шь  лоскутьями  по  деревьям  висит  и  этак  задумчиво   на   ветру
покачивается. Высоко висят, будто  дразнятся.  Кое-что  так  и  пришлось
оставить птичкам лесным на  обзаведение:  поверху  ветки  тоненькие,  не
всякая даже Интая выдержит, а  уж  меня  и  подавно.  Пока  мы  сняли  с
деревьев, что смогли, поободравшись с ног до головы, пока я изыскал-таки
в остатках рубахи иглу, воткнутую в то, что было воротником  еще  вчера,
пока соорудил из добытых лоскутьев для себя  и  мальчишки  хоть  что-то,
похожее на штаны - не рвутся по целому месту, так и ладно, нам же не  на
королевский прием в тряпье этом топать... одним словом, времени набежало
изрядно. А когда мы, до живого мяса комарами искусанные, ополоснулись  и
натянули на себя изделия рук моих,  аппетит  от  переживаний  да  трудов
праведных разыгрался просто зверский. Думал я сперва прилечь да  соснуть
часок-другой и тем голод пересилить - спешить нам вроде и некуда,  можно
бы и подремать с устатку... да нет, какой уж тут  сон!  Тревога  еще  не
унялась, глаза так изнутри и распяливает,  а  тут  еще  с  голоду  брюхо
крутит, словно кишки не узлом даже, а  бантиком  кто-то  завязывает.  А,
проваль - я так не усну, и пытаться нечего. Так  что,  едва  покончив  с
одеванием,  я  погнал  Интая  собирать...  нет,  не  грибы.  Мальчик  он
городской, городской до мозга костей, о лесной жизни  понятия  никакого.
Старательности в нем, конечно, хоть отбавляй, и если я  прикажу,  он  уж
постарается... но вот жрать то, что он, насобирает, да  еще  по  ночному
времени, я просто не рискну. Храбрости  не  хватит.  Безусловно,  Оршану
меня в этаком разе нипочем не заполучи ть, но... лучше я умру как-нибудь
иначе, можно?
   Нет, по грибы я отправился сам, а Интая пристроил собирать деньги. Их
ведь сколько по земле ни разбрасывай, ни одной монетки не вырастет, даже
медной - так  и  нечего  засевать  лесную  поляну  деньгами,  даже  если
сумасшедшая железяка и вспахала ее из конца в конец. Ничего не  скажешь,
меч  постарался  на  совесть.  Серебро,  зашитое  в  подкладку,  золото,
упрятанное в потайной кошель на поясе -  все  как  есть  расхлестало  по
траве да по кустам.
   Кто бы жаловался, Дайр Кинтар! Или забыл,  что  деньги  тебе  сегодня
жизнь спасли? Не мастерство твое, не опыт бойца - деньги. Золото. Вот  в
первый раз в жизни мне эту самую  жизнь  спасают  деньги.  Когда  бы  не
кошель поясной - лежать бы мне теперь с распоротым боком кишками наружу.
А так - не  кровью  моей,  а  золотом  хлынуло...  нет,  решительно  мне
повезло. Деньги - не кровь, их и подобрать  с  земли  можно.  Это  кровь
пролитую обратно в жилы не  вольешь,  земля  не  отдаст,  она  до  крови
жадная, а до золота ей дела нет. Соберем мы мои деньги, соберем. А  если
какую монету и прозеваем - пусть себе  лежит.  Вроде  как  выкуп.  Особо
усердствовать и сам не стану, и Интаю не велю. Раз уж я нынче  кошельком
своим от смерти откупился, так и нечего быть мелочным. Об заклад  бьюсь,
Кеану бы и вовсе подбирать ничего не стал, до последней монетки  оставил
валяться... но я - не Кеану, и деньги все-таки не мои, а  дареные.  Свои
деньги можно куда угодно швырнуть, хоть бы и смерти  в  зубы,  а  чужие,
дареные - совестно.
   Одним словом, наладил я Интая монетки  собирать,  а  сам  за  грибами
пошел. Уходя, обернулся - и невольный смех пробрал меня,  словно  озноб.
Поляна, поросшая вместо ягод золотом и  серебром...  ох,  и  странно  же
выглядят в лунном свете  монеты,  выблескивающие  из  останков  травы!..
поляна, поросшая деньгами  -  и  голодный  мальчишка  посреди  поляны...
точь-в-точь как в сказке. Как в сказке... Интай очень любит сказки...  а
уж самому в сказку угодить...
   Нет, эта сказка ему бы не понравилась.
   Грибов я набрал, костерок развел, добычу свою на прутиках изжарил,  и
мы с Интаем насытились до отвала. Ел Интай, к  моему  удивлению,  молча,
изредка косясь на аккуратные кучки монет,  сложенные  им  еще  до  моего
возвращения. И правильно,  между  прочим,  он  на  них  поглядывает:  не
горстями же нам это добро таскать, в самом-то деле?
   Значит,  надо  хоть  котомочку   какую-никакую   соорудить.   Прежняя
испорчена безвозвратно... вот и еще забота.
   Одежда, деньги, еда, котомка... а тут, глядишь, не  то,  что  рассвет
занялся - день во всей красе настал...  и  когда,  спрашивается?  Ладно,
мне-то что с того? Настал, и  настал...  может,  хоть  теперь  отдохнуть
малость после ночных бдений?
   Нет.
   Это я ночью, не подумав, брякнул, что  спешить  мне  некуда.  А  если
подумать - очень даже есть куда. Стоит мне лишнего промедлить хоть самую
малость - и Оршан мигом заберет надо мной власть. И того  уже  довольно,
что мне назад возвращаться приходится - так  имею  ли  я  право  тратить
время на отдых, если минута, и та может  оказаться  роковой?  Подумаешь,
спать хочется! Боец я, в конце-то концов, или нет?
   Кстати, о возвращении...
   - Так ты на демона не пойдешь? -  тихо  осведомился  Интай,  когда  я
объявил ему, что мы идем назад.
   - Пойду, - ответил я, - Но не теперь. Сперва домой надо зайти, к магу
одному знакомому, оружие себе новое промыслить. Как я  на  демона  пойду
безоружный? Эх, ты, босота.  -  Я  ласково  взъерошил  его  и  без  того
растрепанные вихры. - Это только в сказках воин может на чудище с голыми
руками переть. В жизни оно совсем по-другому выходит.
   С этими словами я взвалил сумку на плечо, встал и сделал шаг.
   И тут сумка лопнула.
   Все мои пожитки, все  остатки  запасов,  трудолюбиво  собранные  нами
ночью лоскуток  к  лоскутку,  кроха  к  крохе,  все  деньги,  как  есть,
вывернулись из дыры и хлынули вниз. Я вертанулся на пятке в напрасной  и
ненужной попытке подхватить упавшее - и  боль  крепкой  хваткой  рванула
меня за щиколотку. Я ахнул и повалился наземь. В глазах  враз  выступили
слезы - не то и впрямь от  боли,  не  то  от  неожиданности.  Скорей  от
неожиданности, да еще,  пожалуй,  от  обиды.  Ведь  со  мной  такого  не
случалось вот уже... а, проваль - я и не упомню, сколько лет. Ни с того,
ни с сего, на ровном месте, будто я не  мастер,  не  Патриарх,  даже  не
бывший уличный мальчишка, а престарелый вельможа с трясучим подбородком,
который без паланкина и передвигаться-то неспособен.
   - Что с тобой? - всполошился Интай.
   - Ногу вывихнул, - морщась, объяснил я сквозь зубы. -  Сильно.  Сядь,
посиди покуда. Сейчас я ее в порядок приведу.
   Вывих вставить - дело недолгое, если  умеючи.  Этому  нас  обучали  в
первую  очередь.  Вот  посидеть  да  обождать,  чтобы  нога  тут  же  не
подвернулась заново... да просто чтобы ступить на нее  было  можно  -  а
ведь мне не два шага пройти предстоит, мне весь день шагать...  нет  уж,
Кинтар - вывих вставил, а теперь изволь посидеть спокойно. Иначе полчаса
выиграешь, а день потеряешь - а нельзя тебе день целый терять,  за  день
многое случиться может. Спешить тебе надо, это верно - так ведь  не  тот
случай, чтобы ради спешки увечиться. Быстрым  шагом  ты  потерянный  час
легко наверстаешь - а хромаючи, опоздаешь наверняка. Сиди, Патриарх, как
редиска в грядке, и раньше времени не выдергивайся.
   Я сидел, и болтал с Интаем о том,  о  сем,  благо  болтовня  странным
образом не мешала мне думать, а как-то даже способствовала. Странно  все
это. Глупо как-то. Ногу подвернул на ровном  месте.  Ерунда  получается.
Да, я не выспался, притомился, все верно. А только когда мы  с  братьями
Шенно мага этого, Фаннаха, громили, я ведь не ночь одну не спал, а  трое
суток. И ничего - даже в бою ноги не подворачивались. И сумка порвалась,
а ведь швы я прошил на совесть. Это я умею. Что,  не  мужское,  скажете,
дело иглой орудовать? Глупость скажете. Мастер Дайр всегда говорил,  что
боец должен обихаживать себя сам.  А  если  кому  нужны  слуги  или  там
женщины, чтобы обед приготовить, рубаху зашить или штаны постирать,  так
это не только не боец, но и вовсе не мужчина. В бою ни слуг,  ни  женщин
не бывает - вот и обходись сам, своим уменьем. А оборваться,  обовшиветь
или помереть с голоду, когда еды  навалом,  для  бойца  непозволительно.
Всех нас этому учили, всех. Любой из нас мог заработать на хлеб  прачкой
или помощником повара. Любой мог  починить  себе  обувь.  А  уж  шить...
конечно, свой портняжка при школе состоял, Тосси Сплющенный,  он  нам  и
одежду шил - но в подмастерьях мы у него все перебывали по очереди,  все
до единого, и я в том числе. Не мог порваться шов, прошитый моей  рукой.
Ведь и нитка не гнилая, и лоскутья сумки, изрезанной мечом, добротные...
в высшей степени странно.
   - Дай-ка мне это барахло, - попросил я, и Интай вручил мне  лопнувшую
сумку. - Погляжу, что стряслось.
   Так... ремень  порван,  на  сумке  один  шов  лопнул,  другой  просто
разошелся... странно.
   - Ладно, - заявил я, прошив порванные места дважды  для  верности.  -
Пойдем, что ли. Нога  моя  в  полном  порядке,  сумка  тоже,  заново  не
порвется. Солнце уже вон как высоко стоит.
   - Пойдем, - согласился Интай неожиданно хмуро. Вот тебе и раз! С чего
бы это он так посмурнел, хотел бы я знать?
   Путь наш лежал из лесу к торной дороге, и проделали мы его по большей
части молчком. Интай отделывался на все вопросы короткими "да" и  "нет",
а то и вовсе отмалчивался... что за притча? Может, просто дыхание берег?
Оно и  правда,  шли  мы  ходко  -  навряд  ли  изголодавшийся  бездомный
мальчишка привык так выкладываться. Надо хоть немного убавить  шагу,  не
то мне его придется вскорости на себе волочить. Да и жалко парнишку,  по
правде говоря.
   К дороге мы выбрались быстро. И тут же застряли, да как!
   По дороге во всю ее ширь тянулась процессия. Привстав  на  цыпочки  и
вытянув шею, я кое-как  разглядел  маячившие  где-то  во  главе  шествия
похоронные   дроги.   Любящие   родственники,   глашатаи,   плакальщики,
музыканты,   глашатаи,   конные   вестовые,   еще   свитские   какие-то,
плакальщики, музыканты, снова глашатаи...
   - Обойдем? - предложил Интай, переминаясь с ноги на ногу.
   - Переждем, - возразил я, глядя,  как  бесконечная  многоглавая  змея
толпы тянется и тянется вдоль дороги. - Если бы мы  чуть  правее  вышли,
тогда через лес обойти запросто, а здесь - никак.
   - Почему? - поинтересовался Интай.
   - А ты сюда вот погляди, - предложил я и взмахом  руки  указал,  куда
смотреть. - Приглядись, какие деревья здесь растут, а какие там... и как
они при этом выглядят. Болото там, вот что.  Конечно,  подсохло  оно  по
такой жаре наверняка, но не полностью... а по незнакомому болоту я  даже
и по такой жаре шастать не согласен.
   Интай кивнул, не  сводя  глаз  с  процессии.  Глашатаи,  плакальщики,
музыканты, возвестители заслуг покойного, плакальщики, вестовые...
   Ни мне, ни Интаю, понятное дело, и в голову не пришло просто пересечь
процессию и продолжить свой путь по другой стороне дороги, где и лес был
пореже и болот никаких, судя по верхушкам  деревьев,  в  себе  не  таил.
Пересечь похоронную процессию - святотатство самое страшное, немыслимое.
И совершить нам его не дадут. Тут же, на  дороге,  распалясь  гневом,  в
кровавую лужу стопчут. Ну, в две кровавые лужи: нас  ведь  двое.  Эк  же
угораздило не ко времени  помереть  незнаемого  чиновника!  И  ведь  что
интересно: если большой вельможа  помрет  невзначай  вдалеке  от  родных
краев, его домой везут по-тихому, а все погребальные церемонии  учиняют,
уже водворяя бедолагу  на  семейное  кладбище.  Но  стоит  мелкой  сошке
чиновной дух испустить по месту службы - и пышная  похоронная  процессия
за казенный счет провожает его от места смерти аж до родных краев, да  с
музыкантами, да с возвестителями, да чтоб  орали  погромче  -  пусть  не
только все люди добрые, а  и  все  галки-сороки  перепуганные,  все  пни
придорожные знают, сколь беспорочно служил покойничек третьим помощником
младшего письмоводителя! Дурацкое обыкновение, если  вдуматься.  Еще  от
прежнего царствования  осталось.  Тогда  его  соблюдали  неукоснительно,
теперь же - только если родня  покойного  прошение  подаст...  так  ведь
тщеславными идиотами земля не оскудела.
   Будем надеяться, что среди  писарей  да  казначейских  счетоводов  не
приключился внезапный мор, а если вдруг и приключился,  так  не  все  их
родственники  одержимы  тщеславием.  Иначе  я  так  и  помру  в  дороге,
пережидая,  покуда  все  писаря  прибудут  к  месту  своего   последнего
упокоения. Причем помру от старости и никак иначе.
   - Присаживайся, - предложил я  Интаю,  и  сам  же  первый  последовал
своему совету. - Это надолго - так и незачем зря стоять,  ноги  трудить.
Первая заповедь бойца: отдыхай, пока дают  -  потом  такой  оказии  тебе
может и не представиться.
   Интай молча кивнул и сел. Ничего не понимаю.  С  чего  это  он  такой
молчаливый да послушный? Повинуется, как кукла, и  вопросов  не  задает.
Совесть загрызла, что ли? Себя виноватит? Возможно...  сам  ведь  знает,
что оплошал он лихо... едва мне его оплошка жизни не стоила... а  только
вина могла его заставить покорно исполнять  мои  приказы,  безоговорочно
сносить мои причуды и гневные капризы - но не  вовсе  замолчать.  Таких,
как он, раскаяние не может лишить ни природного любопытства, ни длинного
языка. Тем более надолго. А, проваль - ведь не сразу он умолк. Ногу  мою
покуда вправляли, он так языком молол - троим бы впору. То  болтает,  то
молчит, и все не в свой черед... что это с ним такое творится?
   - Похоже, нам тут заночевать придется,  -  наконец-то  разлепил  губы
Интай.
   - Ну что ты, - успокоил я его. - Еще даже не свечерело. Видишь  этих,
с красными бунчуками? Значит, уже недолго.
   Процессия и в самом деле скоро закончилась, и  мы  смогли  наконец-то
пересечь дорогу. Вот только умаялись мы от этих посиделок больше, чем от
быстрой ходьбы, и шли вполовину не так ходко, как прежде.
   Внезапно Интай взвыл и задрал ногу, хватаясь за пятку. Но  я  не  дал
ему долго изображать аиста.
   - Деру давай! - скомандовал я страшным голосом.  Может,  вышло  и  не
очень по-патриаршьи - зато понятно, а главное, правильно. И действенно -
Интай за мной так и припустил, даром что нога болела.  Патриарх  ли  ты,
мальчишка ли уличный, осам все равно. А уж осам, чье  гнездо  растоптано
неосторожной ногой - тем более. И даже самый великий-развеликий воин  от
целого выводка ос нипочем не отмашется.  Невелик  зверь  -  оса,  а  как
налетят, ни мечом, ни копьем не отобьешься... а я не люблю,  когда  меня
осы жалят. Глупые твари и злобные. И морда потом опухшая,  и  глаза  так
заплывают - не откроешь... вот Лерира как-то раз аж три осы  ужалили,  и
ничего, глаза как глаза, а у  меня  заплывают...  не  хочу,  чтобы  меня
кусали.
   Драпали мы с Интаем от разъяренных ос так, что  дух  захватывало.  Ни
один не отстал и не пожаловался. Со стороны, небось,  на  таких  бегунов
поглядеть - сплошное  удовольствие.  Вот  только  любоваться  нами  было
некому, а нам самим недосуг друг на дружку пялиться. Зато  и  удрали  мы
без единого укуса, кроме того, что у Интая на пятке. Я было  думал,  что
не отвяжутся от нас осы так легко - придется на бегу  озерко  выискивать
да с головой в него плюхаться... нет, не пришлось.
   - Героический  побег  от  страшных  кусателей  увенчался  успехом,  -
сообщил я, когда мы  наконец-то  устроились  передохнуть.  Самое  время:
пятка у мальчишки распухнуть не успела толком, а теперь, когда я за  нее
принялся, так и не распухнет. - Как себя чувствуешь, бегун?
   Интай в ответ ухмыльнулся - ну, хвала Богам.
   -  Наверное,  все-таки  чувствую,  -  с  преувеличенной  серьезностью
сообщил он, ощупывая себя с ног до головы. - Или нет? -  Он  старательно
ущипнул себя за ногу, ойкнул и заключил. - Нет, точно чувствую.  Вот  он
я. Все в порядке.
   Я хмыкнул. Интай встал и прошелся, чуть прихрамывая, взад-вперед.
   - Отдохнуть хочешь? - спросил я, глядя, как он  морщится,  ступая  на
укушенную пятку, хотя и старается виду не подавать.
   Интай  помрачнел  вмиг.  Вот  сей  момент  улыбался  -  а  теперь  не
улыбается, и только губы все еще растянуты. Как странно, как  страшно  и
нелепо выглядят покинутые улыбкой растянутые губы,  когда  их  застигает
посторонний взгляд - точь-в-точь воришка, застигнутый "на кармане".
   Я поневоле отвел глаза.
   - Нет, - коротко бросил он. - Пойдем.
   - А ты можешь? - удивился я.
   - Да, - на тот же манер ответствовал он. - Пойдем.
   И, не дожидаясь меня, поковылял, куда глаза глядят. Я подхватил сумку
и догнал его в четыре  шага.  Он  шел,  стиснув  зубы.  Взгляд  его  был
блуждающим - не то от усталости, не то от раздумья. О чем  призадумался,
дружочек? Сказать ли мне,  что  тебя  так  корежит,  или  смолчать?  Зря
задумался. Не о чем тут размышлять. Потому что ты скажешь. Все как  есть
скажешь. Сейчас, на ходу, я тебя расспрашивать не стану, но вот  как  на
отдых устроимся, тут-то я за тебя и примусь всерьез. Что  же  это  иначе
такое получается: ученика что-то мучает, а он у мастера и не спросит,  и
не посоветуется... и зачем я тогда вообще нужен? Ничего, вот дойдем...
   Шли мы, впрочем, недолго. Свечерело  быстро.  Ну  еще  бы:  нога  моя
вывихнутая, сумка  порванная,  чиновник  покойный,  осы  растревоженные,
Интай ужаленный... вот и день прошел. А, проваль - не  упомню,  когда  у
меня был еще один такой дурацкий день. Сплошная цепочка мелких  пакостей
- и сколько времени впустую потрачено!
   - Отдыхать, - велел я и свалил с плеча сумку.
   - А я бы прошел еще немного,  -  каким-то  странным  голосом  ответил
Интай. Он то и дело вертел головой, смешно вытягивая шею, точно старался
высмотреть что-то.
   - А я - нет, - отрезал я. - Хочешь доказать, какой ты выносливый?  Не
надо. Я тебе и так верю.
   Интай от моих слов дернулся, как от пощечины, но вновь смолчал.
   - Похоже, ты мне что-то сказать хочешь? - уверенно и как о само собой
разумеющемся поинтересовался я.
   Интай снова вздрогнул и воззрился на меня с плохо скрытым испугом.
   - Не хочу, - промолвил он, понурив голову. - Очень не хочу.  Но  если
придется, я скажу. Честное слово, скажу.
   - Ладно, - ответил я и отвернулся.
   Нет, нельзя его сейчас расспрашивать. Пусть сперва успокоится.  Хотел
бы я знать, что я сегодня  такого  сделал  или  сказал,  чтобы  вот  так
напугать мальчишку? Вчера он  меня  совсем  не  боялся,  и  сразу  после
происшествия с мечом  -  тоже...  а  теперь  вот  испугался.  Ничего  не
понимаю.
   - Можно, я тут поброжу  немного?  -  сдавленным  голосом  осведомился
Интай. - Поищу...
   - Думаешь, для ягод уже время? Хотя... - Я сделал вид, что задумался.
- Может и так. Ладно, поброди. Только  недалеко.  Я  вот  сейчас  костер
запалю - ходи так, чтобы  из  виду  его  не  терять.  Не  дальше.  Иначе
заблудишься.
   - Хорошо, - не подымая  головы,  ответил  Интай.  -  Я  далеко  и  не
собирался.
   Я быстро соорудил костер. Интай тем  временем  удалился.  Сейчас  для
него побыть одному - не самая пустая затея. Пусть побудет. Пусть в  себя
придет. А там уж я его и повыспрошу.
   Вернулся Интай куда раньше, чем я ожидал. Лицо  его  было  бледным  и
странно спокойным. Руки заложены за спину... не очень  хороший  признак,
но лучше, чем было прежде.
   - Нашел что-нибудь? - добродушно окликнул я его.
   - Да, - односложно ответил Интай, усаживаясь рядом, и на губах его не
было следов ягодного сока.
   Я поворошил костер, мысленно примериваясь, как  ловчей  приступить  к
разговору. Интай посидел немного и лег, опираясь на локоть правой  руки.
В левой, небрежно откинутой вдоль тела, он что-то сжимал...  выходит,  и
впрямь какую-то находку? Нашел... искал, значит и нашел... знать бы еще,
что он такого искал... и ведь уверен был, что найдет - и нашел...
   - Не надумал поговорить? - спросил я его без всяких обиняков.
   -  Надумал,  -  ответил  Интай  одними  губами;  лицо  его  даже   не
шелохнулось. Казалось, этим словом он исчерпал всю  свою  решимость.  Он
молчал. Молчал и я. Не поторапливал. Не подбадривал.