х нищих и скорее всего плохо  кончишь.
Я больше не хочу тебя видеть. Убирайся прочь!
   Я повернулся было лицом к моему покупателю Йоркису и его золотым,  но
того уже и след простыл. На его месте стоял  дурачок  Дорк.  Он  тут  же
принялся пресмыкаться передо мной.
   - Прости меня, хозяин Корвас! Прости!
   - Простить тебя?!
   Дорк подобрал с земли палку и протянул ее мне.
   - Ударь меня, хозяин! Я заслужил наказание! Пожалуйста, ударь меня!
   - Смирись с этим, идиот! - Я переломил палку о колено и бросил  ее  в
дорожную пыль. - Говори, что тебе  было  велено  мне  передать,  или  ты
пожалеешь, что появился на белый свет.
   - Что? - По лицу Дорка было видно,  что  он  тщетно  пытается  понять
смысл произнесенной мною фразы.
   - Не обращай внимания на мои слова, идиот! Просто передай послание.
   - Послание?
   - Какое у тебя имеется для меня послание?
   Дорк был на грани паники.
   - Прости меня, хозяин, но я, видно, все позабыл...
   - Что??? - Я двинулся прямо на Дорка. Тот попятился и упал спиной  на
мои оставшиеся ковры. Судьбе было угодно, чтобы при падении на ковры  он
угодил на оставшихся в живых марзакских жуков,  безвозвратно  погубив  и
то, и другое. Мне ни за что не отыскать чистильщика, который  взялся  бы
вывести с ковров темно-пурпурные пятна марзакских жуков. Это уже слишком
для хваленого волшебства Искандара. Я протер глаза  и  покачал  головой.
Боги - покровители торговли время от времени любят пошутить,  и  тут  уж
ничего не поделаешь. Однако те многочисленные случаи, когда они избирали
объектом своих развлечений вашего покорного слугу, часто приводили  меня
в замешательство. Наверняка есть и другие - те, кто тоже вполне  мог  бы
поразвлечь их.
   - Хозяин?
   Я открыл глаза и увидел стоящего передо  мной  Дорка.  Кивком  головы
указав в сторону Западных ворот рынка, он произнес:
   - Волшебник сказал, что обратится к королевской страже  и  потребует,
чтобы с вас за мошенничество живьем содрали кожу!
   - Тебе есть еще  что  сказать,  чтобы  сделать  мой  день  еще  более
счастливым? Может быть, гетеринская религия снова  призвала  к  погромам
неверующих? Или состоялось новое нашествие на город жутких жуков из моря
Чара?
   - Ж-жутких жуков?
   - Я шучу, идиот.
   - Но ведь вы не смеетесь при этом, хозяин.
   - Это всего лишь шутка! - рявкнул я. -  Скажи  мне,  чего  ты  сейчас
хочешь. Чего тебе нужно? Может быть, тебе  нужны  испорченные  ковры?  У
меня имеется неплохой выбор.
   - Вот. - В протянутой руке он сжимал клочок бумаги. -  Вот  послание,
которое мне нужно было вам передать.
   Он выпустил из рук бумажку и умчался прочь. Со всех  сторон  до  меня
донеслись смешки окружающих - моим собратьям-торговцам и их  покупателям
мои страдания показались забавными.
   Вытащив свисток, я просвистел сбор. На мой зов откликнулись лишь  три
марзакских жука - Амрам, Тирам, Ирамирам. Я посадил их к себе в  карман,
смахнул скупую слезу, вызванную мыслью о трагической  судьбе,  постигшей
соплеменников этой славной троицы, и поднял с земли записку. На ней было
начертано следующее:

   Корвасу, моему благодетелю.

   Много лет назад один нищий попросил у вас скромную сумму  на  покупку
миски супа, и в ответ вы одарили его десятью золотыми рилами. Этим нищим
был  я,  который  использовал  ваши  деньги  для  того,  чтобы   открыть
собственное   дело.   Моим   попыткам   сопутствовала   удача,   и   мне
посчастливилось настолько,  что  я  смог  нанять  помощников,  благодаря
которым я отыскал семью, из коей несколько десятилетий  тому  назад  был
похищен.

   Сейчас я умираю и возвращаюсь в Эхьюву,  чтобы  провести  в  обществе
моей  любимой  сестры  оставшиеся  мне  дни.  Все  мои  драгоценности  и
распоряжения  по  имуществу  я  оставил  в  Нантском  храме,   где   мне
посчастливилось в довольстве провести многие мои годы.  Отыщите  в  этом
храме  жрицу  по  имени  Синдия  и  передайте  ей  это  письмо,  которое
удостоверит вашу личность.
   Сейчас, когда над моей головой  в  любое  мгновение  может  повиснуть
тьма,  я  буду  ходатайствовать  за  вас  перед   нантскими   богами   и
безоговорочно  верю  в  то,  что  они  проявят   к   вам   присущую   им
благосклонность.
   Ваш вечный должник
   Олассар.

   Прочитанные строки привели  меня  в  смятение.  Ощущать  себя  щедрым
всегда приятно, знать о том, что твою щедрость не  забывают,  -  приятно
вдвойне. Однако перебирая в памяти все, что когда-либо случалось в  моей
жизни, я так и не смог припомнить нищего по имени Олассар, да и  вообще,
такого случая, чтобы я  когда-либо  расстался  с  десятью  рилами,  если
только их у меня не потребовали, приставив нож к горлу.
   И все же, получив  в  наследство  оставшихся  жуков  и  кипу  грязных
ковров, я направил свои стопы к дальнему краю базара, а оттуда вверх  по
холму к Нантскому храму. Не было смысла дожидаться прибытия  королевской
стражи. Кроме того, вполне может быть, что причитающегося мне наследства
хватит для того, чтобы купить индульгенцию  у  разгневанного  волшебника
Йоркиса. Я надеялся, что наследства окажется достаточно по меньшей  мере
для того, чтобы возместить мне мои потери.

ГЛАВА 2

   Мне кажется, что если бы бог справедливости не был  наделен  изрядной
долей юмора, то даже у него от одной только мысли  о  жутких  наемниках,
охраняющих Нантский храм, в жилах застыла бы  кровь.  Однако  веди  боги
более размеренную и благонравную жизнь, мне, конечно же, не о  чем  было
бы вам поведать. Мудрый человек никогда не забывает о  том,  что  именно
благодаря богам в плодах граната всегда оказываются зернышки, а в храмах
- жрецы.
   Сами храмы приводят меня в дрожь, а жрецы  и  жрицы  вселяют  в  меня
беспокойство. Разговоры же, не имеющие отношения к  каким-либо  способам
обогащения, способны ввергнуть меня в неизбывную скуку. К тому же  самый
мой нелюбимый цвет - черный. И кроме того, я не особый любитель темноты.
Тем не менее ваш покорный  слуга  оказался  в  практически  неосвещенном
помещении Нантского храма,  где  мне  пришлось  вступить  в  разговор  с
нантской жрицей по имени Синдия.
   Мы заговорили с ней о нищем бродяге, встреча с которым мне совершенно
не запомнилась, и целью нашего разговора было...
   Впрочем, о цели разговора  я  вскоре  напрочь  забыл.  Возможно,  мне
следует  упомянуть  о  том,  что  жрица  Синдия  отличалась   редкостной
красотой. Пожалуй, никакие  слова  не  способны  передать  эту  красоту.
Синдия отличалась совершенством настоящей богини. Красота ее была  столь
велика, что я почувствовал, что недостоин даже смотреть на нее.
   - Как ваше имя, господин?
   - Ах да! Мое имя!
   Я сорвал с головы шляпу, зубами выдернул одно из украшавших ее перьев
и теперь, очевидно, выглядел так, будто только что  съел  живьем  целого
фазана. Я поспешно вытащил перо изо рта и сделал попытку спрятать его  у
себя за  спиной.  При  этом  рукой  нечаянно  задел  массивный  железный
подсвечник, и тот с неописуемым грохотом  опрокинулся  на  пол.  Следует
отметить, что после этого в комнате сделалось еще темнее. Не  иначе  как
это новые забавы богов! Что-то слишком легко мне удается вызвать  у  них
улыбку. Все потому, наверное, что они постоянно шутят со мной одни и  те
же старые шутки.
   -  Похоже,   вы   немного   нервничаете,   -   с   улыбкой   заметила
красавица-жрица.
   О эта улыбка! Ради еще одной такой улыбки  я  бросился  бы  на  штурм
Нантского храма, вооружившись одной лишь дамской шпилькой. Синдия кивком
приказала храмовому служке поставить на прежнее место  опрокинутый  мною
светильник.  Мальчишка  поспешил  выполнить  ее  приказание  и  принялся
соскребать с пола капли растаявшего воска.
   Поверьте, друзья, на этой женщине была удивительного изящества мантия
храмовой жрицы, украшенная невиданной  красоты  алмазами.  Смею  уверить
вас, что одеяние это не идет  ни  в  какое  сравнение  с  тем  уродливым
платьем, которое жрицы носят за стенами храма. Лицо Синдии,  ее  волосы,
губы, упоительный аромат ее кожи,  божественная  фигура  под  тончайшей,
словно паутина, мантией! О Великий Эласс! - при виде всего этого у  меня
на голове едва не зашевелились волосы.
   - Корвас! - сумел я наконец выдохнуть свое имя.
   - Корвас? - удивленно выгнула брови божественно прекрасная жрица.
   - Да-да! Мое имя Корвас!
   Должно  быть,  мой  голос  неуверенно  дрогнул,   как   у   прыщавого
молокососа, впервые оказавшегося в борделе, а  лицо  в  полумраке  храма
вспыхнуло краской, словно фонарь. Мне не оставалось ничего другого,  как
извлечь на свет божий письмо  таинственного  Олассара  и  протянуть  его
жрице. Ее теплые руки нежно легли на мои ладони. Она не отнимала рук так
долго, что мне показалось, будто я  воочию  вижу,  как  мы  корчимся  от
страсти в любовных муках, как воспитываем детей, как вместе старимся.  А
как же иначе? С какой стати тогда она  так  долго  держала  мою  руку  в
своей, причем с такой нежностью?
   - Корвас, я не смогу прочитать письмо, если вы не  выпустите  его  из
своих рук!
   Ее нежный голос вывел меня из  мира  грез.  Мои  пальцы  разжались  и
быстро скрылись в складках одежды. Это движение было проделано  с  такой
поспешностью, что я довольно болезненно задел при этом свое собственное,
скажем так, мужское достоинство.
   - О, конечно же! - с трудом выдохнул я,  -  Прошу  простить  меня,  о
Синдия!
   Чтобы рассмотреть текст, жрица поднесла  письмо  Олассара  поближе  к
свету, исходившему от второго  светильника.  Когда  я  увидел  ее  лицо,
освещенное пламенем свечи, то мгновенно почувствовал, что сердце вот-вот
разорвется у меня в груди. Я поспешил отвернуться, сделал шаг в  сторону
и  в  то  же  мгновение  наткнулся  на  молодого  человека,  старательно
соскребавшего  с  пола  воск.  С  громким  шлепком  я   приземлился   на
собственную пятую точку!
   Жуткий это был миг  для  меня,  друзья!  Просто  кошмарный!  Не  знаю
почему, но я почувствовал, будто какая-то неведомая сила заставляет меня
предстать перед жрицей таким, каков я есть, можно сказать, во всей своей
красе. Однако следует знать меня  настоящего  тогда,  если  вам  суждено
оценить меня настоящего сейчас. Впрочем, я отклонился от темы.
   Меня тотчас усадили в кресло - скорее всего ради моей же  собственной
безопасности. И пока я сидел в нем, чувствуя себя дурак дураком, Синдия,
присев рядом со мной, читала письмо.
   - Итак, - промолвила наконец  красавица-жрица.  -  Вы  -  благодетель
Олассара.
   После этих слов  она  приободрила  меня  пристальным  взглядом  своих
бездонных, как океан, глаз. Ее взгляд пробудил во мне какое-то  смутное,
неясное чувство. Мне подумалось, будто я,  Корвас-как-его-там,  вырос  в
глазах жрицы Нантского храма до уровня весьма  важной  персоны.  Клянусь
нежными коготками Ангха, все это дело представлялось мне тогда связанным
с храмами, религией и какими-то тайнами, известными  лишь  узкому  кругу
посвященных.
   - Уважаемая Синдия,  клянусь  прахом  матери,  но  я  никак  не  могу
припомнить этого самого Олассара.
   Это правда, друзья мои. Я произнес эти слова прежде, чем получил хоть
какое-то представление о характере наследства. Я сказал истинную правду,
потому что просто не мог солгать храмовой жрице. Действительно, не  мог.
Не мог солгать очаровательной Синдии. Скорее  всего  это  было  какое-то
колдовское наваждение. Впрочем, сей факт  не  имеет  никакого  значения.
Дорогая Синдия! Зачем нам какие-то богатства и государства? Для чего нам
какая-то там слава или могущество, если у тебя есть я, а у меня есть ты.
   - Мастер Корвас, - сказала она и сложила лист  пополам.  -  Возможно,
произошла какая-то ошибка. Вы уверены в том, что не помните Олассара?
   - Абсолютно уверен.
   - Значит, вы не помните нищего, которому могли дать деньги? Может, вы
просто забыли его имя?
   - Нет.
   - Вы уверены? Этот случай мог просто вылететь у вас из головы?
   Я скромно потупил взор и принялся разглядывать пол.
   - Я самовлюбленный негодяй, Синдия. И я пальцем никогда не  пошевелю,
чтобы вернуть деньги тому, у кого их занял.  Посмотрите  на  мое  жалкое
рубище! Благотворительность - вовсе не мое ремесло. Не помню я  никакого
нищего бродягу.
   Жрица смерила меня пристальным взглядом.
   - Корвас. Довольно редкое имя.
   - Рафас, мой отец,  был  уроженцем  Амриты,  страны,  лежащей  по  ту
сторону великого океана Илана. Это он дал мне такое имя.
   Синдия кивнула и снова развернула письмо.
   - Олассар  в  своем  завещании  совершенно  точно  указал  ваше  имя,
внешность и то место, где вы можете находиться. В этом деле очень  важно
избежать любых ошибок.
   - Совершенно верно.
   -  Мастер  Корвас,  у  нас  имеется   возможность   воскресить   ваши
воспоминания. Желаете подвергнуть себя особому ритуалу?
   - Сколько угодно!
   Я был готов выдержать пытку  раскаленным  добела  железом  только  бы
остаться  рядом  с  Синдией.  Постояв  со  мной   еще   секунду,   жрица
выскользнула из комнаты. Я уже было привстал с кресла, когда передо мной
возникло лицо, которое может привидеться лишь в кошмарном сне.
   - Меня зовут Иамос. Насколько я понял, вы  согласились  подвергнуться
ритуалу прочесывания снов?
   - Прочесывания снов?  Думаю,  да.  Только  я  не  имею  ни  малейшего
представления о том, что это значит.
   Памятуя о лукавом характере богов, я тут же поинтересовался:
   - Имеет ли этот ритуал какое-нибудь отношение к  раскаленному  добела
железу?
   Вы можете представить себе урода, которого улыбка  делает  еще  более
уродливым? Так вот, именно таков был нантский жрец Иамос.  Он  мгновенно
разразился гадким смешком:
   - А почему вы об этом спрашиваете?
   Я понял, что сболтнул лишнее.
   - Смею  заверить  вас,  что  процесс  совершенно  безболезненный  при
условии, что сами воспоминания не причиняют вам  никаких  неприятностей.
Ведь бывают воспоминания, которые способны причинить великие  страдания.
Иные воспоминания вообще могут лишить человека жизни.
   - А где же Синдия?
   - Она занимается приготовлениями к  прочесыванию  снов.  Вы  историей
интересуетесь?
   - Ну, разве лишь в тех случаях, когда это мне по карману.
   - Прочесывание снов  можно  уподобить  историческому  изысканию.  Сам
ритуал восходит к временам Иткана. Прошу вас следовать за мной.
   Иамос жестом указал мне,  куда  нужно  идти.  Я  принял  вертикальное
положение и направился вслед за ним на неверных  ногах.  Иамос  проводил
меня через коридор в огромное помещение, в котором я  заметил  несколько
массивных железных дверей.  Комната  была  настолько  велика,  что  свет
немногочисленных свечей, видимо, не достигал потолка и стен.  Я  потянул
жреца за мантию.
   - Мне кажется, что слишком  много  суеты  затевается  ради  какого-то
жалкого, давнего воспоминания.
   Мой спутник нахмурился, но затем его лицо приняло  выражение,  хорошо
знакомое тем, кому приходится иметь дело с безбожниками.
   - Воспоминания - это сокровища Богини-Воронихи. Она сама решает,  где
их оставить - или у Аму Светлого, или у  Хоранса  Темного  и  Туманного.
Когда вы думаете о прошедшем, то ваши воспоминания находятся  во  власти
Аму. Если вы что-то забываете  -  значит  ваши  воспоминания  отошли  во
владение к Хорансу.
   - Хоранс, наверное, будет посильнее Аму, - предположил я, -  учитывая
то тяжелое бремя, которое нам приходится нести. Мы  чаще  забываем,  чем
помним.
   - Аму сильнее, - возразил Иамос и положил  руку  на  массивный  запор
железных дверей. - Хоранс всего лишь стережет сокровища Богини-Воронихи.
Аму должен нести груз того, что остается в памяти всех смертных.
   - Память о наших поступках?
   - Верно. Их собственных и поступках окружающих, -  кивнул  Иамос,  по
всей видимости, отягощенный грузом собственных воспоминаний. -  А  также
всего того, что совершается во имя истины.
   От сводов огромного, похожего на пещеру зала громким  эхом  отразился
скрежет дверного запора. Чья-то невидимая рука распахнула двери, и моему
взору предстало еще одно внушительных размеров помещение,  пол  которого
представлял собой поверхность естественной скальной  породы.  На  сводах
зала играл слабый голубоватый свет, и неровная поверхность  пола  у  нас
под ногами отбрасывала  причудливые  тени.  Каждый  ее  бугорок  венчали
оплавленные восковые свечи. К  одной  такой  выпуклости  и  подвел  меня
Иамос. Когда мы благополучно  поднялись  на  него,  мой  спутник  замер,
крепко сцепив перед собой  руки.  Я  последовал  его  примеру.  Нагретый
воздух вокруг нас источал тяжелый запах курящегося ладана.
   Глядя с возвышения вниз,  я  смог  разглядеть  нечто  вроде  подиума,
высеченного древними людьми прямо в толще скалы.
   - Вон там - самое древнее святилище, место свершения таинств еще в те
времена, когда нас называли Итка. А вот это, -  Иамос  указал  на  своды
зала, - было построено много позже, уже руками нантов.
   На каждом конце подиума в  огромных  жаровнях  светились  раскаленные
угли. Не исключено, что это была лишь игра моего воображения. Но я готов
поклясться, что в них нагревались какие-то инструменты. Я уже был  готов
бежать, когда мой  слух  уловил  мечтательные  аккорды  арфы.  Над  моей
головой выросли огромные черные тени. Это  были  гигантские  птицы!  Они
кружили в вышине, величественно размахивая крыльями.  В  их  облике  мне
почудилось нечто странное. Головой и крыльями птицы походили на  воронов
огромного размера, однако, когда мои глаза полностью привыкли к темноте,
мне удалось разглядеть, что у них обнаженные человеческие тела,  мужские
и женские.
   - Что это? - указав на диковинных птиц, поинтересовался я у Иамоса.
   Жрец удивленно посмотрел на меня и ответил:
   - Это крылья.
   - Извините, я сразу не понял.
   Неожиданно от кружившей над моей головой стаи отделилась  одна  такая
женщина-птица. Устремившись вниз,  она  вскоре  плавно,  словно  легкое,
невесомое перышко,  приземлилась  на  подиум.  Я  уже  догадывался,  что
представляют собой ожидающее меня наследство и вся эта  развертывающаяся
перед  моими  глазами  грандиозная  религиозная  мистерия,  а  заодно  и
инструменты, которые я заметил в  жаровнях.  Однако  мое  внимание  было
приковано к обнаженной женщине-птице, восседавшей теперь в самом  центре
подиума. Не знаю почему, но я точно знал, что это Синдия.
   - Скажите мне, Иамос, можно ли побольше разузнать об этой религии?
   - Тише, молчите!
   Похожее на огромного ворона  существо  в  центре  подиума  расправило
крылья, и мне показалось, что это самые настоящие  крылья,  а  вовсе  не
деталь маскарадного костюма. В своей жизни я  повидал  немало  настоящих
воронов и поэтому сразу понял,  что  женщина-птица  взмахивает  крыльями
по-настоящему и по-настоящему вертит головой. Взгляд крылатого  создания
был устремлен на меня. В ту же секунду мне стало понятно, какие  чувства
испытывает кузнечик в открытом поле. Я  было  попробовал  спрятаться  за
спину Иамоса, но тот куда-то исчез. Испарился!
   Неожиданно помещение наполнил жуткий пронзительный клекот. Он до боли
резал слух, и я поспешил зажать руками уши. Но тщетно!  Птичий  крик  не
сделался тише ни на йоту. Казалось, будто он  острыми  иглами  вонзается
мне в мозг. Стая людей-птиц опустилась ниже, и теперь они  кружились  на
уровне моих глаз. Птица Синдия издала громкий  крик,  перекрывший  крики
других людей-воронов, и взлетела с подиума. Взмыв вверх  над  остальными
своими сородичами, она затем камнем рухнула вниз  и  приземлилась  прямо
передо мной. Интересно, каким образом  этот  ритуал  поможет  воскресить
воспоминания? В следующее мгновение с моих уст сорвались  слова  молитв,
забытые еще в далеком детстве.
   Кольцо круживших вокруг  меня  птиц  сомкнулось  еще  плотнее.  Ворон
Синдия накрыла меня своими крыльями. Наступила темнота, описать  которую
просто невозможно. Достаточно лишь сказать,  что  по  сравнению  с  этим
кромешным мраком обычная темнота показалась бы мне ослепительным светом.
Я почувст