у, решай, хочешь ли ты, чтобы вдова твоего брата  разрешилась
от бремени в хане, или же  во  дворце  халифа?  Потому  что  далеко  везти
женщину на сносях опасно и нелепо, клянусь Аллахом!
     - Еще опаснее выпускать ее из дворца, - подумав сказала я. - Там  она
под защитой и охраной Ситт-Зубейды, а в Багдаде ходят по улицам невольники
аш-Шаббана, и они могут выследить меня, и затаиться, и дождаться появления
Зумруд, и покончить со всеми нами разом! И лучше ей рожать во дворце,  где
за ней присмотрят опытные женщины, чем  в  хане,  где  единственным  нашим
советчиком будет попугай!
     - Клянусь Аллахом, ты права, о женщина, - ответил Ильдерим. -  Сейчас
мы поступим таким образом. Мы найдем носильщика, и дадим ему два  дирхема,
и объясним, куда он должен пойти, чтобы принести клетку с попугаем. А если
он благополучно вернется,  мы  войдем  в  твое  помещение  и  заберем  все
остальные части талисмана. Давно не беседовал я с этим пернатым болтуном и
буду очень рад встрече!
     - Он тоже, - проворчала я. - Пока я плыла на кораблях, клетка  стояла
на палубе  и  он  научился  таким  вещам,  что  слушать  его  нет  никакой
возможности! И он будет рад научить тебя своим  новым  изречениям,  потому
что ты хороший ученик и быстро все усваиваешь.
     Ильдерим задумался на мгновение и все понял.
     - Он так часто говорил  тебе  эти  слова!  -  прошептал  мне  на  ухо
дурманящим голосом этот безумец. - Неужели мне не будет дозволено  сказать
тебе хоть раз, что меж бедер твоих - престол халифата, и блаженство  тому,
кого ты изберешь халифом, и допустишь к престолу, и сама скажешь ему,  что
он должен занять там свое место?
     - Это уж получается второй раз, - так же, шепотом, ответила  я.  -  И
сократи свои речи, о Ильдерим, иначе...
     Тут я замолчала.
     Но он, кажется, понял, что я имела в виду.
     - Хорошо, о Бади-аль-Джемаль, - сказал он. - Мы  возведем  халифа  на
престол при более подходящих обстоятельствах. Если таково наше желание,  и
если ты не переменишься... А сейчас займемся  делом.  Ведь  нам  предстоит
сегодня проникнуть во дворец.
     - Ради Аллаха, при чем тут ты?  -  изумилась  я.  -  Давай  не  будем
придумывать себе лишних опасностей! Я и одна могу пронести туда  клетку  с
попугаем. А если меня в чем-то заподозрят, я притворюсь одной из невольниц
Ситт-Зубейды, и открою лицо, которое будет  нежным  лицом  женщины,  а  не
бородатой рожей купца из Басры!
     - Всякий халиф обязан проявлять заботу о своем  престоле,  -  туманно
отвечал Ильдерим. - Я не отпущу тебя одну. Иначе с тобой наверняка  что-то
случится. Ибо, хотя ты и владеешь  саблей,  как  бедуинский  разбойник,  а
стреляешь, как на состязаниях лучников, ты - женщина, и в любой миг  может
вылезти на поверхность твоя бестолковость. Так что не спорь  со  мной,  не
раздражай меня и не пытайся от меня отделаться, ибо я - твой повелитель, и
ты сама прекрасно знаешь это!


     И когда аш-Шаббан купил царевну Бади-аль-Джемаль, он отвел ее в  свой
дом, и попытался склонить на свою сторону, чтобы она отдала  ему  каменный
талисман. Но царевна поняла его козни, и узнала, что он поклялся разводом,
и Каабой, и бородой пророка,  что  уничтожит  талисман.  И  она  придумала
хитрость против аш-Шаббана, и надела ему на голову горшок с  ароматической
смолой, и убежала.
     И она хотела найти ювелира Ибн аль-Кирнаса, приятеля халифа, чтобы он
отвел ее во дворец, и показал повелителю правоверных, и  продал  в  гарем,
ибо она не видела иного пути к Зумруд. И она пришла к его лавке,  и  вдруг
видит, что туда входят невольники аш-Шаббана. А царевна  знала,  насколько
настойчив в достижении своей цели этот гнусный визирь. И она  поняла,  что
путь во дворец через посредство Ибн аль-Кирнаса для нее закрыт.
     А когда царевна в растерянности пошла по улицам и переулкам, ее бедер
коснулась мужская рука, и она обернулась, и  узнала  Ильдерима,  купца  из
Басры. И она обрадовалась великой радостью.
     А Ильдерим открыл ей лицо, и тоже узнал  ее,  и  понял,  что  это  не
мальчик, а  женщина,  и  тоже  обрадовался  великой  радостью.  И  царевна
рассказала ему о своих обстоятельствах, и осведомила обо всем, что связано
с половинкой запястья. И Ильдерим вспомнил, что на багдадский базар  часто
приходит маленький евнух, и  продает  половину  запястья,  но  запрашивает
такую  цену,  что  все  смеются,  и  запястье  остается   непроданным.   И
Бади-аль-Джемаль поняла, что это Зумруд ищет ее и подает ей знак.
     И они пошли, и  нашли  маленького  евнуха,  и  поговорили  с  ним,  и
Ильдерим дал ему выпить воды из источника Мужчин,  и  мальчик  обрадовался
великой радостью, так как перестал быть евнухом. И он обещал,  что  введет
Бади-аль-Джемаль и Ильдерима в гарем повелителя правоверных.
     А этот мальчик по имени Ахмед знал всех во дворце,  и  его  тоже  все
знали, и он сказал Ильдериму, кому для подкупа достаточно горсти дирхемов,
а кому - кошелька динаров. И царевна с  купцом,  неся  с  собой  талисман,
тайно вошли в гарем повелителя правоверных, в помещение его любимой  жены,
Ситт-Зубейды. И она  нашли  там  Зумруд,  и  Зумруд  обрадовалась  великой
радостью, ибо срок ее родов приблизился, и она боялась,  что  дитя  умрет,
если его не будет охранять талисман. И она позвала  двух  женщин,  которых
приставила к ней Ситт-Зубейда, их звали: одну Хубуб, а другую -  Ясмин.  И
Бади-аль-Джемаль дала этим невольницам денег, и велела им быть при  Зумруд
неотлучно. А они  были  женщины  опытные,  умеющие  помогать  роженице,  и
принимать младенца, и утишать боль разными снадобьями.
     И когда Зумруд пошла  в  комнату,  и  Бади-аль-Джемаль  с  Ильдеримом
приготовили талисман, и невольницы принесли чистые  материи  и  кувшины  с
охлажденной водой, и снадобья, и все  было  готово  к  появлению  на  свет
ребенка, прибежал Ахмед и сообщил, что обстоятельства изменились.
     А дело в том, что мерзкий аш-Шаббан понял, что  царевна  найдет  себе
путь во дворец, и что настало время действовать решительно.  И  он  достал
самые изысканные редкости и диковины из своих сундуков, и среди  них  были
камни,  отшлифованные  и  необработанные,  в  оправе  и  без   оправы,   и
чернильница, выдолбленная из цельного  рубина  и  завернутая  в  хлопковую
вату, и амбра такой стойкости,  что  если  смочить  ею  платок,  то  можно
стирать его в воде столько раз, что он весь истреплется, и останутся  лишь
нити утка и основы и запах амбры. И он велел своим невольникам  взять  все
это, и повел их во дворец, и Ситт-Зубейду известили о его  приходе.  А  он
был льстивый царедворец, и она охотно беседовала с ним из-за занавески.
     И аш-Шаббан принес ей подарки, и  она  обрадовалась,  и  когда  он  в
очередной раз попросил себе невольницу Зумруд, она не могла ему  отказать.
И аш-Шаббан попросил Ситт-Зубейду отдать ему Зумруд немедленно, чтобы  она
родила ребенка не во дворце халифа, а  у  него  дома.  А  он  лгал,  будто
ребенок - его внук, дитя его сына, якобы убитого Зумруд, и будто Зумруд  -
дочь его брата.
     И Ситт-Зубейда поверила ему, и  взяла  подарки,  и  приказала  Ахмеду
привести Зумруд,  и  он  прибежал  в  ее  комнату  и  рассказал  обо  всем
Бади-аль-Джемаль и Ильдериму.
     И царевна растерялась, а купец задумался, и призвал на помощь  Аллаха
великого, могучего, и спросил Ахмеда, не может ли тот вывести их  всех  из
дворца, ибо здесь они попали в ловушку. И Ахмед отвечал  ему,  что  сейчас
это опасно, ибо, если он не приведет сейчас Зумруд, все начнут ее  искать,
и поднимется суматоха, и перекроют им все пути к бегству.  Но  тут  же  он
добавил, что излазил весь дворец, и нашел ход в подземелье, но  никому  не
говорил о нем, и что он не знает, куда в конце концов приведет  этот  ход,
но иного пути к спасению для них для всех не видит.
     И Бади-аль-Джемаль с Ильдеримом,  посовещавшись,  решили,  что  нужно
уйти в подземелье,  иначе  за  Зумруд  явятся  вооруженные  невольники,  и
обнаружат в  ее  комнате  незнакомого  мужчину,  и  во  дворце  повелителя
правоверных начнется такая суматоха и заваруха, что весь Багдад  сойдет  с
ума.
     И они приказали невольницам взять Зумруд,  а  сами  взяли  материи  и
кувшины с охлажденной водой, и Бади-аль-Джемаль понесла клетку с попугаем,
а Ахмед понес впереди всех факел, и они нашли дверь, ведущую в подземелье,
и вошли в нее, и закрыли ее за собой.
     А Ситт-Зубейда и аш-Шаббан ждали, пока приведут Зумруд, и их терпение
иссякло, и они послали за ней другого евнуха, и он вернулся  с  известием,
что Зумруд, Хубуб и Ясмин пропали. И аш-Шаббан понял,  что  это  дело  рук
царевны Бади-аль-Джемаль.
     Он покинул Ситт-Зубейду, а та была в ярости,  потому  что  во  дворце
происходят непонятные вещи, и вышел из дворца, и пришел к себе  в  дом,  и
там уединился, и вызвал двух подвластных ему ифритов,  тех,  что  упустили
Бади-аль-Джемаль в горах. И он  хотел  послать  их  во  дворец  повелителя
правоверных,   чтобы   они   разрушили   дворец   и   уничтожили   Зумруд,
Бади-аль-Джемаль и талисман. Но ифриты не могли проникнуть во дворец,  ибо
входы охранялись знаками и заклинаниями. Тогда аш-Шаббан велел им в образе
мышей и крыс обойти вокруг дворца, чтобы узнать, нет ли тайного  хода,  не
охраняемого заклинаниями. И они пустились в путь, и через некоторое  время
появились и сказали, что нашли такой ход,  и  ему  больше  тысячи  лет,  и
никаких знаков над ним они не обнаружили. И аш-Шаббан понял,  что  настало
время рискнуть всем, что  он  имеет,  ибо  если  погибнет  его  повелитель
Бедр-ад-Дин, то и его самого ждет  смерть.  И  он  взял  самых  сильных  и
крепких из своих невольников, и дал им мечи и дротики, и сам пошел  вместе
с ними, и пришел ко входу, указанному ифритами, и вошел в него.
     А царевна Бади-аль-Джемаль, Ильдерим, Зумруд, Ахмед,  Хубуб  и  Ясмин
спускались по лестницам, и шли  узкими  ходами,  и  поднимались,  и  опять
спускались, и поворачивали то вправо, то налево. И они  продвигались  так,
пока не оказались в большом помещении под  сводом,  и  его  стены  и  углы
тонули во мраке, и не видно было другого выхода из него.


     - Воистину, ничего мрачнее этого подземелья  не  создано  Аллахом!  -
воскликнула я. - Кроме разве что преисподней...
     -  И  скверное  это  обиталище...  -  проворчал   попугай,   которому
путешествие тоже не  очень  нравилось,  настолько  не  нравилось,  что  он
принялся бурчать на вовсе незнакомом языке, и, судя по звукам и выражению,
это были гнуснейшие ругательства того языка.
     - Зато нас здесь никто не найдет, о госпожа! - обнадежил Ахмед.
     И мы вошли в подземный зал, и  осветили  его  факелом,  и  обнаружили
следы разрухи и запустения.
     - Судя по всему, здесь были конюшни... - задумчиво сказал Ильдерим. -
Или царь Сулейман держал тут пленных  ифритов,  вот  откуда  этот  гнусный
запах. Но нам придется остаться здесь. Пусть Хубуб и Ясмин уложат  наконец
Зумруд, потому что иначе она разрешится от бремени стоя.
     Зумруд стоном подтвердила, что так оно и будет.
     - Надо обойти помещение, о Ильдерим, - сказала я. - Нет ли здесь  еще
какого-нибудь выхода? Клянусь Аллахом, лучше бы нам выйти отсюда вовсе!
     - Нам нужна комната с четырьмя углами, чтобы разместить  талисман.  И
ведь не заставишь ты бедную женщину рожать под открытым небом?  -  спросил
Ильдерим и двинулся в обход помещения.
     А я присоединилась к невольницам, чтобы  помочь  им  удобно  устроить
Зумруд, и Ахмед светил нам факелом.
     - Сколько хлопот я доставила тебе, о царевна... - прошептала Зумруд.
     - Молчи! - приказала я ей. - Не будешь в другой раз играть по ночам в
шахматы с первым встречным! И не зови меня царевной,  слышишь?  Не  настал
еще час звать меня царевной, а  твоего  сына  -  царевичем  и  наследником
престола.
     - Ты воистину права, о Бади-аль-Джемаль! - раздался из дальнего  угла
голос Ильдерима. - Здесь есть дверь, но ее не открывали уже добрую  тысячу
лет. Я даже думаю, что она приросла к стене.
     - Жаль, - сказала я. - Ну что же, займемся  талисманом,  о  Ильдерим.
Время не ждет.
     - Поспешите, - вмешалась невольница Хубуб. - Госпожа моя взволнована,
и это не первые ее роды, так что все, по милости Аллаха,  может  случиться
очень быстро.
     - Давай сюда клетку,  о  Бади-аль-Джемаль,  -  велел  Ильдерим.  -  И
расставляй по углам зеркало и шкатулку.
     - И куда же ты собираешься вешать клетку, о Ильдерим? - спросила я. -
Где здесь север, где юг? И как ты, ради Аллаха, собираешься это узнать?
     Ильдерим так и застыл с клеткой в руках.
     - Воистину, мы попали в ловушку! - воскликнул он.
     - И сквер-р-рное это обиталище! - с  непонятной  радостью  подтвердил
попугай.
     - Придется нам, о Бади-аль-Джемаль,  старательно  помолиться  Аллаху,
чтобы он просветил нас и послал спасение, - неуверенно сказал Ильдерим.  -
Если ты знаешь другое средство, не скрывай его.
     - А есть ли молитва о сторонах света? - спросила я.  -  И  где  здесь
восток, к которому следует поворачиваться во время молитвы?  Кажется,  все
наши труды были напрасны, о Ильдерим, и напрасно я взяла тебя  с  собой  и
принесла тебе погибель...
     - Ты так считаешь?! - у него от ярости вздернулась верхняя губа  и  я
поняла - он ни за что не согласится со  мной.  И  он  будет  сражаться  до
последнего именно потому, что я готова отступить.
     И Ильдерим начал молиться.
     Он сорвал с себя пояс вместе  с  саблей,  чернильницей  и  кошельком,
скинул кафтан и фарджию, устроил из них нечто вроде молитвенного коврика и
рухнул на колени. Не знаю, заклинал ли кто когда Аллаха с таким бешенством
и такой настойчивостью - разве что ифрит, запертый в запечатанном кувшине!
И забота Аллаха вполне соответствовала бурной молитве Ильдерима.
     Мимо его головы пролетел дротик,  вонзился  между  двух  невольниц  и
пригвоздил к убогому ложу одежду Зумруд.
     - К оружию! - крикнула я, как кричала воинам в час набега  и  ночного
боя, а затем выхватила из ножен саблю и  кинулась  к  той  самой  заросшей
двери, откуда вылетел дротик. Но Ильдерим, не  вставая  с  колен,  все  же
опередил меня. Он схватил камень с пола и могучей рукой  запустил  его  во
мрак, прямо в открытую дверь. И этот камень успел вовремя - второй дротик,
вылетевший оттуда, в самом начале полета был сбит с верного пути и  только
снес тюрбан с головы малыша Ахмеда.
     Ильдерим метнул еще один камень и вскочил на ноги. А  пока  он  кидал
эти камни, я уже добралась до двери, и Ахмед с факелом - за мной следом. И
третий дротик остался в руках своего обладателя, ибо я ворвалась в  дверь,
рубя саблей направо и налево,  ничего  не  видя  перед  собой  -  и  из-за
темноты, и от ярости. На шестом или седьмом ударе я споткнулась о мягкое и
покатилась в обнимку с кем-то. Ахмед перепрыгнул через меня, тыча  факелом
вперед, в чье-то лицо, и  я  услышала  вой  обожженного.  А  в  двери  уже
появился Ильдерим с дротиком и запустил  его  наугад  вглубь  коридора,  и
кто-то там закричал предсмертным криком.
     А затем мы услышали топот убегающих ног.
     Когда мы вернулись в подземелье, таща за собой бездыханное,  но  явно
живое и невредимое тело, и  осветили  это  тело  факелом,  я  поняла,  что
молитва Ильдерима дошла до слуха Аллаха и милость его к  нам  безгранична.
Ибо это был хромой  визирь  аш-Шаббан,  и  он,  к  счастью,  лишь  потерял
сознание.
     Под причитания женщин, шуточки Ахмед, дикие  крики  попугая  и  стоны
Зумруд мы стали приводить его в  чувство.  И  я  потребовала  у  невольниц
какого-нибудь снадобья, а Ильдерим твердо сказал, что двух  оплеух  вполне
хватит. И он оказался прав.
     Хромой  визирь,  плешивый  урод,  хуже  пятнистой  змеи,  со  стонами
возвращался в суетный мир. Он кряхтел, охал и  чуть  ли  не  скрипел,  как
прогнившее дерево. Уж не знаю, камень ли в него попал, или он, спасаясь от
камней, налетел лбом на стену, но только за голову он схватился так, будто
эта  голова  уже  раскололась,  и  лишь  руками  можно   удержать   вместе
разваливающиеся куски.
     - Да покарает тебя Аллах, о несчастный! - обратился к нему  Ильдерим.
- Ты что же, думал, о глупец и  сын  глупца,  что  можешь  со  всем  своим
воинством помешать купцу, занятому выгодной  сделкой?  Ты  хотел  войти  в
гарем потайным ходом и убить  Зумруд,  от  спасения  которой  зависит  моя
прибыль? Но Аллах не допустил такого безобразия, и более  того  -  ты  нам
сейчас поможешь спасти ребенка. Отвечай немедленно, о гиена, как ты  вошел
в подземелье! Где этот вход? Сколько ты сделал поворотов? И  не  испытывай
долготерпение Аллах!
     Визирь промычал что-то, чего никто не понял.
     - Ты видишь эту саблю, о сын шайтана и обезьяны? - спросила я.  -  Ты
узнаешь ее?
     Как и следовало ожидать, старый  хитрец  притворился,  будто  у  него
совсем и окончательно отшибло память. Я поднесла острие к самой  его  шее.
Ильдерим же, завладев саблей аш-Шаббана, кольнул его с другой стороны.
     Под стоны роженицы, путаясь и  сбиваясь,  в  круге  света  от  факела
рисовал аш-Шаббан пальцем на грязном полу расположение потайного  входа  у
берега Тигра. И  с  великим  трудом,  считая  повороты,  установили  мы  с
Ильдеримом примерное расположение сторон света.
     Наконец, разобравшись, что где находится, мы приказали Ахмеду  тащить
и расставлять по углам клетку, шкатулку, флаг и зеркало.
     Попугай проникся ответственностью своей миссии и  бормотал  себе  под
нос что-то невинное.
     - Осталось главное, - мрачно сказал Ильдерим. -  Правильно  разложить
камни талисмана.
     То, что мы оставляли напоследок, надеясь,  что  все  как-нибудь  само
собой решится и образуется, встало перед нами  во  весь  рост  и  во  всей
красе. Мы понятия не имели, что делать с этими пятью камнями, после  того,
как собрали в одном помещении флаг, попугая, шкатулку, зеркало и  рожавшую
Зумруд.
     Я выложила их в ряд, начиная с самого большого.
     Мы с Ильдеримом переглянулись. Зумруд заохала.
     Ильдерим поменял местами два камня. Мы опять переглянулись. И стало у
нас на душе очень скверно, так скверно, как в  поговорке,  усвоенной  мною
еще в пещерах: "Будто ифрит нагадил".
     Аш-Шаббан, которого мы временно оставили в покое, лежал, опираясь  на
локоть, и с интересом  следил  за  нами.  Вдруг  он  негромко  и  противно
рассмеялся.
     - Какой же я глупец! - сказал он. -  Воистину,  я  бесноватый  и  сын
бесноватого! Как я не догадался,  что  эти  несчастные  не  знают  секрета
талисмана!  О-хо-хо...  А  ведь  этого  следовало  ожидать,  зная  старого
путаника и скупердяя аль-Мавасифа! Он просто обязан был  что-то  совершить
не так в этом деле с  талисманом!  Вы  никогда  не  догадаетесь,  как  это
делается,  о  порождения  греха!  Вы  можете  раскладывать  эти  камни  до
скончания веков и прийти на суд к Аллаху с ними  в  руках!  А  если  вы  и
догадаетесь, как складывать талисман, вам это окажется не под силу! Ибо вы
не взяли с собой главного!.. Этот ребенок обречен, о  Бади-аль-Джемаль,  и
его кровь на твоей совести!
     - Отрублю голову,  -  не  оборачиваясь  к  нему,  сказал  Ильдерим  и
построил камни клином.
     - Ты можешь отрубить мне что угодно,  о  низкий  родом,  -  продолжая
скрипуче смеяться, отвечал аш-Шаббан. - Где сказано, что  именно  от  моей
руки должен погибнуть младенец? Я просто буду  лежать  здесь  на  полу,  и
ждать, что случится. А если талисман не спасет его, может  случиться  все,
что угодно Аллаху! Из щели в стене выползет змея! Дитя задохнется в  чреве
матери! Рухнет потолок!..
     - Р-р-рухнет потолок! Р-р-рухнет потолок! - заорал попугай,  которому
пришлась по душе эта  угроза.  Он  помолчал  мгновение  и  глубокомысленно
завершил: - Меж бедер твоих р-р-рухнет потолок!
     - Это невозможно, о глупая птица, - сказал ему Ильдерим. - Те своды и
потолки, что находятся между бедрами, не имеют такого  обыкновения...  Ну,
Бади-аль-Джемаль, неужели мы н