Может быть, она погибла в когтях какого-нибудь  чудовища  из  тех,
что бродят в глуши...
   Мире аккуратно, исподволь внушала волшебникам мысль, что, так или  иначе,
Шана больше не вернется.
   Каэллах Гвайн, старый  лис,  охотно  подхватывал  все  подобные  слухи  и
распространял их дальше. Денелору  и  главному  волшебнику  стоило  немалого
труда удерживать прочих в повиновении.  При  первой  же  реальной  опасности
единство волшебников разлетится вдребезги.
   А что касается Джамала...
   Мире снова поджидала его в том овраге. Во время прошлой встречи он еще не
был готов взять ее в союзники, но драконица чувствовала,  что  он  близок  к
этому. Он, видимо, выжидает, желая знать, чего  хочет  она.  Что  ж,  вполне
разумно с его стороны...
   Глухой топот копыт предупредил  драконицу  о  приближении  Джамала.  Мире
приготовилась к длительной задушевной беседе. Она решила, что,  если  Джамал
спросит, чего, собственно, добивается она сама, она скажет ему  правду.  Это
он поймет.
   Джамал  появился  из-за  поворота,  ведя  в  поводу  боевого   быка.   Он
остановился на почтительном расстоянии от драконицы.
   - Я пришел, - коротко сказал он.
   - Я тоже, - кивнула Мире. - Итак, военный вождь, я предложила тебе  союз.
Ты сказал, что тебе надо подумать. Ты подумал?
   - Подумал.
   Вождь свел густые брови.
   - Ты не сказала мне, что этот союз даст тебе. А ведь  сказано:  "Союзник,
который ничего не просит, захочет получить все". На такую сделку я не пойду.
   Мире разразилась шипящим хохотом:
   - Ты мудр, о вождь! Не тревожься. Я скажу тебе, чего я добиваюсь, - и  ты
меня поймешь. Многим это показалось  бы  незначительным,  но  для  меня  это
бесценная награда.
   Джамал молчал, выжидая, пока Мире назовет свою цену.
   - Месть! - прошипела она и увидела, как лицо вождя озарилось  пониманием.
Он оценил. - Ты держишь в плену моего врага и моего  брата.  Вот  моя  цена:
отдай их мне!
   - По рукам, - не раздумывая ответил Джамал и вонзил в землю свое копье. -
Клянусь красной землей и черной землей, Горном и Пламенем. А теперь  что  мы
будем делать?
   Он вопросительно склонил голову набок.
   - Ты уже знаешь, что я могу принять любой облик, какой  мне  угодно,  ибо
сам это видел, - ответила драконица. - Так что для начала я  появлюсь  среди
твоего народа в таком обличье, что меня никто ни в чем не заподозрит.
   Так мне удастся узнать, кто тебе друг, кто враг, а кто колеблется. Потом,
когда придет время, ты возьмешь в руки всю  власть  над  кланом.  Видя  тебя
верхом на драконе, кто усомнится в твоем  праве?  Ты  укажешь  на  тех,  кто
сильнее всего сопротивляется тебе, и... - Мире  выразительно  оглядела  свои
когти. - Дальнейшее очевидно.
   Джамал улыбнулся и кивнул.
   - Да, думается мне, после  первых  уроков  возражать  мне  уже  никто  не
осмелится! - сказал он с кровожадным смешком, который был бы к  лицу  самому
свирепому дракону. - А потом ты  снова  отправишься  к  ним  в  том  облике,
который ни  у  кого  не  вызовет  подозрений,  и  узнаешь,  кто  мои  тайные
противники, так?
   - Именно так.
   Теперь уже Мире вопросительно склонила голову.
   - Я так понимаю, что ты уже придумал для меня подходящее обличье?
   - О да!  -  Теперь  Джамал  расхохотался.  -  В  этом-то  вся  соль!  Вот
послушай...

***

   Когда Шана позволяла себе на минутку отвлечься от насущных  проблем,  она
чувствовала, что в душе у нее царит полный хаос. До сих пор она думала,  что
любит Валина, и только Валина, и будет любить  его  вечно.  Бедного  Валина,
который пожертвовал собой, чтобы спасти их всех от своего отца.
   Дружба с Меро так и осталась для нее не более чем дружбой.  Так  же,  как
дружба с Зедом и прочими ее ровесниками  среди  волшебников.  Шана  говорила
себе, что настоящая любовь бывает только раз и что теперь ей остается только
как можно лучше распорядиться своей жизнью.
   Сейчас, через год, Шана даже снова научилась радоваться.
   Но никогда не думала, что ее сердце вновь проснется.
   А теперь.., теперь она уже не была уверена  в  этом.  Она  даже  не  была
уверена, что действительно любила Валина!
   Она была увлечена им - да, конечно. Пожалуй, даже влюблена - до  безумия.
Но любила ли она его? Похоже, что нет...
   Когда она впервые увидела Лоррина без личины, она невольно  сравнила  его
лицо с чертами Валина. Сравнение было не в пользу Лоррина,  ведь  в  Лоррине
эльфийская кровь была куда заметнее, чем, скажем, в  Меро,  в  котором  было
куда больше человеческого.
   "Или во мне!" - напомнила себе Шана. Ее волосы  уже  достаточно  отросли,
чтобы причесывание превратилось в длительное и нудное занятие. Но  зато  это
давало ей время подумать о чем-то, кроме нынешних проблем.  А  огненно-рыжие
пряди, струящиеся между пальцами, лишний раз напоминали девушке, как мало  в
ней самой от эльфийской девы.
   Ну, а Лоррин - по сравнению  с  Валином  он  казался  неумелой  копией  с
шедевра. Примесь  человеческой  крови  сделала  эльфийские  черты  грубее  и
крупнее - ровно настолько, чтобы это  бросалось  в  глаза.  Так  что  первое
впечатление,  основанное   лишь   на   внешности,   оказалось   не   слишком
благоприятным.
   Но стоило ему заговорить...
   Стоило Лоррину заговорить, как Шана поняла, что внешность в нем -  совсем
не главное. Его лицо могло бы быть корявым, как  у  глиняной  куклы,  и  все
равно Шана обратила бы на него внимание.
   "И к тому же он слушает то, что говорю я, в отличие от Валина.  Он  ценит
мои мысли не меньше собственных!
   А между тем его собственные мысли весьма разумны..."
   Шана взяла  кожаный  шнурок  и  принялась  заплетать  косу,  стараясь  не
запутать с таким трудом расчесанные волосы.
   К тому же Лоррин не упрям: если идея ему нравится, это не значит, что  он
будет изо всех сил цепляться за нее, когда кто-то укажет, почему эта идея не
годится.
   Он готов учиться - у кого угодно: у Шаны, несмотря на то что она женщина;
у Меро, хотя он моложе; у собственной сестры - хотя уж  к  ней-то,  казалось
бы, Лоррин должен относиться со снисходительным пренебрежением, с каким  все
эльфы относятся к своим женщинам.
   Это не значит, что они с Шаной никогда не ссорились...
   "Да нет, какие же это ссоры? Так, повздорили слегка пару раз.  Это  из-за
того, что все мы нервничаем". Но он потом каждый раз спешил извиниться и все
загладить - так же, как и сама Шана. А уж Шана-то за эти два  года  привыкла
при необходимости извиняться перед кем угодно. Уж если она была вежлива даже
со старыми нытиками... Но от Лоррина она такого не ожидала.
   А теперь она из кожи вон лезла, чтобы проводить с ним  как  можно  больше
времени - хотя раньше предпочла бы побыть одна.  Впервые  за  этот  год  она
начала заботиться о своей одежде и прическе. Она  рассказывала  ему  о  себе
такое, в чем не призналась бы никому другому. Нет, не факты, а чувства.  Как
ей не нравится быть Проклятием Эльфов, как это тяжело, когда люди все  время
ждут от тебя чудес и злятся, когда обнаруживают, что ты не всесильна.
   Она призналась Лоррину, что порой ей кажется, будто  она  вот-вот  рухнет
под этим невыносимым грузом ответственности, а ведь на самом деле она совсем
не годится в предводители...
   И ей казалось, что Лоррин все понимает. По крайней мере, он слушал. И  не
пытался утешить ее пустыми словами.
   Шана легонько тряхнула головой и завязала шнурок в косе.  Она  вроде  как
договорилась встретиться с ним сегодня вечером - только с ним одним.  Потому
что в маленькой группке заговорщиков происходило кое-что  еще,  чего  Лоррин
мог не одобрить. Шана не знала, заметил ли он, но лучше обсудить с  ним  то,
что происходит между Меро и  его  сестрой,  а  то  вдруг  Лоррин  ничего  не
замечает.
   Хотя трудно было не заметить, что Меро и Рена вдруг полюбили прогулки под
луной - причем гулять они отправляются одновременно. Хотя, говорят,  мужчины
временами бывают так наивны в подобных делах...
   Шана выскользнула из  шатра.  Шатер,  кстати,  был  пуст  Меро  уже  ушел
"погулять". Кеман с Каламадеа  отправились  на  охоту.  Эльфы,  как  обычно,
развлекают кочевников и вернутся не раньше полуночи. Так что  ее  отсутствия
никто не заметит.
   Однако Кала заметила ее, когда Шана представилась жрецу, охранявшему вход
в шатер Дирика. Мудрая женщина только улыбнулась, заверила жреца, что  Дирик
ждал прихода "демона", и пригласила Шану внутрь.
   Дирика, разумеется, нигде не  было.  Кала  удалилась  на  свою  половину,
хихикнув на прощание. Шана была только рада, что  хозяйка  не  вызвалась  ее
проводить. Разговор и без того будет непростой...
   Лоррин ожидал  ее  у  входа  в  свою  комнату.  Он  приподнял  занавеску,
пропуская Шану внутрь. В свете лампы его волосы сверкнули чистым золотом.
   - Я слышал, как ты вошла, - сказал он, как бы извиняясь.
   Шана проскользнула внутрь, и Лоррин опустил занавеску. Он уселся на  свою
любимую подушку и пригласил Шану сесть напротив.
   - Так о каком же важном деле ты хотела поговорить так поздно  вечером?  -
спросил он, слегка приподняв бровь. - И при этом непременно без Рены  и  без
Меро?
   Кстати, они оба вдруг ушли по какому-то важному делу.
   Или ты предоставишь мне догадаться самому?
   - Я думаю, ты уже догадался, - с облегчением  сказала  Шана,  ощутив  при
этом что-то похожее на разочарование.
   Значит, зря она так готовилась, обдумывая, как лучше открыть ему страшную
истину...
   - Насколько я понимаю, моя ненаглядная сестренка собирается  влюбиться  в
полукровку - если уже не влюбилась. - Лоррин скорбно покачал головой. -  Увы
мне!
   Куда катится этот мир? А как же  наши  священные  обычаи?  Налицо  полное
падение нравов!
   Лоррин скорчил унылую гримасу и погладил  воображаемую  бороду,  подражая
возмущенному старцу - любой расы.
   Шана захихикала. Лоррин ухмыльнулся и снова принял нормальный вид.
   - Раз ты не против, с чего мне-то возражать? -  спросил  он.  -  В  конце
концов, Меро - твой друг, и я не знаю, какие отношения были у вас с  ним  до
этого. И спрашивать не собираюсь, - торопливо добавил он,  прежде  чем  Шана
успела что-нибудь ответить. - У Рены своя голова  имеется,  и  она  в  своем
праве. Пусть влюбляется в кого хочет.
   Видят Предки, она дорого заплатила за это право!
   Лоррин ненадолго умолк, но Шана чувствовала, что не все еще сказано.
   - Незадолго до того,  как  мы  сбежали,  ее  собрались  выдать  замуж  за
круглого идиота. Такова была воля  лорда  Тилара.  Он  желал  породниться  с
семейством, более могущественным и более древним, чем  наше,  и  ради  этого
брака был готов на все - даже на то, чтобы лишить Рену воли  и  разума.  Она
так говорит - и, задним числом, я ей верю.
   Так как же я могу противиться ее счастью?
   Шана пожала плечами.
   - Мы с Меро всегда были не более чем друзьями. Хотя его кузен норовил нас
поженить. Но не вышло.
   И чем меньше об этом будет речи, тем лучше.
   - Я знаю, что Рена ему действительно  нравится  как  личность  и  что  он
всегда будет обращаться с ней как с личностью. А что до  прочего...  -  Шана
снова пожала плечами. - Кто знает? Будь что будет. Одно могу  сказать:  тебе
нечего бояться, что волшебники в Цитадели откажутся ее принять. После всего,
что сделал для нас Валин, это просто невозможно.
   Лоррин вздохнул.
   - Надо признаться, что я действительно тревожился на этот счет.  Если  бы
вы ее не приняли, мне пришлось бы уйти вместе с ней. Я не мог бы  бросить  и
ее тоже.
   "И ее тоже"?
   У Шаны язык чесался спросить, что он имеет в виду, но она не решилась:  в
глазах Лоррина стояла такая глубокая боль, что она, пожалуй, была под  стать
ее собственным горестям.  Но  юноша  поднял  глаза  и  дал  ей  ответ  точно
сокровенный дар:
   - Моя мать.., эльфийка, леди Виридина.., она моя настоящая мать, это  мой
отец был человеком, - тихо сказал он. - Она скрывала меня под личиной до тех
пор, пока я не стал достаточно взрослым. Она рассказала мне, кто я такой,  и
научила меня защищаться. Я уже говорил тебе, почему нам пришлось  бежать:  в
наш дом явились маги из Совета, чтобы проверить, не полукровка  ли  я.  Отец
точно знает, что он чистокровный эльф. Я не  мог  остаться,  иначе  бы  меня
схватили; но, бежав, я фактически признался, что я действительно полукровка.
Так что остается...
   - Твоя мать, у которой был любовник-человек! - выдохнула Шана. - И она не
могла забеременеть случайно, верно?
   - Да, для нее это было бы концом всего,  -  признался  Лоррин  бесцветным
тоном. - Она  может  притвориться  безумной;  она  может  создать  фальшивое
воспоминание, так что лорды Совета  увидят,  что  ее  родное  дитя  родилось
мертвым, а повитуха подкинула ей младенца-полукровку.
   Конечно, если они копнут поглубже, это не сможет объяснить,  почему  я  с
самого рождения выглядел как чистокровный эльф, но если она сделает вид, что
сошла с ума, ее просто поручат заботам лорда Тилара. Но ей придется до конца
дней своих жить в башне, пленницей в собственном поместье,  не  имея  ничего
сверх самого необходимого.
   Лорд Тилар никогда не простит ей обмана  -  более  того,  он  никогда  не
простит ей того, что, оказывается, он так и не смог зачать сына.
   Лоррин чувствовал куда более сильную тревогу и вину, чем желал  показать,
- Шана это видела. Ему казалось, будто во всем, что происходит сейчас с  его
матерью, каким-то образом повинен он сам. И,  увы,  утешить  его  Шане  было
нечем.
   В конце концов юноша поднял голову и слабо улыбнулся.
   - Шана, мне хочется задать тебе один вопрос...  Но  боюсь,  он  покажется
тебе чересчур личным и, может быть, нескромным... Не знаю, имею ли  я  право
спрашивать об этом...
   "Вот как?!"
   -  Спрашивай,  спрашивай!  -  разрешила  Шана.  -  Я   всегда   считалась
специалистом по нескромностям.
   - Ты была влюблена в Валина?
   Хотя Шана как раз только что обдумывала этот вопрос наедине с собой - или
именно поэтому, - вопрос Лоррина застал ее  врасплох,  и  она  выпалила,  не
успев подумать:
   - Если бы ты спросил об этом месяц назад, я ответила бы "да".
   Сказав так, Шана сама испугалась собственной откровенности.
   - А теперь.., теперь я не знаю. Я начинаю  думать,  что,  может  быть,  и
нет...
   - А-а! - сказал Лоррин и улыбнулся чуточку шире. - Это хорошо.
   - Хорошо? - резко спросила Шана. - Почему это?
   - Потому что это значит, что у меня есть  шанс,  -  ответил  Лоррин.  Его
откровенность поразила Шану еще больше. Лоррин взял ее за руку. -  Я  сделаю
все, что в моих силах, и, может быть, этого хватит -  но  если  бы  ты  была
влюблена в Валина, мое дело было бы безнадежно.
   Мне не по силам тягаться с призраком.
   - А! - только и смогла вымолвить  Шана,  глядя  на  Лоррина  круглыми  от
удивления глазами. - Понимаю.
   - Я тоже думаю, что понимаешь.
   Лоррин еще некоторое время смотрел в глаза Шане, потом встал  на  ноги  и
мягко поднял ее.
   - А пока что я думаю, что Меро с Реной правы: в этих прогулках под  луной
есть некое очарование. Пошли пройдемся?

***

   Шейрена еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.  Они  с
Меро медленно брели по степи, залитой  лунным  светом,  мягкий  ветерок  нес
душистый запах трав, вокруг звенели цикады  и  щебетали  ночные  птицы.  Так
легко было забыть, что они на самом деле  пленники,  и  отдаться  очарованию
этой минуты!
   А для Рены тем более: ей всю жизнь приходилось довольствоваться  краткими
мгновениями счастья, так что ей было не привыкать.
   Меро был совсем не похож на героя романа. Это и неудивительно,  ведь  все
романы писались под пристальным взором эльфийских мужчин, и, хотя все  герои
в них были скроены так,  чтобы  понравиться  эльфийским  девам,  они,  кроме
этого, были еще и воплощением идеала мужчины с точки зрения  сильного  пола.
Герою романа полагалось  ворваться  в  жизнь  девушки,  ошеломить  ее  своим
мужским обаянием, защитить от всего на свете и принять за нее все решения. А
Меро... Меро поддерживал ее - но не защищал.  Когда  Рена  чувствовала  себя
неуверенно - а такое бывало более чем часто,  -  Меро  сжимал  ее  руку  или
просто смотрел ей в глаза, и этот жест, этот взгляд без слов говорили: "Ты -
сможешь. У тебя получится. Ты нужна. Ты умная".
   И  это  было  для  Рены  куда  важнее,  чем  всякая   там   защита.   "Ты
самостоятельная..."
   Меро никогда не держался с ней покровительственно.
   Да, он протягивал ей руку, чтобы помочь преодолеть трудное место, но  при
этом он ждал, что при нужде и она ответит ему тем же, поддержит его...
   - Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь! - нарушил
молчание Меро.
   Рена рассмеялась.
   - О, всего лишь о том, как хорошо, что ты - это ты!
   - Я - это я? Но кем же я мог бы  быть  еще?  -  спросил  Меро,  изображая
недоумение.
   - Ну, хотя бы тем идиотом, за которого меня собирались выдать замуж!
   Она рассказала Меро про  тот  ужасный  обед  с  Гилмором.  Меро  выслушал
сочувственно, но  тут  же  посоветовал  подумать  о  том,  как  должна  была
чувствовать себя эта наложница. Наверняка она очень  боялась  утратить  свое
положение - ведь судьба отвергнутой наложницы чрезвычайно печальна. Ее  ждет
падение, а там, внизу, найдется достаточно таких же рабынь, как она, которые
будут только рады ее унижению.
   Рене вспомнились бывшие отцовские наложницы. Вероятно, потому они и  злые
такие, что чувствуют себя несчастными! И как иначе они могут  потешить  свою
гордость, если не бунтуя время от времени?
   Мать, должно быть, понимала это - и  потому  смотрела  сквозь  пальцы  на
выходки рабынь. Рена тогда и не подозревала, что ее мать настолько чуткая...
   - Ну что ж, на самом деле я тоже рад, что я - это я.
   И что ты тоже все больше становишься самой собой.
   Меро ласково пожал ей руку. Рена придвинулась  поближе.  Где-то  замычала
корова.
   - Знаешь, ты становишься сильнее с каждым днем, прямо на глазах.  Ты  все
чаще вспоминаешь, что главное - не бояться.
   - Да нет, все равно я трусиха! - сказала Рена. Но Меро покачал головой:
   - Вовсе нет. Ты просто иногда забываешь, какая ты на самом деле  храбрая.
Вот и все.
   Он поднес руку Рены к губам, развернул ее  ладонью  кверху,  поцеловал  и
сомкнул кулак Рены.
   - Вот тебе. Храни как напоминание.
   Девушка  вздрогнула  от  удовольствия  и  счастья  и  почувствовала,  что
краснеет.
   - Хорошо, я буду его хранить, - прошептала она.
   - Я знаю, - ответил Меро.
   И это-то и было самое главное. Он действительно знал.
   Знал, что Рена навсегда запомнит этот миг.  Что  бы  ни  случилось,  этот
поцелуй останется с нею навеки.

Глава 9

   Сегодня, пока Джамал смотрел,  как  тренируются  его  воины,  заговорщики
впервые собрались под открытым небом, а не в шатре. Кеман тревожно озирался:
ему  не  нравилось,  что  они  стоят  тут,  в  проходе  между  двух  шатров,
принадлежащих жрецам. Но ему так и не удалось обосновать свои возражения.
   Кеману было не по себе с того самого момента,  как  Джамал  подозрительно
легко поддался на требование Шаны. Что-то тут было  не  так.  Но,  на  самом
деле, единственное, что мог сказать Кеман,  -  это  что  все  идет  чересчур
гладко. А этого, согласитесь, маловато. Джамал помалкивал и не вмешивался  в
дела пленников. Он ни о  чем  не  спрашивал,  молча  принимал  карты,  молча
выслушивал описания поместий и их  охраны  и  вообще,  казалось,  ничего  не
собирался предпринимать.  Кеман  чуял,  что  дело  тут  нечисто.  Ведь  Шана
опозорила Джамала при его воинах,  а  Джамал  явно  не  из  тех,  кто  готов
спускать подобные вещи.
   Джамал - опасный враг, он не прощает даже ошибок, не то что оскорблений.
   Шана говорила Кеману, что все его тревоги не  стоят  выеденного  яйца,  и
ехидно спрашивала, неужели он скучает по опасностям. Но молодой дракон никак
не мог избавиться от ощущения, что все они чего-то не видят - чего-то  очень
важного. В поведении Джамала явно что-то кроется, надо только понять, что...
   У