ной земле. Ибо они не двигались и не говорили  словами,  а  прямо
обменивались мыслями от мозга к мозгу; и лишь глаза их горели и  жили  при
этом.
     Но наконец все было сказано, и  они  расстались  на  время,  пока  не
наступит час ухода Трех Колец. Быстро слившись с камнями, одетый  в  серое
народ Лориена двинулся к горам. А те,  что  должны  были  идти  в  Раздол,
сидели на холме и смотрели, пока из  тумана  вдали  не  блеснула  вспышка.
Фродо знал, что это Галадриэль подняла руку в знак прощания.
     Сэм отвернулся и вздохнул:
     - Я хотел бы снова побывать в Лориене!
     Наконец однажды вечером они неожиданно, как всегда кажется  путникам,
оказались на высоком краю долины Раздола и далеко внизу увидели огни  дома
Элронда. Они спустились и пересекли мост, и подошли к  двери  и  весь  дом
наполнился светом и радостными песнями.
     Прежде всего, не поев, не помывшись, и даже не сняв  плащей,  хоббиты
отправились на поиски  Бильбо.  Они  нашли  его  одного  в  его  маленькой
комнате. Она была забита бумагами, перьями и карандашами. Бильбо  сидел  в
кресле перед очагом, в котором ярко горел огонь. Он выглядел очень старым,
но мирным, и он... спал.
     Бильбо открыл глаза и взглянул на них.
     - Здравствуйте! - сказал он. - Вы уже вернулись? А  завтра  мой  день
рождения. Как хорошо с  вашей  стороны!  Вы  знаете,  мне  исполнится  сто
двадцать девять. Через год, если проживу, я сравняюсь со старым Туком. Мне
хочется побить его рекорд, но посмотрим.
     Отметив день рождения Бильбо, четверо  хоббитов  еще  несколько  дней
оставались в Раздоле; большую часть времени они проводили со своим  старым
другом, который теперь почти не выходил из комнаты, разве что лишь поесть.
Ибо он по-прежнему был очень пунктуален в этом и никогда не просыпал время
обеда или ужина. Сидя у огня, они во  очереди  рассказывали  ему  о  своих
приключениях. Вначале он пытался кое-что записывать, но часто  засыпал;  а
проснувшись, говорил: "Как  прекрасно!  Как  удивительно!  Но  на  чем  мы
остановились?" И они  продолжали  рассказ  с  того  места,  где  он  начал
дремать.
     Единственный момент в их повествовании, который действительно привлек
его внимание, был рассказ о короновании и женитьбе Арагорна.
     - Меня, конечно, пригласили тоже, - сказал он. - Но нашлись  дела.  А
собираться - это такие хлопоты!
     Однажды  утром,  посмотрев  в  окно,  Фродо  увидел,  что  ночью  был
заморозок и что паутина похожа на белые  сети.  И  он  понял,  что  должен
попрощаться с Бильбо и идти.  Погода  по-прежнему  была  прекрасной  после
одного из  лучших  лет,  какие  только  могли  припомнить  люди.  Наступал
октябрь, и вскоре  должны  были  начаться  дожди.  А  путь  еще  предстоял
неблизкий. Но не мысль о погоде заставляла его торопиться. Он  чувствовал,
что пора возвращаться в Удел. Сэм  разделял  это  чувство.  Лишь  накануне
вечером он сказал:
     - Что ж, мастер Фродо, мы ходили далеко и видели много, но  я  думаю,
что места лучше этого так и не нашли. Здесь все есть, вы меня понимаете: и
Удел, и золотой лес, и Гондор, и дворцы королей, и гостиницы,  и  луга,  и
горы - все смешано.  И  все  же  я  чувствую,  что  нам  пора  уходить.  Я
беспокоюсь о своем старике, по правде говоря.
     - Да, Сэм, все кроме моря, - ответил Фродо  и  повторил  как  бы  про
себя. - Кроме моря.
     Фродо поговорил с Элрондом,  и  было  решено,  что  они  выступят  на
следующее утро. К их радости, Гэндальф сказал:
     - Думаю, что я тоже должен идти. По крайней мере  до  Пригорья.  Хочу
увидеться с Баттербуром.
     Вечером они зашли к Бильбо.
     - Что ж, если вы должны идти, значит, должны, - сказал он. - Жаль.  Я
теряю вас. Приятно будет думать, что вы дома. Но я стал таким соней.
     Затем он отдал Фродо митриловую кольчугу и жало, забыв, что  когда-то
уже сделал это. Он дал ему также три книги записей, сделанных им в  разное
время. На их красных переплетах было написано "Переведено с эльфийского Б.
Т."
     Сэму он дал мешочек с золотом.
     - Последняя капля сокровищ смога, - сказал он. - Пригодится, если  ты
задумаешь жениться, Сэм. - И Сэм покраснел.
     - У меня нет ничего для вас, мои юные друзья, - сказал он,  обращаясь
к Мерри и Пиппину, - кроме доброго совета. - И он дал им  немало  советов,
добавив в лучших традициях Удела.  -  Не  допускайте,  чтобы  ваши  головы
становились слишком великими для шляп. Если будете продолжать расти, скоро
одежда обойдется вам в копеечку.
     - Если вы хотите побить старого Тука, - парировал Пиппин, - не  вижу,
почему бы нам не попытаться побить бычьего рева.
     Бильбо  засмеялся  и  достал  из  кармана  две  прекрасных  трубки  с
жемчужными наконечниками и отделкой из серебра.
     - Думайте обо мне, когда будете курить их, - сказал он. - Их  сделали
для меня эльфы, но  я  больше  не  курю.  -  Тут  он  уснул  ненадолго,  а
проснувшись, сказал. - Где  мы  остановились?  Да,  конечно,  подарки.  И,
кстати... Кстати, я вспомнил кое-что, Фродо, а где мое кольцо?
     - Я потерял его, Бильбо,  дорогой,  -  ответил  Фродо.  -  Точнее,  я
избавился от него.
     - Какая жалость! - проговорил Бильбо. - Я хотел бы еще раз  взглянуть
на него. Но что я говорю глупости! Для этого ведь вы  и  уходили  -  чтобы
избавиться от него. Но все это так сложно, и у меня  смешалось  в  голове:
дела Арагорна, и Белый Совет, и Гондор, и Всадники, и южане,  и  элефанты,
ты на самом деле видел элефанта, Сэм? -  и  пещеры,  и  башни,  и  золотые
деревья, и бог знает еще что.
     Я, очевидно,  пришел  домой  из  своего  путешествия  слишком  прямой
дорогой. Думаю, Гэндальф мог бы и мне кое-что показать. Да,  но  ведь  все
началось после моего возвращения. Да и поздно: мне сейчас кажется  гораздо
удобнее и приятнее сидеть здесь и  слушать  об  этом.  Огонь  здесь  такой
уютный и еда очень хороша, а когда захочешь, к тебе приходят  эльфы.  Чего
еще можно пожелать?

       Дорога уходит все вперед и вперед от двери, где она начинается,
       Далеко вперед ушла дорога, пусть идет по ней, кто может!
       Пусть они начнут новое путешествие, а я поверну наконец
                                                     свои усталые ноги
       К освещенной гостинице навстречу ужину и сну.

     С последними словами голова Бильбо опустилась на грудь, и он уснул.
     Вечер сгущался в комнате, огонь в очаге горел ярче. Они  смотрели  на
спящего Бильбо и видели, что он улыбается  во  сне.  Некоторое  время  они
сидели молча. Затем Сэм, осмотревшись по сторонам, негромко сказал:
     -  Не  думаю,  мастер  Фродо,  чтобы  он   много   писал,   пока   мы
отсутствовали. Он не сможет записать наш рассказ.
     Бильбо открыл глаза, как бы услышав.
     - Понимаете, я стал таким сонливым, - сказал он. -  А  когда  у  меня
есть время писать, я люблю писать только стихи. Фродо, ты как-то привел  в
порядок здесь все. Возьми с собой мои заметки, бумаги и мой дневник  тоже,
если захочешь. Понимаешь, теперь у меня для этого мало времени. Пусть тебе
поможет Сэм, а когда вы все разберете, возвращайтесь, и я перечитаю. Я  не
буду слишком критиковать.
     - Конечно, я это сделаю, - сказал Фродо, добавив.  -  И,  конечно,  я
скоро вернусь: теперь это не опасно. Есть настоящий  король,  и  он  скоро
наведет порядок на дорогах.
     - Спасибо, мой дорогой, - сказал Бильбо. - Это принесет  мне  большое
облегчение.
     Тотчас же он снова уснул.
     На следующий день Гэндальф и  хоббиты  попрощались  с  Бильбо  в  его
комнате, потому что у дверей было холодно; попрощались они и с Элрондом  и
другими жителями Раздола.
     Элронд пожелал им счастливого пути и сказал:
     - Я думаю, Фродо, может быть, вам и не понадобиться  возвращаться.  В
это же время года, когда листья золотятся перед падением, ищите  Бильбо  в
лесах Удела. Я буду с ним.
     Никто не слышал этих слов, но Фродо их запомнил.



                               7. ДОРОГА ДОМОЙ

     Наконец хоббиты повернулись лицами к дому. Им  очень  хотелось  снова
увидеть Удел; но вначале они ехали медленно,  потому  что  заболел  Фродо.
Когда они подъехали к броду Бруинен, он остановился, и, казалось, не хотел
въезжать в воду; и они  заметили,  что  глаза  его  не  видят  ни  их,  ни
окружающего. Весь этот день Фродо молчал. Было шестое октября.
     - Тебе больно, Фродо? - спросил Гэндальф негромко, подъехав к нему.
     - Да, - ответил Фродо. - В плече. Рука болит, и память о Тьме тяготит
меня. Это было ровно год назад.
     - Увы! Существуют раны,  которые  невозможно  излечить  полностью,  -
сказал колдун.
     - Боюсь, со  мной  именно  так,  -  согласился  Фродо.  -  Настоящего
возвращения назад не будет. Хоть я и вернусь в Удел, это будет  не  то:  я
сам уже не тот. Я ранен ножом, жалом, зубом и тяжелой ношей. Где мне найти
отдых?
     Гэндальф не ответил.
     К концу следующего дня боль и беспокойство прошли, и Фродо был  снова
весел, так весел, как будто забыл о тьме прошлого. После этого путешествие
шло  хорошо,  и  дни  бежали  быстро;  они  ехали  не  торопясь  и   часто
задерживались в прекрасных лесах, где листья отсвечивали красным и  желтым
на осеннем солнце. Наконец они прибыли на заверть; день клонился к вечеру,
и темная тень холма лежала на дороге. Фродо попросил всех  поторопиться  и
не смотрел на  холм,  но  проехал  через  тень  со  склоненной  головой  и
завернувшись в  плащ.  Ночью  погода  изменилась,  подул  западный  ветер,
пахнущий дождем, и желтые листья кружили в воздухе, как птицы.  Когда  они
приехали в Четвуд, ветви деревьев были почти голые и большой занавес дождя
закрывал от их взора холм Пригорья.
     Итак,  в  конце  дождливого  холодного  дня  пятеро  путешественников
поднялись по дороге и подошли к южным воротам Пригорья. Ворота были крепко
заперты; дождь заливал им лица, по темному небу  торопливо  бежали  низкие
облака, и сердца их немного сжались: они ожидали более радушного приема.
     Они много раз кричали, наконец вышел привратник, и они увидели, что у
него в руках большая дубина. Он посмотрел на них со страхом и подозрением;
но, увидев, что это Гэндальф и хоббиты, немного успокоился и поздоровался.
     - Входите! - сказал он, открывая ворота. - Не стоит стоять  здесь  на
ветру и дожде в этот хулиганский вечер. Старый Барли, несомненно,  радушно
встретит вас в "Пони" и тогда вы услышите все, что захотите.
     - А позже вы услышите все, что скажем мы, и даже больше, -  засмеялся
Гэндальф. - Как Гарри?
     Привратник нахмурился.
     - Ушел, - сказал он. - Но лучше расспросите Барлимана. Добрый вечер!
     - Добрый вечер и вам, - сказали они и проехали; и тут  они  заметили,
что у ограды рядом с дорогой построено длинное низкое здание; оттуда вышло
несколько мужчин и уставилось на приезжих. Подъехав к  дому  Билла  Ферни,
они увидели, что изгородь его сломана, а окна выбиты.
     - Не убило ли его твоим яблоком, Сэм? - спросил Пиппин.
     - Я не надеюсь на это, мастер Пиппин, - ответил Сэм. - Но я хотел  бы
знать, что случилось с бедным пони. Я много раз вспоминал его, и как  выли
волки, и вообще все.
     Наконец  они  подъехали  к  "Скачущему  Пони";  гостиница  ничуть  не
изменилась; за красными занавесями низких окон горел свет. Они  позвонили,
вышел Ноб и, приоткрыв дверь, посмотрел в щелку. Увидев их, он закричал:
     - Мастер Баттербур! Хозяин! Они вернулись!
     - Вернулись? Я их проучу, -  послышался  голос  Баттербура,  а  вслед
появился и он с дубиной в руке. Но, увидев  приезжих,  он  остановился,  и
свирепое выражение его лица сменилось на удивленное и радостное.
     - Ноб, дубина с кудрявой башкой! - взревел он. -  Не  можешь  назвать
старых друзей по именам? Обязательно нужно испугать меня! Ну, ну! И откуда
же вы? Не думал, что снова увижу вас. Ведь факт - уйти  в  дикие  земли  с
этим бродяжником, а вокруг все эти черные люди. Но я  рад  видеть  вас,  а
больше всего Гэндальфа. Входите! Входите. И те же комнаты, что  и  раньше?
Они свободны сейчас. Вообще большинство комнат свободно сейчас, в эти дни,
не скрою от вас, потому что вы сами это  обнаружите.  А  я  посмотрю,  что
можно предпринять насчет ужина как можно скорее; но сейчас у меня не очень
много чего поесть. Эй, Ноб, засоня! Скажи Бобу! Ах, я забыл, Боба нет:  он
ушел вечером домой. Ладно, отведи пони  гостей  в  конюшню.  Ноб!  А  свою
лошадь вы отведете сами, Гэндальф, я не сомневаюсь.  Прекрасное  животное,
как я сказал, впервые увидев его. Ну, входите! Будьте как дома!
     Манера речи во всяком случае у мастера Баттербура  не  изменилась.  И
все же: вокруг никого не было, все было тихо,  а  из  гостиной  доносились
негромкие звуки двух-трех голосов. И в свете свечей, которые хозяин  зажег
и понес перед ними, было видно, что лицо у него усталое и обеспокоенное.
     Он провел их по коридору к гостиной,  которую  они  использовали  той
странной  ночью  больше  года  назад;  они  следовали   за   ним,   слегка
встревоженные, так  как  им  стало  ясно,  что  старый  Барлиман  пытается
бодриться, но на самом деле его что-то тревожило. Положение было не таким,
каким они хотели его видеть. Но они ничего не сказали и ждали.
     Как они  и  ожидали,  после  ужина  мастер  Баттербур  пришел  к  ним
проверить, всем ли они довольны. Они были довольны:  изменения  во  всяком
случае не коснулись ни пива, ни еды в "Пони".
     - Сегодня я не буду таким смелым, чтоб приглашать вас в общую комнату
вечером, - сказал хозяин. - Вы устали, и у меня сегодня немного народа. Но
если вы мне уделите полчаса перед сном, я с удовольствием поговорю с вами.
     - Мы тоже хотим этого, - сказал Гэндальф откровенно. - Мы не  устали.
Путь у нас был легкий. Мы промокли, замерзли и  голодны,  но  все  это  вы
можете исправить. Садитесь. И если у вас  есть  трубочное  зелье,  мы  вас
благословим.
     - Что ж, если бы вы попросили что-либо другое, я был бы  счастлив,  -
сказал Баттербур. - Но именно этого у нас и нет. Только то, что выращиваем
сами, а этого недостаточно. Из Удела мы ничего не получаем в эти дни. Но я
посмотрю, что можно сделать.
     Вернувшись, он принес  пачку  ненарезанного  листа,  достаточную  для
одного-двух дней.
     - Лучшее, что у нас есть, - сказал он. - Но, конечно, не сравнится  с
зельем из южного Удела, как я всегда говорил, хотя в остальном я всегда на
стороне Пригорья, прошу вашего прощения.
     Они усадили хозяина в большое кресло у очага, Гэндальф сел по  другую
сторону, а хоббиты на низких стульях - между ними. И говорили много раз по
полчаса, пока мастер Баттербур не сообщил и  сам  не  узнал  все  новости.
Большинство из того, что они говорили ему, было удивительно  и  невероятно
для хозяина и  намного  превосходило  его  воображение.  И  у  него  часто
вырывалось: "Не может быть!"
     - Не может быть, мастер Торбинс! Или мастер Накручинс? Я спутался. Не
может быть, мастер Гэндальф! Кто бы мог подумать!
     Он и сам многое  рассказал.  Положение  совсем  нельзя  было  назвать
хорошим.
     - Никто теперь не приходит в Пригорье извне, - рассказал он. - А наши
жители по большей части сидят дома, закрыв двери. Это все из-за  бандитов,
пришедших по зеленому тракту в прошлом году, как  вы  можете  вспомнить  -
позже их пришло еще больше. Некоторые были  беженцами,  но  большинство  -
просто плохие люди, воры и разбойники. У нас  были  неприятности  прямо  в
Пригорье, большие неприятности. Настоящая схватка,  и  были  даже  убитые!
Если вы мне верите.
     - Верю, - сказал Гэндальф. - И много убитых?
     - Три и два, - ответил Баттербур, имея в  виду  высокий  и  маленький
народ. - Бедный Мет Битсарто, и Ровли Эпилдор,  и  маленький  Том  Пикторн
из-за холма; и Вилли Бенкс сверху, и один из Подкручинсов из  Стедла.  Все
хорошие парни, и мы их потеряли.  А  Гарри  Гоатлиф,  привратник  западных
ворот, и Билл Ферни, они перешли на сторону  чужаков  и  ушли  с  ними.  Я
думаю, что они их и впустили. В ночь схватки, я  имею  в  виду.  Тогда  мы
выгнали их, перед концом года, после прошлогоднего большого снегопада.
     А теперь они стали разбойниками и скрываются в лесах за Арчетом  и  в
пустынях на севере. Как в дурные старые времена,  о  которых  говорится  в
сказаниях. На дорогах небезопасно, никто не ездить  далеко,  и  люди  рано
закрываются на запоры. Нам пришлось поставить часовых вдоль всей ограды  и
держать по ночам людей у ворот.
     - Нас никто не трогал, - сказал Пиппин, - а мы двигались  медленно  и
не соблюдали предосторожностей. Мы думали, что все  неприятности  остались
позади.
     - Нет, к сожалению мастер, - сказал Баттербур. - А  то,  что  вас  не
тронули, неудивительно. Они не нападают на вооруженных, у кого есть  мечи,
щиты, шлемы и все такое. Сначала дважды подумают. Должен сказать, что и  я
призадумался, увидев вас.
     И тут хоббиты поняли, что люди смотрели на них с удивлением не  из-за
того, что они неожиданно вернулись, а из-за их одежды и  вооружения.  Сами
они так привыкли к оружию и к передвижению в военном порядке,  что  совсем
забыли о том, что яркие кольчуги, видные из-под плащей,  шлемы  Гондора  и
Марки, прекрасные гербы на щитах должны казаться необычными в их стране. А
Гэндальф тоже ехал на высоком сером коне, весь одетый в белое, а на боку у
него висел длинный меч Глемдринг.
     Гэндальф рассмеялся.
     - Ну, ну, - сказал он, - если они испугались нас  пятерых,  тогда  мы
встречали врагов пострашнее. Но  во  всяком  случае  пока  мы  здесь,  они
оставят вас в покое.
     - Надолго ли? - спросил Баттербур. - Не буду скрывать: мы  рады  были
бы иметь вас гостями подольше. Видите ли, мы не привыкли к таким делам,  а
Следопыты все исчезли, как говорят. Мы до сих пор  не  понимали,  что  они
делали для нас. Тут были существа похуже грабителей. Волки выли у ограды в
прошлую зиму. А эти темные фигуры  в  лесах,  от  одной  мысли  о  которых
застывает кровь. Все это очень беспокойно, если вы меня понимаете.
     - Да, - сказал Гэндальф, - все земли были в беспокойстве в эти дни, в
большом беспокойстве. Но приободритесь, Барлиман! Вы  были  лишь  на  краю
больших неприятностей, и я рад слышать, что вы не вступили в  них  глубже.
Наступают  лучшие  времена.  Может,  лучше,  чем  вы  себе  представляете.
Следопыты вернулись. Мы прибыли с ними. И снова есть король, Барлиман.  Он
скоро обратит свое внимание и сюда.
     Зеленый тракт  снова  будет  открыт,  посыльные  поскачут  на  север,
начнется движение по дорогам, а злые существа  будут  изгнаны  в  пустыни.
Вообще пустынь не будет; там же, где сейчас дикие земли, поселятся люди  и
будут поля.
     Мастер Баттербур покачал головой.
     - Если на дорогах будут порядочные проезжие, это нам не  повредит,  -
сказал он. - Но мы не  хотим  больше  грабежей  и  разбойников.  Не  хотим
чужаков в Пригорье или поближе. Мы хотим, чтобы нас оставили в  покое.  Не
хочу, чтобы вокруг поселялись толпы чужаков, опустошая наши земли.
     - Вас оставят в покое, Барлиман, - сказал Гэндальф. - Между Изеном  и
Грейфлудом достаточно места для нескольких королевств. Много пустых земель
и к югу от Брендивайна. А многие поселятся к северу, в ста и больше  милях
отсюда, в дальнем конце зеленого тракта - у северных склонов или  у  озера
Эвендим.
     - У плотины мертвецов? - спросил с сомнением  Баттербур.  -  Говорят,
это земля призраков. Даже разбойник не пойдет туда.
     - Пойдут Следопыты,  -  ответил  Гэндальф.  -  Вы  говорите,  плотина
мертвецов? Так называли ее долгие годы. Но  ее  настоящее  имя,  Барлиман,
Форност Орейн - королевский Норбери. И однажды король снова прибудет туда;
и тогда мимо вас проедет немало народа.
     -  Что  ж,  согласен,  это  звучит  более  обнадеживающе,  -   сказал
Баттербур. - Да и для дела это неплохо. Только пусть не трогает Пригорье.
     - Не тронет, - сказал Гэндальф. - Он вас знает и любит.
     - Откуда? - удивился Баттербур. - Он сидит на троне в большом зале  в