мартин встал и остановился передо мной.
     - Нан-Танах, Гудвин, - серьезно сказал он, - это действительно место,
где умирает веселье и  застывают  слова.  Нан-Танах  -  где  скрыт  лунный
бассейн, спрятан за лунной скалой, но шлет свою дьявольскую  душу  -  даже
через окружающий камень. - Он поднял сжатые кулаки. - О Небо,  -  выдохнул
он, - позволь мне стереть его с лица земли!
     Он недолго молчал.
     - Конечно, я захотел разбить здесь наш лагерь, -  спокойно  продолжал
он, - но мне пришлось отказаться от этой мысли. Туземцев охватила  паника,
они угрожали, что вообще уйдут. "Нет, -  говорили  они,  -  здесь  слишком
сильные _а_н_и_. Мы пойдем в любое другое место, но  только  не  сюда".  И
хотя даже тогда  я  чувствовал,  что  тайна  всего  заключается  именно  в
Нан-Танахе,  мне  пришлось  сдаться.   Рабочие   необходимы   для   успеха
экспедиции, и я сказал себе, что пройдет какое-то время, я  сумею  убедить
их, что тут ничего страшного нет, и мы перенесем наши палатки.  Наконец  в
качестве лагеря мы выбрали островок Ушен-Тау, вот здесь -  он  показал  на
карте. - Близко к моей цели, но  достаточно  далеко,  чтобы  удовлетворить
наших людей. Тут нашлось отличное место  для  лагеря  и  ручей  со  свежей
водой. К тому же прекрасное поле предварительных исследований, прежде  чем
мы приступим к главным развалинам. Мы разбили палатки, и  через  несколько
дней работа уже шла полным ходом.



                             4. ЛУННАЯ СКАЛА

     - Я не собираюсь рассказывать вам сейчас, - продолжал Трокмартин, - о
результатах следующих двух недель, Гудвин, ни о том,  что  мы  обнаружили.
Позже, если мне будет позволено, я все вам расскажу.  Достаточно  сказать,
что к концу этих двух недель я нашел подтверждение многих своих теорий,  и
мы намного продвинулись по пути к разгадке тайн юности человечества -  так
мы тогда считали. Но достаточно.  Я  должен  перейти  к  первым  признакам
присутствия того необъяснимого существа, что ожидало нас.
     Место, несмотря на всю свою заброшенность и опустошение, не  заразило
нас меланхолией - ни Эдит, ни Стентона, ни меня. Жена моя была  счастлива,
никогда не была она счастливее. Она и Стентон, хотя и занятые  работой  не
меньше меня, откровенно наслаждались товариществом,  которое  дает  только
молодость. Я был рад - и никогда не ревновал.
     Но Тора была очень несчастна. Как вы знаете, она шведка, и  у  нее  в
крови верования и  предрассудки  северян,  некоторые  из  них  удивительно
похожи на суеверия далеких южных островов; вера в духов гор, леса, воды, в
оборотней  и  злых  духов.  С  самого  начала  она  проявила  удивительную
чувствительность к тому, что я бы назвал  "излучением"  этого  места.  Она
сказала, что оно "пахнет" духами и колдунами.
     Тогда я смеялся над ней, но теперь считаю, что чувствительность  тех,
кого мы называем первобытными людьми, - это естественное  проникновение  в
неизвестное, которое мы, отрицающие сверхъестественное, утратили.
     Жертва этих страхов, Тора всегда сопровождала  мою  жену,  как  тень,
всегда брала с собой маленький ручной топорик, и хотя  мы  посмеивались  и
говорили, что бесполезно пытаться рубить духов таким оружием, она с ним не
расставалась.
     Прошли две недели, и к нам явился предводитель туземцев.  Он  сказал,
что следующая ночь - ночь полнолуния. Напомнил мое обещание. Завтра  утром
они уходят в свою деревню, вернутся  через  три  дня,  когда  сила  _а_н_и
начнет убывать вместе с луной. Они оставили  нам  различные  заклинания  и
торжественно предупредили, чтобы во время их отсутствия мы  держались  как
можно дальше от развалин Нан-Танаха - хотя их предводитель вежливо сказал,
что мы, конечно, сильнее злых духов.  Полураздраженно,  полузабавляясь,  я
смотрел им вслед.
     Без них, разумеется, никакую работу вести было нельзя,  и  мы  решили
устроить на несколько дней пикник на южных  островках  группы.  При  свете
луны руины были невыразимо зловещи и прекрасны. Мы отметили несколько мест
для последующих исследований, и  на  утро  третьего  дня  двинулись  вдоль
берега к нашему лагерю на Ушен-Тау, чтобы подготовить все к возвращению на
следующий день наших людей.
     Мы высадились перед наступлением темноты, усталые и готовые сразу  же
лечь спать. Часов в десять Эдит разбудила меня.
     - Послушай, - сказала она. - Прижмись ухом к земле.
     Я послушался и услышал как  будто  доносящееся  издалека,  с  большой
глубины слабое пение. Оно набирало силу, потом затихало, кончилось;  снова
началось, усилилось, затихло.
     - Волны где-то бьются о скалы, - сказал я. - Мы, видимо, над каким-то
хребтом, который переносит звук.
     - Я впервые слышу это, - с сомнением ответила моя жена.
     Мы снова прислушались. И тут сквозь смутный ритм, глубоко  под  нами,
возник другой звук. Он пронесся через лагуну, разделявшую нас и Нан-Танах,
маленькими звенящими волнами.  Это  была  своего  рода  музыка;  не  стану
описывать ее необычное воздействие, вы испытали его сами...
     - На палубе? - спросил я.
     Трокмартин кивнул.
     - Я подошел к выходу из палатки, - продолжал он, - и выглянул.  В  то
же время из своей палатки вышел Стентон и остановился, глядя  на  соседний
остров и прислушиваясь. Я окликнул его.
     -  Какой  странный  звук!  -  сказал  он.  -  Хрустальный!  Как  звук
прозрачного стекла. Как хрустальные  колокольчики  на  систрумах  Изиды  в
храме Дендары, -  мечтательно  добавил  он.  Мы  внимательно  смотрели  на
остров.  Неожиданно  на  верху  гигантской  стены  мы   увидели   огоньки,
двигавшиеся медленно, ритмично. Стентон рассмеялся.
     -  Мошенники!  -  воскликнул  он.  -  Вот  почему  они  хотели  уйти.
Понимаете, Дэйв, это нечто вроде праздника, какой-то  обряд,  который  они
совершают в полнолуние. И именно поэтому они так хотели удалить и нас.
     Я почувствовал странное облегчение, хотя до этого  не  сознавал,  что
испытываю напряжение. Объяснение казалось  здравым.  Оно  объясняло  звуки
музыки и пения - несомненно, молящиеся скрываются в развалинах, их  голоса
доносятся вдоль проходов, изрезавших, как я теперь знал, весь Нан-Матал.
     - Давайте проберемся туда, - предложил Стентон, но я отказался.
     - С ними и так трудно ладить, -  сказал  я.  -  Если  мы  нарушим  их
религиозную церемонию, они, вероятно,  никогда  нас  не  простят.  Давайте
держаться в стороне от семейного приема, на который нас не пригласили.
     - Ладно, - согласился Стентон.
     Странная звенящая музыка, если это вообще можно было назвать музыкой,
вздымалась и опадала, вздымалась и опадала, полная то печали, то радости.
     - Что-то в  этом  есть...  что-то  беспокоящее,  -  наконец  серьезно
сказала Эдит. - Интересно, как они производят эти звуки? Они  пугают  меня
до  полусмерти  и  в  то  же  самое  время  заставляют  чувствовать,   что
невыразимый восторг ожидает за углом.
     Я тоже ощутил это воздействие, хотя ничего не сказал о нем. И в то же
время ясно понял, что пение, доходящее до  нас,  производится  множеством,
тысячами, которых не могло бы вместить все это место. Конечно, подумал  я,
это следствие  каких-то  акустических  свойств  базальта;  усиление  звука
каким-то гигантским резонатором в скалах; и все же...
     - Дьявольски нечестиво, - отвечая на мои мысли, вмешался Стентон.
     И в это мгновение распахнулся клапан палатки Торы, и на  лунный  свет
вышла старая шведка. Она принадлежала к типу рослых северян -  высокая,  с
широкой грудью, созданная по образцу древних викингов. Шестьдесят лет  как
будто  соскользнули  с  нее.  Она  походила  на  древнюю  жрицу  Одина.  -
Трокмартин замолчал. - Она знала, - продолжал он медленно, -  знала  нечто
такое,  чего  не  могла  дать  вся  моя  наука.  Она  предупреждала  меня,
предупреждала! Глупцы и безумцы, мы не  обратили  на  это  предостережение
внимания! - Он провел рукой по глазам.
     - Она стояла так,  -  продолжал  он,  -  смотрела  широко  раскрытыми
блестящими глазами. Повернула голову к Нан-Танаху, разглядывая  движущиеся
огни, вслушиваясь. Неожиданно подняла  руки  и  сделал  странный  жест  по
направлению к луне. Это был... древний... жест.  Она,  казалось,  извлекла
его из глубочайшей древности, но в нем была странная  власть.  Дважды  она
повторила этот жест - и звон смолк! Она повернулась к нам.
     - Уходите! - сказала она, и голос ее как будто доносился  с  большого
расстояния. - Уходите отсюда,  и  побыстрее!  Уходите,  пока  можете.  Они
позвали... - она указала на остров. - Они знают, что вы здесь. Они ждут. -
Глаза ее еще больше расширились. - Оно здесь, - взвыла она - Оно манит...
     Она упала у ног Эдит, и тут  же  над  лагуной  вновь  разнесся  звон,
теперь в нем звучали ликующие, почти триумфальные ноты.
     Мы,  Стентон  и  я,  подбежали  к  Торе,  подняли   ее.   Голова   ее
запрокинулась,  лицо,  с  закрытыми  глазами,  осветила  полная  луна.   Я
почувствовал приступ незнакомого страха: лицо Торы  опять  изменилось.  На
нем  отразились  смешанные  радость  и  ужас,  чуждые,  пугающие,  странно
отталкивающие. То же самое, - он ближе придвинулся ко мне, - вы видели  на
моем лице.
     Несколько секунд я, как очарованный, смотрел на него; затем он  вновь
отодвинулся в полутьму своей койки.
     - Я умудрился спрятать ее лицо от Эдит, - продолжал Трокмартин.  -  Я
решил, что она испытала что-то вроде нервного припадка. Мы  отнесли  ее  в
палатку. Внутри  нечестивое  выражение  сошло  с  ее  лица,  и  она  вновь
превратилась в добрую грубоватую старуху. Всю ночь я присматривал за  ней.
Звуки  с  Нан-Танаха  доносились  до  самого  захода  луны.   Утром   Тора
проснулась, чувствуя себя, очевидно, хорошо. Она сказала, что  ей  снились
кошмары.  Содержание  их  она  не  помнила,  сказала   только,   что   они
предупреждают об опасности. Она была странно молчалива, и я  заметил,  что
все утро ее взгляд полуудивленно, полуоколдованно  обращался  к  соседнему
острову.
     Днем вернулись туземцы. Они так преувеличенно радовались, застав  нас
здравыми и невредимыми, что предположения Стентона подтверждались. Он сухо
заметил их предводителю, что "шум на соседнем острове всю ночь  говорит  о
том, что там неплохо провели время".
     Я никогда не видел такого ужаса, который охватил понапейцев при  этом
невинном замечании. Стентон сам так удивился, что постарался перевести все
в шутку. Ему это плохо удалось. Туземцы были охвачены страхом,  и  я  даже
подумал, что они вообще собираются уйти, но они не ушли. Они разбили  свой
лагерь на западной стороне острова, откуда не виден Нан-Танах. Я  заметил,
что они разожгли большие костры, и,  просыпаясь  ночью,  слышал  медленное
низкое пение - одно из их  длинных  "заклинаний",  как  сонно  подумал  я,
против злых _а_н_и_. Больше я ничего не слышал; место, где хмурятся стены,
было погружено в молчание, не видно было огней. На следующее утро  туземцы
казались тихими, угнетенными, но по мере  того  как  проходили  часы,  они
оживали, и скоро жизнь в лагере потекла как обычно.
     Вы догадываетесь, Гудвин, как описанные мною  происшествия  возбудили
наше научное  любопытство.  Разумеется,  мы  отвергли  всякие  объяснения,
включающие  сверхъестественное.  И  почему  бы  и   нет?   Кроме   странно
беспокоящей  звенящей  музыки  и   поведения   Торы,   не   было   никаких
подтверждений таких странных теорий, даже если бы мы были склонны к ним.
     Мы пришли к заключению, что между Понапе и Нан-Танахом  есть  проход,
известный  туземцам  и  используемый  во  время  их  ритуалов.  Церемонии,
вероятно, совершаются в большом подвале или в пещере под руинами.
     Наконец мы решили, что сразу после  следующего  ухода  наших  рабочих
отправимся немедленно на Нан-Танах. Днем проведем разведку, а вечером  моя
жена и Тора вернутся в лагерь, а мы со Стентоном проведем ночь на острове,
наблюдая происходящее из какого-нибудь укрытия.
     Луна убывала; появился полумесяц на западе; он медленно увеличивался;
снова приближалось полнолуние. Перед уходом наши люди буквально молили нас
уйти с ними. Их настойчивость только усиливала наше  желание  увидеть  то,
что, как мы считали, они от  нас  скрывают.  По  крайней  мере  это  верно
относительно Стентона и меня. Но не относительно Эдит. Она была задумчива,
рассеяна, соглашалась с  нами  неохотно.  Тора,  с  другой  стороны,  была
необычно беспокойна, казалось, ей не терпится идти. Гудвин, - он помолчал,
- Гудвин, я теперь знаю, какой яд  действовал  в  Торе...  и  что  женщины
способны чувствовать то, что не чувствуют мужчины... у них  есть  чувства,
предчувствия. Как бы я хотел обладать  ими  тогда...  Эдит!  -  неожиданно
воскликнул он. - Эдит! Вернись ко мне! Прости меня!
     Я протянул ему графин. Он пил большими глотками. Вскоре самообладание
вернулось к нему.
     - Когда работники исчезли за поворотом гавани, - продолжал он,  -  мы
сели в лодку и направились к Нан-Танаху. Вскоре над нами  возвышались  его
могучие стены. Мы  вошли  в  гигантские  морские  ворота  с  их  огромными
вырубленными из  базальта  призмами  и  высадились  возле  полузатонувшего
пирса. Перед нами начиналась гигантская лестница, ведущая в обширный двор,
усеянный обломками упавших колонн. В центре двора, за упавшими  колоннами,
возвышается еще одна терраса из базальтовых  блоков,  на  которой,  как  я
знал, размещается еще один внутренний двор.
     А теперь, Гудвин, для лучшего понимания  последующего  и  на  случай,
если я... не в состоянии буду сопровождать вас там,  слушайте  внимательно
описание  этого  места.  Нан-Танах  представляет  из  себя  буквально  три
прямоугольника. Первый прямоугольник образован выходящими в океан  стенами
из каменных монолитов. Гигантские ступени ведут  от  морских  ворот  через
вход во двор.
     Этот двор окружен другой, внутренней, стеной из базальта.
     Внутри двора третье ограждение.  Его  терраса  из  того  же  базальта
примерно в двадцать футов высотой. Пройти туда можно через  многочисленные
щели, проделанные временем в каменном  ограждении.  Это  внутренний  двор,
сердце  Нан-Танаха!  Здесь  находится  гигантское  подземелье,  с  которым
связано единственное имя  живого  существа,  дошедшее  к  нам  из  туманов
прошлого. Туземцы называют это сокровищницей  Чо-те-ло,  могучего  короля,
правившего задолго "до  наших  отцов".  Поскольку  "чо"  в  языке  древних
понапейцев  означает  одновременно  "солнце"  и  "король",  это   название
означает "место солнечного короля".
     Напротив места солнечного короля находится лунная  скала,  скрывающая
лунный бассейн.
     Стентон  первым  обнаружил  то,  что  я  называю  лунной  скалой.  Мы
осматривали внутренний  двор;  Эдит  и  Тора  готовили  завтрак.  Я  забыл
сказать, что перед этим мы осмотрели весь остров и не нашли ни следа живых
существ. Я вышел из подземелья Чо-те-ло и увидел, что Стентон в  удивлении
рассматривает часть террасы.
     - Что вы об этом думаете? - спросил он, когда я подошел. И указал  на
стену. Я посмотрел туда и увидел  каменную  плиту  примерно  в  пятнадцать
футов высотой и десять шириной. Первое, что я заметил, это  исключительная
точность,  с  которой  края  скалы  соединялись  с  окружающими  каменными
блоками. Потом я понял, что скала  другого  цвета  -  она  более  серая  и
кажется гладкой, странной... смертоносной.
     - Скорее похоже на известковый шпат, чем  на  базальт,  -  сказал  я.
дотронулся до скалы и быстро отдернул руку: при прикосновении все нервы на
руке испытали шок, как от внезапного  удара  замороженным  электричеством.
Это не холод, каким мы обычно его знаем. Холодная сила...  я  описал  это,
назвав замороженным электричеством...  такое  определение  подходит  лучше
всего. Стентон странно взглянул на меня.
     - Значит, вы тоже это почувствовали, - сказал он.  -  Я  подумал,  не
испытываю ли галлюцинации, как Тора. Заметьте,  кстати,  что  блоки  рядом
нагрелись на солнце.
     Я пощупал их, а потом снова коснулся серой скалы. Тот же  слабый  шок
пробежал по руке -  звенящий  холод,  вызывающий  представление  о  чем-то
материальном, о силе.  Мы  осмотрели  плиту  внимательнее.  Края  ее  были
отшлифованы как будто гранильщиком алмазов. Они  так  плотно  прилегали  к
соседним камням, что не оставалось просвета толщиной  в  волос.  Основание
плиты, как мы заметили, слегка изгибалось, и так  же  плотно  прилегало  к
каменному блоку внизу. И тут мы увидели, что  камень  снизу  был  вырезан,
чтобы соответствовать изгибу плиты. От одной стороны плиты до  другой  шло
полукруглое углубление. Как будто серая плита стояла в центре плоской чаши
- полувыступая, полускрываясь. Что-то в этом углублении привлекло меня.  Я
протянул руку и пощупал камень. Гудвин, хотя остальные  камни,  окружавшие
плиту, и все  камни  двора  были  грубыми  и  изношенными  временем,  этот
гладкий, как будто только что из рук полировщика.
     - Это дверь! - воскликнул Стентон. - Она поворачивается  вокруг  этой
чаши. Поэтому углубление такое гладкое.
     - Может, вы и правы, - ответил я. - Но как ради дьявола  нам  открыть
ее?
     Мы снова осмотрели плиту, нажимали  на  края,  пытались  сдвинуть.  Я
случайно поднял голову - и вскрикнул.  Примерно  выше  на  фут  и  по  обе
стороны от перемычки серой скалы виднелись небольшие  выпуклости,  видимые
только под тем углом, под которым я случайно бросил взгляд.  Выпуклости  в
базальте были круглыми, восемнадцати дюймов в диаметре, как мы  установили
позже, и в центре всего на два дюйма  выдавались  над  поверхностью.  Если
только не смотришь прямо на них, прижавшись к поверхности лунной  скалы  -
потому что, Гудвин, эта плита и есть лунная скала, - они невидимы. И никто
не осмеливался стоять там!
     С нами была небольшая переносная  лестница,  и  я  поднялся  на  ней.
Выпуклости были не что иное, как высеченные в камне изгибы. Я прижал  руку
к одной из выпуклостей и отдернул ее так резко, что  чуть  не  свалился  с
лестницы. Ладонью, у самого основания большого пальца,  я  ощутил  тот  же
шок. Я снова прижал руку. Впечатление исходило от  места  не  более  дюйма
шириной. Я внимательно исследовал выпуклость и еще шесть раз испытал  шок.
Гудвин, на выпуклости располагалось семь кружков, каждый в дюйм шириной, и
прикосновение к каждому вызывало описанное мною  ощущение.  Выпуклость  на
противоположной стороне оказалась точно такой же.  Но  никакие  нажимы  на
кружки поодиночке или в  любой  последовательности  не  вызывали  никакого
движения самой плиты.
     - И все-таки... это устройство открывает  дверь,  -  уверенно  сказал
Стентон.
     - Откуда вы знаете? - спросил я.
     - Не знаю... - с сомнением ответил он. - Что-то говорит мне, что  это
так. Трок, - продолжал он  полусерьезно,  полунасмешливо,  -  моя  научная
половина борется с моей человеческой  половиной.  Научная  половина  велит
искать способ открыть эту дверь.  А  человеческая  столь  же  настоятельно
велит ничего подобного не делать и как можно скорее убираться отсюда, пока
еще можно!
     И он рассмеялся, немного смущенно.
     - Что же будет? - спросил он, и мне показалось, что его  человеческая
половина побеждает.
     - Вероятно, все останется как есть, если только мы не разнесем  плиту
на куски, - сказал я.
     - Я думал об этом, - сказал он, - и я бы... не осмелился,  -  добавил
он достаточно угрюмо. И я тоже испытал описанное  им  чувство.  Как  будто
что-то исходящее из  скалы  ударило  меня  по  сердцу,  как  рука  ударяет
нечестивые уста. Мы отвернулись от скалы  -  и  увидели  проходящую  через
пролом в террасе Тору.
     - Мисс Эдит просит вас быстрее... - начала она и замолкла. Я  увидел,
как ее взгляд миновал меня, глаза ее широко раскрылись.  Она  смотрела  на
серую скалу. Тело ее неожиданно напряглось, она сделала несколько шагов...
и устремилась прямо к скале. Мы видели, как она бросилась на нее, услышали
крик, как будто из нее извлекали душу, видели, как