Элеонора РАТКЕВИЧ 
   ПАРАДОКСЫ МЛАДШЕГО ПАТРИАРХА 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Тяжко провинился молоденький - и, по чести, не лучший - ученик школы,
где десятилетиями, веками передаются из поколения  в  поколение  высокие
секреты  боевых  искусств.  И  не  исправить   наказанием   своенравного
мальчишку, словно судьбой предназначенного для  нарушения  ненарушаемого
Закона.
   Однако - плох тот учитель, что не найдет пути к ученику. Пусть даже и
велика опасность решения  -  сделать  УЧИТЕЛЕМ  УЧЕНИКА.  Заставить  его
познать, КАКОВ он, жребий ведущего за собой младших,  зависимых.  Жребий
того, кому предстоит схватиться с Врагом -  порожденным  Тьмою  Оршаном,
Богом-Демоном, пожирающим людские души.
   ТОГДА юный "сэнсей поневоле",  быть  может,  и  ответит  на  странный
вопрос мудрого Спящего патриарха. На вопрос, ответ на коий найдется лишь
в последнем бою сил Добра и Зла...
 
   Всем Ученикам, сколько  их  было,  есть  и  будет  -  с  искренним  и
благодарным уважением
 
Часть 1 
УЧИТЕЛЬ МОЕГО УЧИТЕЛЯ 
 
   Все хорошее  когда-нибудь  кончается.  Например,  свежие,  не  гнилые
объедки.  Милостыня,  брошенная  щекастым  недорослем,  решившим  спьяну
покуражиться перед первой в жизни женщиной своей щедростью  неслыханной.
Или найдется все на той же помойке пара драных сандалий - отличные  были
сандалии, как сейчас помню. Все хорошее когда-нибудь кончается.
   Когда меня учитель Дайр на помойке этой  самой  подобрал  и  в  школу
приволок, к дармовым питью-жратве, я был железно уверен, что  это  очень
скоро кончится. Не кончилось. А уж когда мастер Дайр  стал  учить  меня,
как драться по-взаправдашнему, я и вовсе уверился, что скоро надоест ему
новая игрушка. Теперь-то уж точно надоест. Опять ошибся. Спать ложусь  -
все на месте, утром глаза открою - ничего никуда не делось. Год  прошел,
другой на исходе - а оно все не кончается. Куда там  -  мастер  меня  со
временем и вовсе усыновил. Негоже ведь,  чтобы  лучший  ученик,  имеющий
право на звание мастера, краса  и  гордость  школы,  при  одной  кликухе
щеголял, без имени родового. Когда я  сам  начну  своих  учеников  бегом
гонять, оно мне очень даже пригодится.
   Это не правда, что к  хорошему  быстро  привыкаешь.  Я  вот  привыкал
долго. Годами. И все-таки привык. Размяк. Расслабился. Уверился. Слишком
уж долго хорошее не кончалось.
   До того самого дня, когда в нашей школе появился  высокородный  Майон
Тхиа.
   Мастер Дайр, не в пример другим учителям, за  богатенькими  учениками
не гонялся. Он мог  себе  это  позволить:  школа  существовала  за  счет
королевской казны. Понять не могу, что заставило учителя принять в школу
избалованного,  изнеженного,  выхоленного  наглеца.   Тем   более,   что
поздновато начинать всерьез в пятнадцать-то лет.
   Я невзлюбил Тхиа с первого дня, с первой минуты - но  неприязнь  свою
прятал тщательно. А вот Тхиа - дело другое. Он и сразу  нос  выше  сосен
задирал - а уж когда ему доброхоты во всех подробностях объяснили, кто я
есть, кем я был и на какой свалке мне место, кабы не прихоть учителя...
   Майон Тхиа был  несметно  богат  и  чудовищно  родовит.  Единственный
наследник - и этим все сказано. И как он должен был стерпеть, что  здесь
он пока никто и зовут его никак? А право распоряжаться им принадлежит не
только учителю - это само собой! - но и старшим ученикам,  а  главное  -
лучшему из них. Безродной твари. Крысе помоечной.
   Он и не стерпел. Терпеть отныне приходилось мне. Никто из учеников со
мной давно уже не связывался. Боялись. Да и по рангу не положено.  Но  к
Майону Тхиа это не относилось.
   Он  ни  разу  не  опустился  до  площадной  брани.  Речь  его  всегда
оставалась благовоспитанной и даже чопорной.  Ругань  уравняла  бы  нас.
Нет, он не опускался до моего уровня. Он разделывался со мной  сверху  -
оттуда, с немыслимой высоты своей знатности и богатства.
   Драться он еще не умел  -  зато  отлично  знал,  куда  надо  ударить.
Ударить словами. Он не выискивал у меня слабых  мест  в  долгой  беседе.
Нет, он чуял, он попросту знал, что и как мне придется больнее всего - и
говорил именно это. Небрежно, как бы походя. И вежливо улыбался.  Всегда
улыбался.
   Вот эта самая улыбочка после  очередного  оскорбления  меня  в  конце
концов и доконала. Уже и не помню, что он мне такого сказанул в тот раз.
К словам я начал понемногу привыкать, и сами по себе  слова...  да  нет,
мерзко было другое.
   Высокородный господин Майон Тхиа смотрел на меня и улыбался.  Сколько
уже раз я видел эту его улыбку - но сегодня во мне что-то сломалось.
   Я тоже посмотрел ему в лицо.
   Ехидный прищур светлых глаз. Четкие,  изящные,  словно  узкой  кистью
выведенные брови. Тонкий надменный нос. И улыбка, достойная уст молодого
Бога, завидевшего опарыша в куче навоза. Неповторимо прекрасная в  своем
изгибе улыбка высокородного господина, уверенного в полной  и  нерушимой
безнаказанности.
   Я ударил прямо по этой улыбке - без замаха, коротко и  страшно.  Тхиа
отлетел на добрых пару шагов и рухнул, даже не  вскрикнув  -  нечем  ему
было кричать - а я рванулся к нему и поднял его ошалевшее  от  внезапной
боли тело пинком. Поднял туда, где его уже ждал мой кулак. Туда,  где  я
отплачу ему за все. Я, сирота. Я, тварь. Я, крыса помоечная.  Я  хлестал
его  наотмашь  по  высокородным  привилегиям.  Я  дух  вышибал  из   его
несметного богатства. Я сворачивал челюсть его сытым,  гладким,  холеным
речам, сокрушал в прах тяжелые фолианты с золотым тиснением и проламывал
насквозь мягкие постельки, застланные шелковыми пуховичками. Я был не  в
себе, я был не собой - я был голодом и унижением, гнилыми  лохмотьями  и
зуботычинами... и они не могли позволить их высокородию оскорблять себя.
   Наверное, я бы убил его. Потому что хотел. И хотел,  чтобы  он  знал,
кто его убивает. Только потому он был еще в сознании. Ну, это ненадолго.
Он лежал на каменных плитах двора, давясь и кашляя  кровью,  и  я  занес
кулак в последний раз. И в последний раз посмотрел ему в  лицо  -  чтобы
запомнить, каким оно было и больше уже не будет.
   Да, я посмотрел... и ничего не увидел. Ни  прав,  ни  привилегий,  ни
древней родословной, ни казны несметной. Не было ничего. Был  мальчишка.
Сопляк. Новичок. Насмешник,  неспособный  пока  еще  дать  мне  сдачи...
которого я только что избил с такой ошеломляющей жестокостью... я ведь и
правда убить его хотел... а он не мог мне сопротивляться, совсем не мог,
совсем...  уж  если  никто  из  старших  учеников  не  насмелился   меня
остановить - где ему... скорее мотылек даст оплеуху горной лавине.
   Кулак мой разжался сам собой. Я еще не знал,  что  же  мне,  скотине,
теперь делать. И не успел узнать.
   Никто из старших учеников не полез мне под горячую руку. Храбрости не
хватило. Зато у кого-то хватило ума сбегать за учителем Дайром.
   Я встал и повернулся к Дайру прежде, чем он велит мне это сделать. За
спиной у меня лежал Тхиа, передо мной  возвышался  учитель,  а  я  стоял
между ними и желал только одного -  чтобы  у  меня  разорвалось  сердце.
Чтобы милосердные Боги позволили мне не быть.
   - Странно, Кинтар, - негромким бесцветным голосом сказал мастер Дайр.
- Никогда не замечал за тобой. Оказывается, тебе нравится избивать  тех,
кто слабее тебя.
   Пальцы его легли на пряжку ремня, и она еле слышно щелкнула.
   - Похоже, тебе пора напомнить, как себя чувствует тот, кто  не  может
сопротивляться.
   Пояс скользнул в руку мастера Дайра беззвучно, и впервые за эти  годы
я вновь ощутил, как у меня враз слабеют колени, как наливаются свинцовой
тяжестью страха губы. Потому  что  мастер  Дайр  с  самого  первого  дня
никогда, никогда меня не бил, и  тем  более  не...  потому  что  он  нас
никогда...
   Я был выдран боевым поясом. Со всеми пряжками, накладками  и  прочим,
что к боевому ремню полагается. Выдран у всех на глазах - как только что
у всех на глазах я сам избивал Тхиа. С  той  же  ненавистью,  с  той  же
ошеломляющей жестокостью и  мстительной  изобретательностью.  С  тем  же
точно желанием унизить и причинить боль. Вот только я так и не дал  Тхиа
потерять сознание - а меня избили до беспамятства.
   В чувство я был приведен двумя короткими пинками  -  под  ребра  и  в
челюсть.
   - Между прочим, именно так  себя  Тхиа  и  чувствовал,  -  еще  более
бесцветным голосом сообщил Дайр. - И ведь тебе это нравилось, Кинтар?
   Тхиа... мотылек, на которого обрушилась лавина... и лавине  это  и  в
самом деле понравилось...
   Я ничего не ответил мастеру Дайру. Не до него мне  было.  И  плевать,
что за подобную дерзость меня могут еще как-нибудь наказать. У  меня  не
только желания отвечать, но и сил не было: силы мне нужны, чтобы встать.
   Встать я все-таки сумел.  И  оглядеться.  И  найти  взглядом  Тхиа  -
избитого в кровь, жалкого, бледного от потрясения. Даже  когда  я  занес
кулак для последнего, смертельного удара, в глазах Тхиа не  было  такого
ужаса.
   Я сглотнул кровь из  прокушенной  губы,  преодолел  несколько  шагов,
отделявших меня от Тхиа и рухнул перед ним на колени. Перед высокородным
Майоном Тхиа, так давно желавшим поставить на колени дерзкого нищеброда?
Черта с два - перед беззащитным сопляком, которого я  едва  не  убил  за
пару насмешек и наглую улыбочку.
   - Прости, если можешь, - сказал я, стараясь говорить отчетливо. - Это
я не потому, что меня наказали... правда... я сам... я не должен был...
   Слова не шли мне на ум. Вместо них пришло беспамятство.
   Очнулся я уже под вечер, в своей постели. Кто-то  принес  меня  сюда,
уложил лицом вниз - а потом, хвала Богам, оставил меня одного. Иначе мне
трудно было бы плакать.
   Когда-то, когда мальчишки из  другой,  не  нашей  помоечной  ватажки,
ловили меня все скопом и оставляли избитого в самой грязной луже,  какую
могли сыскать, я кусал губы или  щипал  себя  за  руку  -  это  помогало
оттягивать боль в сторону. Теперь все было по-другому.  Боль  сама  была
оттяжкой. Она хоть немного оттягивала от  меня  мою  ненависть  к  себе.
Мастер Дайр был прав. И сделал то, что должен был сделать. Для тех,  кто
любит мучить, лекарство одно - боль. Как можно быстрее  -  пока  еще  не
поздно. Без малейшей жалости. И при всех. Чтоб каждый видел и  запомнил:
безнаказанным мучитель не останется.
   Притом же я понимал,  что  за  бешенство  овладело  мастером  Дайром.
Самозабвенно воспитывать бойца,  воина  -  и  вдруг  увидеть,  как  боец
превращается в пьяного насилием палача... и  увидеть  лицо  Тхиа...  вот
только моего лица в эту минуту мастер  Дайр  не  видел  -  иначе  просто
оставил бы меня в руках моей совести... и  это  было  бы  в  тысячу  раз
хуже... навряд ли я смог бы хоть когда-нибудь еще подумать  о  себе  без
омерзения... я ведь даже и сейчас не могу.
   Прохлада. Что-то прохладное коснулось моей спины.  Что-то,  унимающее
боль... зачем?
   С огромным трудом я повернул голову.
   Возле моей постели на коленях сидел Тхиа и осторожно касался моих ран
мягкой тканью, смоченной  целебным  раствором.  Я  смигнул,  отказываясь
верить своим глазам - но видение не исчезло.  Мокрое  от  пота  видение,
иззелена-бледное. Оно сглотнуло - и только тогда я понял.
   - Оставь, - прохрипел я. - С сотрясением мозга лежать положено.
   - Не бойся, - с великолепной иронией возразил Тхиа, -  я  не  блевану
тебе на спину.
   Ах, вот как мы теперь говорим? Раньше высокородный Майон Тхиа  сказал
бы "меня не вырвет". Или даже "не стошнит". Он  заговорил  не  на  своем
языке, а  на  моем.  Это  словечко  стояло  поперек  всей  его  чопорной
благовоспитанной речи. Да, но сама эта речь...
   - Ох, ну и ядовитый же у тебя язык, - против воли усмехнулся я.
   Рука Тхиа дрогнула, едва не опрокинув мисочку с целебным зельем.
   - Я не смог, - тихо и мучительно произнес он. - Ты  переступил  через
себя и попросил у меня прощения там, при всех... а я не смог... вот так,
при всех... а ведь все из-за языка моего ядовитого вышло... веришь, я не
хотел?.. честно не хотел, веришь?
   - Верю, - ответил я. - Хотеть получить по морде трудно.
   - Я не хотел, - повторил Тхиа. - Сам не пойму...  я  ведь  со  своими
вассалами так никогда, понимаешь?
   - Понимаю, - вздохнул я. - Будь я твоим вассалом, этого никогда бы не
случилось. Как прирожденный аристократ, ты никогда не оскорбишь низшего.
Будь я твоим вассалом, я был  бы  сыт,  одет  и  обут  за  твой  счет  и
наслаждался уважительным обращением. Но я не твой вассал и никогда им не
буду.
   Тхиа опустил голову.
   - Я оскорблял не низшего, - очень тихо  сказал  он.  -  Равного.  Или
даже...
   Он снова сглотнул, закусил губу и продолжил обрабатывать  мою  спину.
Молча.
   Зелье у него было отменное. Назавтра я уже смог встать и  даже  выйти
из комнаты. И разумеется, первое, что я услышал, едва  проснувшись,  был
голос Тхиа - а как же иначе? Вот уже три месяца,  как  звук  его  голоса
будит меня с утра пораньше - так почему сегодняшний  день  должен  стать
исключением?
   - Вы своим языки поганые об Кинтара вытирать не смейте! - голос  Тхиа
за кустами звенел такой яростью, что листва дрожала. - Он лучше вас всех
вместе взятых! А кто на него пасть откроет - порву.  Сам  порву,  ничего
мастеру на скажу, хоть бы вы мне все тут морду набили - я не побоюсь!
   - И правильно не побоишься. - Я выломился  через  кустарник,  и  трое
старших учеников в ужасе отпрянули. - Потому что теперь бить тебе  морду
буду только я - и только после того, как ты научишься давать мне сдачи.
   Покинув  перепуганных  старших  учеников  и  растерянного   Тхиа,   я
пристроился под соседним кустом в тени и полузадумался,  полузадремал  -
да так основательно, что когда из трапезной раздался сигнал к  завтраку,
я и с места не сдвинулся.
   Предрассветную тренировку я благополучно провалялся в полузабытьи, на
завтрак не пошел -  но  к  учителю  явиться  я  просто  обязан.  Не  для
продолжения вчерашней взбучки  -  хотя  если  мастер  сочтет  нужным  ее
продолжить, не ученику с ним спорить.  Просто  у  всякого  ученика  есть
обязанности - а у первого ученика они есть тем более. И то, что  на  мне
живого места нет, необходимости исполнять их не отменяет. Это новичку бы
позволили отлежаться после такого... хотя нет. По той  простой  причине,
что новичку, пусть даже и за самый немыслимый проступок, и  половины  бы
такого не досталось.
   Я глубоко вдохнул, выдохнул, разжал стиснутые зубы и ровным  шагом  -
ровным, не ковыляя,  не  падая  и  не  останавливаясь!  -  направился  к
учителю. Дойдя до двери, я поднял было руку, чтобы постучаться  -  и  не
постучался.
   Учитель Дайр был не один. Да не просто не один. Тхиа и здесь опередил
меня. Вот же проваль! Неужели я больше никуда не могу  пойти,  чтобы  не
наткнуться на треклятого мальчишку?
   - Вы несправедливы, учитель, - заявил Тхиа.
   Идиот, трижды идиот! Мало тебе, что я тебя вчера взгрел? Хочешь, чтоб
тебя в довесок еще и как меня взгрели - по твей мерке, конечно?  А  ведь
за такие заявления  могут,  будь  ты  хоть  сорок  раз  новичком.  И  на
благородное происхождение не посмотрят. Я же вот не посмотрел...
   - Ученик Майон Тхиа, - сухо оборвал его  мастер  Дайр,  -  не  изволь
забываться. Не тебе судить, что справедливо, а что - нет.
   - Вы несправедливы, учитель. - Да что ж я, так сильно  вчера  сопляка
по голове приложил, что последний ум вышиб? Не иначе...  -  Вы  наказали
Кинтара, а виноват во всем я.
   Молчание. Долгое.
   - Ты так считаешь? - осведомился Дайр.
   - Я его обидел, - в голосе Тхиа дрожали слезы. - Оскорбил. Я его  все
время оскорблял. И вчера тоже...  вот.  Я  его...  ну...  спровоцировал.
Иначе ничего этого не случилось бы.
   - Случилось бы, - резко возразил Дайр. - Не здесь, не  сейчас,  не  с
тобой - но случилось бы. Раньше или позже. Если что в человеке есть, оно
когда-нибудь да себя окажет.
   Печальный долгий вздох. Я вонзил ногти в ладони едва не до крови.
   - Гнойники, ученик Майон Тхиа, имеют свойство  прорываться.  Вовнутрь
или наружу - это уж как повезет. Этот гнойник выпало проколоть  тебе.  И
благодари всех Богов, что жив остался.
   Воистину так. Еще бы самую малость...
   - Да, учитель. - О-ох, ну вот опять. - Но по справедливости...
   - Думаю, мне следует на год запретить тебе произносить это  слово,  -
задумчиво отозвался мастер Дайр. - Чтоб не трепал его всуе. Охотно верю,
что ты Кинтара - как ты там выразился?.. - спровоцировал. Ты кого угодно
доведешь. Я  вот,  например,  с  большим  трудом  удерживаюсь.  Так  что
пару-другую затрещин от Кинтара ты заслужил.  Но  по  справедливости,  -
Дайр выделил последнее слово  с  редкой  язвительностью,  -  Кинтар  был
наказан не за то, что избил тебя... вернее, не только за это.
   - А за что? - выдохнул Тхиа.
   - За мучительство. За то, что получил  удовольствие  от  насилия  над
слабым.
   Я думал, что если не вчера, то уж теперь Тхиа непременно вскинется  в
ответ на обидное определение "слабый".
   Я ошибся.
   - Это не правда, учитель, - горячо воскликнул Тхиа. - Он же  тогда  к
вам спиной был... а вот если бы вы его лицо видели...
   - Нужды не было лицо его видеть, - отрезал Дайр. - Я видел его спину.
Его тело. Оно наслаждалось.
   - Нет, - вскрикнул Тхиа. - Нет! Оно просто опомниться не успело. Я же
видел... если бы он и вправду наслаждался, до самой последней  минуты...
не стал бы он у меня прощения просить.
   Нет, к сожалению, не все мозги я вчера из Тхиа выбил  -  кое-что  еще
осталось. И, на мой вкус, того что осталось, слишком много.
   - Так что, как не крути, а это из-за меня...
   - Ученик Майон  Тхиа,  -  медленно  и  раздельно,  почти  по  слогам,
произнес мастер Дайр. - Наказание, отмеренное ученику Кинтару, определяю
я  -  и  я  считаю  таковое  необходимым.  Наказание,  отмеренное  тебе,
определил Кинтар - и я считаю таковое достаточным.
   Молчание.
   - Можешь идти, - подытожил Дайр.
   Хотел бы я  посмотреть,  кто  посмеет  остаться,  когда  мастер  Дайр
дозволяет отбыть восвояси. Во  всяком  случае,  не  я.  И  не  Тхиа.  Он
выскочил наружу - всклокоченный, бледный,  заплаканный  -  и  с  разгону
налетел на меня.
   - Я тебе вчера говорил, что  с  сотрясением  мозга  нужно  лежать?  -
осведомился я.
   Тхиа кивнул.
   - Вот и лежи. Отправляйся к себе - и в постельку. До ужина. Обедать я
бы тебе сегодня не советовал.
   Не давая ему опомниться, я отвернулся  и  шагнул  к  двери.  Пусть  в
памяти Тхиа останется мой приказ, а не мое нежданное появление.  Незачем
ему гадать, какую часть его беспримерной беседы с  учителем  я  невольно
успел услышать. А приказ он выполнит на совесть - в чем-чем, а в этом  я
не сомневался. Ученик Майон Тхиа ничего не делает наполовину. Оскорблять
- так насмерть, защищать - так до смерти. Ох, и мутно же у меня на душе.
Да будь я на месте мастера Дайра... если бы  мне  довелось  выслушивать,
как такой вот парнишка вступается за  своего  обидчика...  наизнанку  бы
мерзавца вывернул!
   Меня и вывернули.
   Я вошел - и взгляд мастера Дайра  метнулся  мне  навстречу,  быстрый,
обжигающий и тяжелый, как пощечина. И от этого взгляда я задохнулся, как
от всамделишной пощечины. Мастер смотрел на  меня  -  и  только.  Ничего
больше. Но под этим взглядом я не мог, я не смел дышать. Дышат  живые  -
те, кто есть на свете - а таких, как я, на свете нет, потому  что  таких
быть не должно.
   Это длилось... не знаю, сколько это  длилось.  До  тех  пор,  пока  в
уголке губ мастера Дайра обозначилась усмешка, дозволяющая мне быть.
   - Тебе вслух сказать, кто ты такой и как тебя  после  всего  называть
следует? - язвительно поинтересовался мастер.
   Я склонил голову.
   - Обойдешься, - свирепо отрезал он. -  Если  это  скажу  тебе  я,  ты
погорюешь и забудешь. Человек помнит по-настоящему только  то,  до  чего
сам додумался. Так что называть тебя, как ты того  заслуживаешь,  будешь
ты сам. Полагаю, как именно, подсказывать не надо.
   Я кив