вилась всё
более крутой, часто жалась к холмам и появившимся скалистым обрывам,  на
чьих склонах росли старые  замшелые  остролисты,  и  наконец  далеко  за
полдень отряд вышел к самой круче Имирбьёрга.
   Исполинское нагромождение  камня  поднималось  под  крутым  углом  на
чудовищную высоту. Крутые изломанные отроги  Горы  расползались  вокруг,
подобно паучьим лапам, и из них вырастал острый конус,  чья  вершина  не
различалась, окутанная сероватым туманом. Дорога  кончилась  на  широкой
каменистой площадке, расчищенной карликами,  а  сейчас  поросшей  густым
кустарником по краям. Ровное место простиралось на сотню шагов вперёд  и
упиралось в гладкую каменную стену.  В  ней  зиял  тёмный  зев  тоннеля,
уходившего в глубь Горы.
   - Некогда здесь были настоящие каменные створки, - сказал Альбиорикс,
напряжённо сидя в седле и озирая ворота Имирбьёрга. - Но они рухнули  со
временем... Переночуем снаружи, а завтра пойдём туда...
   - Долго ли  подниматься  к  Замку  Нидхёгга?  -  спросил  Видгнир.  -
Наверное, не меньше нескольких дней...
   - Если мы избежим некоторых опасностей, то подъём на  вершину  займёт
два или три дня, - проговорил друи, - Но я надеюсь, что  смогу  провести
вас так, что ни Гарм, ни тролли, которых здесь довольно много, ничего не
заметят.
   - А если они вылезут ночью оттуда? - испуганно пискнул отец Целестин,
указывая взглядом на чёрный провал. - Что делать?
   - О, никто из обитателей Горы Имира вас нынче  не  побеспокоит!  -  с
неожиданной уверенностью сказал Альбиорикс. - А если появится кто, то мы
сумеем его отпугнуть... А сейчас давайте распряжём лошадей и  разберёмся
с поклажей. Надо будет взять еды на несколько дней.
   - А лошади? - встрял Гунтер. - С ними что?
   - Оставим здесь, - решительно сказал жрец. - Я  думаю,  что  они  вам
больше не понадобятся. Тащить их с собой было бы глупостью...
   Отец Целестин, да и все  остальные,  кроме  беззаботного  Гунтера  и,
пожалуй, Альбиорикса, спали  в  эту  ночь  плохо.  Монах  долго  не  мог
сомкнуть глаз, лёжа, глядел в тёмное небо, чуть подсвеченное сполохами с
востока; то читал про себя молитвы, то думал о том, что ждёт его и  всех
там, наверху, в Красном Замке. Дурные предчувствия не оставляли  святого
отца, но он знал, что надежда умирает последней, и ещё раз вспомнил свой
девиз: "В руки твои, Господи!"
   Под утро ему приснились  Вадхейм  и  белые  стены  старого  аббатства
недалеко от Рима. Места, куда он ещё надеялся вернуться...
 
Глава 19. НИДХЁГГ 
 
   Память о времени, проведённом во чреве гранитной твердыни,  сохранили
неровные строчки, составленные из бисерных латинских букв. По прошествии
долгих дней, сидя  в  тепле  и  безопасном  уюте,  странно  было  читать
короткие, обрывистые и для непосвящённого непонятные записи...
   "По разумению моему, в день первый пройдено не менее лиги. Было же до
четырёх десятков подземных залов, а лестниц и  коридоров  бессчётно;  за
немощью глаз моих  не  пришлось  узреть  всё  величие  и  безграничность
царства  Имирбьёрга,  но  и   того,   что   видено,   достаточно,   дабы
свидетельствовать о них. Доныне не ступал  во  тьму  пещер  человек,  не
подвергая себя лиху и опасностям, так и нам избежать оных стоило великих
трудов, ибо рёв чудищ неведомых преследовал нас  ежечасно,  и  временами
оставалось уповать едино на милость Господню..."
   Даже с проводником соваться в пещеры горы Чёрного Дракона, на  взгляд
отца Целестина, было чистой воды безумием, а что пришлось  бы  делать  и
как идти сквозь бесконечный и крайне запутанный лабиринт бывшего  оплота
двергов без Альбиорикса, который и сам иногда путался в переплетениях  и
чередованиях площадок, крутых лестничных маршей, тоннелей и залов, монах
и вовсе не представлял. Весь пройденный путь -  от  Врат  в  Мидгард  до
Идалира и Имирбьёрга - теперь казался лёгким и необременительным хотя бы
потому, что пролегал по земле, но не под нею. В старом царстве  карликов
было пускай и просторно, но уж очень мрачно, а отец Целестин  уже  после
первой тысячи шагов окончательно потерял  направление,  поняв,  что  без
помощи проводника выйти из Горы не  сможет.  А  когда  эхо  разнесло  по
пещерам глухой, низкий и наполненный невиданной злобой  вой,  шедший  из
глубины Имирбьёрга, отец Целестин запнулся и судорожно уцепился за рукав
Гунтера.  Шедший  впереди  друи  остановился  и,  подняв  руку,  шёпотом
приказал всем замереть и не двигаться.
   - Гарм... - произнёс он спустя какие-то мгновения после того, как вой
стих. - Он учуял чужих... Идём! Локи, прошу тебя, не отставай.
   Единственным  источником  света  был  уже  знакомый  отцу   Целестину
синеватый шарик, извлеченный Лофтом из  указательного  пальца.  Огнистая
сфера плыла в воздухе на высоте человеческого роста,  освещая  дорогу  и
указывая дуть остальным. Альбиорикс  шествовал  впереди  отряда,  и  его
белая хламида в свете колдовского фонарика  виделась  призрачно-голубой.
За жрецом шёл Локи, неизменно недовольный, а позади всех  топал  Гюллир,
чьи когти немилосердно скрежетали о камень, наводя  монаха  на  мысли  о
том, что на этот звук непременно должны сбежаться все тролли и великаны,
живущие в подземных залах.
   Альбиорикс свернул от основного  тоннеля,  ведущего  в  самое  сердце
Горы,  в  уводящий  направо  коридор,  который  после  довольно  крутого
поворота вышел в просторный сводчатый зал, потолок коего утопал во мгле,
а стены поблескивали в синеватом свете выступающей на  них  сыростью.  В
дальнем  конце  зала  виднелась  грубо  обработанная  арка,  а  за   ней
угадывалась широкая,  поднимающаяся  наверх  лестница.  Друи  огляделся,
подошёл к стене справа и, потерев ладонью покрытый бледно-зелёным,  чуть
светящимся мхом камень, подозвал остальных.
   - Видите? - Он ткнул пальцем  в  обнажившиеся  на  поверхности  скалы
письмена, отдалённо  напоминающие  норманнские  руны.  -  Это  тайнопись
двергов. Как я понимаю, здесь сказано, что лестница - Альбиорикс  указал
в дальний конец зала - ведёт к верхним  уровням  Имирбьёрга  и  Красному
Замку. Она прерывается лишь трижды, когда выходит на новый ярус...
   - Так веди, - буркнул Лофт, исподлобья глядя на вырезанные в  граните
знаки. - По-моему, нам туда и надобно.
   Друи вздохнул и вытер рукавом блестевшее от пота лицо.
   - Люди устали, Локи. - Он кивнул в сторону присевшей у стены Сигню  и
отдувавшегося отца Целестина, у ног которого тёрся Синир. -  Я  полагаю,
что снаружи солнце уже садится. Надо вставать на отдых. Здесь.
   - Почему именно здесь? - осторожно спросил Видгнир. - Очень уж  место
открытое...
   - Сейчас объясню, - улыбнулся углом рта друи. - Смотри...
   Альбиорикс отсчитал от каменных  письмён  пять  шагов  в  сторону  и,
вытянув руку, начал ощупывать стену. Наконец, у него под пальцами что-то
щёлкнуло, и в только что едином монолите образовался проход -  гранитная
плита бесшумно поднялась вверх, открыв потайной коридор.
   - Если мы будем постоянно рядом с этой дверью, - пояснил  Альбиорикс,
- то в случае опасности сможем ускользнуть, оставив врага с носом. С той
стороны дверь также запирается,  и,  чтобы  её  выломать,  надо  владеть
неимоверной силой! А коридор ведёт в обход зала, к лестнице наверх.
   - Ну ладно,  -  нехотя  согласился  Локи.  -  Отдыхаем.  То  есть  вы
отдыхаете,  а  я  сторожу.  Не  понравился  мне  вой  тот...  Очень   не
понравился.
 
*** 
 
   Бурлящие, чёрные с  красноватым  отсветом  тучи  неслись  на  восток,
огибая Имирбъёрг,  протыкавший  своим  мрачным  остриём  их  неразрывную
пелену. Дух Нидхёгга бледной искрой прошёл сквозь влажный туман, миновав
его плоть за доли мгновения,  и  оказался  в  странном  мире  -  наверху
звёздное небо, холодное и недостижимое, внизу  же  течёт  полноводная  и
безбрежная облачная река, серебристая под  лунным  светом  на  западе  и
севере, но ближе к восходу наливающаяся болезненным багровым  мерцанием.
Огненные Болота ясно угадывались под облаками - вытянутое пятно  мутного
и мёртвого света.
   На юге же лежал Мрак.
   "Только бы успеть! - по скользящему в недоступной даже драконам  выси
бесплотному сгустку пробежали голубые блики мысли. - Ещё один, ну  самое
большее два восхода, и смертные узрят Трудхейм. Ещё немного - и я обрету
его Силу. Но только если за эти два восхода  не  случится  непоправимое.
Никто, никто из смертных не подозревает, что счёт пошёл уже не на дни, а
на мгновения! Духи Болот получат свободу, и тогда укротить их  пламя  не
сможет ни Сила Чаши, ни воля богов Мира Третьего. Никто.  А  спустя  ещё
миг Огонь Духов встретится с Тьмой Нидавеллира, и..."
   Нидхёгг ясно представил себе, что случится, если две не  сдерживаемые
никем и ничем  и  противоположные  по  сути  своей  материи  сольются  и
перемешаются: чудовищный выброс Силы расколет Междумиръе, разрушит Стены
Миров, сожжёт Мидгард и Мидденгард, а неуправляемая и  уничтожившая  всё
сущее субстанция рассеется во Тьме Внешней, не  оставив  на  месте  Трёх
Миров даже их тени.
   Огненные  Болота  были  для  Чёрного  Дракона  загадкой  всегда.  Они
существовали в Мире Третьем со дня, когда  он  родился,  и  о  том,  что
погребено под топкими трясинами, знали лишь те, кто захоронил  в  недрах
некое неописуемое Нечто; то, что не могло  оставаться  на  свободе.  Оно
давало знать о себе редкими  вспышками  огня,  выбивающегося  из  глубин
пузырями бесцветного газа, странными звуками,  которые  даже  ведьмы  из
Железного Леса почитали жуткими. Но оно дремало, оставаясь в покое.  Оно
спало до часа, когда нарушенное Равновесие Сил пробудило  в  Нидавеллире
Тьму.
   В час, когда восстаёт одна Великая Сила, другая,  по  общему  закону,
должна ей противостоять, дабы чаши  уравнялись.  Но  весам,  на  которых
держатся Миры, не  потянуть  такую  тяжесть.  На  обеих  чашах  окажется
слишком большой груз, пусть и равный другому, цепи, на которых  держатся
чаши, оборвутся, и всё рухнет в пропасть, из которой нет возврата.
   Духи  Нидавеллира,  если  они   сами,   по   своей   воле   сотворили
изгладывающее мир Ничто,  были  немудры  и  недальновидны.  Каждый  Дух,
наделённый разумом, изначально знает обустройстве  мира,  и  не  понять,
что, создав новую, неразумную, но  постоянно  требующую  для  себя  пищи
материю, в любом случае встретишь противодействие равной по  мощи  Силы,
они не могли. Другое дело,  если  Ничто  зародилось  само  по  себе.  Но
Нидхёгг не верил в то, что такое возможно, - общий и  неоспоримый  закон
доказывал, что для всего сущего предопределено  быть  кем-то  созданным,
вольно или невольно. Но если Чернота Нидавеллира родилась из-за рокового
стечения обстоятельств...
   Да впрочем, что сейчас гадать об этом? Междумиръе, не явись нежданное
спасение, сгинет, если не пожранное Тьмой, то сожжённое духами Болот или
превращённое в пустоту их столкновением.
   ...А смертные, так по сию пору и не ведая, что в их руках лежит  ключ
от двери, за  которой  бездна,  спокойно  спят  в  глубинах  Имирбьёрга,
скрытые его на первый взгляд несокрушимыми стенами  от  тревог  внешнего
мира. И если будет на то воля Единого и его Сил, то один из  них  вскоре
коснется Вместилища Сил,  которое  теперь  стало  и  Вместилищем  Жизни.
Трудхейм разорвёт пространство, открывая Мраку и Огню  выход  туда,  где
они не смогут причинить вреда никому...
   "Надеюсь, что люди доберутся до Красного  Замка  без  затруднений,  -
думал Нидхёгг. - Кажется, я сделал всё, чтобы облегчить им путь. Троллей
и прочую нечисть  я  распугал  и  настрого  запретил  даже  подходить  к
главному входу в Замок, и остаётся лишь  следить  за  проклятым  Гармом.
Выживший из ума пёс ещё способен на какие-нибудь  неожиданные  сюрпризы,
но я уверен, что Лофтом, к примеру, просто так не  закусишь...  Да  и  я
рядом".
   Прозрачный лоскуток пламени исчез в  одном  из  окон  Красного  Замка
Имирбъёрга. Нидхёгг возвращался в своё тело.
 
*** 
 
   Беспокойный сон отца Целестина прервал Альбиорикс,  чуть  коснувшийся
его плеча.  Если  бы  монах  не  разглядел  в  мутном  и  слабом  свете,
порождаемом плесенью на стенах, его лицо - озабоченное и серьёзное, -  а
также прижатый к губам палец, то криков было бы на весь Имирбьёрг.
   - Быстро в секретную дверь, - одними губами проговорил друи. -  Давай
же!
   Еле успев схватить мешок и плащ, монах едва  ли  не  на  четвереньках
кинулся к четырёхугольному  чёрному  провалу  в  стене,  в  котором  уже
виднелись  силуэты  Торина  и  Гунтера.  Оба  сжимали  в  руках  оружие.
Остальные  стояли  за  ними  в  кромешной  тьме,  и  лишь   глаза   Локи
поблескивали сердито и  настороженно,  да  Гюллир  вздыхал  за  спинами.
Альбиорикс неслышно шагнул вслед за  отцом  Целестином,  подтолкнул  его
подальше в коридор и застыл у стены, держа руку на немного выдающемся из
неё камне.
   - Хорошо, что ты, Лофт, погасил  свой  шарик...  -  не  оборачиваясь,
сказал друи, вглядываясь в сумрак зала. - Иначе яркий  свет  привлёк  бы
его сразу... А ну подайтесь ещё назад! - вдруг резко шикнул жрец. -  Вот
он!
   "Да кто он?!" - хотел было выкрикнуть озадаченный и  напуганный  всей
этой таинственностью монах, но прикусил язык и поднёс два пальца ко лбу.
Пёс Гарм, страж подземного мира, вышел из-под арки.
   Чудище, и в действительности  похожее  на  собаку,  ступало  мягко  и
осторожно. Свет плесени позволял видеть один только силуэт пса, но людям
было этого вполне достаточно, чтобы схватиться за обереги. Чёрные  волки
Ночных Всадниц не шли ни в какое  сравнение  со  своим  прародителем,  -
пожалуй, один лев обладает столь крупным и мощным  телом,  да  и  то  не
всякий. Во тьме можно было разобрать лишь то, что он необычайно огромен,
а видеть пса глубин при свете не хотелось никому.
   - Дверь закрывай! -  зашипел  на  Альбиорикса  Гунтер.  -  Увидит  же
сейчас!
   Гарм среагировал на звук, прервал свой неспешный путь  по  подземному
залу и повернул голову. Острые уши  на  голове  пса  чуть  шевельнулись,
послышалось сопение, словно он принюхивался, и тогда же два  сверкнувших
густой зеленью глаза обратились к  открытой  двери  тайного  хода.  Гарм
заурчал, шагнул вперёд, но, как ни был напуган отец  Целестин,  злобы  и
жажды крови в его ворчании он почему-то не услышал.
   - Не закрывается! - сдавленно пробормотал Альбиорикс, тычась  ладонью
в замок двери. - Великие Силы, только не сейчас!
   - Что такое? - прозвучал голосок  Локи,  и  он  протиснулся  к  друи,
увидев, что тот возится с заклинившимся замком, - камень, при нажатии на
который  толстая  каменная  плита  опустилась  бы  на  место,  не  хотел
вдавливаться.
   Гарм медленно подходил к проёму, смотря прямо на людей. Отец Целестин
внезапно вспомнил, что подземное чудовище прекрасно видит в  темноте,  и
перед ним на мгновение встала картина того, как чёрная зверюга ловит его
спутников   по   одному,   перекусывая   хребты   огромными   челюстями.
Бессознательно отступая от надвигающейся живой массы, он поднёс  руку  к
Оку бога-сокола, надеясь, что оно поможет защититься от пса  глубин,  но
ощутил под  пальцами  только  холод  металла,  тотчас  передавшийся  ему
самому, охвативший грудь и живот, а затем  наткнулся  спиной  на  что-то
очень большое. На морду Гюллира.
   - Отойди в сторону, - прохрипел дракон. - Иди к ним!
   Он покосился на прижавшихся к стене Сигню  и  Видгнира,  за  которыми
угадывались  ещё  два  силуэта,  отпихнул  потерявшего  дар  речи   отца
Целестина и двинулся вперёд, едва не наступив на хвост  метавшемуся  под
ногами Синиру.
   Неизвестно, что собирались делать дальше Локи и Альбиорикс,  вставшие
у входа плечом к плечу и, видимо,  изготовившиеся  отогнать  гигантского
пса  волшбой,  но  их   планы   стали   ненужными   после   неожиданного
вмешательства Гюллира.  Молодой  ящер,  наслушавшийся  от  людей  жутких
историй о псе Гарме, преодолел извечную робость и, грозно цокая  когтями
о камень, вошёл в пещеру, оттолкнув друи и асгардского бога и оставив их
стоять в изумлении. То, что Гарм почти не уступал размерами ему  самому,
Гюллира не смутило.
   - Ну, ты! - пробасил дракон, уставившись на замершее в пяти шагах  от
него чудище. - Давай иди отсюда, а не то...
   Что  именно  дракон  хотел  сделать,  он  и  сам  не  знал,   поэтому
ограничился лишь этой короткой, но, по его мнению, угрожающей фразой.
   - Вот что, - скрипнул сзади Локи. - Давайте-ка ослепим его...
   Всё    дальнейшее    произошло    за    время,    достаточное     для
одного-единственного вздоха. Локи создал яркий, сиявший белым огнём шар,
запустив его под потолок пещеры,  вздыбивший  шерсть  пёс,  который  при
свете оказался настолько безобразен, что лучше бы было  огонь  вовсе  не
зажигать, низко тявкнув, прыгнул на Гюллира, а ящер,  не  будь  дураком,
сделал вполне естественную для защищающегося  дракона  вещь  -  с  шумом
выпустил из пасти струю пламени. Локи потом смеялся,  говоря,  что  вонь
палёной шерсти будет теперь его преследовать всю жизнь.
   Так или иначе, но Гарм, завизжав столь громко, что у наблюдавшего  за
сией  великой  битвой   отца   Целестина   заложило   уши,   отлетел   к
противоположной стене и, сыпля искрами да оставляя в  спокойном  воздухе
подземелья дымный шлейф, рванулся к тоннелю, из которого  пришёл  отряд,
исчезнув в нём.  Разве  что  тонкий  и  обиженный  визг  его  ещё  долго
доносился из мрачных коридоров Имирбьёрга.
   - Ну и ну... - развёл руками Альбиорикс, строго посмотрев на дракона.
- Что ж ты со стариком-то так, а?
   Гюллир растерянно хлопнул веками и воззрился на друи.
   - Я что-то не правильно сделал?
   Локи и жрец расхохотались.
   - Выходите, он  удрал!  -  смахнув  набежавшие  слезы,  сказал  Лофт,
отсмеявшись. - Эй, Торин, а ты не так давно спорил со мной, говоря,  что
дракон нам не нужен и вообще его племени доверять не стоит!
   Конунг мрачно посмотрел на Гюллира, потом повернулся к Лофту:
   - Так я ж не про него... Драконы всякие бывают.
   Торин сейчас сам себя стыдился. Какой  же  ты  конунг,  спрашивается,
если от опасности скрылся и не вышел ей навстречу? Вспоминать о том, как
всё сжалось внутри, едва Гарм вошёл в зал, Торин не мог - противно было.
Но опять же, коли много лет слышишь песни скальдов, в  которых  его  имя
произносится с не меньшим страхом, чем имя Старухи из Железного Леса,  и
знаешь, что он величайший из племени чудовищных волков, принесших гибель
богам в Последней Битве, невольно устрашишься. А теперь  боязни  как  не
бывало - хорош пёс, страж подземного  мира,  без  оглядки  сбежавший  от
дракона, который по своей воле и мухи не обидит.  Не  такой  уж  Гарм  и
громадный, как по-первости почудилось...
   - ...Это прозвучит странно, - вдруг сказал Лофт, глядя в стену, - но,
по-моему, пёс не хотел на нас нападать. Он не видел в нас врагов...
   - Да, интересное предположение, - согласился  Альбиорикс,  кивнув.  -
Сейчас, однако, это не имеет никакого значения. Спали мы, между  прочим,
достаточно долго, и поэтому  теперь  хочешь  не  хочешь,  а  надо  идти.
Лестница ровная, без трещин и завалов, но  всё  равно  подъём  предстоит
очень трудный.
   "Всегда преуспевайте в деле, зная,  что  труд  ваш  не  тщетен..."  -
только эти строки из Писания поддерживали отца Целестина  в  дальнейшем.
Счёт времени,  шагов,  коротких  остановок  на  отдых  был  давным-давно
потерян,  и  монах  с  тупым  упрямством  снова  и  снова   вставал   на
подкашивающиеся, гудящие от перенапряжения ноги и шёл следом за всеми по
широким ступеням, круто уходящим вверх, к  покоям  Нидхёгта  и  Красному
Замку. Ясно ощутимое  чувство  присутствия  Чёрного  Дракона  уже  стало
настолько привычным, что отец Целестин попросту махнул рукой на  Владыку
Имирбьёрга, считая его теперь кем-то наподобие  члена  отряда.  Видгнир,
кстати, на одном из привалов рассказал монаху о собственных ощущениях, и
вышло по его словам, что Нидхёгг якобы не питает ни к кому из идущих  по
его владениям  людей  неприязни,  а  вовсе  испытывает  почти