зящем "уде" в четверти думала
отстраненно,  как  о  бесчинствах  режима Претории.  Иногда Ордынец был
настроен благодушно, и тогда Юлька спрашивала.
     - Откуда ты знаешь про Плотину? - спросила она однажды.
     Плотина лежала  перед  ними,  огромная,  жутковатая  - как челюсть
мертвого великана.
     Он поднял белые брови:
     - Что я знаю про Плотину?
     - Ну, двенадцать сел... Десять церквей... Шесть кладбищ...
     - Пять кладбищ.
     - А откуда ты знаешь?
     - Это не вопрос. Вопрос  - откуда ты не знаешь.
     - А мне никто не говорил.
     - А мне сказали.
     - Кто?
     - Дядя в спортлото.
     Юлька обиделась.  Ордынец прекрасно понял,  что она обиделась - но
не пошевелил и пальцем,  чтобы загладить обиду.  А чего там - никуда не
денется. Переживет.
     Юлька посопела уныло - и пережила.  Над серой водой кружились мел-
кие, как семечки, серые чайки.
     - Значит, могилы так и остались? На дне?
     - Их смыло.
     - Как смыло? Вместе с покойниками?
     - А что тебе до покойников? Там живые люди тоже были...
     - Их выселили. А покойников так просто не выселишь, да?
     Ей показалось,  что  Ордынец усмехается.  Она никогда не понимала,
когда он усмехается ей, а когда - своим мыслям. Да и жуткое это зрелище
- усмешка желтобрюхого варана.
     - Покойников не выселишь,  - подтвердил он с непонятным удовлетво-
рением. Юльке показалось,  что этот малоприятный факт почему-то достав-
ляет ему удовольствие. Ей стало не по себе, она отвернулась.
     - Знаешь, что такое капище? - спросил Ордынец за ее спиной.
     - Идолы? - предположила Юлька неуверенно.
     Далеко за плотиной истошно заорал пароход. Странно заорал, тоскли-
во, как живое существо.
     Ордынец молча поднялся с травы и,  будто забыв о Юльке,  побрел по
направлению к автобусной остановке.

     Иногда ей бешено хотелось получить от него знак внимания. Ну, хоть
вялую ромашку. Хоть одуванчик с газона, что ли! Или билет в кино - хотя
бы и на мультсборник... Зря она, что ли, таскается за ним, как на вере-
вочке?!
     Однажды она  специально  запихнула  в портфель четыре тома детской
энциклопедии. Старенький портфель из клеенки под крокодила едва не  ра-
зошелся по швам - крокодиловые бока раздулись, будто рептилия заглотну-
ла слона.  Юлька шла в школу,  скособочившись и выкинув в сторону левую
руку -  Ордынец  удивленно пожал плечами,  однако и движения не сделал,
чтобы ей помочь.
     А на  перемене  он стоял с девятиклассницей Неведовой.  Глупенькая
Неведова нависала над щуплым собеседником, и глаза ее казались удивлен-
ными и перепуганными одновременно; тихая двоечница, она полностью сфор-
мировалась к пятнадцати годам,  и ее тесная  школьная  форма  лоснилась
в наиболее выпирающих местах. Неведовские одноклассники кружили вокруг,
как стадо пираний.
     Вечером Юлька поклялась,  что больше не заговорит с Ордынцем.  Ни-
когда.
     Несколько дней она упивалась горечью покинутой Джульетты.  Хулиган
Саенко выждал момент и нарисовал на обложке Юлькиной "Математики" смач-
ную когтистую фигу.
     А после уроков она застала Неведову в умывальнике - глупенькая де-
вятиклассница рыдала.
     Она рыдала,  размазывая по лицу слезы, горячую воду из умывальника
и потеки чего-то красного - не то помады,  не то (подумалось испуганной
Юльке) крови.  Неведова не замечала ничего вокруг, она пребывала в глу-
бокой истерике,  и  глаза ее в рамке воспаленных век казались белыми и
слепыми.
     Через полчаса  -  Юлька  задержалась в пионерской комнате и видела
все отлично - в умывальню поспешила медсестра.
     Кто знает,  что случилось в тот день с девятиклассницей Неведовой.
Кто знает,  что привело ее в столь плачевное состояние -  однако  Юльке
сделалось почему-то тоскливо и не по себе.
     На другой день Ордынец подошел к ней с обычной покровительственной
улыбкой; Юлька не смела противиться и вслед за ним слиняла с труда. Это
было тем более глупо,  что к труду-то Юлька готовилась, у нее был рефе-
рат по  домоводству,  форменные передник с косынкой - и заданные на дом
недошитые трусики.
     Спустя пару  дней  в  класс  ворвался возбужденный Саенко - по его
словам, пацаны из девятого "Б" класса заловили Ордынца в мужском туале-
те и в настоящий момент делают ему "темную".  Все посмотрели на Юльку -
она с безучастным видом перерисовывала в тетрадь по  зоологии  выпотро-
шенного дождевого  червя.  Картинка  получалась вполне натуралистичная;
карандаш в руке дрожал.
     Спеша насладиться небывалым зрелищем, орда пятиклассников ринулась
вслед за ликующим Саенко, и Юлька осталась одна в опустевшем классе.
     Стиснув зубы,  она дорисовывала червяку пищевод, когда распахнутая
дверь закрылась и шум перемены отдалился.  Ордынец  стоял у входа и ка-
зался веселее, чем обычно - сытый желтобрюхий варан. Юлька разинула рот.
     Как ни в чем ни бывало,  Ордынец прошествовал к своей парте и бро-
сил в Юльку тетрадью:
     - Нарисуй мне тоже червяка... У тебя, блин, хорошо получается.

     Девятнадцатого мая,  в день рождения пионерской организации,  шефы
устроили прогулку на катере. Юлька стояла на корме, подставив ветру не-
заплетенные волосы,  и воображала себя дочерью капитана Гранта. Ордынец
сидел к ней спиной, сосал "барбариску" и тупо глядел в жиденький пенный
хвост, тянущийся за речной калошей.
     После истории с девятым "Б" Ордынец окружен был не столько презре-
нием, сколько славой, и отблеск этой славы падал на Юльку. Характер его
к тому времени сделался совсем уж невыносимым, но Юлька терпела, потому
что с прочими он вообще не разговаривал. Ни о чем. Никогда.
     Гремел магнитофон;  на корме толпились  девчонки  с  бутербродами,
Саенко портил  речное  судно крышечкой от закупоренной бутылки "Бурати-
но",  Степка Васенцов, окруженный толпой прихлебателей, разглядывал бе-
рег в театральный биноклик;  Юльке подумалось, что он похож не на морс-
кого волка, как ожидалось, а скорей на завсегдатая оперы.
     - Чего смешного? - хмуро спросил Ордынец.
     - Тебе какое дело?  - огрызнулась Юлька, но улыбаться перестала.
     Танька Сафонова  рассказывала  девчонкам  из  параллельного класса
давно всем надоевшую историю про то,  как во время спектакля в наевском
ТЮЗе со  сцены  в  зал  полетел настоящий железный меч - там рыцари ка-
кие-то на сцене танцевали, а меч-то вырвался и как полетит в зал! И мог
бы убить кого-нибудь,  да только дяденька один, военный, в третьем ряду
сидел, подпрыгнул и перехватил... Танька рассказывала эту байку уже сто
раз - но Юлька слушала, потому что все равно больше нечего было делать.
     - Это надо же как повезло! - Сафонова размахивала надкушенным кус-
ком докторской колбасы.  - И прямо в третьем ряду сидел,  и военный,  и
реакция классная...
     - Повезло, - глухо сказал вдруг Ордынец, и Юлька вздрогнула. - По-
везло... А если он на этот спектакль каждый раз ходил? Он ему опротивел
уже, спектаклишко средний,  детский...  А он ходил и ходил,  чтобы один
раз прыгнуть и перехватить... Железяку эту...
     Ордынец поднялся.  Был он хмурый, сутулый и скособоченный, Юлька с
беспокойством подумала, что он, наверное, заболел.
     Толпа прихлебателей, окружавшая Степку Васенцова, радостно заржала
какой-то незамысловатой шутке.
     - Они смеются, - сказал Ордынец с отвращением. - Им смешно...
     И он вдруг сделал то, от чего пятиклассников самым суровым образом
предостерегали: всем  телом  перегнулся  через борт,  свесив голову над
пенным шлейфом и открыв Юлькиному взору вытертые на заду школьные  шта-
ны.
     Юлька взвизгнула - грохот музыки поглотил ее крик,  но  стоящая  в
проходе классная нервно повернула голову; когда взгляд ее достиг Ордын-
ца, тот уже по-прежнему стоял рядом с Фетисовой, и покрасневшее от при-
лива крови лицо его казалось вполне безразличным.
     -  Глубоко, - сказал он Юльке. - Как глубоко.

     За неделю до последнего звонка школьников согнали в актовый зал, и
заморенная  женщина  в сером милицейском костюме прочитала им мрачную и
пугающую лекцию.
     В последнее время,  говорила женщина в погонах,  участились траги-
ческие "ЧеПе",  в особенности на воде;  дни стоят жаркие, дети купаются
без осторожности - и вот вам сводка,  весьма неутешительная... А посему
во время каникул школьникам следует вести себя как можно скромнее,  хо-
дить на пляж только под присмотром родителей,  а также не разговаривать
с незнакомцами и непременно возвращаться домой к восьми часам. При сло-
ве  "ЧеПе"  глаза  милицейской  женщины делались почему-то стеклянными;
Олька Петренко шепотом сообщила Таньке Сафоновой, что под Плотиной наш-
ли  девочку  с  оторванной  головой.  Танька  не поверила - Олька слыла
сплетницей и придумщицей.
     А на следующий день утонул четвероклассник Торгун, утонул на глазах
парочки приятелей,  не внявших лекции и отправившихся на пляж безо вся-
кого присмотра...
     Похороны четвероклассника произвели на Юльку самое черное  впечат-
ление. Под гнетом тягостных мыслей она не заметила,  как необычно мягок
Ордынец, как он не отходит от нее ни на шаг.
     Остаток дня они провели в парке над Плотиной;  чудовищное сооруже-
ние казалось в тот день красивым,  даже изящным, а Юлька не могла отде-
латься от  звучащего  в  ушах  шепота болтушки Петренко:  под Плотиной,
под Плотиной, под Плотиной...
     - Под Плотиной, - сказал Ордынец. Юлька вздрогнула.
     - Хочешь конфету?  - спросил Ордынец. Он никогда не угощал ее кон-
фетами. Она его угощала.
     - Хочу,  - ответила Юлька механически. Он порылся в карманах и вы-
тащил на свет маленькую тощую "барбариску":
     - На.
     Юлька взяла.  Конфета была теплой от тепла его тела. У Юльки поче-
му-то забегали мурашки по коже.
     - Тебе страшно?  - спросил Ордынец.
     Юлька не могла понять. Ей было не столько страшно, сколько тревож-
но и не по себе - и в тоже время ей льстило внимание Ордынца.  Он впер-
вые разговаривал с ней, как с равной.
     - Тебе страшно, Юль?
     Она внимательнее вгляделась в его глаза - и вдруг отшатнулась.  На
нее глядел огромный желтобрюхий варан.
     - Глупая ты,  Фетисова,  - сказал Ордынец.
     Глаза у него снова были вполне человеческие,  и Юлька  подумала  в
замешательстве, что  вараны вовсе не плохи.  Страшненькие - это да,  но
людей же не жрут, это вам не крокодилы...
     Под плотиной закричал пароход. Не терпелось в шлюз, наверное.
     - Глупая ты, Фетисова... Потому что маленькая.
     - Побольше тебя...  - вяло огрызнулась Юлька и вдруг  поняла,  что
Ордынец,  который  ниже  на голову,  непостижимым образом глядит на нее
сверху вниз.
     Он усмехнулся,  и  тогда она действительно испугалась.  Глаза его,
как буравчики, ввинтились в ее глаза  - так, что больно, страшно, ой...
     Она не сразу поняла,  что отступает,  пятится, как кот с шерстяным
носком на морде. Наткнулась спиной на какой-то ствол и замерла; Ордынец
смотрел теперь с обидой:
     - Ну вот... Давай, убеги от меня, еще на помощь позови...
     Он повернулся и пошел к остановке автобуса.
     Юлькины щеки медленно покрывались  красным  -  сильнее  облегчения
оказался  стыд за свой смешной страх и горечь,  что вот,  мол,  Ордынец
впервые со мной по-настоящему говорил, а я...
     Она почти догнала его, когда он стал и оглянулся:
     - Знаешь, что такое аварийная система?
     Юлька молчала.  Ей  было  не до того.  В ее стиснутом кулаке мокла
теплая "барбариска".
     - Это система,  которая...  Ничего не делает. Бесполезная. А потом
вдруг...  становится полезная. Вдруг. Ненадолго...  Не ходи за мной.
     Он ушел, а Юлька села в траву и разревелась.

     Ночью задрожала земля.  Стеклянные подвески на люстре звенели, как
мартовские сосульки. С кухонного стола упала чашка.
     Юлькин отец был на дежурстве,  мама за руку вытащила ее  во  двор,
где уже толпились полуодетые соседи,  и слово "Плотина" растекалось  по
толпе, и вместе с ним растекалась по телу холодная цепенящая волна.
     В Плотине трещина. В Плотине...
     Той ночью город познал страх обреченности.
     В черном небе рокотали вертолеты. На них косились с надеждой и не-
навистью - они увозили избранных, оставляя прочих на погибель. Несколь-
ко "вертушек" так и не смогли подняться с местного аэродрома - пали под
натиском безумной, жаждущей спасения толпы. Кто-то забивался в подвалы,
кто-то влезал на верхние этажи;  те и другие были одинаково беспомощны.
По радио передавали легкую музыку, и телефон не работал; на вокзале ед-
ва не снесли с рельс целый поезд - хоть ясно было,  что поезд никого не
спасет, спасти может только чудо...
     В ту ночь Юлька вспомнила давний сон - будто она лежит на дне зло-
вонного моря и хочет встать. Очень хочет встать... Очень.
     А утром легкая музыка по радил прервалась, и испуганный голос дик-
торши попросил сограждан не волноваться, поскольку угрозы нет никакой и
самое время спокойно лечь спать...
     Плотина стояла.  В фейерверке прожекторов и тройном оцеплении - но
стояла, и город не верил своим воспаленным глазам.
     Юлька заснула под утро, и на грани сна и яви ей привиделось стран-
ное.
     Она увидела, как навстречу живой черной стене, в которую преврати-
лась сорванная  Плотина,  навстречу  чьему-то  темному  желанию свободы
встает угловатая детская фигурка.

     Слухи и страхи жили долго.  Газеты отговаривались сумбурно и  нев-
нятно,  на дорогах дежурили зелено-пятнистые патрули на тяжелых военных
машинах.  Говорили, что правительственная комиссия несколько раз меняла
свой состав.  Ругали инженеров Плотины. Поговаривали и о диверсии. Пло-
тина была  по-прежнему оцеплена войсками,  но и выглядела по-прежнему -
величественно и жутковато.
     В одной из районных больниц лежал мальчик с частичной потерей  па-
мяти. Осенью ему предстояло прийти в шестой "А" класс и встретиться там
с Юлькой Фетисовой.
     Звали его,  как теперь точно выяснилось, Павликом. Он сильно вытя-
нулся, белобрысые волосы чуть потемнели; войдя в класс, он не мог найти
своего прежнего места.
     Тридцать девять пар глаз изучали изменившегося одноклассника. Юль-
ка по-прежнему  сидела  на первой парте;  Ордынец невидяще скользнул по
ней глазами.

     Юльке потребовалось всего несколько дней,  чтобы догадка облеклась
уверенностью. Новый  Ордынец не был тем Ордынцем,  которого она знала -
но вместе с тем это был тот самый мальчик.
     У него был голос Ордынца - но другой словарный запас.  Он отставал
по всем предметам, он был болтун, много смеялся и подлизывался к Степке
Васенцову. На одной из перемен он повздорил с Саенко и принялся плевать
в него - кстати, все время промахивался.
     Юлька подошла к нему только однажды:
     - Ордынец!
     Он настороженно насупился, будто ожидая подвоха:
     - Чего?
     Глядя в  знакомые - и пустые - глаза,  Юлька впервые осознала свою
потерю.
     Через месяц  Ордынец прочно влился в прежде презираемый им коллек-
тив; учителя переглядывались - и ставили четверки за его убогие, троеч-
ные ответы. Из жалости, надо полагать. Или по старой памяти.
     Шестой "А" вздохнул спокойнее; Юлька Фетисова каждый день приходи-
ла в парк над Плотиной.  В ее пенале хранилась старая липкая "барбарис-
ка".
     Усевшись на скамейку, Юлька смотрела на чаек и молилась.
     Она молилась:  Ордынец.  Я не знаю,  кто ты или что ты. Я не знаю,
где ты.  Я прошу тебя прийти ко мне, показаться хоть на минуту. Я умру,
если ты не придешь.
     Миновала осень, потом зима, прежний Ордынец не вернулся и Юлька не
умерла. Теперь она ходила в парк гораздо реже.
     ...В середине девятого класса Фетисова  съездила в Наев  и  купила
дымчатые очки в тонкой оправе;  еще через несколько месяцев на школьном
балу красавиц ей единогласно присудили первое место.
     Степка Васенцов краснел, касаясь рукавом ее рукава; десятиклассни-
ки наперебой  приглашали  ее в кино,  и несколько раз приезжал из Наева
красивый молодой курсант.  Даже Саенко, вымахавший под потолок и совсем
не наживший ума,  пытался заслужить ее благосклонное внимание и подарил
однажды длинную желтую гвоздику.
     Юлька не встречалась ни с кем дольше двух недель. Барбариска пере-
кочевала из пенала в косметичку;  спустя еще несколько лет Юлька благо-
получно окончила Наевский ИнЯз, чудом эквилибристики избежала распреде-
ления в школу и через подругу жены двоюродного брата устроилась в воен-
но-исторический музей - переводчиком.

     Группа оказалась разношерстной - холеная пара средних лет, два бе-
лозубых американца, на спускающих с Юльки круглых блестящих глаз, худой
бородатый араб,  выводок японцев с фотоаппаратами и пожилая европейская
дама в элегантном брючном костюме.  Юлька честно старалась,  чтобы про-
фессиональной улыбки хватило на всех поровну.
     Уже в середине экскурсии ей сделалось не  по  себе.  Пожилая  дама
смотрела на нее внимательным, цепким, странно знакомым взглядом.
     В последнем зале Юлька предложила  экскурсантам  задавать  вопросы
("...а если  взять  три  миллиона  лошадей?").  Пожилая  дама  спросила
о чем-то незначительном;  глядя, как шевелятся ее губы, Юлька покрылась
испариной.
     С лица элегантной дамы на нее глядел желтобрюхий варан. Глядел, по
обыкновению, прямо и чуть отстраненно. Юлька узнала его давнишнюю мане-
ру говорить - почти не открывая рта.
     Юлька смешалась,  не  услышала  вопроса и вынуждена была переспро-
сить. Пожилая дама чуть улыбнулась - Юльке померещился раздвоенный язы-
чок.
     Ее бросило в жар.  Так, как бывало когда-то на первом уроке, когда
дверь тихонько  приоткрывалась  и опоздавший мальчишка встречался  бес-
страстным взглядом с ее преданными глазами. Так, как тогда у Плотины...
     Экскурсия подошла к концу.  Юлька знала,  что на щеках у нее горят
красные пятна и что экскурсанты удивлены - но ничего не могла  поделать
и только улыбалась изо всех сил.
     Пожилая дама удалилась в числе прочих; несколько долгих минут Юль-
ка пыталась собой овладеть  - и тщетно.
     Пожилую даму она нашла в дамском же туалете,  недавно отремонтиро-
ванном и потому полном фарфорово-хромированного блеска.  Дама аккуратно
пудрила нос перед большим, во всю стену, зеркалом.
     Юлька растерянно остановилась: перед ней была всего лишь немолодая
ухоженная женщина, удивленная смятением экскурсовода Фетисовой. Напома-
женные губы поджались, бархатка упряталась под крышкой пудреницы, Юлька
готова была извиниться - но тут дама взглянула на нее в упор,  и  Юлька
увидела, что варан здесь.
     Краснея и путаясь,  запинаясь,  как девчонка,  она осмелилась-таки
спросить: а не было ли у дамы родственников в городе Плотинске?
     Дама не расслышала названия.  Разобравшись,  долго смеялась:  нет.
Конечно, нет. Не было у нее в Плотинске ни внучатого племянника, ни сы-
на, ни брата. Погодите: Плотинск... Нет.
     Юлька почувствовала,  как  разворачивается  внутри  серая пустота.
Сейчас следует извиниться,  повернуться и уйти... Впереди еще две груп-
пы... Она успеет вскипятить себе чашку чая. Потом она спустится в метро
и поедет в общагу, и под сиденьем напротив будет валяться банановая ко-
жура...
     Она извинилась,  повернулась и пошла к двери.
     Рука ее коснулась медной ручки, когда из овального дверного зерка-
ла на нее глянул удовлетворенный,  насмешливый, сытый варан. Элегантная
европейка стояла,  привалившись  плечом к кафельной стенке,  и медленно
разворачивала хрустящий конфетный фантик.
     "Барбарис".
     Юлька медленно обернулась. Дама запустила конфету за щеку, и глаза
ее приобрели мечтательное выражение.
     Юлька сглотнула.  Длинные пальцы  пожилой  женщины  складывали  из
конфетной обертки  тугой  школьный  "фантик";  Юлька  с трудом оторвала
взгляд от этого процесса, чтобы заглянуть даме в лицо:
     - Ордынец?!
     Дама чуть прикрыла желтые вараньи глаза:
     - Это я, да я же... Глупая ты, Фетисова.
     Юлька откуда-то знала,  что стоящая перед ней особа всю жизнь про-
жила в Брюсселе и н