тобы ты мог учиться музыке, и теперь ты умеешь играть на фортепиано и на гитаре. Но я не для того втыкалась продавщицей в бакалейном, сидела с детьми и Бог знает чем еще занималась, каждый пенни считала, чтоб ты стал рок-музыкантом. А теперь еще вырядишься, как панк, будешь точно пьяный головорез-краснокожий и опозоришь меня с отцом, наших друзей и отца Кохановского! Святители небесные, дева Мария, помогите мне! Я-то хотела, чтобы ты играл классику, Шопена и Моцарта, чтобы я могла тобой гордиться! Погляди на себя!" Ну и прочее. Все то же дерьмо. Я и ляпнул то, чего не следовало - но у меня уж тогда прямо в глазах помутилось.
     Сэм описал несколько кругов обеими руками, в одной из которых был мешочек с завтраком. Ветряк заработал.
     - "Задница, говоришь, отваливалась? - говорю я ей. - А это что, верблюд?" - И показываю на ее мощную казенную часть. Прости мне, Боже, я ведь люблю мать, хоть она и проедает мне плешь. В общем, пришлось спасаться бегством. Она швыряла в меня посуду и гонялась за мной с метлой. Я пронесся по всему дому и вылетел на задний двор, а она знай вопит, а старик ржет как сумасшедший, прямо по полу катается - рад, что досталось еще кому-то, кроме него.
     Джима обидело, что Сэма не очень трогают его проблемы с отцом. А Джим-то ему открылся, ища всем существом поддержки, понимания и совета. Вот тебе и друг, ближе которого нет. Игнорирует абсолютно не терпящий отлагательства кризис своего друга и говорит о собственных трудностях - Джим и так о них слышит слишком часто.

ГЛАВА 6

     Они свернули с Корнплантер-стрит на Питтс-авеню. По ней еще шесть кварталов до Бельмонтской Центральной средней школы. Мимо них проносились машины со школьниками. Никто из машин не помахал двум пешеходам и не окликнул их, хотя все их знали. Джим чувствовал себя отверженным, прокаженным, хотя единственная его кожная болезнь - это прыщи. От этого его настроение сделалось еще чернее, его гнев еще краснее.
     Иисусе Христе! Эти снобы не имеют никакого права смотреть на него сверху вниз из-за того, что у него отец безработный, что Гримсоны нищие и живут в непрестижном рабочем районе. Они, у кого есть машины, сами не больно-то богатые, кроме Шейлы Хелсгетс, да и у ее семьи дела не очень-то хороши. Закрытие стальных заводов подкосило и ее отца. Он, наверно, сейчас стоит не больше какого-нибудь миллиона, да и то в недвижимости и акциях, которые упали в цене. Джим, по крайней мере, так слышал.
     Сэм не имел понятия, как безумно и безнадежно влюблен Джим. Джим скрывал кое-что от своего кореша - не хотел, чтобы над ним смеялись. Например, свою страсть к Шейле Хелсгетс, или то, что он вперемежку с рок-текстами пишет "настоящие" стихи, или что он много читает и словарь у него гораздо богаче, чем у Сэма и других ребят из их компании, хотя он не всегда знает точно значение того или иного слова.
     -...сигаретку? - спросил Сэм.
     - А, что?
     - Господи Боже! Очнись! В космосе ты, что ли? Вернись на грешную землю. Я спрашиваю - хочешь забить гвоздок себе в гроб?
     Сэм держал в немытой руке с грязными ногтями два "кэмела" без фильтра. Джиму следовало быть благодарным - у него не было денег, чтобы купить целую пачку. Но ему почему-то не хотелось курить.
     - Да ну ее! А допинга, случайно, нет?
     Сэм сунул одну сигарету в угол рта, другую спрятал в карман своей черной рубашки и полез в наружный карман синего пиджака. Оттуда он извлек три капсулы.
     - На. "Черные красотки". На воздушном шаре до луны с гарантией.
     Только осторожней при посадке.
     - Спасибо. Одну возьму. Будет за мной.
     - С тебя теперь семь долларов причитается, - сказал Сэм и тут же добавил: - Это я просто бабки подбиваю. Не к спеху. Ты знаешь, у меня тебе кредит всегда открыт. И сигареты я тоже в счет не включаю. Когда у тебя будут, ты меня выручишь. Ты сам говоришь, что мы Дамон и Пифий, или как их там звать.
     Джим положил капсулку в рот и проглотил всухую, собрав во рту побольше слюны.
     Бифетамин сработал быстрее, чем обычно. Ап - и там, где была усталая кровь, как говорится в рекламе, потекла река расплавленного золота. Она прошла по его венам, не говоря уж об артериях, и каждая молекула норовила обогнать других, чтобы попасть сначала к сердцу Джима,а потом выйти на очередной головокружительный виток. Резкий песчаный свет стал мягким и густым.
     Сэм тоже сунул "черную красотку" в рот и тут же закурил. Он глубоко затянулся, выдохнул дым и догнал Джима. Джим смотрел по сторонам, точно первый раз видел все это. Он видел верхушку школы над убогими домишками (Питтс-авеню - тоже трущоба будь здоров). Дальше, к северо-востоку, стоит трехэтажное здание из бурого кирпича с тосканскими колоннами - Веллингтоновская больница. На юго-востоке торчит шпиль св. Стефана, это самая середка венгерского квартала. Его мать всегда проходит мимо св. Гробиана, ирландской церкви, и ходит к св. Стефану, хотя это лишняя миля пути.
     Если оглянуться на север, там виден купол муниципалитета. Вот где работа кипит - и по большей части грязная, если верить запойному дядьке Сэма Вайзака, судье.
     Питтс-авеню идет строго на север и кончается у подножия Золотого Холма. Там, в поднебесье, расположены дома королей и королев Бельмонт-Сити. Они там потягивают свои мартини, считают свои денежки и глядят сверху вниз на быдло, на пролетариат, на соль земли, на тех, что наследуют - не капиталы, а землю, сырую землицу.
     Отец Джима особенно зол на обитателей Золотого Холма за то, что там работает его жена. Она занята неполный день, и богачи не Бог весть сколько платят (жмоты несчастные!), но лучше такой заработок, чем никакого. Ева Наги-Гримсон работает в одной маленькой фирме и ходит убираться по понедельникам, средам и пятницам.Чеки Эрика по безработице давно перестали поступать. Он нехотя подал на пособие по бедности и получает его. Он принадлежит к поколению, которое считает позорным жить на пособие. Он считает также, что жена не должна работать. Это унижает мужа. Он потерпел крушение как мужчина и добытчик.
     Джим мог понять, почему его отец корчится от стыда, отчаяния и обманутых надежд. Но зачем ему обязательно надо вымещать это на жене и сыне? Может, он думает, что им нравится мерзость, в которой они живут? Разве они виноваты во всем плохом, что случилось с ними в жизни?
     Так почему отец тратит горькие деньги, которые зарабатывает его жена, на выпивку? Почему бы ему не сняться с якоря, не бросить свой обреченный дом, не увезти семью хоть в Калифорнию или еще куда-нибудь, где он мог бы получить работу? Правда, тогда ему пришлось бы пойти против жены. Она мирилась со всем, что он делает, какие бы пакости он ни творил, никогда не жаловалась и не спорила. Только однажды, когда он предложил уехать из Бельмонт-Сити, она твердо заявила, что не послушается его.Что никуда не уедет от клана Наги и своих друзей.
     "Господи Иисусе! - закричал тогда Эрик. - Если ты дружишь с венгром, тебе и врагов не надо!"
     Джим и Сэм были уже в двух кварталах от Центральной школы, огромного старого трехэтажного здания из красного кирпича. По крайней мере, думал Джим, это мое тело в двух кварталах от нее. А где же дух-то? Везде. Надо его словить.
     День, в котором ты живешь, - это настоящее. Но прошлое постоянно с тобой. Оно запускает свой острый ноготь в ткань твоего мозга, отковыривает кусочек, нажимает на нерв, чтобы напомнить тебе, что основа жизни - это боль, а потом ощупывает все твое тело: трогает член, делает тебе проктологический осмотр, лапает твое обнаженное сердце, заставляя его биться, как крылышки колибри, завязывает твои внутренности морским узлом, блюет горячей кислотой тебе в желудок, взбивает кошмары веничком старого Морфея, древнегреческого бога сна.
     Хорошее название для стиха: "Мертвая рука прошлого". Хотя нет. Это штамп, пускай даже большинство рок-авторов штампами не гнушается. Прошлое все-таки - не мертвая рука. Ты носишь его с собой, как нечто живое, как ленточного червя какого-нибудь. Или как хайнлайновского слизняка <См. роман Р.Хайнлайна "Кукловоды". (Примеч. ред.)> с Титана, с ледяной луны Сатурна, паразита, который впускает щупальца тебе в спину и высасывает из тебя жизнь и мозги. Или как лихорадку, от которой никакие пилюли не помогают - жар пройдет, только когда ты загнешься, а тогда уж и пилюли не нужны.
     -...искали на сегодня халтурку, да дохлый номер, - говорил Сэм. - Как-то в субботу нас пригласили в "Уистлдик Таверн" на Муншайн-ридж, но там территория деревенских, красношеих, и пришлось нам играть этот жуткий кантри-вестерн. Лучше б отказались. В общем, сегодня ни фига не светит, и чаша терпения моего переполнилась. В Хэллоуин надо балдеть. Помнишь, как мы перевернули сортир старого Думского, когда нам было пятнадцать? А может, четырнадцать. Ну, помнишь, как Думский выскочил из дома, орал и палил из дробовика? Эх, и драпали же мы!
     - Хорошее дело, - сказал Джим. - Я могу позвонить на работу и сказать, что болею. А выгонят, так и черт с ними.

ГЛАВА 7

     Перед тем как присоединиться ко всей компании, Сэм сунул Джиму квадратик жвачки.
     - На. А то от тебя такой дух, что Кинг Конга свалит.
     - Спасибо. Это, наверно, польская колбаса, уж больно в ней чесноку много. Да и желудок у меня не в порядке.
     Их поджидали трое парней. Хаким Диллард, План, коренастый чернокожий малый, страдающий хронической желтухой. Боб Пеллегрино, Птичкина Кака, здоровый, с черными усами, как у моржа, и одним стеклянным глазом. Стив Ларсен, Козел. Все обменялись рукопожатием, и Джим отметил, что на сто процентов естественно это делает только План. Козел принес самокрутку с марихуаной, и все по очереди потянули из нее, следя за главным входом: не покажется ли директор, Джесс Бозмен (Железные Штаны) или кто-то из стукачей-учителей.
     - Эй, слыхали, что сделал "Кисс" в номере пеорийского отеля?
     - Меняю допинг на тормоз.
     - Говорят, Мик Джаггер подцепил триппер от жены мэра.
     - А старик говорит: "Только выстриги этот гребень на башке, я тебе яйца отрежу".
     - Думаешь, Лам закатит сегодня контрольную?
     - А я себе думаю: да пошел ты в задницу со своим равноберденым треугольником. Дайте определение - как же, я выговорить-то это слово не могу. Но виду не подяю. Мистер Словацкий, говорю, в геометрии я не Копенгаген. Это для республиканцев, а мои все сроду за демократов голосуют.
     -...и послали опять к Железным Штанам. А его и нет в кабинете.
     Секретаршу, поди, трахал в копировальной.
     - А он и говорит: "Ну пускай ты длинный, пускай ты черный, но чего ж ты пучеглазый-то такой?"
     - Не будь ты моим сраным корешом, врезал бы я тебе за расистские анекдоты. Вот я тебе расскажу про белую бабу - ей мышка залезла в одно место, она и пошла к черному доктору. А он говорит...
     Усиленно треща языками, хихикая, хлопая друг друга по задам, боксируя с тенью, компания ввалилась в вестибюль. Джим молчал, отделываясь односложным бурчанием или через силу усмехаясь."Черная красотка" не действовала, как ей положено. Тот, кто продал ее Сэму, наверно, надул его.Там, наверно, бифетамина всего ничего, а остальное аспирин или что-то вроде.
     На пути к своему шкафчику он увидел Шейлу Хелсгетс. Она стояла, прислонившись к стене, улыбалась и говорила с Робертом Бейсингом (Тараном), очень высоким и очень красивым блондином, первым нападающим Центральной, капитаном футбольной и риторической команд. Человек с большой буквы. Денег полно, водит "мерседес-бенц", живет на Золотом Холме. Средний балл - "А". Чистое загорелое лицо. Он, понятно, клеится к Шейле. Но надежные источники сообщают, что он ей пудрит мозги. Его даже видели в ночном клубе в соседнем городе, Уоррене, с Энджи Кэлорик, Минетчицей.
     Джим посмотрел, как он гладит Шейлу по выпуклому задку, и его потянуло блевать.
     Он изо всех сил хлопнул дверью шкафчика. Шейла отвела взгляд от Бейсинга и посмотрела на него. Ее улыбка исчезла. Потом она обернулась к Победителю и заулыбалась снова.
     Шейла, бэби, ты думаешь, он сам Иисус Христос? Хотел бы я распять его, предпочтительно ржавыми гвоздями, и забил бы я их не только в руки да ноги. Да что толку. Все равно бы она смотрела на меня, как на прокаженного. "Нечист он! Нечист!"
     Джим тихо напевал себе под нос, идя через холл к биологическому кабинету N_201.Это было его собственное произведение "Смотрю на тебя снизу вверх".

     Посылай мне
     Зуд, цингу, прыщи и блох,
     Брюхо мне набей бобами -
     Газ тебе же вдарит в нос.
     Раздави меня - будет лепешка,
     Выжми досуха - будет шелуха.
     Где уж нам уж, класс не тот!
     Небо-молот долбит в темя,
     Перхоть сыплется с башки.
     К ногтю, к ногтю, к ногтю, к ногтю.
     Льются камни и свинец.
     Черви, мошки, мертвецы,
     Бог и дьявол, миссис Гранди -
     Всякий смотрит свысока,
     Я в земном ядре и глубже.
     Всякий путь отсюда-вверх.
     Правда, что ли? Я не верю.
     По мне, все дороги - вниз.
     Растерзай меня презреньем,
     Душу в клочья изорви.
     Над клочками зажги свечку
     И обедню отслужи.
     Посылай мне
     Зуд, цингу, прыщи и блох.

     Он вошел вслед за Бобом и Сэмом в большую классную комнату и сел в углу заднего ряда вместе с другими недотепами. Тут, как всегда, громко трепались, подначивали друг дружку, пускали бумажные самолетики и плевались жеваными шариками. Потом, точно нож гильотины, упала тишина, и все замерли - это вошел пожилой, но малопочтенный мистер Льюис Ханкс (Святоша). Мрачный, сварливый и религиозный до омерзения - таков был мистер Ханкс. Добавьте к этому, что он был сторонником библейской теории создания мира, а закон обязывал его преподавать эволюцию, хотя она и называлась скромно "развитием" - и получится озлобленный и несчастный седовласый старец.
     Ханкс произвел перекличку с таким видом, точно зачитывал список душ в судный день. Произнося очередную фамилию, он взглядывал на ее носителя из-под очень толстых очков. Он делал гримасу, называя школьника, которого не любил, и слегка улыбался, называя того, кому не грозит попасть в ад для двоечников. Улыбнулся он ровным счетом три раза.
     Поручив одному из фаворитов отнести список отсутствующих в кабинет директора, Ханкс начал свою лекцию. Она продолжала предыдущую, и ее темой была система размножения лягушки. Джим сначала старался слушать и записывать; потому что его это интересовало. Но у него болел желудок и голова тоже. К тому же у Ханкса был бубнящий и в то же время скрипучий голос. Джиму казалось, что он едет в запряженной волами телеге с немазаным колесом по плоской безлесной равнине. Вид нагонял на него дрему, но скрип колеса не давал уснуть.
     Сэм Вайзак, сидящий рядом, нагнулся к Джиму и шепнул:
     - Сейчас засну. Слабо сказать ему, что он лажу гонит? А то помереть можно со скуки.
     - Возьми да скажи сам, - шепнул в ответ Джим.
     - Да я же в этом ни фига не смыслю и смыслить не хочу. Это ты у нас эксперт. Давай начинай. Старине Сэму охота поглядеть фейерверк. Уважь!
     Внезапная тишина насторожила Джима. Он выпрямился и посмотрел на мистера Ханкса. Старикан жег его взглядом, и все поворачивали головы к Джиму и Сэму. Сердце у Джима понеслось вперед, как белка в колесе. Оно бежало и бежало, только чтобы остаться на прежнем месте, и топот его ног по металлу звучал, как барабанная дробь.
     - Ну все, началось!
     - Итак, мистер Гримсон, мистер Вайзак, - проскрипел Ханкс, - поделитесь, с нами своими соображениями по данному предмету.
     - Мы ничего не говорили, - сказал Джим таким же скрипучим голосом. Он злился, что его засекли, и злился на себя за то, что боится выступить против Ханкса. Старикан точно сделает из него дурака.
     - Ничего, мистер Гримсон? Ничего? Значит, вы отвлекли меня и весь класс лишь ради того, чтобы произвести бессмысленные звуки? А возможно, вы просто подражали обезьянам, от которых, по вашему мнению, вы произошли? Вы имитировали обезьян, это так?
     Сердце Джима забилось еще сильнее, и желудок подскочил и снова ухнул вниз, переливая кислоту из конца в конец. Но Джим, стараясь не подавать виду, встал. Он постарался также овладеть голосом.
     - Нет, - сказал он и прочистил внезапно сжавшееся горло. - Нет, мы не подражали обезьяньему языку. Мы...
     - Обезьяний язык? У обезьян нет никакого языка!
     - Ну, я хотел сказать - обезьяньим сигналам.
     - Уу-оо! - прошептал Сэм, корчась от беззвучного смеха.
     - Когда ваш обезьяноподобный сотоварищ оправится от своего припадка, можете продолжать, - сказал Ханкс. Он глядел на них сквозь толстые очки так, будто очки - телескоп, а он астроном и только что открыл какой-то жалкий астероид, которому нечего делать в этой точке пространства.
     Сэм перестал трястись и закусил губы, чтобы не прыснуть вслух. Джим снова прочистил горло.
     - У меня... у меня возникли кое-какие мысли по поводу того, что вы сейчас сказали - о развитии, то есть о возникновении, жизни в первичном растворе и о статическом... то есть о статистическом неправдоподобии этого. Но мне нужно еще подумать, прежде чем сказать что-нибудь. Сейчас я хотел бы сказать про то, о чем вы говорили на прошлой неделе. Помните? Вы, то есть мы, говорили, почему, например, человеческие и собачьи зародыши так похожи. На ранних стадиях развития, во всяком случае. Вы объясняли, в свете теории развития, почему у человеческих эмбрионов имеются хвосты. Сами вы, очевидно, в эту теорию не верите. Потом вы пытались объяснить, почему, если Создатель сотворил все живые существа всего за пару дней... вы пытались объяснить, почему тогда у всех самцов имеются соски, хотя они в них и не нуждаются... и почему у нелетающих насекомых есть крылья.
     В горле у него пересохло. Ханкс ухмыльнулся как нельзя более подло.
     Все смотрели на него, Джима. Кто-то хихикнул, когда он упомянул о сосках.
     - И почему у змей имеются рудиментальные... рудиментарные... конечности, хотя они им не требуются так же, как самцам соски, а нелетающим насекомым - крылья. Не было бы ни этих сосков, ни конечностей, ни крыльев, если бы все были созданы в один день. А вы сказали, что крылья, соски и конечности были созданы ради симметрии. Создатель, мол, был художник и сварганил всех симметричными.
     Джим сказал о Создателе "сварганил", чтобы позлить Ханкса. Теперь его голос окреп, стал глубже, и говорил он почти без запинок. Его несло. К черту последствия!
     - Но эта "симметрическая" версия, прошу меня извинить, мистер Ханкс, звучит неубедительно. В ней нет логики. Я, по крайней мере, так думаю. Объясните мне вот что, сэр. Если Создатель был таким приверженцем симметрии, почему же он в день творения не снабдил самцов женскими гениталиями и наоборот? Почему у нас, мужчин, нет также влагалищ, а у женщин - мужских половых органов?
     Смех в классе. Мистера Ханкса прорвало:
     - Заткнись и сядь!
     - Но, сэр!
     - Я сказал, заткнись и сядь!
     Джиму следовало бы радоваться - ведь он восторжествовал. Но его трясло от злости. Ханкс - точно как отец. Проиграв в словесной битве, он отказывается слушать дальше и пускает в ход право затыкания рта, которое взрослые используют против детей. И бессмысленно апеллировать к высшему суду, потому что Ханкс - сам член этого суда.
     К счастью, как раз вовремя прозвенел звонок с урока. Ханкс выглядел так, словно его вот-вот хватит удар, однако он не велел Джиму прийти к нему в кабинет после уроков. Джиму казалось, что его собственные сосуды тоже того и гляди лопнут. Но спустя несколько секунд, выйдя в холл, он начал испытывать и радостное волнение наравне с бешенством. Он показал-таки старому пердуну, ходячему ископаемому, ку-клукс-кланцу - христианцу.
     Боб Пеллегрино и Сэм Вайзак шли рядом с ним в толпе. Боб сказал:
     - Что толку, если ты выигрываешь каждый спор с этой падалью. Вкатит он тебе пару, и всех дел.
     Джим был согласен с эпитетом, которым Боб наделил Ханкса. Для молодежи все, кому за шестьдесят, - это падаль, гниль. Пускай старик тщательно соблюдает личную гигиену - его загрязняет близость к смерти. Старуха Смерть - воплощение распа