и слова не понимает по-русски.
     И тогда  дрожащая Юлькина рука окунулась в косметичку.  Туда,  где
среди французских тюбиков с длинной розочкой на боках одиноко  липла  к
пудренице тощая старая конфетина.

     ...Невыносимая тяжесть  густой  черной жижи.  Невыносимая тяжесть,
пласты и пласты мутной воды, паутина гнилых корней - древних корней, не
успевших стать  слизью...  Покосившиеся  камни,  неразличимые в плотной
вязкой массе. Мертвая тишина, мертвая темнота, и давит, давит, давит...
     ...Никогда.


                               К О Н Е Ц



                              Марина ДЯЧЕНКО
                              Сергей ДЯЧЕНКО

                                 ВИРЛЕНА




     ...И вот костер понемногу пригас, а  вместе  с  ним  затихла  обычная
охотничья похвальба. Все трое сидели теперь молча и смотрели  в  умирающее
пламя, а над ними разлеглась ночь, и ночь  была  на  много  верст  вокруг,
теплая, бархатная, пронизанная вздохами  и  шорохами,  исколотая  иголками
звезд.
     - Пора и на покой, - сказал наконец первый, седоусый,  но  сильный  и
кряжистый, всеми уважаемый охотник.
     Второй, совсем еще юноша, обиженно сдвинул брови:
     - Разве ты ничего не расскажешь? Разве сегодня не будет Истории?
     Третий, в чьих зубах дымила  массивная  трубка,  почему-то  загадочно
улыбнулся.
     Седоусый хмыкнул - конечно же, его История  ждала  своего  часа,  но,
признанный рассказчик, он ждал просьб и увещеваний.
     - Расскажи! - юноша ерзал от нетерпения, взглядом умоляя о  поддержке
обладателя трубки - но тот молчал, по-прежнему улыбаясь.
     -  Поздно,  -  произнес  седоусый  неуверенно,  и  юноша  готов   был
обидеться, когда молчавший дотоле охотник  вытащил  изо  рта  мундштук  и,
дохнув дымом, попросил тоже:
     - Расскажи.
     На минуту стало тихо, только покрикивала вдалеке ночная птица.
     - Что ж, - промолвил со вздохом седоусый, - что ж... Расскажу.
     И  все  трое  завозились,  устраиваясь  поудобнее.  Двое   готовились
слушать, один - говорить.
     И вот, умостившись как следует, седоусый выдержал  паузу  и  начал  с
подобающей торжественностью:
     - Помните ли вы осину, что росла у южной околицы?
     - Трехглавую? - радостно осведомился юноша. - Да ее  ведь  спилили  в
прошлом году...
     Седоусый покивал:
     - Совсем старая была, сухая... Сто лет стояла, пока не засохла.  Тень
в жару давала, да только никто  в  ее  тени  не  прохлаждался  -  стороной
обходили, заклятой звали... Почему?
     - Почему? - эхом откликнулся юноша.
     Седоусый вздохнул и начал свою Историю.


     ...Давно это случилось.
     Ей было семнадцать лет, и звалась она Вирленой, и ни одна девушка  во
всей широкой округе не могла сравниться  с  нею  красотой.  Грудь  Вирлены
вздымалась, как речная волна, косы  Вирлены  отливали  золотом  и  покорно
падали к самым ее ступням,  маленьким  и  розовым,  ничуть  не  огрубевшим
оттого, что все лето красавица бегала босиком;  глаза  Вирлены,  раскосые,
зеленые, могли свести с ума одним только  робким  взглядом.  Даже  дряхлые
старики, даже сопливые мальчишки выворачивали шею, встретив ее на улице, а
что уж говорить о юношах и зрелых мужчинах!  И,  конечно,  порог  ее  дома
постоянно оббивали  сваты,  засланные  достойными  и  богатыми  семьями  -
оббивали, да только возвращались ни с чем, потому что  Вирлена  давно  уже
выбрала себе пару.
     По соседству жил в большой семье Кирияшик  -  ясноглазый,  улыбчивый,
круглолицый друг ее детства. Он был моложе Вирлены  почти  на  год,  но  с
младенчества росли вместе. Беззаботная дружба обернулась нежной любовью, и
Кирияшик, сам не ведая как, без  борьбы  получил  право  на  сокровище,  о
котором мечтало столько достойных мужчин; родители  влюбленных  давно  уже
сговорились о свадьбе.
     И вот, счастливые,  оба  с  трепетом  ждали  заветного  дня  -  когда
случилось несчастье.
     Грянул рекрутский набор; как ни вертели, как ни  откупались  родители
Кирияшика - а выпало ему идти в солдаты на двадцать лет, считай, навеки.
     Солнечный румянец сошел с пухлых щек Вирлены, и стали они бледны, как
мел.
     Ранним  утром  по  главной  улице   села   змеей   тянулась   колонна
новобранцев. Она видела, как мелькала в толпе  голова  Кирияшика,  детская
беззащитная голова с шапкой пшеничных, как и у нее, волос. Она видела, как
растерянные глаза его ищут среди крика и плача невесту - и гаснут,  так  и
не разыскав ее в толчее.
     Колонна потянулась за село - страшные усатые  люди  в  нелепой  форме
выкрикивали команды, и Вирлена  сжималась  от  выкриков,  как  от  ударов.
Вскоре она потеряла Кирияшика из  виду;  вереница  рекрутов  тянулась  все
дальше и дальше, и редела  толпа  провожающих  -  матерей  и  невест.  Вот
Вирлена осталась одна, она шла и шла за колонной,  как  привязанная,  хоть
босые ноги ее давно сбились в кровь; страшный офицер прикрикнул на  нее  -
и, обомлев  от  этого  крика,  она  так  и  осталась  стоять,  а  колонна,
отдаляясь, обернулась пятнышком на длинной-длинной дороге, и вот там, куда
ушел Кирияшик, осталось только облачко пыли...
     Только в сумерках Вирлена вернулась в село, и девичья  подушка  в  ту
ночь приняла на себя всю ее горечь и отчаяние.
     А утром, еще затемно, когда все спали, Вирлена выскользнула из дому и
по чуть приметной тропинке отправилась к колдуну, что жил за озером.
     Она шла, стиснув зубы, безжалостно  накрутив  на  кулак  великолепную
косу, и страх ее поник перед силой ее заветного желания.
     Колдун был дома; сидя у огня, он набивал чучело летучей мыши. Похоже,
он удивился - не так часто девушки из села наносили  ему  визиты.  В  селе
боялись этого мрачного, морщинистого, хотя не старого человека  -  он,  по
слухам, мог за одну ночь сжить со свету целую семью, мог наслать град  или
засуху, мог устроить так, что  вчера  еще  здоровый  и  мощный  хозяин  за
несколько дней превращался в иссохшего, нищего, полубезумного пьяницу... И
к этому-то человеку пришла Вирлена.
     - Добро пожаловать! - каркнул колдун и засмеялся. Лучше бы  он  этого
не делал - искаженное смехом, темное лицо его с крючковатым носом было еще
страшнее.
     Но Вирлена, одержимая отчаянием, не испугалась.
     - Зачем ты пришла ко мне? - отсмеявшись, спросил колдун. - Ты мне  не
нужна - стало быть, я тебе нужен?
     - Я пришла к  вам  с  просьбой,  -  сказала  Вирлена,  справившись  с
голосом. - Моего жениха, Кирияша, вчера забрали в войско. Я люблю  маму  и
отца, но Кирияшика я люблю больше.  Зачем  подсолнуху  гнить  без  солнца?
Зачем мне жить без Кирияшика? Никто не в силах повернуть время вспять,  но
я отдам вам все, что имею  -  деньги,  сундук  с  приданным  и  гребень  с
самоцветами, сделайте так, чтобы он вернулся! Неужели и вы не в силах?!
     Колдун снова усмехнулся:
     - Ты сказала - я не в силах? Глупая... Я действительно  могу  сделать
это, но зачем мне твой сундук с приданым? И гребень с самоцветами?
     - Я отдам все, что попросите! - воскликнула Вирлена, и зеленые  глаза
ее вспыхнули, и на щеки вернулся румянец.
     - Это правда? - засмеялся колдун. - Ты действительно так его любишь?
     Вирлена закивала, и золотые косы ее упали на высокую грудь.
     - Что ж, - сказал тогда колдун, - я согласен...  Я  сделаю  так,  что
твой жених вернется; ты же придешь ко мне сегодня на закате  и  уйдешь  на
рассвете!
     Как воск сделалось лицо Вирлены, и  зашаталась  она.  Колдун  тряхнул
черными патлами:
     - Разве не ты только что клялась, что отдашь все?
     - Нет, - сказала  Вирлена  чуть  слышно,  -  такую  цену  я  не  могу
заплатить.
     - Что ж, - сказал колдун разочарованно, - тогда ты увидишь его  через
двадцать лет!
     И он вернулся к своей работе.
     Тихо-тихо, очень  осторожно  ступая,  Вирлена  отправилась  домой,  и
всюду, куда ни падал ее рассеянный  взгляд,  мерещилось  ей  веселое  лицо
Кирияшика. Так добрела она до околицы; там стояло у дороги странное дерево
- осина с тройным стволом, с тремя мощными расходящимися  ветками  -  люди
прозвали ее трехголовой осиной. День  был  в  самом  разгаре,  и  радостно
светило солнце, и пели птицы в ветвистой кроне;  здесь,  средь  бела  дня,
Вирлена повесилась на собственных косах.


     История закончилась, но трое еще долго сидели  в  тишине,  нарушаемой
лишь звуками ночи.
     - С  тех  пор  это  дерево  считают  проклятым,  -  сказал,  наконец,
седоусый.
     - Как жаль, - в глазах юноши отражались пляшущие  огоньки  костра,  -
какая грустная История... Но разрешите рассказать вам другую! Ее много раз
повторял мой дед... Пусть вам не кажется, что наши  повести  похожи  -  на
самом деле это совсем, совсем другая История.
     Обладатель трубки улыбнулся еще загадочнее, чем обычно.
     Заручившись молчаливым согласием слушателей, юноша начал рассказывать
взволнованным, прерывающимся голосом.


     ...Деве было семнадцать лет, и она звалась Вирленой.  Никто  во  всей
округе не мог сравниться с ней красотой, и  скромностью,  и  благонравием;
всеобщее  внимание  никак  не  испортило  ее  характер.  Она  никогда   не
высмеивала неудачливых кавалеров, как это свойственно кокеткам; а  все  ее
кавалеры были  неудачниками,  потому  что  любила  она  одного  Кирияшика,
соседа, друга своего детства.
     Это была славная пара - любо-дорого  было  посмотреть,  как  жених  с
невестой идут по улице - не касаясь друг друга, потому что обычай не велит
- но будто связанные одной ниточкой; на Вирлене белая вышитая рубаха, юбка
с нарядным передничком и красный шелковый поясок с  кисточками;  Кирияшик,
любимый мамин сын, небрежно поправляет тонкий шейный платок. Оба румяные и
золотоволосые, оба веселые и совершенно невинные, и о  свадьбе  давно  уже
сговорено...
     Грянула беда - рекрутский набор, и вот  Вирлена  одна  стоит  посреди
дороги, и ноги сбиты в кровь, и только облачко пыли  вдалеке  осталось  от
Кирияшика...
     Всю ночь она не сомкнула глаз, но не плакала -  слезы  все  вышли.  А
утром отправилась за озеро, туда,  где  на  опушке  леса  в  неприветливом
домике жил колдун.
     Страшный это был человек,  и  недобрая  о  нем  ходила  слава.  Злые,
бессовестные  люди  обращались  иногда  к  нему  за  помощью   -   извести
кого-нибудь, сжить со света, наслать хворь - это он мог, и потому  матери,
отпуская детей за грибами, строго-настрого, под страхом  розги,  запрещали
им даже близко подходить к жилищу чародея... Говорили про него, что  он  и
исцелить может - да только боялись его от этого не меньше.
     И к этому-то человеку пришла Вирлена.
     В доме колдуна пахло травами; сам хозяин сидел у очага, где, несмотря
на жаркое лето, вовсю горел огонь. На коленях у него дремала, свернувшись,
толстая змея.
     - Нечасто встречаю таких гостей! - сказал колдун с усмешкой. - Ты мне
не нужна - стало быть, я тебе нужен? Говори, зачем пришла!
     И, когда девушка рассказала о своем горе, покачал головой:
     - Неужели ты так его любишь?
     - Ах, - сказала Вирлена, - я готова все, все отдать,  чтобы  Кирияшик
вернулся домой!
     - Все? - и колдун рассмеялся, и  стал  еще  отвратительнее,  и  мороз
пробрал Вирлену до костей.
     - Я выполню твою просьбу, - сказал колдун, - но  с  тебя  потребуется
плата. Ты придешь ко мне сегодня на закате, а уйдешь на рассвете!
     Земля закачалась у Вирлены под ногами, и черная пелена закрыла от нее
мир.
     - Нет, - прошептала она, дрожа, - эта плата мне не под силу!
     Вновь рассмеялся колдун:
     - А коли так - жди своего дружка двадцать лет!
     Змея, напуганная его смехом, соскользнула с колен  его  и,  сплетаясь
кольцами, скрылась под лавкой.
     И Вирлена, шатаясь, пошла домой.
     Но не отошла она и десяти шагов от колдунова порога, как в сплетениях
веток, в буйстве трав, в ряби, набегающей на поверхность озера, привиделся
ей Кирияшик - веселый, нежный, добрый друг ее, оторванный от родного дома,
навек лишенный счастья...
     Вирлена оглянулась - колдун стоял на пороге, привалившись к косяку  -
страшный,  отвратительный,  со  спутанными  черными  патлами,  с  огромным
крючковатым носом, с горящими, как уголья, глазами... Он смотрел на нее, и
взгляд этот пронизывал Вирлену насквозь.
     Тогда она разрыдалась:
     - Сжальтесь надо мной! Попросите чего-нибудь другого...
     Но ответствовал колдун:
     - Ничего другого ты мне дать не можешь. Или  плати  мою  цену  -  или
забудь о дружке!
     И сказала Вирлена, вцепившись в золотые косы:
     - Будьте прокляты! Я приду.
     Весь день она дрожала, как в лихорадке; весь день она мечтала,  чтобы
мать, догадавшись обо всем, заперла ее на ночь. Но у матери хватало  своих
забот и своего горя; вечером, на  закате,  Вирлена  соврала  ей  что-то  и
отправилась в дом за озером.
     Ноги ее не желали идти - тряслись и подгибались. Шепча имя Кирияшика,
вспоминая его лицо, она видела  перед  собой  только  безобразную  ухмылку
колдуна; несколько раз она поворачивала назад - и  снова,  овладев  собой,
продолжала свой тягостный, мучительный путь. Роскошные волосы растрепались
и спутались, нежные губы вспухли, терзаемые  белыми  зубами,  и  в  страхе
дрожала высокая грудь... Но вот и дом ее  мучителя,  и  сам  он  стоит  на
крыльце - черный, морщинистый, с лицом хищной птицы:
     - Пришла-таки? Будет тебе Кирияшик...
     Ни жива  ни  мертва,  переступила  она  порог,  и  дверь  сама  собой
закрылась за ее спиной, и колдун, усмехаясь, медленно потянул за  шелковую
кисточку ее красного пояска.
     ...На рассвете она шла обратно, и не видела, куда идет.  Кирияшик,  -
шептал ей в ухо  чей-то  вкрадчивый  голос,  -  Кирияшик...  Но  больно  и
мучительно ей было это имя - потому что не знала она, как сможет  смотреть
любимому в глаза.
     Вот и околица; вот и трехглавая  осина  у  дороги.  Вирлена  сама  не
знала, зачем остановилась; бездумно  глядела  она  прямо  перед  собой,  и
где-то на краю ее сознания колыхались тяжелые ветки...
     Потом она подошла к осине и повесилась на собственных косах.


     Юноша замолк, и снова стало тихо. Прерывисто вздохнул седоусый и стал
укладываться, и вслед за ним хотел ложиться юноша -  тогда  тот,  что  все
время молчал, выпустил наконец изо рта свою погасшую трубку:
     - Скоро рассвет... Но и я не могу не рассказать вам своей Истории.
     - Ты - расскажешь? - юноша, кажется,  удивился  сверх  меры.  -  Я-то
думал, что ты рта не раскроешь лишний раз!
     Седоусый тоже не мог скрыть удивления:
     - Разве ты умеешь рассказывать Истории?
     Обладатель трубки усмехнулся, покусывая мундштук:
     - Может быть, вы устали и вам неинтересно слушать?
     - Нет, нет!  -  воскликнул  юноша,  по-видимому,  заинтригованный.  -
Говори!
     - Говори, - со вздохом поддержал его седоусый.
     И обладатель трубки неторопливо начал свой рассказ.


     В одном селе жила девушка по имени Вирлена, невиданной красы.  Был  у
нее жених, шестнадцатилетний  юноша  по  имени  Кирияш.  Нареченные  нежно
любили друг друга, и не за горами была их свадьба,  но  до  той  поры  оба
пребывали в почти детской невинности.
     Но  свадьба  сорвалась  -  объявили  рекрутский  набор,  и  Кирияшик,
четвертый сын в небогатой семье, никак не мог избежать призыва.
     Оба семейства страшно горевали; свет померк для Вирлены,  и  в  самый
ясный день она не видела солнца. Вот новобранцы  ушли,  ведомые  жестокими
офицерами с хлыстами у пояса; вот стихли топот и лошадиное ржание, и  пыль
осела на дороге, и село вернулось к своим делам  -  но  Вирлена  не  могла
смириться с потерей.
     Ранним утром отправилась она за озеро, где на опушке  жил  могучий  и
страшный колдун.
     Имени его никто не знал - боялись и поминать, чтоб лиха не накликать.
Прислуживали ему нетопыри да хищные  птицы,  а  еще  поговаривали,  что  в
полнолуние он доит молоко из воткнутого в стену ножа, и этим молоком  поит
огромную, в два человеческих роста гадюку... Он  знался  с  мертвецами  на
кладбище, поднимался в небо на одном совином перышке, знал все заговоры  и
заклинания, и много, ох как много темных,  недобрых  дел  приписывала  ему
молва...
     И к этому-то человеку и пришла Вирлена.
     Дом стоял на отшибе, дороги к нему поросли крапивой; Вирлена изжалила
босые ноги, пробираясь к калитке. Колдун оказался дома -  на  столе  перед
ним лежали книга и человеческий череп.
     Мороз продрал по коже девушки, но она не испугалась и твердо ответила
на вопрос, зачем пришла.
     - А, - засмеялся колдун, - любовь... Что ж, коли  любишь,  готова  ли
заплатить?
     - Готова! - воскликнула Вирлена, в душе которой проснулась надежда.
     Еще громче засмеялся колдун:
     - Хорошо... Получишь своего Кирияшика хоть завтра, только  на  закате
придешь ко мне... а уйдешь на рассвете!
     Ужас охватил Вирлену. Хотела она бежать... но не смогла,  потому  что
вспомнился ей Кирияшик.
     - Будьте прокляты, - прошептала она сквозь слезы, - приду...
     И она пришла.
     Путь ее был долог и тягостен; мучимая стыдом и страхом, она совсем уж
решила возвращаться назад - но привиделся ей Кирияшик, умирающий  на  поле
боя, и стиснула она зубы, и снова продолжала свой путь.
     Колдун уже ждал ее:
     - Пришла-таки? Ну, будет все по-твоему...
     И дверь, тяжелая дверь затворилась за ее спиной - сама,  без  шороха,
без  звука.  В  полутемной  комнате  стояли  друг  против  друга  двое   -
заплаканная, дрожащая девушка и отвратительный, безжалостный колдун.
     Вирлена горбилась, обхватив себя, будто пытаясь защититься; огромная,
горячая рука тяжело опустилась ей на  плечо.  По  телу  девушки  пробежала
судорога; вторая рука накрыла другое плечо. Медленным, исполненным  власти
движением колдун провел ладонями по трепещущим рукавам вышитой сорочки - и
руки девушки безвольно упали вдоль тела.
     -  Будет  тебе  Кирияшик,  -  сказал  колдун  негромко,   и   Вирлена
зажмурилась, чтоб не видеть в  полутьме  над  собой  страшного  лица.  Она
зажмурилась - и почувствовала вдруг,  как  от  ее  мучителя  остро  пахнет
горькими, терпкими травами.
     - Ничего, - сказал колдун странно глубоким, потусторонним голосом,  -
потерпи... - и жесткие пальцы его взялись за кисточку шелкового пояска.
     Вирлена дрожала все сильнее; плечи ее сотрясались, и зуб  на  зуб  не
попадал.
     - Я разожгу огонь, - прошептал колдун, и в  очаге  тут  же  вспыхнуло
пламя, - тебе не будет холодно... Пойдем...
     И он увлек ее за собой в глубину  своего  жилища,  и  тонкий  красный
поясок, соскользнув, так и остался лежать на пороге.
     Вирлене хотелось умереть, ничего не видеть и не слышать;  чужая  рука
коснулась ее горячей шеи, медленно, будто изучая, провела вниз, по  вороту
рубашки, задержалась, опустилась ниже, коснулась груди... Будто  множество
горячих игл пронизали девушку насквозь - она еле сдержала крик.
     - Ничего, - тихо, мягко прошептал колдун. - Потерпи...
     И рука его двинулась ниже, ощупывая талию, оглаживая живот, и девушка
замерла в надежде, что самого страшного и стыдного места рука не достигнет
- и в ту же секунду жесткие пальцы нашли его, нашли сквозь рубаху, юбку  и
передник...
     - Пожалуйста... - простонала Вирлена, - не надо...
     - Не бойся, - прошептал колдун отрешенно. - Не бойся...
     Две  его  горячих  ладони  легли  девушке  на  бедра;  провели   раз,
скользнули ей за спину, погладили  там...  И  снова  и  снова  повторялись
неторопливые, мягкие прикосновения, пока у Вирлены не зазвенело в ушах,  и
незнакомое, горячее, почти мучительное чувство не поднялось из  самого  ее
нутра - и немного ослабило дрожь.
     Что-то негромко треснуло - и она сразу почувствовала, как ослаб  пояс
юбки и завязка передничка.
     - Ой... - она схватила ускользающий подол руками  -  но  запястья  ее
были тут же крепко схвачены:
     - Нет.
     Юбка и передник соскользнули на пол  -  Вирлена  осталась  в  вышитой