чем не смогла и потом лишь горько его оплаки-вала.
     Конечно, смерти и несмертельные неприятности таких людей, как хотя бы упомянутые нами (они не были единственными, но мы пишем, в конце концов, не хронику криминальных и иных происшествий), не могла пройти просто так - и не прошла. Во всех трех случаях уже в самом начале следующего рабочего дня по . местам работы погибших или пострадавших явились некие люди; были предъявлены служебные удостоверения; вслед за чем произведены осмотр служебных кабинетов и выемка значительной части документов - по известному лишь самим обладателям служебных книжечек принципу. После чего кабинеты были опечатаны. Впрочем, уже через два дня пользование ими снова было разрешено. Сотрудники погоревали; в газетах появились некрологи - не во всех, правда, зато с выразительной подписью: группа товарищей.
     Хотя на самом деле подписи, может быть, звучали иначе, во всяком случае, настаивать на этой версии автор не собирается.
     Такие вот дела.

***

     Итак, об отношении российских военных к возникшим проблемам мы уже получили вполне достаточно информации. Но в какой степени они совпадали с мнениями своих заокеанских партнеров, а в какой нет - нам еще не представлялось возможности выяснить.
     Между тем американский генералитет проблемы эти интересовали ничуть не меньше, чем наш, - но под несколько иным углом зрения.
     Очередное заседание объединенного комитета начальников штабов на этот раз оказалось неожиданно расширенным: кроме двух сенаторов и двух конгрессменов, возглавлявших в своих палатах соответствующие комитеты и комиссии, и еще нескольких высших офицеров, сегодня были дополнительно приглашены и министр обороны, и даже директор ЦРУ, обычно избегавший столь открытых контактов - хотя никаких представителей прессы тут, разумеется, не было и быть не могло. Такое нарушение обычного протокола вызвано было тем, надо полагать, что и повестка дня на сей раз оказалась далеко не банальной.
     Вопрос сегодня был единственным: предстоящий, по словам президента и верховного главнокомандующего, ракетно-ядерный залп и все связанные с ним существующие или могущие возникнуть обстоятельства.
     - Джентльмены, - проговорил, открывая экстренное заседание, председатель объединенного комитета начальников штабов, - все вы заблаговременно получили служебные записки с изложением тезисов обсуждаемого вопроса. Так что есть возможность сразу же спрашивать и отвечать по существу. Начнем с технических проблем или с обстоятельств более общего порядка? Я предпочел бы второй вариант. Есть иные мнения?
     - Думаю, вы совершенно правы, генерал, - сказал сенатор от Джорджии. - Полагаю, что не существует настолько серьезных технических проблем, чтобы требовалось обсуждать их на столь высоком уровне. Но то, что вы называете обстоятельствами общего порядка, действительно требует серьезного рассмотрения. С моей точки зрения, таковыми являются: во-первых - вопрос о подлинной сущности того объекта, которым нас сейчас - обоснованно или нет, это другой вопрос, - напугали. Во-вторых: в какой степени можно верить обещаниям Кремля о полном сотрудничестве в подготовке и реализации проекта? Мы знаем, что инициатива так называемого залпа идет именно оттуда. Известно также мнение специалистов о том, что пресловутое тело на самом деле может оказаться всего лишь фикцией, виртуальной картинкой, какие мы с детства привыкли видеть на мониторах своих компьютеров; иными словами - согласившись на соучастие в проекте, не выпустим ли мы большую и лучшую часть нашего стратегического парка просто в белый свет и не останемся ли в результате если не совершенно безоружными, то, во всяком случае, лишенными нынешнего преимущества перед лицом... гм... возможного противника?
     - Вы полагаете, сенатор, что такой противник еще существует?
     - Да перестаньте, министр. Вы не хуже моего знаете, что он существует всегда, могут лишь меняться имена. Вовсе не надо думать, что я подразумеваю именно Россию или именно Китай, хотя ни в коем случае не сбрасываю их со счетов. Всем известно, что существует еще с полдюжины источников возможной ядерной атаки. И с каждым днем их число растет - или может возрасти. На предстоящей Конференции можно было бы без лишней огласки переговорить с представителями всех возможных сторон, глубоко позондировать их настроения и возможные связи, постепенно приучить к мысли о неизбежности такого разоружения - и так далее. Но новые обстоятельства лишают нас главного: времени. Решать приходится, еще не имея разнообразной важнейшей информации...
     - Простите, сенатор: не сформулируете ли кратко, что вы предлагаете?
     - Именно это я и хотел сделать. Джентльмены, самое малое, чего мы можем и должны сейчас требовать, - это гарантии. Гарантии в первую очередь со стороны России. Вы спросите - почему? Отвечу: потому что на протяжении всей ее истории - я хорошо знаком с русской историей, да, - внешняя политика этой страны не раз неожиданно и круто меняла направления; не за будьте, что она всегда стояла и будет стоять одной ногой в Азии, и нельзя прогнозировать, когда она в очередной раз перенесет центр тяжести с одной ноги на другую. В этом веке она успела показать Востоку свое другое лицо, новое, она во многом нашла общий язык с исламом - а ведь именно они...
     - В этом вряд ли кто-нибудь станет с вами спорить, сенатор, - сказал министр. - Но каково ваше понятие о необходимых гарантиях?
     - Как минимум - это контроль, - не задумываясь, ответил сенатор. - Чтобы мы были полностью уверены в том, что они не только на словах готовы запустить в космос соответствующую часть своего ракетно-ядерного щита, но действительно хотят и, глав-ноег-действительно в состоянии сделать это. Если они откажутся от дополнительного контроля - дело, мне кажется, станет совер-; шенно ясным. Если согласятся - мы заранее должны быть готовы немедленно обрушить на них все формы контроля - нашего, джентльмены, и не из Вашингтона, а там, на местах, на каждой стартовой установке! Поскольку времени в нашем распоряжении мало, все надо делать немедленно и быстро! И вот в случае, если контроль подтвердит их искренность и готовность, тогда, я считаю, мы скорее всего скажем "Да".
     - При этом, - тут же дополнил начальник штаба космической обороны, - гарантии должны быть даны и другими азиатскими субъектами - при некотором давлении, разумеется, со стороны России, Китая, Англии, Франции.
     - Разумно, - согласился председатель. - Господа?
     И обсуждение продолжилось. Но излагать его ход вряд ли стоит: ничего нового по сравнению с уже приведенными выше идеями сказано не было, так что и окончательные выводы, срочно представленные президенту, по сути дела, заключали в себе все те же мысли - только, может быть, несколько иначе сформулированные.
     Президент немедленно переговорил с московским коллегой. Что думал глава Российского государства во время этого разговора, нам неизвестно; можно лишь догадываться о том, что требование полной инспекции, хотя и было ожидаемым, все же вызвало у него скорее обиду, чем восторг. Тем не менее он согласился - очень легко, как могло показаться. Но под конец прибавил:
     - Я думаю, что нет надобности особо оговаривать принцип взаимности, то есть - одновременно вы примете и соответствующую делегацию наших контролеров.
     Тут бы мог вскипеть как раз американец, справедливо подумав: да в конце концов, кто - вы и кто - МЫ?
     Однако он заранее знал, что без этого не обойтись: русские, как и Восток вообще, весьма чувствительны к вопросам достоинства и протокольного уважения. Он с детства помнил, что ничто не обходится так дешево и не дает столь громадных дивидендов, как вежливость. Президент был уроженцем Новой Англии как-никак.
     - Да конечно же, - сказал он. - Мы готовы принять ваших.
     - Впрочем, - утешил его русский, - наша инспекция не будет столь многочисленной: мы ведь вам во всем доверяем.
     И - мысленно, конечно, - высунул собеседнику язык. Вслух же - не удержался, чтобы не проговорить под занавес:
     - Выехаем - выехайте.
     Но это он сказал по-русски. А застоявшийся от безделья переводчик на том берегу лужи, не очень поняв, перевел эту фразу как разговорное пожелание всего наилучшего.
     Конец связи.

***

     Гридень в последнее время что-то пристрастился к астрономии и нередко; когда выдавался час не то чтобы свободный (таких у него не бывало), но не очень загруженный, приказы-вал отвезти его в обсерваторию - в институт, вернее, о котором мы уже упоминали, - не только для того, чтобы укрепить отношения с новым директором (это больших усилий не требовало - новый с самого начала не путал этого Гридня с астрофизиком), но проводил иногда и целых полчаса, еще и еще глядя в черное, звездное, простое и непостижимое пространство универсума. Зачем-то это вдруг стало ему нужно, хотя, во всяком случае, не для того, чтобы размышлять о тщете и кро-хотности всех дел человеческих и его собственных в том числе; скорее наоборот: очень может быть, что как раз непосредственно воспринимаемая бесконечность Вселенной успокаивала его в том смысле, что сколько бы ни приходилось ему в свершении его многообразных дел нарушать всякого рода установления - от Пятикнижия до Уголовного кодекса, - все они были в сравнении с миром столь исчезающе-малыми, что их как бы и вообще не было, а значит, можно было продолжать работу со спокойной совестью. Впрочем, это только лишь наше предположение - что он именно так думал; на деле же мысли его вполне могли быть и совершенно другими - до противоположности. Тем не менее даже и в обсерватории, даже и на эти краткие минуты расслабления и как бы покоя телефона своего он не выключал. И при первом же такте едва слышного мурлыканья в кармане доставал трубку и произносил почти беззвучное: "Да?" Как вот, например, сейчас.
     - Новости по второй теме, - услышал он и сразу же ответил:
     - Через две минуты. Не прерывайте.
     Две минуты эти понадобились ему, чтобы, шепотом извинившись, покинуть темный купол и добраться до помещения, в котором он мог говорить спокойно.
     - Да, Олег Сергеевич?
     - Все как предполагалось, босс. Они блокируют все подходы и подъезды к летному полю и подогнали трейлеры, чтобы увезти груз.
     - Большими силами?
     - Человек пятьдесят.
     - Братки?
     - Знаете, похоже, что нет. Видимо, он арендовал два взвода то ли в охранфирме, то ли...
     - Понимаю. Ну что же: можем поздравить сами себя - мы просчитали все в точности. Но все же попрошу вас пронаблюдать до конца. А когда перегрузят и увезут - поручите кому-нибудь ненавязчиво проводить их до места. Ну а что с темой один?
     - Ее можно уже закрывать. Предмет на месте. Идет работа по подготовке. Да разве вы сами не заметили?
     - Я тут несколько отвлекся. Но сейчас не премину посмотреть своими глазами. Еще раз - поздравляю с успехом. Остальное - потом, лично.
     - И я вас - от всей души. Когда ждать вас?
     - Ну - по причине такого успеха позволю себе побыть здесь еще полчаса. Небо, знаете ли, это величайшая картина из всех, доступных нашему восприятию. До свидания.
     И Гридень дал отбой - однако возвращаться в купол не стал, хотя погода была самой подходящей для такого пиршества души, каким является прямое наблюдение небосвода, пусть даже крохотного его сектора. Вместо этого он спустился по лестнице и вышел из здания с той стороны, где происходила разгрузка транспорта, привозившего в институт мало ли что. Сейчас выгрузка доставленного из Германии зеркала была действительно уже закончена, и его с великим тщанием и предосторожностями поднимали в заранее приготовленное место - в новую, на деньги Гридня же построенную башенку. Все были тут - даже сам новый директор института. И кого-то уже отрядили в буфет - за шампанским, обойтись без которого просто не представлялось возможным.

***

     Вот так шли дела у Гридня. А у Федора Петровича? Увы, все произошло в точности по Ломоносову: ежели в одном месте нечто убыло (рефлектор в нашем случае), то оно должно было обязательно прибыть в другом месте (как мы только что видели), но ни в коем разе - в двух различных местах: это было бы уж прямым нарушением закона. И поскольку таким местом оказался патронируемый Гриднем институт, им никак не могло стать ни одно другое - в частности, тот аэродром, где с нетерпением поджидали его люди Кудлатого.
     Нет, они честно дождались. Самолет прибыл тютелька в тютельку в указанное время (погода, как мы уже говорили, благоприятствовала), доставленный груз был аккуратно перемещен на подогнанный транспорт, финансовые расчеты произведены, транспорт убыл по намеченному маршруту, а за ним и самолет вспорхнул, чтобы улететь к месту своего постоянного (на земле) пребывания. Никаких неприятностей, никаких событий не произошло.
     Неприятность возникла несколько позже: когда этот ВТОРОЙ груз был доставлен к месту назначения и телескоп надо было монтировать - все для этого было готово, - и вот тут-то оказалось, что телескопа и нет, груз же, столь похожим образом упакованный, представлял собою... ну, скажем так: нечто совершенно другое.
     Хотя вещь была тоже цены немалой: соответствующего размера и конфигурации, только не зеркало, а лишь основа для него, при этом даже не металлическая вовсе, а надувная, словно спасательный плот; вес этой конструкции придавало определенное количество балластных чушек, прикрепленных не к пластику, разумеется, но к упаковочной таре - изнутри. А вместо полированной и амальгамированной поверхности вогнутую часть надувной игрушки закрывало портретное изображение не кого иного, как самого Федора Петровича в героической позе, только не на белом коне, а на (тоже белом, правда),., как бы поделикатнее выразиться - сантехническом устройстве, кое проходит рядом с нами всю жизнь, от начала до конца - исключая, пожалуй, лишь дачный сезон, да и то не обязательно. Вот какой сувенир на память получил Федор Петрович. Мы боимся даже предположение высказать относительно того, в какую копейку все это могло обойтись Гридню: два самолета, два раз'ных маршрута, стимулирование людей и тут, и там, перехват информации - и так далее, и тому подобное. Можно, однако, сделать вывод: Гридень мог и не поскупиться на деньги, если речь шла о хорошем развлечении, да еще со всякими там подтекстами и скрытыми, междустрочными смыслами.
     Что же касается самого Кудлатого, то история донесла до нас лишь одно его высказывание по этому поводу, да и то не лично им придуманное, но заимствованное в отечественной классике. Ибо у Федора Петровича только и хватило сил, чтобы произнести: - Ну, Гридень! Погоди!..

***

     Российская инспекторская группа в полсотни с небольшим человек разминулась с американской в воздухе где-то над Ледовитым океаном. Доставили их на базу - по-моему, в Ванденберг, но не исключаю, что база была другой, глуше засекреченной, - в обход, разумеется, всяких таможенных и пограничных служб, покормили, дали отдохнуть немного, получили список групп - по два-три человека в каждой - и повезли хвалиться мощью Америки. Хозяева знали, что покажут то, что и так известно, гости были уверены в том же самом: их еще дома предупредили, что в Америке они никакой Америки не откроют - и не должны даже пытаться сделать что-то такое. Нет, конечно, если вдруг случайно... Итак, пятьдесят семь русских офицеров разъехались - с сопровождающими, конечно же, - по великой стране (тут не берутся в расчет те, кто инспектировал базы, располагавшиеся вне Соединенных Штатов - в Таджикистане, например; но там, насколько нам известно, стратегических ракет и не было вовсе). И все пятьдесят шесть, прибыв в намеченные места, сразу же принялись за дело - не горя, впрочем, от усердия, хотя и постреливая постоянно глазами по сторонам.
     Постойте, постойте. Как вы сказали? Пятьдесят семь выехало - и все пятьдесят шесть прибыли? Простите, а что у вас было по арифметике в начальной школе? М-да, мне так и подумалось...
     Только арифметика тут ни при чем. Тут человек неудачно выразился, не более того. Не надо было ему говорить "все" пятьдесят шесть. Это словечко - лишнее, потому что опасное: как знать - вдруг кто-нибудь подумает, что оно вырвалось из подсознания, поскольку говорившему заранее было ясно, что прибудут на места именно пятьдесят шесть инспекторов, а один где-то по дороге исчезнет - отстанет каким-то образом, или уснет в туалете на бензозаправке, или засидится в придорожном кафе, или... да мало ли может быть причин у одного-единственного следствия? Просто группа состояла из трех человек, а по дороге их каким-то образом осталось двое. Нет-нет, сопровождавшие их представители принимающей стороны были в полном порядке, ну, может быть, только самую малость того... Вы понимаете - когда едете в компании с этими русскими, а они любят возить с собой то да се, а народ они, в общем, хороший, гостеприимный даже тогда, когда сами в гостях, - но настойчивый, и по русским понятиям если он угощает, а ты отказываешься - это смертельная обида, предписание же было - абсолютное дружелюбие, вежливость и тактичность, хотя и - бдительность, конечно же. Но эти ткани плохо совмещаются. Ну, вы поняли. А русские - молодцы, и когда хозяева спохватились - не стали поднимать панику, а наоборот - утешили: ну и что, что отстал, догонит, не впервой с ним такое, с языком у него полный о'кей, адрес известен - простите, у вас Цвет лица... Голова? Ну, это мы мигом поправим... Так дела обстояли на том берегу. А на этом что?
     А на этом представители Министерства обороны почти синхронно встречали прибывшее из дружественных Соединенных Штатов пополнение инспекционной команды - в соответствии с новым форматом готовящегося Соглашения. Целая дюжина Дюжин явилась в ранге от колонеля и ниже. Хотели было сразу тащить на ленч; однако американцы предпочли сперва официально представиться в министерстве, потом занялись планированием: кто куда поедет или полетит и как именно будет производиться проверка наличия боевых ракет на позициях, а ядерных зарядов - на ракетах. Поскольку ракет на позициях, после всех давних и недавних сокращений, все равно оставалось куда больше, чем было американских инспекторов - и прежних, и вновь прибывших, - хозяева дома ненавязчиво посоветовали им выбирать в первую очередь те места, где инспектируемые объекты располагались кучнее; а поскольку прибывшим эти районы были заранее известны благодаря исправной работе спутниковой разведки, они без полемики согласились с разумным предложением. Оговорили, правда, что навестят и позиции, так сказать, отдельно стоящие - но уже во вторую очередь, если останется время.
     "Разумеется, разумеется!" - закивала принимающая сторона. Наметили маршруты и сразу же поехали на аэродром, откуда им предстояло разлететься в разные стороны очень большой страны - в те стороны, которые их разведка, как уже сказано, заранее наметила.
     Российская сторона, сохраняя на лицах улыбки от уха до уха, все это время испытывала некий внутренний дискомфорт. Ничего удивительного: до сих пор при подобных встречах сверхзадачей было - показывать как можно меньше, не демонстрировать, а утаивать; теперь же цели изменились до полной противоположности, а к этому привычки не было, подсознание таким действиям сопротивлялось. Однако приказ есть приказ - показать товар лицом, значит - будем показывать. По возможности.
     По возможности, да.
     Как только инспекторы разлетелись - в сопровождении офицеров российских космических войск, конечно же, без которых приезжие, безусловно, во всех случаях нарвались бы на "Стой, кто идет?", а потом - первый выстрел в воздух, остальные - на поражение, - так вот, как только они скрылись с глаз долой, у министра обороны, еще не прокашлявшегося от добрых напутствий и пожеланий, собралось очень узкое совещание: втроем - но, конечно, не для ритуального распития. Кроме хозяина кабинета, присутствовали директор внешней разведки и командующий космическими войсками. К директору первому и обратился министр:
     - Итак, твои впечатления?
     Директор пожал плечами:
     - Как и предполагалось. Они знают то, что знают, - и не знаю