механизмы, у французов  -
духи и коньяки, у  поляков  и  китайцев  -  мелочь  всякую,  от  тапочек  до
самогонных аппаратов. Мне нравилось гулять по базару,  я  закрывал  глаза  и
чувствовал себя в своем времени. Это было несложно... Базар  гудел,  бурлил,
накатывал, словно прибой, опьяняя богатством красок, звуков и запахов. Своих
слов не хватало, хотелось цитировать великого Гоголя, возвышенно  воспевшего
щедрую красоту Сорочинской ярмарки. Боже, каких типажей  могло  бы  отыскать
здесь пытливое око настоящего писателя!
   - Участковый, купи веник для  бани!  Березовый,  зеленый,  молодым  духом
ядреный! Разок попаришься - пятьдесят годочков с плеч сбросишь!
   ("Ага... мне-то еще и тридцати нет. Пятьдесят сброшу, кем же  я  из  бани
выйду, эмбрионом, что ль?! Спасибо, не надо...")
   - Сыскной воевода, отведай медку пенного! Задарма  угощаю!  Тока  позволь
дощечку расписать, что-де в моем заведении вся милиция напиваться изволит...
   ("Сейчас развернусь и вклепаю этому щедрому добродею пятнадцать суток  за
оскорбление! Им только поблажку дай, весь город рекламными плакатами оклеют:
там милиция напивается, тут - нажирается, а здесь... тьфу! В  следующий  раз
обязательно вклепаю...")
   - Гражданин начальник, а вот купи женские трусы! Прямо из города  Парижу,
согласно  последней  моде,   для   баб   благородного   происхождения...   С
кружавчиками!
   - Это что за намеки?! - не выдержав, вспыхнул я.  -  Вконец  оборзели  вы
там, в своем Париже... Мне по форме одежды не полагается!
   - Нет-нет... как можно?! - счастливо разулыбался продавец. -  Рази  ж  мы
без понятия? Не себе, жене своей купи!
   - Нет у меня своей жены.
   - А... ну, тады чужой!
   От такого совета я покраснел до ушей, а народ грохнул в рокочущем гоготе!
Ничего  не  попишешь  -  базар.  Пока  я  оборачивался,  чтобы  достойно   и
нелицеприятно высказать этому хохмачу все, что я  о  нем  думаю,  в  меня  с
разбегу  влетела  какая-то  девушка  с  корзинкой  яблок.  От   неожиданного
столкновения мы оба бухнулись на мостовую. Но прежде чем я успел извиниться,
стаскивая с головы корзину,  как  девица  мгновенно  дернула  наутек.  Чисто
автоматически мое подсознание отметило рыжеватую косу на  широкой  спине  да
знакомый узор на вышитой кофте.
   - Настасья!
   Пока я вставал, она обернулась и так ловко запустила мне яблоком  в  лоб,
что я опрокинулся снова.
   - Гражданка Настасья, стойте! Вы задержаны за...
   Ну, естественно, беглянка ни на мгновение не собиралась  задерживаться  и
выслушивать меня  до  конца.  А  погоня  на  базаре  -  это,  я  вам  скажу,
развлечение не для слабонервных. Тем паче, что, уловив общую  суть,  горячие
головы из  не  особо  занятых  лукошкинцев  охотно  кинулись  "содействовать
органам". Вопли добровольцев были слышны на весь базар:
   - Братва! Хватай ее за хвост, лису крашеную!
   - Держись, Никита Иванович, не умирай!  Тока  не  умирай,  гони  от  себя
смертушку! Хоть до угла дотяни, там храм православный, и отпоют, и обиходят.
Там можно, там ничего...
   Капуста футбольными мячами катилась под ноги. Куры взлетали вверх,  теряя
перья и  обливая  всех  негодующим  кудахтаньем.  Соломинки  золотым  дождем
мельтешили в воздухе, застилая обзор, но азарт погони не стихал...
   - Православные, споймал! Вот она, стерва злодейская, убивица  преступная,
курва малосольная... И ерепениться не смей, а не то в глаз бесстыжий  так  и
получишь! Я ить не посмотрю... Как не она?!
   - Хватай всех подряд, крути руки за спину! Ейной же косой  в  узел  вяжи,
сарафаном рот затыкай, да берегись, чтоб лаптем, лихоманка,  не  пнула!  Ужо
потом, в отделении, разберут, а  извиняться  мы  завсегда  могем...  Чай  не
медведи какие бесчувственные...
   Битая   обливная   керамика   хрустела   под   ногами.   Кто-то    падал,
поскользнувшись на пролитом меде, кого-то второпях  обсыпали  мукой,  кто-то
придавленный тюком сена  плакал  от  невозможности  продолжать  эту  грозную
русскую забаву...
   - Люди добрые, и за что ж такая напасть?! За что лупите, мужики?  Шестеро
на одну... За что ноженьку, правую, неповинную, пополам  искрошили?  И  куда
тока милиция смотри-и-и-ит...
   В  общем,  пришлось  плюнуть  на  погоню  и  наводить  порядок.  Четверым
захваченным гражданкам приносить официальные извинения, еще одной оплачивать
порванный  сарафан   и   обкусанный   кокошник   (сама   виновата,   оказала
сопротивление). Двум буянам  пригрозил  порубом,  если  не  охладят  сыскное
рвение, остальные успокоились так. Народ-то в  целом  добрый  и  отходчивый,
пошумят, отогреют душу да и разойдутся. А вот Настасье вновь  удалось  уйти,
это плохо. Хотя... если она  настолько  глупа,  что  нахально  фланирует  по
базару в центре города, значит, стрельцы ее возьмут. Надо  быстренько  найти
кого-нибудь из еремеевской сотни.
   - Никита Иванович, какими судьбами?
   Господи, ну еще бы я не узнал этот ласковый, грудной голос...

   - Здравствуйте, Ол„на. Как вижу, вы по-прежнему не опасаетесь разгуливать
по базару?
   - А чего опасаться-то? Воровать у меня  больше  нечего,  одно  маменькино
колечко и было...
   - Да, да... Я как раз имею некоторую информацию по этому  поводу.  Вы  не
заняты? Может быть, прогуляемся немного, побеседуем?  -  Я  галантно  согнул
руку кренделем, но она ее  не  приняла.  В  те  времена  хождение  под  руку
обозначало как минимум супружеские отношения, и естественно, что воспитанная
девушка просто не могла себе такого позволить. Мы неторопливо шли с базара в
сторону той же Колокольной площади,  я  подробно  рассказывал  о  бандитском
притоне Поганова, о подозреваемой Настасье, о  дьяке  Филимоне,  о  царе,  о
Митьке, из-за которого мы вечно влипаем в неприятности, о запертом в  порубе
карманнике Псурове, о чем-то еще...  Она  поразительно  умела  слушать!  Это
талант, не просто вежливость или хорошие манеры. Совершенно незаметно, легко
и радостно, я выболтал малознакомому человеку практически все, что знал...
   - Таким образом, ей  удалось  сбежать.  Надеюсь,  стрельцы  приложат  все
усилия, но тем не менее какое-то время все равно пройдет... А как  отнеслись
к краже ваши родственники?
   - Дядя и тетя? Я ничего им не сказала, - беззаботно отмахнулась Ол„на.  -
Заругают, а тетушка еще и прибьет!
   - Неужели такие суровые? - притворно посетовал я. - Вот буквально  с  час
назад проходил по вашей улице,  но  дядюшкина  лавка  оказалась  закрыта,  а
спросить вроде бы не у кого...
   - Новый товар завезли, вот дядюшка с приказчиками и возится. А  как  ваше
дело по розыску царских чертежей?
   - Ого, да вы в курсе всей оперативной работы! - искренне восхитился я.  -
Не обидетесь, если поинтересуюсь?
   - Откуда про чертежи знаю? - сразу догадалась Ол„на, залихватским  кивком
перебросив толстую косу со спины на грудь. - Так ведь дьяк и  пьяница  этот,
Псуров, на весь город об царской краже предупреждения орали.
   - Понятненько... ну что ж,  ищем  мы  их.  Пока  не  слишком  успешно,  к
сожалению, но... впереди еще два с половиной дня, успеем.
   - Какой вы храбрый, Никита Иванович...
   - А вы... красивая! - жутко расхрабрился я. Ей определенно  нравятся  мои
погоны, зачем же теряться?
   Ол„на счастливо рассмеялась и, остановившись у старой  березы,  приобняла
ствол,   многозначительно   заглядывая   мне   в   глаза.   Прямо   какая-то
пасторально-русская картинка Константина Васильева...
   - Вы бы рассказали мне еще раз про Настасью  эту.  Сдается  мне,  знаю  я
ее...
   - Конечно, давайте уточним. Рост - примерно на голову выше вас...  волосы
длинные, заплетены в косу рыжевато-русого  цвета,  глаза  небольшие,  скорее
серые, брови густо насурьмлены, губы пухлые, на подбородке родинка, сложение
крепкое,  бюст  не  менее  шестого  размера,  руки  небольшие,  работой   не
изуродованы, но ногти обломаны... Вроде вс„?
   - Похожа... - подумав, кивнула Ол„на. - Вот только насчет  бюста  шестого
размера я не поняла...
   - Ну... это... объем  этих...  -  смутился  я,  невольно  пытаясь  руками
показать - чего.
   Она сообразила, прыснула со смеху и еще раз подтвердила:
   - Тогда точно, Настька, Мельникова дочь. У ее отца маленькая мельница,  у
запруды на речке Смородине. Заезжали на прошлой  неделе  за  ремнями,  да  с
дядей моим в цене не сошлись. Ругались долго, вот я и запомнила...
   - Тогда позвольте заранее выразить благодарность от лица всего отделения,
- обрадовался я, ибо это уже была серьезная ниточка.  -  Как  только  мы  ее
возьмем, обещаю торжественно вернуть вам украденное колечко.
   Вот тут  нас  безапелляционно  прервали.  Из-за  поворота  выбежали  двое
стрельцов и бросились навстречу:
   - Сыскной воевода, дело до тебя срочное!
   - Так я пойду? - Девушка лучезарно улыбнулась, слегка коснувшись пальцами
моего рукава. - У вас вон дел полно. Ну  да  не  забывайте  меня,  сироту...
Будете в наших краях, заглядывайте, я к вам завсегда выбегу.
   - Всенепременно буду! Мне  очень  жаль,  что  мы  вот  так,  скомканно...
Служба, черт бы ее побрал! До свиданья, Ол„на.
   - До свиданьица, Никита Иванович...
   - Ты уж извиняй, батюшка  участковый,  ежели  помешали  чем,  -  смущенно
пожали плечами стрельцы. - Бабуля твоя нас послала: дело, вишь, к вечеру,  а
в порубе у тебя птица важная сидит.
   - Ну и что?
   - Дык дьяк Филимон со своими уже с полчаса у ворот трется. Руга-а-ется...
ажио мух с морды воротит!
   - Забодал он меня... - честно признался я, но идти  все-таки  было  надо,
тут Яга права. Царь дал не много времени, все ухаживания  придется  отложить
на потом. Шли быстро, широким шагом.
   - А вот, батюшка участковый, а позволю спросить-то, это кто ж девка такая
красная, что вы сейчас допрашивали?
   - Во-первых, не девка! Во-вторых, не допрашивал!
   - Ну, виноват, баба молодая...
   - Да не баба!
   - А тады кто? - призадумался любопытный стрелец.
   У меня не было  особенного  желания  вступать  в  филологические  дебаты,
просто такие определения, как "девка"  и  "баба",  в  отношении  моей  новой
избранницы казались безбожно вульгарными.
   - Потерпевшая, гражданка Ол„на, племянница владельца кожевенной лавки  на
углу Колокольной. У нее украдено кольцо на базаре, обратилась к нам, ищем...
   - Это у Прохорова, что ль? - как бы говоря сам с  собою,  вступил  другой
стрелец. - Так у них вроде никаких племянниц отродясь не было...
   - Теперь есть. Приехала в позапрошлом месяце. Еще вопросы будут?
   По тону, каким я это спросил, страже было ясно - лимит вопросов исчерпан.
Парни все поняли с лету и больше не приставали.
   У ворот отделения и впрямь маршировал дьяк Филимон. Его козлиная  бородка
вызывающе  торчала  под  прямым  углом,  нос  дергался,  а  глазки-буравчики
подозрительно сверлили всех, кто попадал в поле зрения.
   - Пришли присутствовать на опознании?
   - Аспид, злодей, филистимлянин необрезанный!  -  без  предисловий  отбрил
дьяк.
   В другой момент он бы точно словил за такие слова, но сейчас мне хотелось
побыстрее разделаться с этим делом.
   - Нехорошо ругаетесь, гражданин. Пройдите в  отделение,  а  вы,  молодцы,
приведите задержанного из поруба.
   Наскоро перебросившись парой фраз с Бабой Ягой,  я  занял  свое  законное
место за обеденным столом, разложив бумагу  и  приготовив  карандаш.  Бабуля
чинно присела в уголок, на этот раз  даже  не  особо  маскируясь  безобидным
вязанием. Дьяк вошел эдаким павлином, выгнув тощую грудь  зубчатым  колесом,
подметая пол подолом обтрепанной рясы.
   - Присаживайтесь.
   -  Бабник,  висельник,  биндюжник!  Чтоб  тебя   пополам   разорвало   да
наперекосяк склеило! - вежливо  поблагодарил  представитель  альтернативного
расследования, послушно опустившись на лавку.
   Я скрипнул зубами, поверн