временем собирается гасить свечи,  стоящие  на
столе, обжигает пальцы и недовольно морщится.
     - Разве так свечи гасят? - громко и  весело  говорит  дядя  Арсен,  и
черные удивленно поворачиваются в его сторону. - Давайте покажу...
     Их честь машет рыцарю, тот отпускает дядю Арсена,  и  вот  он  уже  у
стола. С доброжелательной улыбкой дядя Арсен бьет  свечку  кулаком,  резко
отдергивая руку назад. Пламя дергается и гаснет,  свеча  остается  стоять.
Я-то знаю, что дядя Арсен - каратист, он уже девять лет занимается; но  их
честь  этого  не  знает  и  заинтересованно  пододвигает  большой   гнутый
подсвечник. Дядя Арсен бьет еще раз, но промахивается. Подсвечник летит  в
грудь черному, тот отшатывается, скатерть на  столе  вспыхивает  вместе  с
кисточкой смешной шляпы.
     Одновременно с пожаром дядя Арсен кричит, как наш кот Трофим при виде
помоечных кошек, высоко подпрыгивает и  пинает  ближнего  рыцаря  ногой  в
бронированную грудь. Рыцарь сносит деревянные перила и с грохотом  рушится
вниз. Я визжу от восторга и хлопаю в ладоши, и мама впервые  не  лезет  ко
мне со своими замечаниями.
     До папы к этому моменту, кажется, дошла вся серьезность происходящего
- впрочем, он же не каратист, хотя и очень хороший папа! - он подскакивает
ко второму рыцарю и два раза грохает его кулаком по шлему,  больно  ушибая
руку. Рыцарь замахивается на него алабердой, но  папа,  наверное,  решает,
что он тоже немножко каратист, и бьет  рыцаря  ногой  прямо  под  железную
юбочку.
     Рыцарь кричит почти так же, как и дядя Арсен, и  роняет  алаберду  на
пол. Папа тут же схватил маму за руку, крикнул мне, и мы все  бросились  к
двери. Она оказалась заперта, и перед ней уже торчал  еще  один  рыцарь  с
длинным мечом. И тогда я выстрелил ему в рожу из своего водяного пистолета
(впрочем, рожи видно не было, из-за  шлема).  Наверное,  через  забрало  я
влепил ему прямо в глаз, потому что он попятился, взмахнув руками;  тут  в
него врезались папа и дядя Арсен, и все вместе они просто-напросто вынесли
дверь, а мама вышла следом.
     Машина наша оказалась на месте, мотор завелся сразу,  но  к  нам  уже
летело с десяток рыцарей на лошадях. И тогда дядя  Арсен  достал  Вараввин
пистолет, высунулся из окна и стал бабахать по коннице. Правда,  он  ни  в
кого не попал, но раздался такой грохот, что  кони  перепугались  и  стали
поворачивать - и тут папа газанул, и мы понеслись по дороге...
     Только за  поворотом  я  успел  подумать,  до  чего  же  мне  ужасно,
невероятно, неожиданно повезло!..



                            ПТИЦА МИРА. АНДРЕЙ

     ...По-моему,  это  было  уже  слишком!  За  следующим  поворотом  нас
поджидал зависший в воздухе старый приятель - Атмосферный Череп.  Выглядел
он чуточку большим, чем в  прошлый  раз,  несколько  белее  и  со  странно
деформированной затылочной частью. Но его туманные  пророчества  нравились
мне все же больше топоров железных  кретинов,  посему  я  притормозил,  не
дожидаясь, пока Череп начнет взрывать асфальт.
     - Здравствуйте! - сказал  Череп.  Все-таки  это  был  очень  вежливый
Атмосферный Череп.
     - Привет! - я высунулся из окна и помахал ему рукой.
     - Если хотите -  привет,  -  саркастически  проскрипел  Череп.  -  Со
свиданьицем...
     - И что же ты собираешься предрекать нам на этот раз?  -  за  иронией
Арсена явно пряталась тревога.
     - Вы что-то путаете. Я - не пророк.  Я  -  Атмосферный  Череп.  Я  не
предсказываю - я констатирую.
     - Дядя Череп, а что вы нам проко...  прокон...  проконстантируете?  -
немедленно влез неугомонный Виталька, но  Нина  поспешно  дернула  его  за
руку, и он обиженно умолк.
     - Поздравляю вас, господа! - нижняя челюсть Черепа уперлась в  землю.
- Вы включены в ткань  Отростка.  Рубикон  перейден.  Так  что  дальнейшая
судьба зависит от вас самих.  Но  прошу  учесть  -  в  великой  Некросфере
обитает множество эфирных созданий, и большинство из них глупы,  злобны  и
жестоки, в отличие от меня, имеющего философский склад ума... Лично  я  не
против белковой жизни, но, увы...
     И Череп преспокойно растворился в атмосфере -  или  Некросфере,  если
пользоваться его терминологией.
     - ...Мне кажется, пора обсудить создавшееся положение, - заявил Арсен
через пару километров. - Мы влипли, и  неизвестно  во  что.  Ваши  мнения,
господа белковые?
     Я согласно кивнул, съехал на обочину и заглушил мотор.  Мы  выбрались
из машины. Солнце стояло невысоко, но  уже  начинало  припекать.  В  траве
звенели кузнечики, от пыльных сосен тянуло  приятным  смолистым  ароматом.
Идиллия!..
     - Ставлю первый вопрос, - сообщил Арсен. - Куда?
     - Не знаю, - честно признался я. - Хотелось бы к морю... И  чтоб  без
Черепов.
     - Мы попали в другое время,  -  тихо  проговорила  Нина  без  всякого
выражения. - Надо назад...
     - И в нем одновременно  существуют  рыцари  и  сержант  Кобец?!  Плюс
Атмосферный Череп... А назад - где оно, это "назад"?!
     - А что такое Отросток? - спросил вдруг Виталька.
     - Устами младенца... - заметил Арсен.
     - Я не младенец! - обижено вспух Виталька.
     - Конечно! - поспешно заверил его Арсен. -  Но  Отросток  может  быть
только от чего-то... Я полагаю, это некий прорыв к нам...
     - И теперь у нас всегда будет... так? - со страхом спросила Нина.
     -  Ну  что  вы,  Ниночка!  Если  я  правильно  понимаю  смысл   слова
"Отросток", то он должен быть  конечным  в  пространстве  и,  надеюсь,  во
времени...  Так  что   в   принципе   возможна   частичная   галлюцинация,
накладывающаяся на реальность. Например, рыцари и инквизиция  -  мираж,  а
пьяный сержант - реальность...
     - Дурацкая усатая реальность, - буркнул насупившийся Виталька. - Надо
было сразу дать ему по башке... или ей...
     - Значит, давайте, - предложил Арсен, -  при  виде  черт  знает  чего
попытаемся отнестись к этому, как к видению. И  посмотрим,  что  из  этого
получится...
     "И получится черт знает что..." - подумал я, но промолчал.
     - Только сперва давайте отдохнем, - робко попросила Нина. -  Два  дня
сплошного  сумасшествия.  Поначалу  нам  хоть   смертных   приговоров   не
выносили...
     Я загнал машину под деревья,  и  мы  расположились  прямо  на  земле,
устланной  толстым  ковром  порыжевших  сосновых  иголок,  сквозь  который
пробивался робкий зеленый  бархат  травы.  Солнце,  ветерок...  Кузнечики.
Небо. Отпуск. И ни каких тебе Отростков. Виталька тут же  принялся  кидать
шишки в деревья - и, надо заметить, довольно успешно.
     Через некоторое время я вздохнул и поднялся.
     - Пойду, пройдусь... А то все ноги отсидел.
     Неожиданно у меня создалось впечатление, что поднимался с хвои  я,  а
фразу эту говорил уже не я - словно в некий неуловимый миг у меня в голове
возник еще кто-то, и этот странный кто-то, тот, который Не Я, взглянул  на
мир моими глазами, прислушался к звенящей  тишине  моими  ушами  -  а  вот
сейчас даже заговорил за меня.
     Когда я попытался снова  поймать  это  удивительное  ощущение  -  оно
исчезло. Если тот, который Не Я,  и  остался,  то  больше  ничем  себя  не
проявлял.
     - Я с тобой, - немедленно вскочила Нина, оправляя платье.
     Виталька тоже было намылился увязаться с нами, но я убедил  его,  что
машину должны стеречь, как минимум, двое мужчин, а то некому будет спасать
дядю Арсена от возможных ужасов - он поразмыслил и важно  отпустил  нас  с
мамой немножко погулять.
     - Смотрите, не заблудитесь, - напутствовал нас Арсен.
     - А мы тут рядом... И от дороги отходить не будем, - ответила Нина.
     ...Мы шли молча, взявшись за  руки,  щурясь  от  веселого  солнечного
дождя, просеянного сквозь сито сосен. Воздух,  пьяный  от  смолы,  казался
прозрачным до звона. Разговаривать не хотелось. Вот мы и не разговаривали.
     Неподалеку от очередной опушки начиналась окраина какого-то  поселка.
Полдюжины одноэтажных домиков с огородами, дачные постройки, у перекрестка
- белая двухэтажная контора, вдоль дороги  -  свежевырытая  траншея...  За
холмом рыхлой  земли  у  ближайшей  ограды  наблюдалось  плохо  различимое
движение. Там явно что-то происходило...
     - Посмотрим? - неуверенно спросила Нина, крепче сжимая мою руку.
     Я молча кивнул, и мы пересекли шоссе.
     Лучше бы мы этого не делали!..
     ...Огромный, двухметровый сизый голубь с удовлетворенным  кулдыканьем
долбил клювом окровавленного человека в разорванной спецовке. Человек  еще
шевелился. От каждого удара тупого клюва в стороны летели грязные багровые
ошметки.
     Увидя нас, птичка оставила свою жертву, переступила с ноги на ногу  и
довольно резво заковыляла в нашу сторону. Нина всхлипнула  и  бросилась  к
траншее. Голубь булькнул и устремился за ней.
     Я дико  заорал  и,  подхватив  с  земли  увесистый  обломок  кирпича,
запустил им в сизого монстра. Кирпич угодил мерзкой твари  в  шею,  голубь
слегка покачнулся  и  остановился,  кося  на  меня  то  одним,  то  другим
бессмысленным глазом. Потом он обиженно направился в мою сторону.
     Я надеялся, что Нина догадается  лечь  на  дно  траншеи,  где  голубю
трудно будет ее достать. А я отвлеку его - и бегом к  машине  и  Арсену  с
пистолетом...
     Обычно в таких случаях (хотя  в  каких  это  "таких"?!.)  я  действую
импульсивно и довольно глупо. Но сейчас каждым моим  шагом  руководила  не
злоба и не страх за жену, - хотя и это было - а холодная спокойная логика.
Кажется, тот, что в моей голове, не ушел, и даже принялся действовать - и,
надо признать, делал это весьма грамотно.
     Я швырнул в голубя камнем поменьше, попал птице  в  грудь  -  голубок
просто не обратил на это внимания - и  зигзагами  понесся  через  шоссе  к
лесу. Краем глаза я успел заметить, что  из-за  конторы  выходят  какие-то
люди, но дальше смотреть уже не оставалось времени - деревья  были  совсем
рядом, голубь отстал, попытался  взлететь,  хлопая  крыльями,  но  они  не
держали его, как выпавшего  из  гнезда  птенца...  Он  остался  на  месте,
утратив интерес ко мне и к спрятавшейся Нине -  чего  я  и  добивался.  Но
интерес - дело скользкое, и мог вернуться в любую минуту.
     И тогда я побежал, как не бегал никогда в жизни.
     ...Когда наша машина, расшвыривая куски сухого  дерна,  выбралась  на
шоссе - я утопил акселератор до предела. И дорога рванулась нам навстречу.
     За поворотом несколько курсантов в  выгоревшей  защитной  форме  и  с
автоматами за плечами связывали канатами голубя-людоеда. Голубь возмущенно
булькал и безуспешно пытался освободиться. Попалась, пташечка!..
     Я резко затормозил у траншеи и, распахнув дверцу, громко крикнул:
     - Нина!
     Ответа не последовало. Со сжимающимся сердцем я выскочил из кабины  и
в два прыжка оказался у насыпи.
     И застыл.
     Прозрачная, светлая вода плавно струилась  по  траншее,  возникая  из
ниоткуда и исчезая в никуда, а вот в воде... В воде сидели люди - женщины,
мужчины, дети, старики... черепа многих  из  них  носили  следы  страшного
клюва, но крови почему-то не было, и у всех - и у живых, и у мертвых -  на
лицах окаменело отрешенное умиротворение. Глаза людей глядели в только  им
известную  пустоту;  волосы,  подобно  водорослям,  легко   колыхались   в
призрачных струях, которые все текли, текли...
     И тут я  увидел  Нину.  Она  сидела  между  черноволосым  мужчиной  в
смокинге и мальчиком Виталькиного возраста, в аккуратной синей  рубашечке.
Вода доходила ей до подбородка, но непонятным образом стекала по лицу,  по
узлу волос на затылке, каплями сползала на пустой бессмысленный взгляд.
     - Нина!!! - но она меня не слышала.
     Арсен стоял уже рядом,  но  я  сам  подхватил  Нину  под  мышки  и  с
неожиданной для себя самого легкостью буквально выдернул  ее  из  траншеи.
Белые вязкие нити потянулись вслед за ней,  уходя  в  заполнявшую  траншею
жидкость. Это была не вода!..
     Болото медленно отпускало ее, лишь тонкая пленка все  еще  оставалась
на лице - и я принялся лихорадочно стирать ее, всхлипывая и вытирая руки о
траву. Наконец Нина глубоко вздохнула, губы ее раздвинула жуткая улыбка, и
я услышал смех... Боже  милосердный,  что  это  был  за  смех!  Визгливый,
издевательский, и в то же время  навязчиво-механический...  Я  отшатнулся,
Арсена тоже передернуло, а Витька просто смотрел на все  это  расширенными
от ужаса глазами.
     Чей-то вопль вывел меня  из  оцепенения.  Один  из  курсантов  ударил
голубя штыком, птица взвилась, разбросав  державших  ее  людей,  и  издала
кулдыкающий вопль. Голубь отчаянно  трепыхался,  и  я  видел,  что  канаты
вот-вот не выдержат. Во  мне  закипело  подступавшее  к  горлу  бешенство.
Подскочив к ближайшему курсанту, я выхватил у него автомат.
     - Р-р-разойдись!!!
     Пространство   вокруг   голубя   мгновенно   опустело.   Я    щелкнул
предохранителем, передернул  затвор  и,  не  целясь,  запустил  "веер"  от
живота. Из голубя полетели красные комки, он задергался, хрипло булькая  -
автомат тоже дергался в моих руках, плюясь огнем, и когда магазин опустел,
растерзанная птица лежала на боку, один глаз ее был  выбит,  и  в  воздухе
стоял пух, как из распоротой перины.
     Курсанты, не обращая внимания ни  на  меня,  ни  на  убитого  голубя,
что-то кричали, указывая в небо. Я поднял голову.  Там  в  синем  колодце,
двигалось блестящее пятнышко, быстро увеличиваясь в  размерах.  Орел,  что
ли... белый... И тут я вздрогнул, сообразив,  на  какой  высоте  находится
птица. Похоже, своим последним  воплем  птенец  успел  позвать  папу.  Или
маму...
     "...В  великой  Некросфере  обитает  множество  эфирных  созданий,  и
большинство из них глупы, злобны и жестоки, в отличие от меня..."
     Я был не силен в орнитологии, но эфирное  это  создание,  или  вообще
галлюцинация - лучше держаться от него подальше!
     Я сунул автомат остолбеневшему курсанту и  кинулся  к  машине.  Нина,
Виталька и Арсен уже сидели внутри.
     - Сматываемся! - коротко бросил я, захлопывая дверцу.
     В зеркальце я успел заметить, что на лицо Нины начинает  возвращаться
осмысленное выражение, но мне некогда было испытывать облегчение.
     В следующий момент над нами мелькнула громадная тень, и тяжелый  удар
сотряс машину, едва не перевернув ее. В крыше образовалась большая дыра  с
рваными краями, и на миг я увидел конец разинутого клюва. Еще чуть-чуть  -
и он размозжил бы Витальке  голову,  будь  Виталька  ростом  со  взрослого
человека.
     Голубь-папа, перед которым уходила в тень  птица  Рох  из  "Тысячи  и
одной ночи", развернулся на второй  заход.  Он  медлил,  ожидая,  пока  из
железной скорлупы вылупится нечто более удобоваримое  -  и  я  мог  только
давить и давить на акселератор.
     Арсен привстал, высунулся  в  образовавшуюся  дыру  и  повел  стволом
пистолета, отслеживая птицу. Солнце снова утонуло в надвигающейся тени - и
в этот момент ударил гром. Отдача отбросила Арсена обратно на  сиденье.  Я
глянул в  окно  и  увидел  голубя.  Летел  он  как-то  неуверенно,  тяжело
взмахивая крыльями и кренясь набок.
     Арсен промахивался в рыцарей. В голубя он не промахнулся.
     За  окнами,  сливаясь  в  грязную   сплошную   полосу,   стремительно
проносились  сосны.  Машина  подскочила  на  ухабе,  неожиданно  включился
приемник, и усталый голос  таможенника  Верещагина  всплыл  над  гитарными
переборами...

                         - Не везет мне в смерти, -
                         Повезет в любви!..

     Потом  пластинку  в  приемнике,  очевидно,  заело,  голос   монотонно
зациклился на одной-единственной фразе - и тот, что в  моей  голове,  тот,
который Не Я, мучительно вслушивался в бесконечный круговорот сумасшедшего
проигрывателя.
     Не везет мне в смерти... щелчок... не везет мне в смерти... щелчок...
не везет мне в смерти... не везет... мне... смерти... не везет...



                           ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ. АРСЕН

     ...Наконец-то Ниночка пришла в себя! Слава богу, а то на Андрюше лица
не было... Я было заикнулся, чтоб за руль сесть, но он коротко  глянул  на
меня, и этого хватило. Словно из  сузившихся  бойниц  на  меня  прищурился
кто-то, бесконечно старый и бесконечно уставший... Да и машину он вел так,
как никогда - легко и страшно. Я успокоил Тальку и  занялся  Ниной,  успев
подумать, что чертов Отросток явно вознамерился угробить нас всерьез.
     Нина все пыталась выговориться, и я не мешал  ей,  хотя  помнила  она
немногое, а воспоминания о каталепсии  в  траншее  сразу  вызывали  у  нее
истерику...
     Потом я увидел, как впереди заклубился  уже  знакомый  туман,  быстро
сгущаясь,  и  над  асфальтом  явственно  проступил  купол  верхней   части
Атмосферного Черепа. Он медленно выползал из-под  земли,  словно  костяной
сюрреалистический росток; асфальт трескался,  вспучивался,  расступался  в
стороны, выпуская все новые сантиметры, дециметры, метры Черепа.
     Андрей остановился. Череп так и не вылез  целиком.  На  этот  раз  он
выглядел более правильным, только зубы  казались  длиннее  обычных,  а  на
темени был укреплен транспарант.
     "Аll the world is a stage, all the people are players.  But  you  can
improvise..." ["Весь мир - это сцена, все люди  -  актеры.  Но  вы  можете
импровизировать..." (англ.)] - гласил он.
     Дав  нам  вволю  налюбоваться  надписью,  Череп  лениво   перешел   в
атмосферное состояние. Дыра в дороге затянулась без последствий.
     - А почему дядя Череп молчал? - робко поинтересовался Талька.
     - Стыдно ему... - буркнул Андрей. - Он Шекспира переврал.
     У меня было на этот счет иное мнение.
     - Стыдно - это верно... Правило он свое нарушил. Подсказывать  начал.
И более откровенно, чем раньше... Тебе не кажется, Андрюша, что мы  играем
отведенные нам роли в гигантском театре абсурда? Причем...
     - Причем, - хмуро продолжил Андрей, - наша роль - главная,  что  меня
отнюдь не радует. Я не гонюсь за славой...
     - Я тоже. Да и все, кто попадался нам на пути, очень уж смахивают  на
статистов. А мы играем, и, по-видимому, играем  в  нужном  направлении.  И
если нам не удастся поломать предложенный рисунок роли,  то  я  просто  не
знаю...
     - И я не знаю, - сказал вдруг Андрей, поворачиваясь ко мне. -  Что-то
ворочается в моем мозгу, некое смутное знание, но когда я пытаюсь ухватить
его мелькнувший и ускользающий хвост  -  оно  уходит.  Кто-то  продирается
сквозь меня, он неслышно кричит из последних сил, но я не слышу его - хотя
кричит он что-то важное, нужное... И для меня, и для тебя,  Арсен,  и  для
Нины с Виталькой, и для всех - а, может быть, для  всех  в  самом  широком
смысле...
     - Кто кричит? - спросил я.
     - Никто не кричит, - неожиданно сказал Андрей. - Ты о чем?
     - О тебе, - немного обиделся я. - Ты же сам сейчас сказал, что кто-то
кричит...
     - Я сказал?! - изумился Андрей. - Я молчал...
     - Молчал, - тихо подтвердила Нина.
     Талька только молча кивнул.



                   КОНЕЦ КОРОВЫ БАБКИ САЛТЫЧИХИ. АНДРЕЙ

     ...Казалось, сегодняшнему дню не будет конца. Часы у нас всех стояли,
время остановилось вместе с часами, и  сутки  длились,  по  крайней  мере,
неделю. Тени удлинялись, перечеркивая серое полотно дороги, и предзакатный
багрянец полыхал в окнах домов очередного поселка, или города, или как оно
там называлось...
     Центральная  улица  была  вся  изрыта  свежими  окопами  с   высокими
брустверами (насколько я успел заметить, в этом Отростке постоянно и много
копали, причем в самых неподходящих местах),  вокруг  сновали  озабоченные
солдаты, устанавливая проволочные заграждения вокруг пулеметных гнезд...
     Я  остановился  у  первого  окопа  и,  высунувшись   в   окно,   стал
осматриваться в поисках объездного пути. Совсем рядом, на вывороченном  из
земли бетонном блоке, сидел и курил скучающий лейтенант.  Один  погон  его
кителя был оторван и свисал вниз.
     - Что это у вас? - заинтересованно спросил его Арсен.  -  Войн