полупьяного работяги услышал ее мольбы и выделил отдельное жилье.

***

     - Его шаги, - повторил Ихтиандр. - Сука. Ну, сейчас я ему устрою.
     Стадникова покосилась на Куйбышева, но на защиту своего любимого не бросилась.
     - Может быть, он, все-таки, с бабками? - с робкой надеждой в голосе произнес Царев. - Всякое бывает.
     - Ага. Бывает. Много чего бывает. Я однажды с бодуна стакан подсолнечного масла махнул. Думал - сухое вино.
     Ихтиандр мрачно усмехнулся.
     - Бывает такое, да. Только, чтобы этот мудак с бабками пришел - такого не бывает. Такого не было и не будет никогда.
     - У, е-е.... тать! - Царев хлопнул ладонью по столу. - Ты же сам дал добро.
     - Я?
     Ихтиандр поднял голову и посмотрел на потолок. Потолок пузырился желтоватой эмульсионкой.
     - Да, я, - с отвращением констатировал Ихтиандр. - Бля, живем, как свиньи... Он смачно плюнул на пол. Стадникова вздрогнула, но снова промолчала. - Я, - повторил Ихтиандр. - Но как складно он пел... И, главное, бабки же взял! Это мы мудаки с тобой. Нужно было за ним в Москву лететь! И брать на месте. А теперь... Теперь что с него возьмешь, с козла...
     - Чай будете? - спросила Стадникова замогильным голосом.
     - А водка кончилась?
     Царев посмотрел на хозяйку глазами, полными тоски.
     - Водка кончилась.
     - Как это - кончилась?
     Непонятно, как он умудрился открыть входную дверь настолько тихо, что никто из сидящих на кухне этого не услышал. Ведь шаги, шарканье и даже тяжелое дыхание поднимавшегося по лестнице Лекова не обмануло слуха ни Ихтиандра, ни Царева и уж, тем более, Стадниковой.
     - Как это - кончилась?
     Леков, бесшумно появившийся на кухне, улыбался.
     - Гх.., - задохнулся Ихтиандр - Гх... Это ты?..
     - Нет, это Джон Леннон. Водка есть! Знаете, был такой писатель - Марк Алданов?
     Стадникова, Царев и Ихтиандр молча смотрели на Лекова. Посмотреть было на что.
     - Так вот, - продолжил Леков. - Алданов - великий человек. Друг Набокова, между прочим.
     - Кого? - спросил вспотевший от гнева Ихтиандр.
     - Да не важно, - махнул рукой Леков. - Короче, он сказал... В смысле, Алданов, конечно... Сказал - водку пить любую можно и должно.
     Василек был одет в старые, вытянутые на коленях тренировочные штаны, клетчатую, застиранную, давно потерявшую цвет рубашку и домашние тапочки. Приглядевшись, зрители заметили, что тапочек, собственно, был один и надет он был на левую ногу. Сам же тапочек, при этом, был, явно и безоговорочно правым.
     Стопа левой ноги весело улыбалась кончиками испытавших, по-видимому, самые разные перипетии долгого путешествия из Москвы в Петербург пальцев, выглядывающих из дыр грязного черного носка. В одной руке Леков изящно держал букетик полевых цветов, в другой - литровую бутылку "Столичной" в экспортном исполнении. Бутылка была открыта и наполовину пуста.
     - Ну, наливай, - пустым голосом сказал Ихтиандр.
     Леков бодро шагнул к столу, икнул и посмотрел на Стадникову.
     - Олюшка! Солнце мое! Будешь водочку?
     - Ты деньги привез? - спросила Стадникова.
     - Деньги? Что такое деньги? Тлен! Вот тебе цветочки, радость моя, я сам собирал, сам рвал, сам нес... Любовь моя не знает границ...
     - Дай-ка мне, - Царев осторожно вынул из дрожащих пальцев Лекова бутылку, налил в стоящие на столе рюмки и посмотрел на Ихтиандра.
     - Ну, что делать будем?
     - Пить! - крикнул Леков, энергично махнув букетом, смазав при этом Стадникову по лицу. - Пить! А что нам еще остается? За наше светлое будущее! За нашу победу! За то, что солнце еще светит, а трава... Это... Зеленеет. Ура!
     Леков стоял от стола метрах в двух, но Ихтиандру вдруг показалось, что Василек схватил рюмку не сходя с места. Она как-то мгновенно оказалась в его руке, Василек поднес ее к губам, поцеловал и поднял над головой.
     - За то, что мы живем! За то, что мы любим друг друга! За то, что у нас есть музыка, у нас есть прекрасные женщины! За то, что мы молоды и что у нас все впереди!
     Ихтиандр прикрыл глаза, быстро опрокинул в рот водку, рыгнул и, не поднимая век, тихо спросил:
     - Деньги где?
     - Деньги? Что такое деньги? Тлен и прах. Деньги - пустое. Пошли, лучше, браться мои, прогуляемся. Погодка - полный ништяк...
     - Деньги где? - Ихтиандр повторил вопрос, на этот раз с открытыми глазами. И глаза эти ничего хорошего Лекову не сулили.
     - Деньги...Да привезу я деньги, е-мое...
     Леков поднес ко рту стакан, икнул, выронил его на пол, попутно залив водкой свои грязные спортивные штаны, согнулся пополам и мелкими шажками, но с удивительной быстротой зашаркал в сторону туалета.
     - Попали, - тихо констатировал Царев. - Вот попали, так попали.
     - И как же, сука, нас так убедительно напарил? - покачал головой Ихтиандр. - Придется тебя Суле сдавать. А что делать? Что?
     Он посмотрел на Стадикову, которая безучастно пила водку медленными глотками, как будто это и не водка была, а так, чаек тепленький.
     - Нечего делать, - ответил он сам себе. - Нечего.
     - Да брось ты, елы-палы!
     Леков сделал шаг к Куйбышеву и обнял его за плечи.
     - Брось! Пустое это! Найдем мы денег!
     - Где, если не секрет?
     - Не знаю. Не знаю. Но, уверен - найдем!.
     - Родишь ты их, что ли? - с нескрываемой злостью в голосе вскрикнула Стадникова. - Родишь? А?
     - Это ты родишь, Оленька!
     Леков широко улыбнулся.
     - Слушайте, братцы!
     Леков похлопал себя по бедрам, забыв о том, что в тренировочных штанах, сползших с его худого живота и норовивших сползти еще ниже, нет карманов.
     - Братцы! - повторил он. - У вас есть бабок маленько? Может еще водочки возьмем, а? Я в доле буду... Ну. потом, когда раскручусь, отдам. Вы же меня знаете.
     - Теперь знаем, - сказал Царев. - Ну чего, я пошел в магазин. По такому случаю грех не нажраться...
     - Дать бы тебе по жбану хорошенько, - заметил Ихтиандр, скрипнув зубами. Замечание было направлено, разумеется, Лекову, который закивал головой и улыбнулся еще шире, хотя, казалось, что шире уже нельзя.
     - А у меня есть, есть, - затараторил он, снова вытягивая руку в сторону и цепляя ею Стадникову. - Вот она, моя ласточка, вот она...
     - Сука ты, - Стадникова брезгливо отлепила от своей груди грязноватые пальцы Лекова. - Настоящий подонок.

***

     Такси остановилось возле дома Полянского.
     - Ну что, братцы?
     Леков, первым выскочив из машины и элегантно поддернув лацканы пиджака весело улыбнулся.
     - Ну что? Водочки для заводочки? Или по пивку? А, может быть, винца?
     - Погоди ты.
     Куйбышев, крякнув, вытащил из багажника, предупредительно распахнутого водителем один из рюкзаков и аккуратно поставил его на асфальт. Царев вытащил второй и сразу закинул за спину.
     - Погоди, - повторил Ихтиандр. - Давай сначала подымем... К Дюку забросим. - он кивнул на рюкзак. - А то чего с такой тяжестью бродить?
     - О кей!
     Леков бодро зашагал в темноту арки проходного двора.
     Куйбышев и Царев последовали за ним и через пару минут, вытирая со лбов пот уже стояли перед дверью квартиры Полянского.
     - Е-мое! Забрался, черт, на верхотуру, - бормотал Куйбышев. - Хоть бы лифт был, мать его...
     - Ничего, ничего, это полезно, пешочком побегать, - весело ответил Леков, нажимая на щербатую, заляпанную старой краской кнопку звонка.
     Дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель высунулась голова Полянского.
     - О! Да ты квасишь! - воскликнул Леков, поведя носом. - Шмон, друг мой, правильный. Ой, правильный!
     - Ничего я не квашу, - ответил Полянский шмыгнув носом. - Я похмеляюсь.
     - В дом-то пусти, - заметил Куйбышев.
     Полянский подозрительно взглянул на рюкзаки, оттягивающие плечи незваных гостей.
     - А это чегой-то?
     - Да открой ты дверь, екальный бабай, сейчас мы тебя похмелим! - устало сказал Царев.
     - Да? Ну тогда заходите.
     - Слушайте, пацаны, вы проходите, - затараторил Леков, - а я сразу в магазин. Бабла только насыпьте. Я пустой.
     - Залезь в карман, - Царев неловко, задев рюкзаком Куйбышева, повернулся боком к Лекову. - Возьми там... Только не все.
     - Все - не все, разберемся!
     Леков вытащил из кармана царевских брюк пухлую пачку мятых купюр и не считая спрятал в глубинах своего пиджака. - Ждите, пацаны! Сейчас буду!
     Полянский, продолжающий выглядывать из узкой щелки проводил глазами запрыгавшего по ступенькам Лекова, вздохнул и медленно открыл дверь.
     - Кинет, - убежденно сказал он, пропуская гостей.
     - Да нет, что ты! Ни фига не кинет!
     - Забьемся, что кинет?
     Полянский говорил тихо, но очень уверенно.
     - А, может, и вправду?
     Куйбышев, пыхтя под тяжестью ноши, шаркая ногами и продолжая потеть, медленно двигался по коридору.
     - Может, и вправду свалит сейчас с баблом? - задумчиво повторил он.
     - Чего вы его притащили-то? - спросил Полянский, открывая перед Царевым и Ихтиандром дверь своей комнаты. - Он же беспредельщик.
     - А то ты с ним ни разу не бухал?
     - Бухал. Поэтому и говорю - чистый беспредельщик. Себя не помнит.
     - Ладно. Все равно, у нас тут дело на сто тыщ...
     - Серьезно?
     - Да. Точно говорю. Попадалово над нами нависло.
     - Ну, тады, давайте по полтинариусу, - Полянский, войдя в комнату и ловко пробравшись к столику у окна элегантным жестом, совершив при этом легкий полупоклон указал гостям на бутылку водки, судя по всему. только что открытую. - Присаживайтесь, поговорим.

***

     Леков не обманул. Он влетел в комнату уже минут через пятнадцать, когда Полянский сотоварищи уже приняли "по полтинариусу", да и по второму. Дверь со стуком распахнулась, заставив Полянского вздрогнуть и пролить водку из своей рюмки.
     - Кто дверь открыл? - недовольно спросил он раскрасневшегося Лекова.
     - Да эта, как ее... Соседка твоя. Короче, я все купил. А вы тут что употребляете? Водочка? Дело. Я пива принес. И вина. Водка без пива - деньги на ветер...
     - Наоборот, - хмуро сказал Полянский. - Это пиво без водки...
     - Да какая, на хрен, разница? Ну, пиво без водки. А еще, знаешь, - Леков быстро выгрузил содержимое полиэтиленового пакета на стол. - Вино на пиво - это диво. А пиво на вино - полное говно. Так что, можно экспериментировать. У нас теперь все есть.
     - Тому, кто любит "Каберне" опасный стронций страшен не, - помягчевшим голосом отозвался Полянский, крутя в руках бутылку красного сухого из тех нескольких, что принес Леков.
     - Слушай, я в Москву звякну от тебя?
     Леков проникновенно загляну в глаза хозяину комнаты.
     - Можно?
     - Кому?
     - Папе Роме, кому же еще?
     - Кудрявцеву?
     - Ага. Нужно же это барахло слить.
     Леков кивнул на рюкзаки, грязно-зеленой кучей лежащие под столом.
     - Хм...
     Полянский посмотрел в потолок.
     - Мысль интересная. Можно табаш хороший срубить.
     - Слушайте, други...
     Царев с тихим, приятным слуху хлопком выдернул штопором пробку из бутылки.
     - Други! А точно этот ваш кореш все возьмет? Может, тогда нам вместе рвануть? Я в Москве давно не был...
     - Не-е.
     Леков энергично замотал головой.
     - Не-а. Он чужих не любит. На него и так КГБ стойку держит. Застремается. Лучше я один. Скажи, Дюк, Рома, ведь, очень человек осторожный.
     - Это есть. Только ты-то доедешь? - усмехнулся Полянский. - Не свинтят тебя по дороге? Хотя... В таком виде, вряд ли свинтят. Ну и мне, господа, долю малую...
     - Тебе?
     Ихтиандр поковырял пальцем в зубах.
     - Тебе? Н-да...
     - Хочешь спросить - " за что"?
     - В общем...
     - Скажем так - за консультации.
     - За какие еще консультации?
     - Я господина Василька проинструктирую - что говорить, сколько за что просить... Чтобы у всех у нас, - Полянский обвел глазами всех присутствующих, - чтобы у всех свой интерес был.
     - Ладно. Наши цифры мы тебе скажем, а дальше рубитесь сами. Только - все нужно делать срочно. У нас там еще кое-кто в доле.
     - Кто же?
     Полянский откинулся на спинку кресла и сощурился.
     - Да ты не знаешь, - отмахнулся Куйбышев.
     - Отчего же?
     Полянский снял очки, протер их специальной тряпочкой и снова аккуратно водворил на прежне место.
     - Отчего же? Я сам штанами торговал. И многих знаю из мажоров. Из старых, правда. Но - если человек ваш серьезный, то вполне могу и знать.
     - Суля.
     - Ой ты, еш вашу мать!
     Полянский схватил недопитую бутылку водки, быстро наполнил свою рюмку и одним махом опрокинул ее в рот.
     - Да что вы, совсем разума лишились? С кем связались? Это же бандит!
     Царев и Куйбышев переглянулись.
     - Ну, - Царев пожал плечами. - Подумаешь - бандит. Знаем мы, что он бандит. Но с ним дела иметь можно...
     - Ну да, ну да...
     Полянский повертел в руке пустую рюмку, снова взял бутылку и налил себе еще порцию.
     - Оно, конечно... Ладно, смотрите сами.
     - Короче, я пошел звонить! Мне по фигу - Суля, не Суля...
     Леков пружинисто поднялся со стула.
     - По фигу мне, - повторил он. - Я товар скину, деньги получу, сколько надо - отдам, а вы с вашим Сулей сами разбирайтесь.

***

     Все сложилось на редкость удачно. Леков дозвонился в Москву, поговорил с Кудрявцевым, с которым дружил уже несколько лет, пару раз оказывался в его квартире вместе с Полянским, выпивал-закусывал, ездил на дачу Романа, что пряталась в сосновом лесу Николиной горы и через два дня Царев с Куйбышевым проводили его в столицу. Напутствий на вокзале Лекову не давалось - все было обговорено заранее, Леков был трезв, гордо вышагивал по перрону в своем новом костюме, за ним следовали Царев и Ихтиандр, по такому случаю перегрузившие свое добро из грязноватых рюкзаков в два вполне приличных чемодана. Чемоданы больше соответствовали респектабельному облику их курьера и шансы на то, что Лекова по дороге в Москву "свинтят" сводились почти к нулю.
     Первые известия из Москвы Ихтиандр с Царевым получили через два дня. Игорю Куйбышеву позвонила Стадникова и радостным голосом сообщила, что ее любимый звонил от Кудрявцева, что товар отдан, деньги получены и он ночным поездом выезжает в Ленинград.
     - Ништяк! - крикнул Ихтиандр. - Олька, я, честно говоря, не верил, что все получится.
     - Не верил, - хмыкнула в трубку Стадникова. - А чего же тогда вы все ему отдали? Там же хренова туча денег.
     - А черт его знает, - растерянно ответил Куйбышев. - Так хорошо сидели. И потом он, Василек, действительно, как будто заново родился. И не пил почти. Все то с Кудрявцевым этим по телефону базарил, то Дюка подкалывал. Я точно говорю, почти не бухал. Сухенького пару стаканов принял и все. Убедил нас, короче. Поверили ему просто. Знаешь, так, по-человечески. Нужно же иногда с людьми по-человечески. А? Как скажешь?
     - Скажу, что повезло вам, - ехидно сказала Стадникова. - Так что, номер поезда сказать? И вагона? Может, встретите его?
     - Точняк, - деловито согласился Куйбышев. - Точняк. Обязательно надо встретить. Такие бабки...
     - Да, бабки большие, - согласилась Ольга. - ну, записывай. Слушай-ка!
     - Да?
     - Так давайте, я с вами на вокзал поеду?
     - Давай. Отличненько. Пивка вместе попьем. И Васильку приятно будет.
     - Думаешь? - с сомнением в голосе спросила Стадникова.
     - Ну. я не знаю. Это ваши дела. Мне бы приятно было, если бы меня на вокзале такая красивая девушка встречала.
     - Ну да, конечно... Ладно, давай. короче, на вокзале у Головы в половине девятого.
     - А поезд-то во сколько приходит?
     - В девять с копейками.
     - А... Ну ладно. Рановато, вообще-то.
     - Брось. Вы же все равно опоздаете.
     - Нет уж. На такие встречи мы не опаздываем.

***

     Они встретились у Головы ровно в половине девятого. Народу на Московском вокзале в это время много, но окрестности Головы были той площадкой, потеряться на которой было невозможно, даже если бы количество приезжающих, встречающих, провожающих, отъезжающих и просто праздношатающихся увеличилось бы вдвое, втрое, да, пожалуй что, и вдесятеро.
     Голова была центром главного зала, она возвышалась на темном параллелепипеде не слишком высоко, но, как-то, очень значимо, очень солидно и крепко сидела голова на каменном постаменте.
     Голова была нейтрального серого цвета, стирающего все предполагаемые эмоции. Предполагаемые - потому что их, в общем-то и так не было обозначено на лице Головы, но цвет усиливал ее нейтральность, равнодушие к копошащимся под Головой людям, подчеркивал уверенность Головы в собственной значимости и в правильности выбранного Головой пути.
     Живой прототип Головы, точнее, давно уже не живой, но когда-то, все-таки, дышащий, разговаривающий, машущий руками, кричащий с дворцовых балконов и топающий ногами, пьющий пиво в Женевских кафе, сосредоточенно строчащий бесчисленное количество статей, тезисов, докладов, памфлетов, занимающийся любовью, трясущийся в автомобиле по московским улицам, живой прототип, конечно, эмоциями обладал. Даже больше чем нужно было у него эмоций. Слишком был эмоционален. Но задачи прототипа и Головы были совершенно разные. Прототип решал проблемы, Голова их решила. Прототип ломал, строил и снова ломал, перекраивал уже сделанное на новый лад, юлил, хитрил, садился сразу на два стула, проскальзывал ужом между сходящимися жерновами опасности, Голове же все это было ни к чему. Голова являлась символом стабильности и хорошо выполненной работы. Настолько хорошо, что результат этой работы менять не следовало. Ни к чему было что-то менять. Опасно было менять. Категорически нельзя. Под страхом смерти - кого угодно и скольких угодно - нельзя. Сотни тысяч Голов и Головок, разбросанных по стране, закатившихся в самые дальние и потаенные ее уголки, словно грузила удерживали над страной невидимую сеть, под которой, в тине, тихо спали старики и дети, солдаты и матросы, мужчины и женщины, воры и милиция - спали и знали, что Головы хранят их покой.
     Утро на Московском вокзале - время суетное. Электрички каждые пять минут выдавливают из зеленых вагонов толпы заспанных, хмурых, в большинстве своем граждан, спешащих на службу, московские дорогие поезда высыпают под крыши перронов дробь пассажиров дальнего следования. Снуют, выкрикивая в утреннее небо слова предостережения носильщики, толкающие перед собой железные, лишенные цвета тележки, бродят одетые в нелепые серые костюмчики милиционеры, в общем, суета царит на Московском вокзале по утрам, суета неупорядоченного и не вошедшего в рабочий ритм движения чужих - пассажиров и встречающих и своих - проводников, носильщиков, милиционеров, уборщиц, ларечных продавщиц и дворников. Днем все войдет в деловой, четкий ритм, но до этого еще далеко. Нужно еще окончательно проснуться, опохмелиться, вспомнить, какое нынче число или день недели, осознать, сколько осталось до получки и сколько мелочи в кармане, в общем, непросто утром сориентироваться в бестолковой вокзальной суете.
     И только в непосредственной близости Головы можно расслабиться, застыть на месте, уставившись остекленевшим спросонья взором в ограниченное стенами серого зала пространство и быть уверенным в том, что тот, кого ты ждешь увидит тебя наверняка. Можно не водить глазами по сторонам, не выискивать в толпе знакомых - они сами увидят тебя, промахнуться, пройти мимо Головы невозможно.
     - Какая точность! - Стадникова улыбнулась и даже игриво раскланялась, едва ли не книксен сделала перед хмурым Ихтиандром.
     - Привет, - кивнул Куйбышев. - Ты тоже не задерживаешься. Соскучилась по своему-то?
     - А Царев где?
     - За пивом пошел, - так же хмуро ответил Куйбышев.
     - За пивом? А где это здесь в такое время пиво продают?
     - Он найдет. Не было случая, чтобы Царев пива не нашел. У носильщиков возьмет, у проводников... Не знаю, на парь меня, репа болит...
     - Нажрались вчера?
     - Ну так, - неопределенно ответил Куйбышев. - Слегка так... Чуть-чуть... Вон он идет.
     - Пошли на платформу, - буркнул Царев, не поздоровавшись со Стадниковой.