Джим шел по коридору, здороваясь с немногими встречными пациентами. Ни медбратья, ни санитары, которые могли бы прогнать его обратно к себе в комнату, ему не попадались. Нейт Роджерс, мужик лет под сорок, высокий и мускулистый, но при этом полный урод, стоял, прислонившись к двери бельевой. В руке он вертел сигарету, точно раздумывая, выкурить ее здесь или в предназначенном для этого месте. Увидев Джима, он улыбнулся.
     - Как делишки у мальчишки?
     - Хреново, сволочь ты поганая!
     С этими словами Джим сгреб Роджерса в охапку, развернул его и втолкнул в дверь. Тот споткнулся и чуть не упал. Джим включил свет. Санитар, налетев на дальнюю стенку, обернулся, красный и обозленный.
     - Какого черта, ты, засранец?
     Джим объяснил ему, какого - Роджерс должен был бы и сам догадаться.
     - Скажи Порсене, что ты сделал, или я буду бить тебя, пока не скажешь.
     - Чего? Спятил ты, что ли? Да что я спрашиваю - вы ж все тут чокнутые.
     - Вот-вот. Отвернешься, а мы тебе раз - и горло перережем. Мы... или я один. Так идешь ты со мной к Порсене или нет?
     - Блин, да что ты знаешь, чего у тебя на меня есть? Ничего! Отвали, сопляк, а то по стенке размажу!
     - Твои избитые фразы уморят меня раньше.
     - Чего? Чего?
     - Слушай. Хочешь верь, хочешь нет, но я знаю, как убить тебя за две секунды вот этими голыми руками.
     - Врешь! - ухмыльнулся Роджерс. - Хоть ты и знал бы, все равно бы не стал! Хочешь в тюрягу сесть до конца жизни?
     - Я видел, как ты давал Шервуду наркотики. И другие ребята видели.
     Если они поймут, что меня подставили, они забудут о своем дурацком заговоре молчания. И все расскажут.
     - Ага, разбежались! Думаешь, в их интересах, чтобы поставки прекратились?
     - Нелегальные наркотики у Шервуда мало кто покупает. Они останутся в меньшинстве. Ну так как? Даю тебе пять секунд. Раз, два, три, четыре, пять!
     Роджерс, махая кулаками, кинулся на Джима и в следующий миг растянулся на спине с остекленевшими глазами и открытым ртом. Джим подождал, пока Роджерс не пришел в себя.
     - Это я просто двинул тебя в челюсть. И здорово ушиб себе руку. В другой раз я пну тебя в живот или воткну три пальца тебе под сердце и буду давить его, пока не остановится. Мне неохота это делать, Роджерс. А вообще-то нет - это даже приятно.
     Джим лгал. Ему только сейчас пришло в голову, что лучше было бы придумать какую-нибудь хитрость, чтобы заставить Роджерса сознаться, а не прибегать к насилию. Может, Орк выбрал бы такой путь? Может, он, Джим, все-таки поступает неправильно и себе же делает хуже?
     Ну, теперь уж поздно. Курс взят, и обратного пути нет.
     - А, вон ты как? - сказал Роджерс. - Да я просто буду лежать и не встану, пока ты не уйдешь. Или кричать начну. Тебе кажется, что ты здорово влип - вот погоди, увидишь, в каком дерьме окажешься вскорости!
     Дверь распахнулась, чуть не задев Джима. Он отскочил в сторону и увидел Шервуда - тот вошел и захлопнул дверь за собой. Высокий блондин моргал глазами в удивлении и тревоге. Джим обошел его сзади и стал вплотную к двери.
     - За товаром пришел, Шервуд? А я тут за тебя уже договорился!
     У Роджерса в карманах определенно есть что-нибудь для Шервуда. Не раздумывая, Джим толкнул юного торговца вперед, выскочил в коридор, захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Мимо шла Санди Мелтон, и он велел ей сбегать за охраной.
     - Скажи, что я поймал Шервуда и Роджерса на сделке с наркотиками!
     - Как, ты их выдаешь? - смутилась Санди. - Но ведь...
     - Тут уж либо мне задницу поджарят, либо им. Чеши давай!
     Она вернулась через минуту вместе с охранниками Элиссой Радовским и Айком Вамасом. Джим с трудом удерживал дверь, которую Шервуд пытался выломать.
     - Скорее! Роджерс и Шервуд рассчитываются там внутри! Я их поймал!
     Быстрее, пока Роджерс не запрятал товар!
     Джим отпер дверь и распахнул ее, отступив в сторону. Шервуд вывалился наружу на четвереньках. Охранники ворвались в комнату. У Роджерса в руке был пустой пластиковый пакет - он определенно только что проглотил его содержимое. Такое можно было сотворить только в полнейшей панике, и Роджерсу это все равно не помогло. Охранники извлекли еще шесть мешочков из внутреннего кармана его белой куртки. А потом забрали его в травматологию промывать желудок, чтобы транквилизаторы, которых он наглотался, не убили его.
     Шервуд совершил большую ошибку, когда охранники уводили Роджерса. Он привстал с пола и ухватил Джима за мошонку. Не успев сжать кулак, он получил такой удар ребром ладони по лбу, что шея у него выгнулась назад и он завопил. Через несколько минут Шервуд в смирительной рубашке отправился вслед за Роджерсом.
     Джим прислонился к стене, тряся головой и отдуваясь. Красное облако снова застлало его разум, и он двинул бы Шервуда ногой по ребрам, если бы Санди Мелтон не вцепилась в него, умоляя его успокоиться, Бога ради.
     Явились доктора Порсена, Тархуна и Сцевола, проталкиваясь сквозь столпившихся вокруг больных и санитаров. Немалое время ушло у них на то, чтобы утихомирить и отправить восвояси всех, кроме Санди и Джима, а потом выслушать рассказ этих двоих. Закончив допрос, Порсена распорядился, чтобы Джима заперли в комнате.
     - В основном для того, чтобы ты еще куда-нибудь не ввязался и остыл, - сказал он. - Я зайду к тебе, когда расхлебаю эту кашу. Не хочу, чтобы ты заварил еще и другую.
     Психиатр, всегда невозмутимый, был сердит - это видно было по его лицу и голосу. Джим безропотно отправился к себе. То, что он довел даже доктора Порсену, глубоко огорчило его. Но в тот день Порсена, вопреки ожиданиям Джима, не вызвал его к себе в кабинет. Только опять прописал Джиму торазин, убедившись, что тот принял предыдущую дозу.
     Транквилизатор не успокоил Джима. Джим приходил в бешенство, мучился раскаянием и снова бесился. Вместо того чтобы лечь спать после отбоя, он метался по комнате, холодея от горя и кипя от ярости.

ГЛАВА 26

     Джим пришел к Порсене на индивидуальный сеанс. На стене в кабинете появилась новая бумага в рамке, исписанная большими затейливыми буквами. Со своего места Джим не мог ее прочитать, но полагал, что это последняя почетная грамота. У доктора по стенам больше дипломов и грамот, чем у голливудского магната в свите подлипал.
     А в углу на верхней полке стоял новый бюст. Под ним, как и прежде, располагались белые, со слепыми глазами и пышными бородами изображения античных философов и две статуэтки: сидящий Будда и св. Франциск Ассизский. Джим, заинтересовавшись новым приобретением, встал и подошел посмотреть, пока Порсена дописывал что-то.
     Бюст - вылитый Юлий Цезарь, если бы не усы - изображал доктора Порсену. Внизу была надпись: "Неизвестному психиатру".
     Джим, хотя и был совсем не в смешливом настроении, не выдержал. Ну и юморист этот доктор, хотя юмор у него довольно сдержанный и спокойный.
     В начале сеанса Порсена кратко изложил, как обстоит дело с "кашей", в которой все еще пребывал Джим. Говорил он очень быстро, но четко и без пауз - точно на аукционе. Он всегда говорил так, когда хотел покончить с чем-то второстепенным, прежде чем перейти к главному - к терапии.
     Роджерсу позволили уйти с работы, не обвиняя его в торговле наркотиками. В обмен на это он обязался рассказать все начистоту и не подавать в суд на Джима за нападение и нанесение телесных повреждений, как угрожал раньше. Джилмен Шервуд тоже отказался от своего обвинения по той же статье плюс покушение на убийство. Доктор дал ему понять, что если он не откажется, то и его обвинят в торговле наркотиками. Более того - выгонят из группы.
     Шервуд вернулся в свою комнату, но состоял под строгим надзором. Ходил он, держась очень прямо, шею поворачивал с трудом и держался подальше от Джима.
     Крэнам и Мак-Донрах тоже не стали подавать жалобу на Джима. Доктор Порсена сам обвинил их в том, что они вели себя с Джимом неправильно. Их оставили в больничной охране, но в психиатрию больше направлять не будут.
     - Я крепко верю в то, что человеку нужно давать шанс, - сказал доктор. - Тебе он тоже дается в настоящем случае. За тобой будет такой же надзор, как и за другими. Итак - я уже говорил, что у тебя необычайно живое воображение. Оно позволило тебе быстрее продвинуться в терапии, чем многим пациентам из твоей группы. Но я не хочу, чтобы ты задирал нос по этому поводу. Тебе просто повезло родиться с таким даром.
     Доктор сделал паузу. Его синие глаза наводили на мысли о викингах, про которых рассказывал Джиму дед. Вот такие глаза могли быть у Лейфа Счастливого, глядящего на хмурое, полное опасностей море, которому нет конца. Где-то там, за горизонтом, лежит неведомая земля. Не слишком ли далека она? Не лучше ли вернуться в Гренландию?
     Доктор вышел из задумчивости - он принял решение.
     - Настало время, - сказал он, - избавляться от нежелательных черт Рыжего Орка.
     Джим не ответил. Он так застыл на стуле, точно Порсена поместил его в криогенный цилиндр - только глаза моргали.
     - Что скажешь? - спросил доктор.
     Джим поерзал на сиденье, глядя в потолок, и облизнул губы.
     - Мне... мне, надо признаться, страшно. Как будто меня... постигла большая утрата. Я не знаю...
     - Знаешь, - сказал Порсена.
     - Это правда необходимо? Не форсируете ли вы события? Я только-только вошел в Орка. Господи, сколько же это дней прошло с тех пор? Не так уж и много!
     - Для терапии неважно, сколько дней прошло. У нас не исправительное заведение. Учитывается только твой прогресс. И не надо стыдиться, если тебе страшно. Все пациенты на этой стадии впадают в панику. У меня возникли бы сильные подозрения, если бы ты воспринял это как должное. Я не знал бы, по-настоящему глубоко ты проник в личность Орка или нет. Теперь у меня нет ни малейших сомнений по этому поводу.
     - Не слишком ли глубоко?
     - Вот это надо выяснить.
     - Что же в Орке плохого?
     - Это ты мне скажи.
     - Я бы хотел сначала поговорить о его хороших сторонах.
     - Как тебе будет угодно. Только перед этим скажи мне, каковы сейчас твои ощущения, эмоциональные и физические? Помимо страха.
     - Мне стало лучше, когда я собрался поговорить о хорошем в Орке. Но сердце все еще колотится. А в кишки точно жира напихали. И помочиться бы надо.
     - Потерпеть можешь? Или уж очень приспичило?
     - Не знаю. Могу, наверно. Дело не так плохо, как мне казалось секунду назад.
     - Итак, положительные качества Орка. Те, которых, потвоему, тебе не хватает или они слишком слабо развиты.
     - Слушайте! - выпалил Джим. - Не могу я его бросить! Я ему нужен! Там ведь мозг-призрак - я должен избавить Орка от него! Если призрак возьмет верх, Орк уже не будет по-настоящему Орком! Я не захочу больше входить в это тело, если мозг перестанет принадлежать Орку! Мне будет противно! И потом, это потеряет всякий смысл. - Джим остановился, чтобы проглотить слюну. Рот и губы пересохли. - Да вы и не позволите мне больше входить в него.
     - Я этого не говорил. Это твой собственный вывод, и я хочу, чтобы ты разобрался в нем повнимательней. А когда разберешься, скажи мне, почему ты думаешь, что я заставлю тебя бросить Орка. Ведь ты так думаешь? Что тебе придется расстаться с Орком. Но я не говорил, чтобы ты с ним расстался. Я не хочу только, чтобы ты входил в него какое-то время - какое именно, зависит от твоих успехов. Потом ты продолжишь свои визиты. Так какие же у него хорошие черты?
     - Ну... несгибаемое мужество. Решимость - он ни перед чем не останавливается. Изобретательность - использует то, что под рукой, чтобы добиться своего. Горячее желание все познать. Любопытство. Высоченная самооценка. Хотел бы я такую иметь! Умение приспособиться к любой ситуации, умение ладить с людьми и высокого, и низкого ранга, когда ему это выгодно. Терпение, как у черепахи. Но, когда прижмет, он действует быстро, как кролик.
     - Еще?
     - Ну, его отношение к родным. Там не все благополучно, но он по-настоящему любит свою мать, хотя и злится на нее за то, что она недостаточно стойко и недостаточно часто дает отпор отцу. И все-таки она сильная. А по своей тетке Орк с ума сходит. Что же до туземцев, в особенности его кровных сестер, то он никогда не проявлял к ним жестокости. Вы скажете, что он соблазняет этих женщин, делает им детей, и это не очень-то по-христиански. Но он никогда их не принуждал, а для туземки почетно родить ребенка от властителя. Это безусловно улучшает условия ее жизни.
     - В какой степени тебе, по-твоему, удалось перенять положительные качества Орка? Например, удалось ли тебе повысить свою самооценку?
     - Уж это вам судить!
     - А я спрашиваю тебя.
     - Ну, по-моему, я стал ценить себя гораздо больше, и это хорошо. То есть... моя самооценка теперь намного выше. Лучше. Только...
     - Только что?
     - Моя ли это самооценка? Или я позаимствовал ее у Орка? Может, я и на Земле продолжаю изображать Орка и теперь всегда так будет?
     - Человека с нормальной самооценкой не волнует, что о нем думают другие. Он или она сам себе судья. Я бы сказал, что истинным проявлением твоей нормальной самооценки послужило твое поведение, когда ты столкнулся с проблемой. Мне кажется, ты взял дело в свои руки. Не мямлил. Не просто сидел и думал, что надо бы сделать то-то и то-то, а взял и сделал. Я правильно подметил?
     - Да, вроде в точку, - кивнул Джим. - Я повел себя не так трусливо, как бывало раньше. Так мне сдается.
     - А может быть, ты никогда и не был таким трусом, каким считал себя?
     Дрался же ты с тем хулиганом, Фрихоффером, хотя мог бы и уклониться.
     - Ну да, уклониться! Чтобы все подумали, будто я наклал полные штаны!
     - Случись это сейчас, из-за чего бы ты дрался: из-за боязни общественного мнения, которое сильнее даже страха перед физическим насилием, или просто потому, что не боялся бы своего противника? И считал, что пора дать ему отпор?
     - Ну, наверно, по той, второй причине. Откуда мне знать заранее?
     - Но ведь то же самое, в каком-то смысле, с тобой уже случилось. И на этот раз тебя не пришлось загонять в угол и доводить до отчаяния, чтобы заставить заняться Шервудом и Роджерсом. Как только ты понял ситуацию, ты тут же все решил. Можно было, конечно, решить по-иному и более разумно. Суть в том, что ты сделал это без промедления. А теперь перейдем к отрицательным качествам Орка.
     - Ну, это легко. Он высокомерен. Но это не его вина. Его воспитывали, как властителя. Властители считают себя избранниками Бога, хотя в Бога и не верят. Точнее, они только себя считают людьми. Остальные - это существа низшего порядка.
     - Ты его оправдываешь. По-твоему, высокомерие - действительно отрицательная черта?
     - Конечно. Я не хочу быть паршивым снобом.
     - Значит, Орк - паршивый сноб? В твоем понимании?
     - Ну да.
     - Еще?
     - Еще он жестокий. Вообще-то все властители такие. Но поначалу, когда я только вошел в него, он еще как-то сочувствовал другим. Он и с отцом поссорился из-за того, что отказался убить своего кровного брата, хотя тот был лебляббий. Но не думаю, чтобы теперь в нем осталась какая-то жалость или способность сочувствовать. Если и осталась, то небольшая. Потом - он все время на взводе. Почти все время. Всегда зол. Но это потому, что отец с ним так обошелся, а мать не сумела помешать отцу отправить сына на Антему. Ну как они могли поступить так с сыном? Он просто не желал пресмыкаться перед отцом, лизать ему задницу и выносить незаслуженные удары, пинки и оскорбления - вот и все. Вполне понятно, что Орк бесится. Нельзя его за это упрекать. Я бы тоже злился, как сто чертей. Так ли уж это плохо?
     - Мы уже говорили с тобой об адекватном и неадекватном гневе. По твоим словам, Орк задумал добыть в мире Зазеля машину разрушения, чтобы уничтожить свой собственный мир. А ведь при этом погибнет не только его отец. Смерть постигнет также его мать, братьев, сестер, несколько миллионов туземцев и вообще все живое во вселенной. И это адекватная месть?
     - Да ведь это только фантазии! У всех бывают такие, но никто же их не осуществляет! И потом, Орк собирался спасти сначала мать и брата.
     - И дать погибнуть всем остальным. Да, те, кто лелеет подобные мечты о мести, в жизнь их обычно не воплощают. Но об Орке этого не скажешь. Он намерен выполнить, что задумал, если сумеет вернуться за машиной разрушения. Если он заполучит-таки эту машину, осуществит он свой замысел или нет?
     - Надеюсь, что нет. Это было бы ужасно. Но я же не буду знать, что он сделает, если не вернусь к нему, правда?
     - Возможно, ты и сейчас уже знаешь. Только сознаться не хочешь. А что сделал бы Орк, если бы его подставили так же, как тебя?
     - То же, что и я, - гордо сказал Джим. - Я сделал то, что, как мне казалось, сделал бы он.
     - Значит, напал бы на охранников? Вряд ли - ведь он, по твоим словам, в большинстве ситуаций рассуждает очень трезво. Да, тебя спровоцировали. Но не настолько, по моей оценке, чтобы так кидаться на людей. И разве так уж необходимо было бить Шервуда и Роджерса? Неужели нельзя было разоблачить их как-то иначе?
     - Ясное дело - я мог бы настучать. Но что бы я доказал, если бы просто донес на них охране или вам? И потом, я не стукач!
     - Ты их разоблачил. Но при этом причинил боль Шервуду.
     - Он первый начал!
     - Твоя оборона больше походила на нападение. Чересчур активная оборона.
     - Орк поступил бы точно так же!
     - Вот именно. Это представляется тебе адекватным действием?
     Джим нахмурился и прикусил нижнюю губу.
     - Вы хотите сказать, что я, действуя в моей ситуации, как Орк, поступил неправильно.
     - Я ничего не хочу сказать. Ты сам это сказал. И?
     - Да, я понял. Я не разобрался как следует, что в поведении Орка адекватно, а что неадекватно.
     - И в твоем тоже.
     Психиатр продолжал развивать эту тему, и Джим лишний раз убедился, что Порсена из тех проводников, что предоставляют своим клиентам самим составлять карту. Только путешественник не может предугадать, в какую сторону проводник его поведет.
     В конце сеанса доктор велел Джиму каждый день заходить в аптеку за предписанной дозой торазина.
     - Будешь пока что его принимать. Возможно, недолго. Но в этот период тебе не следует возвращаться к Орку. Я скажу тебе, когда будет можно. Я хочу, чтобы ты как следует поразмыслил о своих впечатлениях и о своем отношении к ним. А после поговорим о возвращении. Я решительно настаиваю - и я знаю, что делаю - на том, чтобы ты не пользовался пентрой без моего на то разрешения. Полеты отменяются до улучшения внутреннего климата, договорились?
     - О'кей. Слышу вас хорошо.
     Выйдя в коридор, Джим вдруг испытал озарение. Но он никак не мог сказать доктору, что ему открылось. Доктор всполошился бы и принял нежелательные для Джима меры. Хотя, возможно, Порсена и так уже подозревает, в чем дело.
     Джим привык быть Орком, стал оркоманом.

ГЛАВА 27

     Было кое-что, о чем ни доктор, ни Джим не упомянули. Во-первых, само собой разумелось, что надсмотрщик Орка не обезглавит и Джим может быть спокоен на этот счет. Ведь, судя по Фармеру, молодой властитель, именуемый ныне Рыжий Орк, был жив и здоров в середине двадцатого века от Рождества Христова. Стало быть, опасения Джима, что Орка убьют, ни на чем не основаны. Почему же тогда он, Джим, так волнуется?
     Другое, что они не обсудили, - это расхождение между тем, что писал о властителях Фармер, и тем, что знал о них Джим. В книгах серии Вала была сестрой Ринтраха и Ядавина. В реальных мирах Джима-Орка Вала была сестрой Энитармон, матери Орка. Ринтрах был вторым ребенком Лоса и Энитармон, младшим братом Орка.
     Поразмыслив над этим, Джим решил, что сведения Фармера отрывочны или же он получил их в сильно искаженном виде.
     Доктор Порсена и другие врачи были убеждены, хотя никогда не говорили этого пациентам, что Многоярусный мир - просто художественный вымысел. Но Джим-то знал, что это не так. Говорят, Фармер испытал в жизни несколько мистических озарений - возможно, тогда