Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Китаева Анна. Идущие в ночь -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  -
дакции уже подобраны, -- все бывалые журналисты и мужчины, которые смогут лучше перенести тяготы жизни фронтового города. А она пусть спокойно перебирается через Ладогу, в Челябинске вопрос о ее назначении решится. Яннус все это предвидел и отсоветовал обращаться к секретарю ЦК. Сейчас, в снегопаде, Дагмар еще острее чувствовала себя сорванным с дерева листком, который ветер безжалостно швыряет с места на место. Ее желание уже ничего не значит, ее просто затягивает движущийся поток. С того самого момента, когда Яннус явился к ней и увел с собой. В ее собственных интересах, в интересах Бенно, в интересах народа... Боже мой, какие высокие слова... А чувствуют ли себя и другие влекомыми ветром листьями? Яннус, тот, конечно, нет, у него голова забита планами, которые он будет осуществлять, когда они доберутся до места. Там он организует какой-то профсоюзный комитет и поставит его на ноги, у него ясная цель, он займется делом, которое ему по душе и которое он находит важным. Мария Тихник твердо убеждена, что эвакуация единственно возможный шаг, она, правда, не представляет себе с такой ясностью, как Яннус, чем будет заниматься, но считает своим долгом проти-востоять любым трудностям, чтобы через год или два вернуться в Эстонию и продолжить работу, насильственно прерванную фашистами. И Койт тоже ни в чем не сомневается, вера его в будущее настолько велика, что он словно бы встал над нынешними бедами, нет, он не может чувствовать себя гонимым с места на место листком. Боцман Адам, наверное, так же давным-давно сросся с коммунизмом и относится ко всему, что с ним сейчас происходит, как к неизбежности. Валгепеа -- человек практического склада и вживается в любые обстоятельства с каким-то необъяснимым, само собой разумеющимся оптимизмом. Он пребывает в своем времени, время живет в нем, сомнения и шатания такой натуре чужды. И Валгепеа знает свое место и свою цель, плыть против течения не собирается, оно несет его в направлении, которое он хотя бы подсознательно считает верным. Вот Сярг, который все и вся клянет, но видит перед собой сверкающий в ярких лучах город, видит верблюдов и виноградники, он-то может ощутить себя гонимым листочком -- куда ветер его подбросит и швырнет, там он и останется. Но стоит тому же С.яргу пробиться на ташкентский поезд, и он сразу почувствует себя хорошо. Впрочем, как знать... Маркус? Мужчина с сильными руками, в которого влюбилась Эдит и который, видимо, тоже влюбился в нее. Вероятно, и он человек типа Яннуса и Койта, чья судьба безраздельно связана с судьбой революции, так что и в хаосе они не теряют цели, которой себя посвятили. То, что он упрямо, невзирая ни на что, пробирался к линии фронта и вышел к своим, -- вызывает уважение. Но если другие не чувствуют себя гонимыми ветром листками, то почему это чувствует она? Неужели только из-за Бенно? А если бы он шагал рядом и держал ее под руку, было бы у нее такое ощущение? Испытывала бы она то же самое, что и сейчас? Ответа Дагмар не находила. И тут же возник новый вопрос: а что бы чувствовал сейчас Бенно? То же, что Яннус и крепкорукий Маркус, или то, что она и, может быть, Сярг? А вдруг Бенно уже в их последнюю встречу испытывал то, что испытывает теперь она? Почему он был такой убитый, грустный, сам не в себе? И только она ничего не понимала. Бенно приходил и уходил туда, куда его посылали, он уже не располагал собой. Ни на что не жаловался -- может, просто не хотел портить ей настроение. Тогда Дагмар не ощущала себя еще бесцельно влекомым листком, о нет, тогда бы ей и в голову не пришла такая мысль. Но Бенно уже знал, что значит война, и понимал, что она превращает людей в сорванные с дерева листочки. Почему же ни Яннус, ни Мария, ни Альберт и ни Маркус не чувствуют себя так? Разве война не оторвала их от родного дерева и не погнала с котомкой за плечами скитаться по свету? Почему одни чувствуют, а другие нет? И почему она об одних думает, что они это чувствуют, а о других так не думает? И тут Дагмар обнаружила, что идет рядом с Маркусом. Маркус уже некоторое время назад приметил, что впереди Дагмар, боцман Адам отстал и шел сзади. Маркус не прибавил шагу, чтобы догнать Дагмар, продолжал идти прежним ходом. Подумал: если она снова заведет разговор о муже, он ей все выложит. Пускай Ян-нус ломает комедию, а с него хватит. Однако, поравнявшись с Дагмар, отказался от своего намерения и произнес первую пришедшую на ум фразу: -- Погодка рождественская. Как в наших краях. -- Здесь больше снега, -- сказала Дагмар. -- Куда больше. -- Я горожанин, -- продолжал Мapкyc, -- по правде сказать, и не знаю, как там в деревне на рождество. По-моему, должен снег идти. Такой же густой, пушистый. Запорошенные ели, снегопад и санная езда-- это и есть настоящее деревенское рождество. Маркус поймал себя на том, что говорит слишком книжно, подобранными словами, и рассердился: с какой стати он лезет из кожи вон? -- Снежное рождество, по-моему, тоже красивее, -- согласилась Дагмар. Хотя Маркус и был себе противен, он продолжал в прежнем духе: -- В Таллине на рождество нередко тает и сля-,коть, -- бывает, что улицы совсем без снега. Настоящего рождественского настроения тогда и в помине нет. -- В эту зиму и снег бы, наверное, не обрадовал, -- сказала Дагмар. -- Пожалуй. Снег -- это декорация. А одной декорации мало. -- Здесь куда больше снега, -- повторила Дагмар. -- И в наших внутренних районах снега всегда больше. Даже в Нымме* покров толще. -- Напряжение в нем стало спадать. -- В центре города снег убирают, -- может, поэтому. -- Вы где жили? -- В Юхкентале, -- Дагмар назвала свою старую улицу и быстро поправилась: -- В Кадриорге. -- Я жил по Вана-Каламая, -- сказал Маркус и подумал, что наконец-то заговорил по-человечески. -- В Таллине, наверное, снега еще нет. -- Помню, учился я в первом или во втором классе, -- в ноябре выпал снег -- и остался. А обычно так не бывает. Какое-то время они шли молча. К Маркусу вернулась уравновешенность. Он обнаружил, что Дагмар шла почти таким же, как он, широким шагом. Сзади доносился скрипучий бас Юлиуса Сярга и слышался койтов-ский тенорок. По мнению Маркуса, у Койта был носовой тенор. Слова разобрать невозможно, но по тону казалось, что они, как обычно, спррят. -- Могли вы себе когда-нибудь представить, что попадете сюда? Далеко за Ладогу, в северную Россию? -- прервала Дагмар молчание. -- Нет, -- призвался Маркус. -- Я многого не мог себе представить. Война висела в воздухе, это чувствовалось уже несколько лет, но то, что она так быстро придет в Эстонию, я и подумать не мог. -- Для меня все невероятно, -- сказала Дагмар. -- Не могу освободиться от чувства, что мы предали свой край. Ведь народ остался... там. Разве мы не должны были разделить его судьбу? А вместо этого все бежим и бежим... * Нымме -- пригород Таллина. Слова Дагмар поразили Маркуса. Поразили потому, что и он временами думал так. Еще когда пробирались по лесным дорогам на восток, предпочитая сумерки и ночную темноту дневному свету. В иные минуты, когда охватывала безысходность и цель представлялась недостижимой, он будто чувствовал себя виновным в том, что голова у него занята лишь мыслями о своем спасении. Тогда он казался себе беглецом, который спасает собственную шкуру. Но и позже, когда на Финляндском вокзале дожидался отправления эшелона, на душе был горький осадок. Никто, с кем он вместе садился в поезд, не говорил о бегстве, все произносили нейтральное и извиняющее слово-- эвакуация. Они не бежали, они покидали Ленинград, который стал фронтовым городом, как покидали недавно свои родные края, -- хотя нет, не покидали, а эвакуировались. Все происходило по решению вышестоящих органов. Эвакуационная комиссия Эстонской ССР вручила ему эвакуационную справку и объявила, что при первой же возможности его отправят из Ленинграда. Из Эстонии он выбирался на свой страх и риск, там он метался подобно зверю в западне, сейчас все в порядке и все на месте. В "Астории" он встретил двух секретарей ЦК, встречал народных комиссаров, работников райкомов и исполкомов, руководящих деятелей профсоюзов, народных депутатов, ученых, писателей и служителей искусства, хозяйственников и широкоизвестных стахановцев. И спросил себя: разве они должны были оставаться в Эстонии? Хотя он и считал ребячеством эти мысли, которые приходили порою в голову, -- ибо судьба народа была бы не легче, если бы весь актив оказался в Эстонии и был уничтожен, -- тем не менее полностью погасить это чувство вины Маркус не мог. Он сказал: -- Вы правы -- без конца драпаем. К сожалению, у нас нет другого выбора. Маркус чуть не добавил: а какой смысл было жертвовать собой -- фашистам очень бы даже понравилось, будь они в Эстонии, сейчас вряд ли бы кто из них был на свободе, большинство уже давно поставлено было бы к стенке, -- но вовремя удержался. Дагмар могла сказать, что кое-кого все же оставили, и при этом обязательно подумала бы о своем муже, есть у нее такая навязчивая идея. И тут же Маркус понял, что Дагмар до тех пор не освободится от чувства, будто она кого-то предала, пока не узнает всю правду о Юхансоне. Пока будет думать, что Бенно -- один из тех, кто остался в Эстонии организовывать сопротивление- -- Как бы я хотела, чтобы все это было оном, -- сказала Дагмар. ' Маркусу казалось, что он понимает ее. Дагмар, которая до сих пор была для него существом далеким, несчастным, но все же далеким, вдруг стала ближе. Он сказал" -- Представьте себе, что мы сейчас идем по Эстонии. Там много таких же лесов и дорог. -- Я этого не могу представить. -- Да и я не совсем. Но разве это не здорово, если суметь? Если бы мы могли плохое вообразить хорошим. Плохое-то мы умеем еще худшим представить, даже о хорошем думаем как о плохом, так часто бывает. А должно быть наоборот. Дагмар не согласилась: -- Плохое нельзя принимать за хорошее. -- Вы правы: с плохим нельзя уживаться, тем более обращать в хорошее, воображать хорошим. Неожиданно Дагмар переменила разговор: -- Вы не должны были покидать Эдит. Слова эти ошеломили Маркуса. -- Вы не должны были покидать Эдит, -- повторила Дагмар. -- В трудное время людям надо держаться вместе. Не то их начнет швырять ветром, и почувствуют ли они когда-нибудь под ногами твердую почву, об этом сами они знают меньше всего... -- То,'что Эдит осталась в Ленинграде, от меня не зависело, -- возразил Маркус. -- Я ее не оставлял. -- И тут же почувствовал фальшь в своих словах. -- Это, наверно, и от нее не зависело. -- Может быть. Но не от меня -- уж точно. -- Она бы с радостью пошла с нами. Мне казалось, что ради вас... -- Почему вы так думаете? -- Боже, какой вы слепой. Маркус все больше и больше терялся. Он буркнул: -- В военное время человек не волен делать то, что ему хочется. -- Разве всегда непременно нужно отступаться от себя? -- Эдит никто не принуждал отступаться. Да ее, по-моему, и невозможно заставить. -- В последний вечер Эдит плакала. Я пыталась ее утешить, как она меня всегда утешала. -- Она бы все равно не пошла с нами, если бы я ее и позвал. Даже если бы и хотела пойти ради меня, как вы сказали... Произнеся это, Маркус почувствовал себя виноватым в чем-то очень существенном. -- А вы разве не позвали ее? -- Мне и в голову не пришло, -- честно признался Маркус и сконфуженно добавил: -- Она бы не смогла пойти. -- А вдруг. Может, она как раз и дожидалась вашего слова? -- Даже зная, что она ждет моего слова, я бы все равно не посмел звать ее с собой. И это прозвучало фальшиво. -- Почему? -- Я бы только затруднил ее решение. Разве я должен был это сделать? . -- Думаю, что да. -- Теперь мой черед спросить -- почему? -- Если бы вы позвали -- это придало бы ей силы. Пусть на то, чтобы остаться. Это значило бы для нее очень много. Маркус вздохнул! -- Если вы правы, то я глупец. Дагмар стало жаль его. Снегопад продолжался. Дорога по-прежнему петляла в высоком ельнике. Теперь, когда они молчали, Мар-кус отчетливо слышал шаги -- свои и Дагмар. В самом деле, они шли почти в ногу. Сзади временами слышался говорок. Впереди было тихо, сквозь мерно падавшие хлопья проглядывали две человеческие фигуры. Валге-пеа и боцман Адам. Голосов слышно не была -- дело известное, боцман не говорун. Дагмар снова прервала молчание: -- Эдит не говорила, почему она остается в Ленинграде. Сказала только, что не может поехать с нами. -- И мне ничего не сказала, -- заметил Маркус. -- Мне жаль ее. И вас тоже. -- Ну, теперь вы думаете хуже, чем обстоит дело. -- Дай-то бог. От всего сердца желаю. Дагмар поскользнулась и потеряла равновесие, Маркус поддержал ее. -- Спасибо. -- Наверное, ступили в санный след. -- Постараюсь быть осторожнее. -- Может, вам немного отдохнуть? 'Я остановлю лошадь. -- Из-за меня не стоит. Поверьте, я ходок надежный, -- Это хорошо. Нам придется топать не одну неделю. -- Я бы лучше осталась в Ленинграде. И снова Маркус вовремя промолчал. Уже вертелось на языке: "А еще лучше в Эстонии". Именно так он уже не раз думал о Дагмар. Вместо этого сказал: -- Посмотрите, какие высокие ели. Макушки сливаются с небом. -- Это оттого, что ночь и снег идет. -- Заснеженная ель -- на редкость величавое дерево. -- Вы -- дитя города, Маркус согласился: -- Верно, сельский житель воспринимает природу естественнее и глубже, горожанин больше любуется и восхищается. А вы сами родом из деревни или города? -- Из пригородной деревни. Саку. Мне было восемь лет, когда семья переехала в город. Отец учительствовал, хутора своего не имел. -- Я родился в городе. Мой отец работал в портовых мастерских, три года назад утонул -- и воды-то всего по колено было. Разрыв сердца. Да и вы не можете считать себя деревенской; если бы родились в крестьянской семье и оставались в деревне, тогда дело другое. А с восьми лет в городе -- по всем статьям городская барышня. -- Я толком и не помню своего деревенского детства. Речка да приземистые сосенки на песчаном выпасе. Насосный колодец, погреб возле дома. И школа, вернее, низкое и полутемное помещение, отец давал уроки трем классам сразу. Куда лучше помню дедушкин и бабушкин хутор, меня туда возили потом каждое лето. Так что все-таки немного деревенская. -- Одних летних каникул мало. Я тоже провел как-то лето в деревне, но ощущением деревенского, жителя не проникся. Большой лес действует на меня, как храм, -- возникает чувство торжественности. -- Скажите, вы плакали когда-нибудь при виде падающего дерева? А я плакала. Это самое печальное воспоминание моего детства. Росли возле молодого сосняка три высокие сосны. В учебнике природоведения была картинка с такими соснами и подпись: "Корабельные сосны". Тогда я еще ничего не знала о борьбе сосен за свое существование, мне казалось, что все молодые сосенки -- это их дети. Но однажды сосны срубили, я видела, как валилась последняя сосна, и рыдала как безумная. На мужиков, которые спилили их, смотрела как на душегубов. -- Признаюсь, что я тоже недели две в'алил деревья, зарабатывал на карманные расходы. Однажды в зимние каникулы. -- Вы пилили другие деревья. Если бы вы срубили мои сосны, я бы и сейчас боялась вас. -- Спасибо всевышнему, что вы жили уже в городе, когда я подрабатывал в лесу. -- Какие вы пилили деревья? -- Разные. Лес попался дрянной. Думал, сорву куш, а принес всего четырнадцать крон. Постепенно разговор иссяк. Какое-то время шли рядышком молча. Одежда уже покрылась толстым слоем снега. Идти по заваленной снегом дороге становилось все труднее. Полозья оставляли за собой глубокую колею. Маркус не вынес молчания. -- Пойду все-таки остановлю лошадь! -- воскликнул он с деланным оживлением и прибавил шагу. -- Я совсем не устала, -- крикнула Дагмар вдогонку. Маркус оглянулся. -- Лошадь все равно придется задержать. А то Яннус сильно отстал. И исчез за пеленой снега, оставив за собой широкие следы. Дагмар проводила его взглядом. Порой ей казалось, что Маркус что-то скрывает от нее. Что знает о Бенно гораздо больше. Только не осмеливается сказать, что с ним случилось. Может, Бенно нет в живых? В такие минуты Дагмар думала, что неведение -- хуже любой правды. Когда Маркус сказал, что плохое надо представлять хорошим, Дагмар затаилась в ожидании. Ей показалось, что Маркус собирается говорить о Бенно. Однако он перевел разговор на общие темы. Вскоре впереди послышалось тпруканье, и Дагмар увидела сквозь падавший снег дровни и лошадь. Через некоторое время все собрались у дровней; последним, хотя он и размахивал во всю мочь своими длинными руками, будто крыльями, подошел Яннус. -- Ни одна машина не проехала, -- перебивая говоривших, загрохотал дребезжащим басом Юлиус Сярг. -- И куда эта старая чертовка ведет нас? -- Дорога правильная, -- заверил боцман Адам, будто каждый день ходил по ней. Койт поддел было: -- Господин Сярг желают ехать на машине. -- Против машины и я бы не возражал, -- сказал Валгепеа. Покрытый слоем снега рюкзак на его спине сливался с плечами, и Валгепеа казался Койту горбатым. Хельмут Валгепеа не шутил, а сказал то, что думал, -- он и впрямь бы не возражал против автомобиля. Да и другие, видимо, тоже. На автомашине одолеть двадцать восемь километров ничего не стоило, теперь на это уйдет вся ночь. ...В начале пути повезло, и довольно крепко. Целых два дня после Сясьстроя им еще улыбалось счастье. Судьба словно желала загладить свое прежнее к ним равнодушие. Валгепеа надеялся, что после того, как они переберутся через Ладогу, худшее останется* позади. И дела пойдут куда глаже. Но вот поди ж ты -- судьба уготовила им новые удары. Первые же слова, услышанные Хельмутом на маленькой восточной пристани, означали, что он рано сказал "гоп". А слова эти были такие: -- Немцы в Тихвине! Раздались они на чистейшем эстонском языке, далеко окрест разнесся в прохладе осеннего утра звонкий голос парнишки лет десяти. -- Немцы в Тихвине! Валгепеа только что спустился с трапа на узкий причал я еще не успел оглядеться, как его резанули эти слова. Он изумился, что мальчишка чисто говорил по-эстонски. Разве на восточном берегу Ладоги живут эстонцы? А может, это вовсе не местный, а какой-нибудь тоже эвакуированный? Валгепеа внимательнее пригляделся к парнишке -- натянутая на уши буденовка, из-под расстегнутого ватника видна подпоясанная длинная русская рубаха, сапоги размера на два больше положенного, -- нет, первое впечатление не обмануло его, мальчишка должен быть местным. И только придя к такому выводу, Валгепеа подумал, где же этот самый Тихвин, о падении которого объявлялось как об очень важной вести. -- Немцы в Тихвине! -- снова прокричал парнишка. Видимо, он сам только что услышал и торопился первым передать новость дальше. Но откуда он знает, что надо кричать по-эстонски? И этому Ва

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору