мя   и
выкручивать из него кусочки. Он замыкал их, конец с началом, и  выпускал
пузырьками. Они исчезали из  мира  вместе  с  пространством.  Потом  все
начиналось сызнова. Жалкие крохи, но и они приносили  блаженство.  Всего
две-три крупицы времени. Если одна - ее не скрутишь, нет у нее ни конца,
ни начала. А две уже можно.  Две  уже  могут  выпасть  из  череды,  если
вместе.
   Имро узнал упыриное предание, короткое и глухое, как все их речи. Оно
гласило: рано или поздно Улле свернет время все целиком. И  когда  время
устремится вспять, настанет Час упырей.
   Упыри ждали его постоянно.
   Имро стоял в слизистом песчаном коконе и тоже ждал.
   Потом пришел наконец один  бурдюк  с  кровью.  Затопотал  ногами  над
головой. Была ночь, и Имро пополз кверху. Извиваясь  и  легко  раздвигая
скользкие камни и влажный песок, он быстро достиг поверхности. Встав  на
ноги, расправил слежавшиеся руки. Бурдюк  валялся  на  гадкой  волосатой
подстилке и рычал.  Сладкий  тошнотворный  запах  живого  тела  манил  и
одурманивал. Мягко ступая, Имро подкрался к спящему. Наклонился и замер,
нарочно оттягивая миг блаженства.  Его  охватила  щемящая  нежность.  Он
прижался к кровяному мешку, обнял его, ласково прикоснулся губами к шее.
Почувствовал,  как  напряглись,  повернулись  вперед   и   быстро-быстро
заработали его зубы, проделывая в коже круглую ранку.
   "Тебе будет хорошо, - думал Имро с любовью -  Ты  наш,  наш".  Теплая
струйка потекла в истомившийся рот.
   В этот миг вселенная преобразилась. Время отхлынуло... еще...  еще...
округлилось,  затрепетало  -  и  побежало  вспять!  Волна  невероятного,
беспредельного счастья накатилась на Имро. О блаженство - быть вместе  с
Улле в час его торжества! Время шло назад, к своему началу.
   Все изменилось.  Потоки  тепла  и  света  текли  теперь  обратно,  их
источники жадно глотали то, что прежде ими исторгалось.  Поэтому  теплое
стало холодным, белое -  черным.  Так  же  изменились  и  чувства  Имро.
Нежность предстала в образе отвращения.
   Зачем он прильнул губами к этой гнусной, презренной твари? Зачем  ему
нужно это гадкое существо - человек? Потом  он  вспомнил.  С  ненавистью
выплюнул в дырочку ледяную струю крови. Потом  заживил  ранку  зубами  и
брезгливо отстранился.
   Вот кто он был на самом деле -  даритель  жизни.  Его  упыриная  сила
изливалась в брюхо животворной кровью. Он будет впрыскивать ее в пустые,
сухие мешки - трупы, даруя им жизнь. Пусть живут, пусть жрут, пятясь  по
лесам, рожденные из праха благоуханные кучки. Пусть живут  до  тех  пор,
пока жадные чудовища - самки - не поглотят их, съежившихся и  потерявших
разум, своим хищным кровавым чревом. Все они - жалкие твари. Он, Имро, -
выше, чище, светлее. С ним не сравнится никто.  Творение  Улле,  он  был
создан и предназначен для бытия в обратном  времени,  и  только  теперь,
когда Улле победил  и  время  устремилось  вспять,  раскрылась  истинная
сущность упыря.
   Имро больше не видел мира - глаза его посылали  сигналы  обратно,  из
мозга - в мир. Сначала рождался образ в сознании - образ камня,  дерева,
события. Потом из глаз изливался свет.  И  свет  этот  порождал  в  мире
увиденное, а вернее - измышленное упырем. Причина и следствие поменялись
местами, и вдруг оказалось, что  причиной  всего  сущего  является  его,
Имро, мысль. Отныне он был создателем и творцом,  и  его  могуществу  не
было предела. Его  глаза  сияли  на  все  мироздание,  трепещущие  ушные
перепонки наполняли воздух звуками.
   Имро встал  и  шагнул  назад,  расправляя  плечи.  Его  распирало  от
гордости.  Он  был  наконец-то  в  гармонии  с  миром   -   он,   упырь,
прекраснейшее из существ, царь вселенной. Час упырей настал.
   Имро попятился, песок расступился сам собой под его ногами, и он ушел
в землю. Потом он лежал в толще песка, а время убывало ровно и  тихо,  и
лишь одно нарушало покой упыря, не давало целиком  отдаться  блаженству.
Он знал, что его упыриные дни скоротечны.  Скоро  он  станет  презренным
мешком для крови, и другой  упырь  накачает  его  красной  жижей,  и  он
оживет.
   Потом он вдруг понял, что мысли его текут  по-прежнему  вперед.  "Они
должны были бы течь  вспять,  -  подумал  Имро.  -  Воспоминания  должны
убывать, исчезать из памяти по мере того, как возвращаются  мгновения  и
события. Я должен помнить только грядущее - то, что было прежде прошлым.
Но это не так. Я помню  и  то,  и  другое.  Я  помню  миг,  когда  время
повернуло назад, хотя этого мига по-настоящему еще не было и я ухожу  от
него все дальше в прошлое. Может быть, это свойство сознания  и  оно  не
может существовать иначе? Но как же так, ведь получается нелепость.  Эти
мои мысли - я точно знаю, что  в  это  самое  время,  в  эти  мгновения,
которые сейчас убывают, - у меня не было таких мыслей.  Значит,  не  все
воспроизводится в  точности  как  было.  Значит,  я,  творец  вселенной,
сильнее самого времени. Мое сознание работает так же, как и раньше. И  я
могу не подчиниться судьбе и творить ее  по-своему.  Я  возьму  себя  за
горло, когда придет час подняться на поверхность и  стать  человеком.  В
этом обратном времени человек - грязь и плесень. Я не хочу им быть. Этот
мир - для нас, упырей".
   И вот вернулся день его смерти. Он почувствовал, как  тело  его  само
собой ползет кверху. Но Имро воспротивился воле времени. Он был уверен в
своих силах, ведь его мысли теперь обрели всевластие. Имро заставил себя
увидеть, почувствовать, что никуда не ползет и лежит  неподвижно.  Время
поддалось. Оно было мягким и чуть-чуть упругим.
   Миг смерти вернулся - и сгинул. Имро остался упырем. И тут ему  стало
страшно. Он рванулся вверх, выскользнул из-под  земли  и  стал  пятиться
кругами по пещере. На смену ночи спешил вечер; небо с растущей жадностью
сосало свет. В мозгу у Имро родился грохот, его перепонки затрепетали, и
тотчас от подножия дальней горы к вершине полетела  лавина.  В  углу  он
наткнулся на человека, того самого, которого он вернул к жизни,  влив  в
него свою кровь. Он почему-то не ожил. Теперь от него  осталась  тягучая
жидкая тень, она медленно таяла.
   Имро знал: в этой пещере сейчас должен находиться  тот,  кем  он  был
раньше, и трое его спутников, накачанных кровью мешков. Но их  не  было.
На миг ему снова стало страшно. Они были здесь, когда время шло  вперед,
а теперь, когда время вернулось, люди не вернулись с ним  вместе!  Время
убывало налегке, побросав все, что имело, в  замкнувшейся  сзади  петле!
Потом Имро подумал: "Люди - мерзкие уроды. Им  не  дано  существовать  в
обратном времени.  На  это  способны  только  мы,  упыри,  светлоокие  и
всесильные".
   А что же звери? Лес был  пуст,  в  нем  метались  зыбкие  тени.  Имро
силился  представить  себе  волка,  бегущего  хвостом   вперед,   волка,
плюющегося оживающим мясом. Волк, зачем тебе глаза на заду? Имро не  мог
создать этот образ, не мог создать ни этого зверя,  ни  другого,  а  это
означало, что в мире, где время бежит по пути Улле, нет ничего живого. В
мире остались одни упыри. Черные снежинки поднимались с земли, кружились
почти как прежде, взмывали в голодное небо.  Неподвижно  стояли  мертвые
каменные стволы. Потом на полу возник меч. Имро помнил его.  Меч  одного
из кровяных мешков. Ни с того ни с сего меч вдруг поднялся  в  воздух  и
срастил  воедино  обрубки  упыриного  тела,  тоже  взлетевшие  с   пола.
Возрожденный упырь попятился и нырнул в песок, глотая свист.
   Имро вдруг с предельной ясностью понял: ничего этого никогда не было.
Не было ни одного из этих убывающих теперь мгновений. Время идет вспять,
спору нет. Но идет по иному пути! Оно отклонилось далеко  в  сторону  от
самого себя. Нелепости нагромождались. Мир летел неведомо куда, с каждым
мгновением уносясь все дальше от исходной точки. Сможет ли  время  найти
путь обратно? И если не сможет, то чем все это кончится?
   Улле должен был замкнуть все время целиком, так, чтобы  и  самый  миг
рождения вселенной оказался в петле. Тогда бы все  вышло  как  надо.  Но
точно ли это, что происходит сейчас, - торжество Улле  и  свершение  его
замысла?
   Убыло еще два дня. Каменные деревья крошились и таяли, как будто бы в
прежнем времени они сгустились из дыма. Все звуки были мертвы. В  слепой
мерцающей мгле дрожала память о птицах. А упырей становилось все больше.
Они почковались из скал и заплевывали друг друга кровью, которую  некуда
было девать. Имро не зарывался больше. Он  неподвижно  лежал  на  пороге
пещеры и ждал. Иногда он плевал кровью в небо. Небо глотало  кровь,  как
снег и свет, - с одинаковой жадностью.
   Потом все кончилось.  Время  рванулось,  сместилось,  нахлынуло...  и
снова побежало вперед. Свет яростно брызнул  в  глаза.  Небо,  набухшее,
подобно сытой пиявке, блевало кровавым снегом и светом упыриных глаз.
   И тогда Имро понял. Все - обман. Чудовищный, жуткий обман,  кошмарная
западня. Он попал в пузырь, вырванный из вселенной,  в  замкнутую  петлю
объемом в полтора десятка дней, из которой нет и не может  быть  выхода.
Он знал, что это такое. Он сам пускал такие пузыри. Имро впился в камень
и принялся сосать кровь. Потом провалился туда целиком.
   Теперь все бежало по спирали. В прямом времени  упыри  насыщались,  в
обратном  -  поили  кровью  небо  и  землю.  Только  с  каждым  оборотом
становилось все больше пузырей и все больше крови. Мир  менялся,  потому
что в обратном времени всесильные упыри творили его по своему  образу  и
подобию, в прямом же времени не осталось закона, который мог  бы  что-то
исправить.
   Однако каждый  новый  круг  все  более  напоминал  предыдущий.  Витки
спирали  сближались,  время  медленно  подбиралось   к   равновесию,   к
неизменной и законченной раз и навсегда  пятнадцатидневной  вечности.  И
вот наконец все замкнулось в кольцо.  Отныне  мир,  преображенный  волей
своих единственных обитателей и творцов - упырей, не  менялся  и  только
вяло пульсировал.
   Деревья, горы и камни -  все  давно  исчезло.  Земля  стала  огромным
кровяным мешком, облепленным упырями. Пятнадцать дней земля  опадала,  а
кровососы жирели; пятнадцать дней сохли упыри,  а  земля  наливалась.  И
каждый раз в одно и  то  же  мгновение,  в  тринадцатый  день  обратного
времени, Имро говорил сам себе: "Пожалуй, все не так плохо. Он  все-таки
пришел. Конечно, ведь это он и есть - Час упырей".
 
Глава 8 
В ПЕТЛЕ 
 
   ...Одноглазый призрак произнес:
   - Аги семьсот двенадцать, подойди ко мне.
   Аги побрел вперед, как во сне,  не  соображая,  что  делает.  Он  был
обречен, знал это и не собирался бороться с неизбежным. Он  считал  себя
уже мертвым. Заложив руки за спину,  он  шагал  к  центру  зала.  Стражи
расступились; Аги  встал  на  сомкнутые  железные  створки,  только  что
поглотившие провинившегося служителя.  Он  почти  не  испытывал  страха.
Смерть предшественника была быстрой. Вряд ли его  станут  долго  мучить.
Полная и вечная смерть, что может быть лучше? Немного боли -  и  его  не
станет, и тогда уже ни Улле, ни Имир - никто из этой своры  до  него  не
доберется.
   - Стража пусть выйдет, - сказал одноглазый призрак.
   У Аги сжалось сердце. Когда казнили служителя,  стражу  не  выгоняли.
Что-то было не так. Теперь, судя по всему, быстро отделаться не удастся.
   Воины удалились, дверь захлопнулась. Аги остался с одноглазым один на
один. Призрака он, впрочем, тоже не видел: стражники унесли факелы  и  в
зале воцарилась полная тьма.
   Чудовище заговорило приглушенным, негромким и даже почти человеческим
голосом:
   - Что ты собирался делать с выродком? Куда вы шли?
   "Сказать правду - беды не оберешься, - подумал Аги. -  Да  и  незачем
этой одноглазой гадине знать правду. Перебьется. Но что соврать? Главное
- чтобы не заподозрили во мне что-нибудь интересное для  науки".  И  Аги
выпалил первое, что пришло ему в голову:
   - А он меня одурманил. У-у, погань старая, жалко, что  сдох,  сам  бы
его на куски разорвал. Он на меня пялился,  пялился,  у  меня  в  голове
помутилось, сам не знаю, как я его развязал. Потом он сказал: пойдешь со
мной. А я совсем раскис,  не  мог  сопротивляться.  Такая  вот,  значит,
сильная воля у этих выродков. Чтоб их всех Улле забрал!
   Призрак какое-то время молчал, и Аги было  решил,  что  его  выдумка,
может, не так уж и нелепа. Может, он случайно сказал что-то  похожее  на
правду. "Умереть, умереть, - повторял он про себя. - Все равно как, лишь
бы поскорее. Ну что им еще от меня надо?"
   - Можешь говорить правду, - послышался голос призрака. - Хуже тебе не
будет. Мы все равно тебя сейчас не убьем.
   Аги похолодел. Страх вернулся и захлестнул его с новой силой. Призрак
между тем продолжал:
   - Если Кру говорил тебе что-нибудь о  некоем  могучем  существе,  или
Старике, живущем в горах на юго-востоке, неподалеку от Кату, то, как  ты
можешь догадаться, эти сведения не являются для нас тайными.
   "Бесполезно, - мелькнуло в голове у Аги. - Ему все известно, и что бы
я  ни  говорил,  на  мою  участь  это  не  повлияет.  Моей  судьбой  уже
распорядились, все решено. Но как же так? Ведь менхур..."
   - Да, господин, - пролепетал Аги. - Кру упоминал  об  этом  существе.
Но, по-моему, произошла ошибка, ведь менхур вынес  решение,  чтобы  меня
убили.
   - Менхур? Ха-ха. - Чудовище издало гулкий  кашляющий  звук,  который,
видимо, должен был изображать  смех.  -  Менхур  ошибся!  Ему  давно  не
чистили мозги. И потом, менхуры не выносят решений. Они только думают, а
решаем мы. Рассказывай! И имей в виду: у меня  есть  машина,  отличающая
правду от лжи. За ложь ты будешь наказан.
   Хоть Аги и не очень поверил в машину, он не  видел  причин  лгать.  В
конце концов, призрак и  так  знал  самое  важное.  А  несколько  лишних
подробностей не повредят существу, тем более если оно и вправду могучее.
И Аги заговорил, обращаясь в темноту, и рассказал слово в слово все, что
узнал от Кру о могучем существе.
   - Это все? - спросил одноглазый, когда Аги умолк.
   - Все.
   - Тогда шагай вперед.
   Аги покорно побрел за голосом. Призрачное чудище двигалось впереди, о
чем свидетельствовал еле слышный шелест. Потом Аги  увидел  перед  собой
свет - в дальней стене зала отворилась дверь, за которой  стоял  воин  с
факелом. На фоне освещенного проема  был  виден  одноглазый.  Он  сменил
обличье -  теперь  на  Аги  смотрела  вполоборота  низенькая,  по  пояс,
человекоподобная тварь ядовито-зеленого цвета. Хотя о полном сходстве  с
человеком  говорить  не  приходилось.  Гладкое,  лоснящееся  туловище  с
упругими буграми мышц опиралось на короткие ноги с громадными  беспалыми
ступнями. Руки,  напротив,  были  длинны,  многосуставчаты  и  кончались
пучками подвижных пальцев, напоминавших сонных  зеленых  гусениц.  Голая
безухая голова глядела на  этот  раз  двумя  глазами.  Черты  лица  были
необычайно резки, словно высечены из камня, и  неестественно  напряжены.
Казалось, чудище постоянно с силой сжимает зубы, а взглядом хочет  сжечь
и уничтожить все вокруг.
   - У меня много обличий, - сказал  оборотень.  -  Но  истинного  никто
никогда не увидит, потому что  я  приму  его  лишь  после  гибели  всего
живого.
   Каждое слово существа ударяло в стены, в уши и лицо Аги, как ощутимая
плотная волна. Эти слова могли сбить с ног, вдавить в стену, расплющить.
   Зеленая тварь повела Аги по коридору. Впереди шел стражник с факелом,
за ним тяжело ступал оборотень, Аги плелся последним. Страх его  немного
утих, и даже появилось что-то вроде любопытства.
   Зеленый призрак, кем бы он ни был, похоже, имел к Аги какой-то особый
интерес, и, хотя было неясно, что его ждет, Аги надеялся, что все же  не
наука.
   Они все шли и шли по коридору. В стенах по обе стороны было множество
прямоугольных  ниш  с  низкими  железными  чанами,  заполненными   дурно
пахнущей маслянистой жидкостью. Там что-то плавало, в этой  жидкости,  и
Аги, улучив момент, шагнул  в  сторону  и  заглянул  в  один  из  чанов.
Увиденное разочаровало его: ничего интересного там не было. В булькающей
жиже плавал обнаженный мертвец.
   Зеленый заметил его движение и сказал:
   - Ты не бойся, смотри. Хоть это и секретное  место,  но  тебе  можно.
Ведь ты вряд ли когда-нибудь выйдешь отсюда.
   "Может, все-таки убьют, - подумал Аги. - Пусть не сейчас, но  скоро",
- а вслух сказал:
   - Почему секретное? Подумаешь, плавают трупы...
   - Трупы не везде. Ха! Трупы. Это не трупы.
   После этой не очень внятной фразы зеленый уверенно зашагал  вперед  и
больше не оборачивался. Аги же  через  каждые  тридцать  -  сорок  шагов
заглядывал в какую-нибудь нишу. Сначала, вопреки  утверждению  оборотня,
ему  попадались  одни  трупы.  Впрочем,  чем  дальше  по  коридору,  тем
необычнее становился облик  мертвецов  в  чанах.  У  них  были  какие-то
нелепые, очень короткие руки  и  ноги.  А  головы...  головы  явно  были
великоваты. Потом Аги заметил  на  лбу  у  одного  из  покойников  -  на
огромном вздутом лбу - пульсирующую жилку. Аги вздрогнул  и  отшатнулся.
Какое-то время он не решался заглядывать в ниши, а там они и  кончились,
дальше шли гладкие стены.
   На краю последнего чана сидел, поджав ножки, голый мокрый менхур.  Он
не шевелился и тупо смотрел в одну точку. С его подбородка и ног  капала
вонючая киселеобразная жижа. На полу под ним растеклась лужа.
   Зеленый подскочил к менхуру и рявкнул:
   - Встать!
   Менхур не шелохнулся. Тогда оборотень поднял большие железные  щипцы,
лежавшие в нише, ухватил ими менхура за тощую шею и столкнул  обратно  в
чан.
   - Лезут недозревшие менхуры, - сказал оборотень со злобой. - Где  все
служители?
   -  Одного  вы  только  что  казнили,  -  буркнул  стражник.   Зеленый
промолчал, и процессия двинулась дальше. Через некоторое время оборотень
повернулся к Аги и сказал:
   - Как ты,  наверное,  догадался,  это  второй  преобразователь.  Сюда
поступают трупы второй категории - самые умные.
   - А кого делают в  первом  преобразователе?  -  спросил  Аги,  слегка
удивленный неожиданной общительностью призрака.
   Зеленый издал глухой смешок и гаркнул оглушительно:
   - Нас!
   Тогда Аги набрался наглости и задал еще один вопрос:
   - А кто такие вы?
   - Мы - хозяева этого мира, дружище.  Мы  марбиане.  Выше  нас  только
Улле.
   Сказав это, призрак шагнул к стене, тронул ее  своими  щупальцами,  и
там растворилась железная дверь.  За  ней  была  комнатка  с  соломенным
тюфяком.
   - Посидишь пока здесь.
   - Что со мной сделают?
   - Там видно будет.
   Дверь захлопнулась, и Аги остался один в кромешной тьме.  Воздух  был
затхлый, воняло падалью. Аги сидел там долго - может, два или  три  дня.
Сначала его мучил голод, потом - нестерпимая жажда.
   "Все, забыли обо мне, - думал Аги. - Так я здесь и сдохну в  страшных
муках. Урод зеленый, чтоб его Улле забрал".
   Потом дверь внезапно распахнулась. Резкий свет ослепил Аги. На пороге
стоял стражник.
   - Вставай, пошли. Да поживее.
   - Пить! - простонал Аги, с трудом ворочая языком.
   - Уж тебя напоят! Захлебнешься! - осклабился стражник.
   Аги вылез из своей комнатки и кое-как встал на распухшие ноги.
   - Пить! - повторил он, тупо глядя стражнику в глаза.
   - Шагай!
   Его снова вели по подземным коридорам.
   - Куда меня?
   - Улле в пасть! Узнаешь.
   Немного  погодя  стражник,  видно,  раздобрился  и   решил   ответить
подробнее:
   - Куда я тебя сейчас отправлю, парень, оттуда еще ни один человек  не
возвращался. Так что, считай, отмучился.
   У Аги уже не было сил задавать вопросы. Он  еле  добрел  до  стоявшей
возле большой дыры в полу низенькой узкой тележки, на  которую  стражник
приказал ему лечь. Потом его пристегнули ремнями к тележке  и  столкнули
вместе с ней в дыру.
   - Прижмись, дурень! Морду не поднимай - нос по  потолку  размажет!  -
крикнул стражник Аги вдогонку.
   А Аги уже мчался вниз по наклонной узкой норе. Он внял совету  и  изо
всех сил прижимался к тележке, потому что потолок