том смешного?
     - Да так. Инженер человеческих душ, да?
     - Отчасти, - отчего-то начиная злиться ответил Огурцов.
     - Знаменитый...
     - Не особенно. К сожалению.
     - А чего ж так?
     - Это сложный вопрос, - ответил Огурцов. - Там же все, как в любой отрасли шоу-бизнеса. В принципе, литература сейчас - тот же шоу-бизнес. Развивается по тем же законам. Раскрутка, реклама, промывание мозгов массового читателя. Поработали как следует, деньги вложили - вот, получайте новую звезду. Нового, так сказать, знаменитого писателя. Причем, в любом жанре. В детективе это заметно больше, в, если можно так выразиться, серьезной литературе - меньше, но суть одна.
     - А чего ты сердишься-то, Саша?
     - Я? И не думаю. Мне с тобой так хорошо, что я не могу сейчас сердиться, - соврал Огурцов. На самом деле он злился все больше и больше. Злость подпитывала сама себя, началась какая-то цепная реакция - он не понимал причину, вызвавшую мощную волну раздражения и от этого непонимания все глубже и глубже погружался в бездонный омут агрессивной депрессии.
     - Я же вижу, - сказала Глаша. - Вижу, что ты злишься.
     - Ну, допустим, - ответил Огурцов.
     - Ладно, перестань, Саша. Расскажи лучше, что ты пишешь сейчас?
     - А откуда ты меня знаешь, вообще?
     - Ну, как это - "откуда"? Ты же бываешь в нашем клубе. Редко, но бываешь, И с друзьями. Друзья и говорят. И потом, я, ведь, слышу, о чем за столиками клиенты беседуют. А город наш, Питер - он же маленький. Здесь почти все про всех рано или поздно узнаешь. Книжки твои, между прочим, в магазинах продаются. А знакомые твои - большей частью, алкоголики. Как пойдут за столиками трепаться, орать на весь зал - волей неволей все окружающие в их беседу включаются.
     - Ладно... Ты лучше о себе расскажи.
     Злость не проходила. Встретил, видите ли, женщину своей мечты и вместо того, чтобы предаваться нескончаемой радости, жить этими минутами - кто знает, когда их время закончится - может быть, никогда, а, может быть - уже завтра или сегодня - вместо этого снова начинается самокопание, комплексы какие-то, размышления о смысле бытия и о месте его, Огурцова в этом бытии. Может быть, болезнь какая-нибудь психическая развивается? Незаметненько так - подкралась и начинает подтачивать организм известного писателя. Что же - это даже стильно...
     - О себе? А что мне о себе рассказывать? Работаю в "Зомби"...
     - Это я уже понял.
     - Сын у меня...
     - Взрослый?
     Глаша усмехнулась.
     - Извини...
     - Ничего, ничего. Я, наверное, выгляжу уже старушкой, если ты такие вопросы задаешь.
     - Да нет, что ты...
     - Семь лет. Папа наш где-то по стране рыщет...
     - Что так? Бросил?
     - Я его послала. Алкаш. Когда замуж за него шла - казался красавцем-мужчиной. Умницей. А потом - ни работы, ничего. Перестройка, как раз случилась. Он и запил. Лег на диван - и лежит. Только пиво сосет и водку эту, из банок железных. Ну, полежал год, другой, третий... Начал вещи потихоньку продавать. Я его и послала. Квартира-то моя - иди, говорю, куда хочешь. Развелись, одним словом.
     - Алименты, хоть платит? - спросил Огурцов.
     - Я и думать про него забыла - какие, к черту, алименты... Я же по судам не буду таскаться. Противно.
     "Да. Ты и так можешь заработать", - подумал Огурцов и тут же назвал себя за эту мысль подонком.
     - В общем, если честно, то как белка в колесе.
     - А живешь... Одна?
     - Хм... Ну, одна. Мне, знаешь, и с сыном проблем хватает. А мужика в дом... Что-то не хочется. После моего благоверного как-то, знаешь, не тянет больше замуж. Даже не замуж, а вообще - как-то одной спокойнее.
     - А с Мишей... Ну, то есть, - Огурцов указал пальцем на пол. - С ним у тебя что?
     - А что ты имеешь в виду? Если то, о чем я подумала, то, этом смысле - ничего. Просто помогает он мне. Время от времени.
     - С друзьями своими знакомит? - не удержался Огурцов.
     - Саша... Ты мне кто? Муж? Или папа? Что ты хочешь от меня услышать?
     "Я хочу услышать... Что я хочу услышать? Что я самый лучший из всех ее мужчин? Что она хотела бы жить со мной? Чушь. С Веркой так же было. Тоже - любовь до гроба. С первого взгляда... И что? Ничего. Поздно, Огурец. Проехали. Шел бы ты домой".
     - Мы с тобой еще увидимся?
     - Как хочешь.
     - А ты как хочешь?
     - Мне с тобой интересно. Ты, кстати. так и не рассказал, что ты сейчас делаешь.
     - Я? Пишу новое произведение. Роман века.
     - О чем же?
     - Обо всем. О тебе, в частности.
     - Обо мне?
     Глаша села на постели.
     - Интересно. Ты же меня сегодня в первый раз увидел. Точнее, заметил. Что же ты обо мне можешь написать?
     - Там есть девушка очень на тебя похожая. И ее, представляешь, тоже зовут Глашей. Я как услышал твое имя, так и опух сразу. И внешне... Получается, что я все время о тебе думал, представляешь?
     - Бывает, - покачав головой ответила Глаша. - Всякое бывает. Так что же там, в романе твоем?
     - Там все... Знаешь, я, ведь, раньше детективы писал.
     - Знаю. Читала кое-что.
     - И как тебе?
     - Нормально. Вполне. Даже занимательно.
     - Вот... Занимательно. И деньги шли хорошие... Поднялся на этом деле. А потом так достало. Вот, решил написать книгу о Ленине.
     - О ком?!
     Глаша хихикнула и повалилась на спину.
     - О Ленине. Только не так. как все совки писали. А так, что там и мы фигурируем...
     - Мы - это кто?
     - Мы. Мои друзья, все, короче. говоря, кого я знаю. Или знал. Книга о времени. Время - оно относительно... Для меня многие из тех, кого уже нет, они более реальны, чем те, кто рядом ходит... Вот об этом. Но сложно, мне сейчас, честно говоря, лень в теорию вдаваться.
     - Конечно, - сказала Глаша. - Лень. А мне на работу вечером сегодня - мне не лень. Нереальный ты, Саша. Все вы...
     - Кто это - "мы"?
     - А, вот, как ты сказал - ты и твои друзья. Нереальные у вас мир отдельный, свой, который с реальным миром почти не пересекается. Вы в нем и живете, ничего не замечаете из того, что рядом с вами происходит. Я же в этом клубе много кого видела. И писателей, и артистов, и музыкантов... Совершенно параллельное существование. Мне с вами скучно бы было. Я бы ни с кем из вас жить не смогла.
     - Да почему же - нереальный? Что ты знаешь-то обо всем этом? Это самая настоящая реальность и есть. Там такие люди, в шоу-бизнесе... Такие бабки крутятся... Там людей могут замочить в два счета. Или - звездой сделать в неделю. Я столько историй могу рассказать, ты с ума сойдешь. И все они реальны. По-настоящему. Ты меня удивляешь, Глаша. Надо же такое сказать - "нереальный". Хм...
     Огурцов вдруг понял, что вся его сегодняшняя злость была вызвана той самой мыслью, которую неожиданно озвучила официантка из клуба "Зомби" по имени Глаша. Он не мог, не хотел себе признаться в том, что последнее время подсознательно ощущал то, о чем сейчас услышал от девушки, с которой провел ночь - ощущал полную нереальность собственного существования.
     - Мне тоже лень в теорию вдаваться, как и тебе, Сашенька. Но я - реальный человек. Это вы умеете деньги из воздуха делать, а я - нет. Я своим горбом зарабатываю себе на хлеб и сыну своему... А вы- нет, я ничего плохого сказать не хочу... Писатели должны писать, певцы - петь... Только у вас все не так. Вы словно фантомы. Словно призраки какие-то. И чувства ваши - на девяносто процентов выдумка. Вы заигрались, ушли в свою тусовку, заперлись в ней. А вне тусовки вы беспомощны, даже не как дети, а как... Как... Чуть что - спиваетесь, в наркоту падаете, еще что-нибудь с вами происходит. Мужики, вроде взрослые, сильные. А истеричные как бабы. Слава вам нужна. Слава, популярность, внимание... Ты вот про Мишу спрашивал. Миша - он сильный мужик. За это я его и люблю по-своему. На него опереться можно. А на кого из вас можно опереться? Вот ты бы на его месте - истерику мне бы закатил, стал бы с балкона бросаться, самоубийство разыгрывать - как же, его девушка трахается с кем-то там...
     - Так ты его девушка?
     - Вот, видишь, тебя уже зацепило. Уже глазки расширились. Могла бы тебе и не говорить... Нет, Саша, я не его девушка. Мы с ним просто дружим. Потому что я - тоже сильная. А он силу уважает. И тебя сильным считает. Хотя... Он в людях очень хорошо разбирается. Может быть, уже и не считает.
     - Ты меня не знаешь совсем, - сказал Огурцов. - Почему ты думаешь, что я - истеричный слабак?
     - Не знаю... Может быть, я и ошибаюсь. Только, я повторяю - навидалась я вашего брата на своем веку.
     - Спиваемся мы, значит... Зато весь остальной народ не спивается. - ехидно заметил Огурцов, чтобы только что-нибудь сказать..
     - Ладно, Саша... Давай не будем об этом. Иди ко мне.
     "Провокаторша, - подумал Огурцов, залезая под одеяло и целуя глашины губы. - Настоящая провокаторша.".
     - Так мы увидимся еще, - успел спросить он перед тем, как снова погрузиться в неистовую нирвану. - Глаша? Увидимся?
     - Ты мне роман свой принеси почитать, ладно? Вот этот. Который про Ленина.
     - Конечно. Только он еще не написан.
     - А когда...
     - Вот я его в данный момент и заканчиваю, - сказал Огурцов. - Вот сейчас... Сейчас...

***

     Самая большая трагедия моей жизни - это смерть Анны Карениной.
     С. Довлатов.

     - Вставайте, приехали.
     Огурцов открыл глаза. Он лежал на аккуратно застеленной полке, на хрустящем от крахмала белье. На столике перед ним стояли три, нераскупоренные бутылки коньяка, две картонные пачки с дорогим соком, на блюдечке горка ломтиков копченой колбасы, на другом блюдечке - угнездился крепенький пупырчатый лимон с синим лейблом на крутом бочке. Огурцов пошевелился, поднял голову и увидел, что он лежит на неразобранной постели не просто в костюме и пальто, но и в ботинках. Вот так нынче ездят в Москву известные писатели.
     - Очухался? - приветливо спросил его неизветный мужчина.
     - Если проснулся в ботинках, значит вечер удался, - вяло пошутил Огурцов.
     Неизвестный мужчина хохотнул.
     - Да уж, у тебя-то, точно. Я, признаться, завидую. Сам-то я на подшивке... Ну ладно, сосед, удачи тебе.
     В принципе, Огурцов мог бы вспомнить, кто этот добрый человек, но вспоминать было лень. Дверь купе аукнула, щелкнула задвижкой и неизветный сосед навсегда исчез из жизни видного писателя Огурцова.
     Он посмотрел в окно. По перрону шли люди с отвратительно озабоченными или, что еще хуже - с тошнотворно-радостными лицами. Некоторые же были просто омерзительно беззаботны. Огурцов открыл бутылку, сделал большой глоток из горлышка, вздрогнул от ужаса перед наступающим днем, потянулся к колбасе и, поняв, что не хочет ее, взял лимон и отрыз от него приличный кусок.
     Сумка валялась под столиком. Огурцов сунул в нее две непочатые бутылки, взял в руку начатую и вальяжно вышел из купе.
     - Всего доброго, - стараясь улыбнуться, сказал он чудовищно некрасивой женщине в убогой форме железнодорожницы. Та не ответила, но сделала такую гримасу, словно собиралсь смачно плюнуть себе под ноги.
     "Ни одного приятного лица, - думал Огурцов, уверенно шагая по перрону. - Одни уроды. Хоть, вот на этого грзчика посмотреть... Квазимодо... И погода мерзейшая. И вокзал - гадость одна, архитектора расстрелял бы... Асфальт замусорен. Лотки книжные с дерьмом всяким...".
     Он остановился у одного из лотков, за которым стоял продавец с лицом и взглядом удава.
     "Это что такое, - подумал Огурцов, глядя на сверкающую целлофанированную обложку с изображением четвертованного брюнета, судя по виду, иностранца. - Что за чушь?"...
     - Дайте эту, - неожиданно для себя сказал он продавцу - удаву, ежась не то от мелкого холодного дождика, не то от похмелья.
     - "Швейцарский излом"? - спросил продавец. Огурцов внимательно посмотрел на него и понял, что перед ним стоит не продавец, а продавщица.
     - Ну да... Излом...
     - Вчера только поступила, - услужливо забормотал удав женского рода. - Я уже прочитала... Очень интересная книжка. Необычная такая...
     - Хорошо, хорошо...
     Огурцов сунул книгу в карман и, сделав еще один глоток из бутылки, двинулся к стоянке такси.
     В номере гостиницы он допил бутылку и улегся на кровать. Что-то кольнуло в бок.
     "Ах ты, как же я опять забыл...".
     Огурцов встал и снял пальто. Из кармана выпала книжка с глянцевой обложкой.
     "Четвертованный иностранец... Откуда же это?".
     Болтинки он решил не снимать. Снова рухнул на кровать, открыл "Швейцарский излом" и углубился в чтение. Читал он, по привычке, быстро, врем яот времени морщился от корявой фразы, смачно матерился, когда дошел до последней страницы вторая бутылка закончилась.
     Книжка не понравилась Огурцову. Композиция - дерьмо, длинноты, зачем-то Ленин вместе со своим братом Сашей, какие-то Бухари, ни с того ни с сего Шаляпин затесался. Дешевая стилизация под пост-модернизм. Булгаков для бедных. Что-то смутно всплыло в его памяти, но вспоминать было лень. Огурцов встал, пошел и справил нужду, попутно бросив книжку в мусорную корзину. Заняться было решительно нечем. Посмотрев на часы он понял, что до презентации, ради которой он, собственно, и приехал, еще куча времени. Открыл третью, решил допить, а дальше - целенаправленно трезветь. Нужно появиться на людях в более или менее вменяемом состоянии. Это тоже часть работы.
     ...- Вам открыть?
     - Чего?
     - Открыть, говорю?
     - Слышь, мужик не задерживай.
     Голос, прозвучавший за спиной Огурцова был веселым и лишенным привычной для подобного обращения агрессии и смутно знакомым.
     Унылый осенний пейзаж. Новостройки. Амбразура ларька, из которой высовывается красная, в цыпках, рука продавщицы. В цыпочных, потрескавшихся пальцах - открытая бутылка пива.
     - Спасибо, - стараясь сохранять достоинство, выдавил Огурцов и, повернувшись к тому, кто его только что поторопил, добавил, - Извините...
     - Сдачу-то возьмешь? - насмешливо спросила продавщица. - Нам чужого не надо...
     Огурцов вздрогнул и трясущейся рукой сгреб внушительную пачку купюр. Несколько из них упало в грязный снег, Огурцов заметил это и понял, что наклониться за ними он не в силах.
     - Чего соришь? - снова спросили его из-за спины знакомым голосом. - Не иначе, большие бабки получил... Ладно, я подберу.
     - Спасибо, - не оборачиваясь ответил Огурцов
     "Большие бабки... Большие бабки...".
     Он посмотрел на часы. До презентации оставался час.
     "Ладно. Сейчас пива... И все. А где я?".
     - А где я? - спросил он у продавщицы, но вместо лица увидел перед собой обширный, дышащий уютный домашним теплом зад, обтянутый синими шароварами. Дородная продавщица, пыхтя, копалась в своих ящиках и, спасибо, что не пукала от упоения любимой работой в лицо видного писателя.
     - Держи свои бабки. Пиво с тебя, - сказал терпеливый покупатель за его спиной.
     - Ага. Спасибо.
     Огурцов, не глядя на соседа по очереди принял из невидимой руки несколько смятых, мокрых бумажек, не считая, комком, запихнул их в карман пальто и шагнул в сторону, чтобы освобдить место у амбразуры неизвестному доброжелателю.
     - Пиво-то возьми, - укоризненно напомнил тот.
     - А... Спасибо.
     Он взял с алюминиевого прилавка бутылку, отошел в сторону и огляделся.
     - Ну что, поправимся? Видно, хорошо вчера погулял, да?
     - Что?
     - Хорошо погулял, говорю.
     Рядом с Огурцовым стоял мужичок - среднего роста, в нейлоновой, дешевой куртке и турецких, с вещевого рынка, джинсах. В руке мужичок держал бутылку пива и неотрывно смотрел на своего визави.
     - Слушай, а где я? - спросил Огурцов.
     - Вот я и говорю, хорошо погулял. Бабки-то большие у тебя. Ты поосторожней тут... А где? Улица Космонавтов. Район лихой. Так что - гляди в оба. Повезло тебе, что на меня нарвался. Другой бы тебя тут прямо у ларя обул бы. Может, проводить? Тебе куда ехать-то?
     - Мне в центр... А улица Космонавтов - это где?
     - Это тут, - весело ответил мужичок. - До центра-то, в общем, недалеко. Ты только тачку возьми, а то в метро менты повяжут. А с твоими бабками, сам понимаешь... Бизнесмен?
     - Да нет... Писатель.
     - О-о, писатель... Сейчас все пишут. Вот я бы написал - такого бы написал. Про свою жизнь - ого-го, сколько у меня было разного. Роман целый можно отгрохать. Круче любого детектива будет. У меня, ведь, тоже - и большие бабки были, и все такое... А теперь, знаешь, в магазине работаю, грузчик - так и хрен с ним. Мне понта не надо. А деньги тоже зарабатываю - не жалуюсь. Халтура каждый день, наликом платят - а мне что? Ну, ты писатель, ты врубаешься... Как звать-то тебя, кстати? Меня - Славиком. Меня тут все знают. Так что, ежели что, писатель, огурчики, помидорчики - все ниже госцены - обращайся. Тебе, ведь, гостей принимать надо? Надо. Вот и приходи. Седьмой гастроном, ну, семерка, тут все знают. Спросишь Славика... Всегда поможем хорошему человеку...
     - А откуда ты знаешь, что я хороший? Да, извини, Саша я. Огурцов фамилия.
     - Так видно, что Саша Огурцов, - хмыкнул мужичок. - Ну, давай, Огурец, по пивку...
     - А почему это видно, что я...
     Лицо у мужика знакомое. Аж зло берет - настолько знакомое, явно, встречались раньше, но не вспомнить, где, когда...И - странная штука - точно где-то его видел - меняется это лицо. Очень привычно как-то меняется - вот оно опухшее, а вот - худое, строгое... И улыбается так... И про большие бабки он что-то...
     - Васька? - неожиданно для себя спросил Огурцов понизив голос. - Леков? Ты, что ли? Ты же...
     Лицо мужичка посерьезнело и стало совсем уже знакомым.
     - Знаешь что, писатель Огурцов, - сказал он рассудительно. - Давай-ка я тебя сам в тачку посажу. А то тебя глючить начинает. Славик я, а не Васька. Славик. Я тебя в машину пристрою и езжай себе - Бог тебе судья. А за помидорчиками, ежели что - не забудь - седьмой гастроном. Улица Космонавтов. Во-он там.
     - Погоди, мужик, погоди... Как тебя.. Славик... Васька...
     Сильные руки тащили Огурцова по мокрому снегу, перед его лицом мелькнул рукав нейлоновой куртки, скрипнули тормоза и через секунду он оказался в тесном, пахнущем бензином, салоне "Москвича".
     - В центр ему, - услышал Огурцов знакомый голос. - Довези, шеф, это хороший человек.
     - Ну и куда тебе, хороший человек? - спросил водитель.
     - В "Россию", - машинально ответил Огурцов, пытаясь рассмотреть сквозь заляпанное снегом стекло удаляющегося Славика.
     "Это он. Он. Леков. И походка его и все... Вот, сволочь-то. Скрылся от всех. Это в его стиле. Сколько раз так исчезал. А теперь дошел уже совсем - смерть свою инсценировал. А на хрена? Может быть, и мне? Надоели все... Скучно. Может быть, взять, вот, как он - раз, и всю жизнь поменять. И вместо одной жизни две прожить. Полянский об этом говорил... Да, а что - как Александр Первый, если это, конечно, не туфта. Бросить все к черту и начать заново...".
     - В "Россию"? - переспросил водитель.
     - Да, - спохватился Огурцов. - И побыстрей, командир. Не обижу.
     - Отсутствие метафор - это еще не признак плохой литературы. Литература хороша тем, что она - разная. И фирменный стиль Огурцова - стальной сюжет и вкусный текст. Книга, которую мы сегодня представляем, надеюсь, оправдает, уважаемые читатели, ваши ожидания. На мой, лично, взгляд, это, я, конечно, прошу прощения у уважаемого мною и всеми нашими сотрудниками, автора, большой шаг вперед. Она чрезвычайно необычна и насыщена... Впрочем, дорогие наши гости, вы сами сможете в этом убедиться, купив и прочитав новую работу Александра Огурцова.
     Мария Николаевна Зуева, главный редактор издательства "Дронтъ" перевела дух и посмотрела в сторону Огурцова, который стоял за колонной. Со стороны могло показаться, что он потупился от врожденной или благоприобретенной скромности, но, на самом деле, у основания престола его души в смертельную битву вступили пиво и коньяк - две вещи несовместные, ян и инь, лед и пламень, вода и камень.
     Огурцов шагнул к микрофону.
     - Пиво, - сказал он, - вторгается в