- Не начинай все  снова.  Доктора  прослушивают  эту  линию.  Герман,
Империю не интересуют твои жалкие теории насчет Дуна...
   - Он сам мне сказал!
   - Абнер Дун уничтожил Италию. Это выглядело мерзко, он поступил  зло,
бессмысленно, но все шло согласно правилам. Ты  же  внушил  себе,  будто
теперь он собирается уничтожить всю Империю...
   - Это правда! - взревел Герман.
   - Герман, доктора приказали мне называть это внушением. Чтобы  помочь
тебе вновь обрести чувство реальности.
   - Он собирается разрушить Империю! И он может это сделать!
   - Герман, от твоих речей  попахивает  бунтом.  Веди  себя  нормально,
тогда  мы  сможем  потребовать  твоего  освобождения,  и  тебя  признают
вменяемым. Но если и в здравом уме ты  будешь  вести  такие  речи,  тебя
ожидает скорая встреча с Маменькиными Сынками.
   - Грей, безумец я или нет, я хочу поговорить с Дуном!
   - Герман, кончай. Забудь об этом. Это  была  всего  лишь  игра.  Этот
человек твой внук. Он затаил на тебя  обиду  и  отплатил,  как  мог.  Не
позволяй фантазиям захватить тебя.
   - Грей, передай докторам, что я хочу встретиться с Дуном!
   Грей вздохнул:
   - Хорошо, я передам, но на одном условии.
   - На каком?
   - Если они все-таки разрешат тебе  встретиться  с  ним,  о  повторной
встрече ты просить не будешь.
   - Обещаю. Мне нужно увидеться с ним всего один раз.
   - Я сделаю все возможное.
   Грей отключился. Герман  отошел  от  телефона.  По  аппарату  он  мог
связаться  только  с  офисом  Грея.  Звонить  куда-либо   еще   ему   не
позволялось. Дверь была заперта снаружи.
   А доступ его компьютера к Международным Играм был аннулирован.
   Прошел всего час, когда позвонил Грей.
   - Ну? - взволнованно спросил Герман.
   - Они согласны.
   - Так соедини меня с ним, - рявкнул Герман.
   - Я пробовал. Это невозможно.
   - Как это невозможно?! Он придет на встречу! Я в этом уверен!
   - Он принял сомек, Герман. Лег в  сон  спустя  несколько  дней  после
того, как уничтожил.., в общем, сразу после игры. Его не будет три года.
   Всхлипнув, Герман отсоединился.
 
*** 
 
   Потребовалось пять лет тщательного лечения и ухода - целых  пять  лет
без сомека, - прежде чем Герман наконец признал,  что  его  боязнь  Дуна
ненормальна и что на самом деле Дун никогда не  говорил  об  уничтожении
Империи.
   Вообще-то  Герман  давным-давно  сделал  это  признание,  стоило  ему
понять, чего именно хотят от него доктора. Но  машины  ему  обмануть  не
удалось. И только когда сами приборы доложили лечащим врачам, что Герман
не лжет и не притворяется, невропатологи  в  конце  концов  объявили  об
успешном исходе лечения, и служащие Грея (сам Грей в те  время  был  под
сомеком) возвратили Герману право распоряжаться собственным  имуществом.
Герман сразу отписал его обратно и принял сомек,  надеясь  нагнать  годы
сна, которые упустил, пока доктора лечили его от безумных иллюзий.
   Минуло целое столетие, прежде чем совпало время  пробуждения  Дуна  и
Германа. Сначала Герман даже не пытался отыскать Дуна - лечение отбило у
него всякий интерес к внуку. Воспоминания о том случае, который в  корне
изменил его жизнь, больше не вызывали у него ни страха,  ни  ярости.  Но
постепенно он вновь начал интересоваться прошлым и поднял на свет записи
знаменитой игры. По ее материалам было написано множество книг - история
взлета и падения Италии Нубера рассматривалась  по  меньшей  мере  двумя
тысячами ученых. Подойдя к структуре игры с философской точки зрения, он
сумел заново воспроизвести разрушение Италии. Тогда-то  и  проснулось  в
нем давнее желание повидаться с противником и  внуком.  После  игры  они
ведь так и не встречались - доктора заставили Германа искренне  поверить
в это.
   Но когда Герман попытался выяснить в Сонных Залах график  пробуждений
Абнера  Дуна,  ему  сообщили,  что  это  государственная  тайна.   Такая
секретность могла означать только одно: Дун Спал больше десяти лет,  что
было официальным максимумом, а в бодрствующем состоянии проводил  меньше
двух месяцев, что являлось официальным минимумом. Это означало,  что  он
обладал   такой   властью,   которая   даже   не    снилась    остальным
правительственным чиновникам.  И  это  только  усилило  желание  Германа
встретиться с ним.
   Когда ему исполнилось семьдесят лет, его мечта наконец осуществилась.
Прошли столетия, в историю Империи вписывались  новые  главы,  а  Герман
внимательно отслеживал все  происходящее.  Он  одолел  все  исторические
труды, доступные компьютеру - причем интересовала его не только Империя.
Он сам не знал, что ищет, зато был абсолютно уверен, что искомого так  и
не нашел. И вдруг в один прекрасный день на его  запрос  в  Сонные  Залы
пришел ответ, что Абнер Дун проснулся.  Ему  не  сообщили,  сколько  Дун
проведет наверху и когда он собирается снова принять сомек, да его это и
не  интересовало.  Герман  заслал  Дуну  записку,  и,  к  его   великому
удивлению, Дун ответил, что встретится с ним. Не только  встретится,  но
лично навестит.
   Потянулись долгие, мучительные часы.  Герман  никак  не  мог  понять,
почему же ему так хочется повидаться с Дуном. Отеческие чувства здесь ни
при чем, решил Герман.
   Семья ничего для него не значила. Это было  желание  великого  игрока
поближе познакомиться с человеком, который разгромил  его,  вот  и  все.
Наполеон, к примеру, незадолго до смерти изъявлял желание  поговорить  с
Веллингтоном. Гитлера съедала безумная мечта увидеться с  Рузвельтом.  А
Юлий Цезарь, истекая кровью, жаждал побеседовать с Брутом.
   Что кроется в уме человека,  уничтожившего  тебя?  Этот  вопрос  грыз
Германа долгие годы, и вот теперь он гадал, узнает ли он заветный ответ.
Кроме того, это ведь последний его  шанс.  Пять  лет  усиленной  терапии
дорого стоили Герману, и  он  чувствовал  -  такое  чувство  предвидения
доступно некоторым, - что смерть ждет за углом. Сомек лишь откладывал ее
на время, но подлинное бессмертие он подарить не мог.
   - Дедушка, - раздался мягкий голос, и Герман резко проснулся. Он что,
задремал? Не важно.  Перед  ним  стоял  невысокий,  склонный  к  полноте
мужчина, в котором он узнал своего внука. Он  поразился,  насколько  тот
молод.
   Ничуть не постарел с тех пор, как они  скрестили  мечи,  а  ведь  это
случилось много-много лет назад.
   - Мой легендарный противник, - промолвил Герман, протягивая руку.
   Дун в ответ протянул свою, но вместо пожатия лишь провел пальцами  по
коже Германа.
   - Даже сомек не вечен, да? -  спросил  он,  и  печаль  в  его  глазах
поведала Герману, что не он один понимает: за  обещанием  вечной  жизни,
дарованным сомеком, на самом деле таится та же смерть.
   - Зачем ты хотел увидеться со мной? - спросил Дун.
   Тяжелые, необъяснимые слезы медленно  покатились  из  стареющих  глаз
Германа.
   - Не знаю, - ответил он. - Я просто хотел узнать, как у тебя дела.
   - Все хорошо, - произнес Дун. -  За  последние  несколько  веков  мой
департамент  колонизировал  дюжины  миров.  Враг  бежит  -  мы   намного
превосходим его  численностью,  и  ему  не  совладать  с  нами.  Империя
разрастается.
   - Я так рад.  Рад,  что  Империя  растет.  Возводить  империи  -  это
замечательно. - Вдруг без всякой связи он добавил:
   - А я ведь тоже как-то раз построил империю.
   - Знаю, - кивнул Дун. - А я ее разрушил.
   - Да-да, - вспомнил Герман. - Вот зачем я хотел повидаться с тобой.
   Дун кивнул в ожидании вопроса.
   - Я вот все думал... Я хотел знать, почему  ты  избрал  именно  меня.
Почему решил сделать это. Может, ты уже объяснял это мне, но я не помню.
Память не та, что прежде.
   Дун улыбнулся и взял руку старика.
   - Человеческая память несовершенна, дедушка. Я  избрал  тебя,  потому
что ты был самым великим из  всех.  Избрал  потому,  что  ты  был  самой
высокой горой, которую я мог покорить.
   - Но зачем.., почему ты  все  разрушил?  Почему  не  построил  другую
империю, раз хотел посоперничать со мной?
   "Вот он вопрос. Да, тот самый вопрос, который  я  мечтал  задать",  -
решил Герман. Он почувствовал удовлетворение - хотя одновременно  в  нем
зародилось непонятное сомнение. Разве он уже не разговаривал с Дуном  на
эту тему? Разве Дун не ответил ему тогда? Нет. Такого не было.
   Взгляд Дуна стал каким-то отстраненным:
   - А ты сам не знаешь ответа?
   - О, - рассмеялся Герман. - Видишь ли,  был  у  меня  в  жизни  такой
момент  -  в  общем,  я  полностью  свихнулся  и  утверждал,  будто   ты
намереваешься разрушить Империю.
   Но меня вылечили.
   Дун опечаленно кивнул.
   - Но сейчас мне гораздо лучше, и я хочу знать. Просто хочу знать.
   - Я уничтожил.., я напал на твою империю, дед, потому  что  она  была
слишком прекрасна, чтобы существовать.
   Если  б  тебе  удалось  захватить  мир,  ты  бы  выиграл,   игра   бы
закончилась, а что потом? Прошла бы несколько лет, и ее бы все забыли. А
теперь ее будут помнить вечно.
   - Забавно как, - протянул Герман, потеряв мысль задолго до того,  как
Дун закончил говорить. -  Величайший  творец  и  величайший  разрушитель
произошли из одного источника - дед и внук. Забавно, да?
   - Наследственность, - пошутил Дун.
   - Я горжусь тобой, - произнес Герман, действительно веря в это.  -  Я
рад, что если и нашелся во  Вселенной  человек,  который  смог  победить
меня, так это была кровь от моей крови. Плоть от моей...
   - Плоти, - закончил за него Дун. - Так ты начал верить в Бога?
   - Я не помню, - сказал Герман. - Что-то стало с моей  памятью,  Абнер
Дун, я ни в чем теперь не уверен. А раньше я верил в Бога? Или  это  был
кто-то другой?
   Глаза Дуна наполнились тоской. Он шагнул к сидящему в  мягком  кресле
старику, встал на колени и обнял его.
   - Прости меня, пожалуйста, - проговорил он. - Я понятия не имел, чего
это будет тебе стоить. Даже не подозревал.
   В ответ Герман лишь рассмеялся:
   - Да ладно, в то пробуждение я ставок не делал. Так что  денежки  все
целы и невредимы остались.
   Но Дун лишь крепче прижал его к себе и повторил:
   - Прости меня, дедушка.
   - А, ерунда, проиграл так проиграл,  -  ответил  Герман.  -  В  конце
концов, это ж всего лишь игра.
 
Глава 5 
 
УБИВАЯ ДЕТЕЙ 
 
   Он услышал, как щелкнул замок. Дверь скользнула в сторону, но он  был
слишком увлечен игрой. Порывшись в куче разбросанных по полу пластиковых
кубиков,  он  вытащил  оранжевый.  Этот  кубик  определенно   необходим,
поскольку никуда не подходит, а значит, он не нарушит  бесформенности  и
непонятности сооружения.
   - Линк? - окликнул его далекий голос, какой-то странно  знакомый,  из
всех голосов во  Вселенной  только  этот  мог  заставить  его  удивленно
обернуться. "Я же убил ее, - в недоумении подумал он. - Она мертва".
   И все же он медленно повернулся. Перед ним как ни  в  чем  не  бывало
стояла мать - голос обрел плоть,  такую  гибкую,  такую  соблазнительную
(сорок пять? не может быть,  чтобы  ей  было  сорок  пять!).  Изысканная
одежда и ужас в глазах.
   - Линк! - снова позвала она.
   - Здравствуй, мама, - глупо сказал  он,  голос  его  звучал  глухо  и
протяжно. "Я говорю, как умственно отсталый. Нормальный  человек  ничего
не поймет", - подумал он. Но повторять не  стал.  Он  просто  кивнул  ей
(падающий сверху свет отражался от ее  светлых  волос,  создавая  вокруг
головы подобие нимба, ткань блузки натянута плавным изгибом грудей, нет,
не обращай внимания на это, нельзя, думай о ней,  как  о  матери,  питай
сыновьи чувства. Почему она жива? О Господи, может, то был сон, а сейчас
я проснулся? Или ко мне явился ее дух?),  и  две  слезинки  сверкнули  в
уголках его глаз.
   Все вокруг расплылось как в тумане, ему даже на миг  показалось,  что
ее белокурые волосы вдруг потемнели, превращая мать в шатенку, тогда как
она всегда была блондинкой...
   Увидев эти слезы и позабыв  о  безумных  искорках,  танцующих  в  его
глазах, мать на секунду, всего лишь на какую-то секунду протянула к нему
руки, но потом опомнилась и уперла их в бока ("Обрати внимание, - сказал
себе Линк, - изгиб ее бедер и  легкая  выпуклость  животика  создает  на
ткани две косые линии, уходящие вниз"). Напустив на себя  сердитый  вид,
будто бы обижаясь, она произнесла:
   - Что, неужели мой мальчик даже не обнимет меня?
   Эти слова будто рывком подняли Линка с пола,  заставив  подняться  во
все 190 сантиметров роста. Он направился в ее сторону, протягивая к  ней
свои длинные руки...
   - Нет... - проворковала она, отталкивая его. - Нет, не так  -  просто
маленький поцелуйчик. Один поцелуйчик.
   Она по-ребячьи выпятила губы, и он наклонился к ней.
   Однако в самый последний момент она  вдруг  отвернула  голову,  и  он
чмокнул ее в ухо и волосы.
   - Ой, какой ты слюнявый, - передернулась она  от  отвращения.  Открыв
напоясную сумку, она достала салфетку и, тихонько  посмеиваясь,  вытерла
ухо. - Неловкий, неловкий мальчишка, Линк, ты как всегда...
   Линк не знал куда деваться  от  стыда.  И  как  всегда  гадал,  какое
следующее его действие вызовет ее упрек. Он краснел от смущения и  знал,
что должен что-то предпринять,  что-то  решить,  но  вместо  этого  лишь
прокручивал в мозгу одну и ту же фразу, произнося ее про себя  тоненьким
детским голоском: "Мама злюка, мама злюка, мама злюка".
   Она внимательно наблюдала за ним, губы ее растянулись  в  полуусмешке
(ты только посмотри, как блестят ее губы,  а  ведь  она  не  красится  и
никогда  не  красилась,  губы  ее  всегда  немножко  влажные,  чуть-чуть
приоткрытые, а язык занимается нежной любовью  с  белыми  зубками).  Она
явно не знала, как реагировать на происходящее.
   - Линк? - позвала она. - Линк, ты что, даже не улыбнешься мамочке?
   Линк попытался вспомнить, как  это,  улыбаться.  Что  чувствуешь  при
этом? Так, надо напрячь лицевые мускулы, кожа тогда натянется...
   - Нет! - закричала она, отступая от него  и  нашаривая  ручку  двери.
Видно, она считала, что это  открытый  госпиталь  -  ан  нет,  это  была
лечебница для психически больных  людей,  а  таким  пациентам  запрещено
разгуливать  по  коридорам.  Она  развернулась  и  заколотила  в   дверь
кулаками, отчаянно взывая:
   - Выпустите меня отсюда, выпустите!
   И ее выпустили, тот самый высокий мужчина с приятной улыбкой, который
по пять раз на дню выводил Линка в туалет. Сам  Линк  почему-то  забывал
проситься туда. Дверь за ней захлопнулась, а Линк все стоял  и  смотрел.
Он никак не мог решить, что же делать дальше; он с изумлением смотрел на
свои вытянутые руки и ничего не  понимал.  А  пальцы  его  тем  временем
сжимались  и  разжимались,  пытаясь   обхватить   нечто   продолговатое,
цилиндрическое - по форме очень и очень напоминающее человеческое горло.
***
 
   В кабинете доктора Хорта миссис Дэнол грациозно опустилась на стул  и
гордо застыла, отвлекающе прекрасная.
   Хорт еще подумал, неужели это та  самая  женщина,  которая  несколько
минут назад рыдала в объятиях одного из сотрудников.
   - Я живу только ради сына, - сказала она. - Его не было со мной  семь
ужасных, ужасных месяцев, он сбежал, скрылся куда-то. Но вот  я  наконец
нашла его и хочу, чтобы он вернулся домой. Вместе со мной!
   Хорт вздохнул:
   - Миссис Дэйнол, Линкири сейчас не в  себе,  у  него  крайне  опасная
форма сумасшествия. Если вы внимательно прочли табличку на  дверях,  то,
должно быть, уже знаете, что это правительственный  госпиталь.  Он  убил
девушку.
   - Значит, она того заслуживала.
   - Она ухаживала за ним в течение семи месяцев, миссис Дэйнол.
   - Не иначе, она соблазнила его.
   - Оба они вели активную половую жизнь, причем по обоюдному согласию.
   На лице миссис Дэйнол мелькнула гримаска ужаса:
   - Это мой сын сказал вам такое?
   -  Это  было  зафиксировано  в  полицейском  рапорте.   Свидетельские
показания жильцов снизу.
   - Навет.
   - У  правительственных  структур  на  этой  планете  очень  ограничен
бюджет, миссис Дэйнол. Большинство людей вынуждено жить в квартирах, где
личные отношения невозможно сохранить в тайне.
   При  мысли  о  несчастных  бедняках,  ютящихся  в   правительственных
кварталах  этой  погруженной  в  вечную  ночь   столицы   на   сумрачной
планете-колонии, миссис Дэйнол передернулась - не иначе, от отвращения.
   - О Господи, как я  мечтаю  улететь  отсюда  и  никогда,  никогда  не
возвращаться, - проговорила она.
   - Да, одним выстрелом вы убили бы двух зайцев, - ответил Хорт. -  Ваш
сын также ненавидит эту планету.
   Вернее, ненавидит то, с чем ему пришлось столкнуться здесь.
   - Я понимаю. Эти монстры-дикари  -  да  и  городские  тоже  мало  чем
отличаются от дикарей.
   Хорт мог лишь подивиться этой оригинальной демократии  -  похоже,  по
сравнению с собой дамочка  считала  всех  людей  низшими  созданиями,  а
следовательно, в ее глазах все были равны.
   - Как бы то ни было, пока Линкири должен оставаться  в  больнице,  мы
попробуем вылечить его.
   - Поверьте, я не меньше вашего желаю его излечения.
   Пускай он снова станет милым, любящим мальчиком, которым был когда-то
- я поверить не могу, что он действительно убил ее!
   - Убийство произошло на глазах у семнадцати свидетелей. Двое  из  них
госпитализированы - после того как попытались оттащить его от трупа. Его
виновность в ее смерти не вызывает сомнений.
   - Но зачем?! - взволнованно воскликнула она,  грудь  ее  заходила  от
бурной страсти - подобный всплеск эмоций удивил даже Хорта, которому  не
раз приходилось сталкиваться с эксгибиционистками. - Почему он убил ее?
   - Дело в том, миссис Дэйнол, что, если не принимать в расчет цвет  ее
волос и несколько лет разницы в возрасте, эта девушка была точной  вашей
копией.
   Миссис Дэйнол моментально напряглась:
   - Боже мой, доктор, да вы шутите!
   - По прибытии сюда Линк находился в полной прострации,  единственное,
в чем он был твердо уверен, так это в том, что убил он именно вас.
   - Это ужасно. Отвратительно.
   - Порой он плачет и извиняется  перед  кем-то,  говорит,  что  больше
никогда так не поступит. Однако чаще всего он  лишь  хихикает,  довольно
язвительно, будто одержал победу в какой-то очень важной для него  игре,
которая раньше заканчивалась неизменным поражением.
   - Так, значит, вот что теперь выдается за психологию  на  этой  Богом
проклятой планетке!
   - Да, и не только на этой "планетке", но и на самом Капитолии, миссис
Дэйнол. Как я уже говорил, степень я получил именно там.  Если  желаете,
можете проверить. - "Дьявольщина, - подумал про себя  он,  -  с  чего  я
вдруг оправдываюсь перед этой бабой?" - Мы  сочли,  что,  если  ваш  сын
увидит вас целой и невредимой, это поспособствует его выздоровлению.
   - А ведь он и в самом деле пытался задушить меня!
   - Судя по вашему рассказу, да. Также вы заявили, что  хотите  забрать
его домой. Вы продолжаете настаивать на этом решении?
   - Я хочу, чтобы его  побыстрее  вылечили,  хочу,  чтобы  он  поскорее
вернулся! С тех пор как умер его отец, у  меня  никого  не  осталось,  я
люблю его больше всех на свете!
   "Да нет, похоже, себя вы любите больше, - чуть не  съязвил  Хорт,  но
сдержался. - Вот черт, я, похоже, начинаю судить ближнего".
   Прозвенел  зуммер,  и  Хорт,  порадовавшись  про   себя   неожиданной
передышке, нажал на кнопку, открывающую дверь. Через порог шагнул  Грэм,
главный санитар. Он выглядел обеспокоенным.
   - В это время я обычно вывожу Линкири в туалет, - начал он как всегда
с середины. - Все обыскал, нет его в  комнате.  Перевернули  вверх  дном
весь госпиталь. Нет его.
   Как нет?! - Миссис Дэйнол судорожно втянула воз дух.
   - Это его мать, - объяснил Хорт.
   Грэм продолжал рассказывать:
   - Он вскарабкался на потолок и пролез в  вентиляционную  систему.  Мы
понятия не имели, что он настолько силен.
   - Да уж, замечательная больница!
   - Миссис Дэйнол, - раздраженно произнес Хорт,  -  как  больница  этот
госпиталь  -  чудо  техники,  один  из  самых  лучших.  Только  вот  при
строительстве