й, которая оказалась на их пути. Словно стайка рыб, они разъехались в стороны, но Анана полоснула лучом по колесам передних машин, и три мотоцикла свалились в одну кучу. Два оставшихся занесло на обочину, где они едва не упали в кювет. Другие мотоциклисты сбавили скорость, объезжая упавших седоков и разбитые машины.
     Кикаха усмехнулся и закричал:
     - Молодец, Анана!
     Но, оглянувшись еще раз, он выругался, и улыбка исчезла с его лица. Из-за поворота в полумиле от них появилась черно-белая машина с красной мигалкой на крыше. Он надеялся, что полиция остановится около сбитых мотоциклов и станет расследовать дорожное происшествие. Но машина объехала кучу тел и битой техники, затем вновь вернулась на дорогу и, включив сирену, помчалась в погоню за Кикахой.
     Когда их отделяло от полицейской машины каких-то пятьдесят ярдов, Анана обернулась и рассекла лучом передние шины. Касание получилось таким мимолетным, что ободы колес уцелели, и их только слегка скосило набок. Машина осела, ее повело в сторону, но она продолжала погоню. Внезапно автомобиль сбавил скорость, обоих полицейских бросило на стекло, и сирена умолкла. Машина дернулась два раза, потом остановилась. Красные мигающие лампы превратились в маленькие точки, и Кикаха свернул за поворот, так и не узнав, что случилось с полицейскими.
     - Если это будет продолжаться и дальше, у нас скоро кончатся заряды!
     - прокричал он. - А мне хотелось бы, черт возьми, приберечь их на крайний случай! Я и представить себе не мог, что у нас возникнет столько проблем. А ведь мы только начали!
     Проехав пять миль, он увидел еще одну полицейскую машину, которая ехала навстречу. Она скрылась в широкой лощине и на минуту пропала из виду.
     - Держись! - закричал Кикаха и свернул с дороги. Перескочив через небольшой кювет, он выехал на широкую поляну, где камней было больше, чем травы. В сотне ярдов от дороги начиналась роща. Кикаха почти добрался до нее, когда в поле зрения снова появилась полицейская машина. Анана, цепляясь за него, прокричала, что полицейские тоже свернули на поляну. Кикаха притормозил. Анана навела излучатель на машину и выстрелила в бугор у самого бампера. Луч прочертил в земле глубокую борозду, шины взорвались, и из радиатора потекла вода.
     Кикаха развернул мотоцикл и под углом к машине направился в сторону шоссе. Двое полицейских, взобравшись на бугор, открыли стрельбу. На таком расстоянии попасть в седоков было практически невозможно, тем не менее шальная пуля пробила им заднее колесо. Раздался хлопок, мотоцикл завилял, и Кикаха заглушил двигатель. Они проехали по инерции еще несколько ярдов. Полицейские с криками бросились к ним.
     - Вот же дьявол! - пробормотал Кикаха. - Мне так не хочется их убивать! Хотя посмотрим...
     Полицейские были толстыми и грузными. Им явно перевалило за сорок, а то и за пятьдесят. Кикаха и Анана могли поспорить в силе и ловкости с любым двадцатипятилетним, но их рюкзаки весили около тридцати фунтов каждый.
     - Мы все равно их обгоним, - сказал он, и они побежали к дороге.
     Полицейские вновь открыли стрельбу, выкрикивая приказы и угрозы. Однако быстро бегать они оказались не в состоянии и отставали все больше и больше, пока наконец не перешли на трусцу. Через полмили полицейские остановились. Присев на обломок скалы, они беспомощно наблюдали, как уменьшаются фигуры беглецов.
     Кикаха усмехнулся, побежал быстрее и, сделав круг, направился к машине. Оглянувшись, он увидел, что полицейские догадались о его намерении. Они почувствовали, что оказались в дураках, и теперь бежали за ним из последних сил. Их ноги и руки мелькали, как поршни насоса, но движения становились все менее энергичными. Вскоре они перешли на шаг.
     Кикаха открыл дверь машины, вырвал микрофон, затем сунул руку под приборную доску и оборвал провода, шедшие от рации. К этому времени к нему подбежала Анана.
     Ключ зажигания по-прежнему находился в замке, а сами колеса, не считая шин, почти не пострадали. Анана забралась в машину, Кикаха сел за руль и завел мотор. Полицейские побежали быстрее. Они открыли стрельбу, но машина, подскакивая на камнях, набрала скорость и помчалась по поляне. Одна пуля пробила заднее стекло, покрыв его узором трещин. Затем автомобиль с грохотом проскочил кювет и выехал на шоссе.
     После двух миль пути, устав от скрежета и яростных рывков, Кикаха решил расстаться с машиной. Он съехал в небольшой овраг, аккуратно запер двери и выбросил ключ в заросли сорняков. Не успели они пройти и пятидесяти ярдов, как послышался нараставший шум. Позади показался автобус. Он был весь разрисован спиралями, точками, квадратами, кругами и кляксами различных цветов По переду и бокам автобуса тянулась длинная строка из ярко-желтых букв с оранжевым обводом - "КОРОЛЬ ГНОМОВ И ЕГО ТУХЛЫЕ ЯЙЦА". Выше надписи виднелись четвертные ноты, маленькие гитары и барабанчики, нарисованные алой и желтой красками.
     Взглянув на мелькнувшие в окнах лица, Кикаха сначала подумал, что автобус захватили "Хамы Люцифера". Все те же длинные немытые волосы, вислые усы и бороды у мужчин; все та же густая косметика и длинные распущенные волосы у женщин.
     Но лица казались немного другими - диковатыми, но не грубыми; отрешенными, но не жестокими.
     Скрипнув тормозами, автобус замедлил ход и остановился. Дверь распахнулась, и из нее высунулся бородатый парень в огромных очках. Он махнул путникам рукой, приглашая в салон. Подбежав к автобусу, Кикаха и Анана осторожно поднялись по ступеням. Их встретили раскаты веселого смеха и бренчание гитар.
     За рулем сидел юнец, похожий на Буффало Билла. Он закрыл дверь, и автобус помчался дальше. Кикаха осмотрелся, приглядываясь к лицам шестерых парней и трех девушек. В конце салона за небольшим раздвижным столом трое пожилых мужчин играли в карты. Взглянув на новых пассажиров, они помахали руками и вернулись к игре. Часть автобуса была отгорожена, и там, как выяснилось позже, находились две костюмерные комнатки, ванная и туалет. На сиденьях и багажных полках лежали гитары, барабаны, ксилофоны, саксофоны, флейты и даже одна огромная арфа.
     Юбки двух девушек едва прикрывали ягодицы. Темно-серые колготки и яркие кружевные блузы рельефно подчеркивали все интересные места их статных фигур, а великое множество разноцветных бус и густая косметика придавали им вид неземных созданий - зеленые и серебристые веки, накладные ресницы, пятна вокруг глаз, как у панды, зеленые (!) и бледно-лиловые (!) губы. В отличие от подруг, третья девушка вообще не пользовалась косметикой. Ее длинные черные волосы доходили до талии. Она носила облегающий свитер в красно-зеленую полоску - без рукавов и с глубоким вырезом спереди. Наряд дополняли джинсы и сандалии. Парни в основном были одеты в брюки-клеш и кружевные рубашки с оборками, но главными атрибутами являлись длинные волосы и темные очки.
     "Королем гномов" оказался высокий парень с лицом обреченного туберкулезника. Его внешность немного оживляли волнистые волосы, длинные усы и огромные очки, которые держались на самом кончике большого носа. В ухе у него торчала серьга. Знакомясь с гостями, он назвал себя Лу Баумом (производное от фамилии Голдбаум).
     Кикаха отрекомендовался Полом Финнеганом, а Анану представил как Энн Финнеган. Он сообщил Бауму, что она приходится ему женой и что они совсем недавно приехали из финской Лапландии. Он знал, что в подобных компаниях обычно не бывает людей, говорящих по-лапландски, и потому считал эту генеалогию абсолютно беспроигрышной.
     - Так, значит, она из страны северных оленей? - воскликнул Баум. - С ума сойти! Настоящая фея!
     Он присвистнул, чмокнул кончики своих пальцев и послал Анане воздушный поцелуй. Слова сыпались из него, как горох из дырявого мешка.
     - Да, куколка у тебя заводная, лопнуть мне на месте! Я просто в отпаде, старик! Слушай, а кто из вас играет на этой штуке?
     Он кивнул на футляр в руке Кикахи.
     Тот ответил, что в музыке они ничего не смыслят, а футляр используют вместо чемодана. Он не стал распространяться о том, что когда-то играл на флейте и увлекался ею до 1945 года. Кикаха не счел нужным описывать те музыкальные состязания на свирели, в которых он представлял честь "медвежьего народа" чужого Многоярусного мира. И он не стал перечислять то великое множество инструментов - земных или совершенно чуждых, - на которых умела играть Анана.
     - Сначала мы бродили по Европе, а потом перебрались в Америку, - рассказывал он. - Этот месяц мы провели в горах, а потом решили сменить обстановку и посмотреть на Лос-Анджелес. Ни она, ни я еще там не бывали.
     - Все ясно, - подытожил Баум. - Простые бродяги.
     Он говорил с Кикахой, но все время смотрел на Анану. Его глазки блестели, руки совершали странные движения, словно он лепил из воздуха бюст Ананы.
     - А она может петь? - неожиданно спросил он.
     - Может, только не по-английски, - ответил Кикаха.
     Девушка в джинсах встала и подошла к ним.
     - Кончай, Лу, - сказала она. - У тебя с этой цыпочкой ничего не выйдет. Наш новый приятель убьет тебя, если ты ее хоть пальцем тронешь. Или она сама тебя прикончит. Эта штучка еще и не на такое способна.
     Очевидно, Лу одолели сомнения. Он придвинулся к Кикахе и уставился в его глаза, будто рассматривал в микроскоп экзотическую бациллу. Кикаха почувствовал в его дыхании странный едкий запах. Через мгновение он понял причину этого зловония. Такой же запах исходил от жителей города Таланак на уровне Америндии - города, вырезанного в жадеитовой горе. Они курили наркотический табак, и, хотя Кикаха никогда не пробовал ничего подобного, он всегда подозревал, что это марихуана. Дело в том, что жители Таланака являлись потомками ольмеков из древней Мексики, и, попав в ловушку, расставленную властителем Ядавином, они, очевидно, пронесли в новый мир ростки любимого дурмана.
     Зеленые глаза Кикахи не вызвали у Лу никаких подозрений. Он медленно повернулся к девушке, которую звали Му-Му Нансен, и сердито спросил:
     - Слушай, милашка, а ты не вешаешь мне лапшу на уши?
     - Нет, Лу, в этих ребятах есть что-то странное, - сказала Му-Му. - Что-то сильное, влекущее и пугающее. Они чужие, понимаешь? Они совершенно чужие.
     Кикаха почувствовал холодок, который волной прокатился по спине.
     Анана придвинулась к нему и тихо зашептала на языке властителей:
     - Не знаю, о чем она говорит, но мне это не нравится. В ней есть что-то от зандры. Девчонка видит суть вещей.
     Слово "зандра" не имело точного или приблизительного аналога в английском языке. Оно означало некую смесь психолога, ясновидящей и безумной ведьмы.
     Лу Баум покачал головой, вытер вспотевший лоб, а затем снял очки и начал надраивать платочком стекла. Его голубые близорукие глаза подозрительно прищурились.
     - Эта крошка чувствует людей не хуже телепата, - сказал он. - Она немного не в себе, но мне такие бабы нравятся. И она знает, о чем говорит.
     - Я чувствую вибрации, идущие от вас, - объяснила Му-Му. - А они никогда меня не подводили. Обычно я просекаю людей вот так... - Она громко щелкнула пальцами. - Но от вас обоих исходит что-то странное. Особенно от нее. Я не могу понять, что именно. Вы как будто не из этого мира. Словно марсиане... Ты врубаешься, Лу?
     Невысокий прыщавый блондин, которого все называли Стертым, поднял голову и отложил гитару в сторону.
     - Финнеган не марсианин, - сказал он с широкой ухмылкой. - У него среднезападный акцент, и похоже, что он из Индианы, Иллинойса или Айовы. Скорее всего хужер, верно?
     - Да, я хужер, - подтвердил Кикаха.
     - Эй, парни! А ну закройте глаза! - прокричал Стертый. - Вы только послушайте, как он говорит. Скажи им что-нибудь, Финнеган. Скажи! Если его голос не точная копия Гэри Купера, я съем парадный бюстгальтер Му-Му!
     По просьбе пассажиров Кикаха произнес несколько слов, и все засмеялись.
     - Вылитый Гэри Купер! А ты, случайно, не поешь за него, парень? - кричали они.
     Их смех разбил ту хрупкую напряженность, которую воздвигли слова Му-Му. Девушка, улыбаясь, села на свое место, но пристальный взгляд ее темных глаз вновь и вновь возвращался к двум незнакомцам, и Кикаха знал, что она не удовлетворена. Лу Баум устроился рядом с ней. Его кадык дергался, как поршень насоса. На лице застыло угрюмое и немного обиженное выражение. Однако Кикаха догадывался, что парня по-прежнему терзало любопытство - вернее, любопытство и легкий испуг.
     Очевидно, он действительно считал свою подругу телепатом. И возможно, даже побаивался ее. Кикаху это не волновало. Он воспринимал ее экспресс-анализ как обычный маневр ревнивой женщины. А она явно хотела отвадить Баума от Ананы.
     На данный момент Кикаха поставил перед собой две задачи - как можно быстрее добраться до Лос-Анджелеса и ускользнуть от наемников Орка. С автобусом им, конечно, повезло, размышлял Кикаха. Но задерживаться в этой компании не стоит. Как только они доберутся до подходящего места на окраине города, он пошлет подальше и "короля гномов", и его "тухлые яйца".
     Кикаха решил осмотреть остальную часть автобуса. Когда он двинулся по проходу, трое пожилых мужчин, игравших в карты, подняли головы, но ничего не сказали. Он почувствовал легкое отвращение к их залысинам и седым волосам, расплывшимся и обрюзгшим лицам, к их морщинам, покрасневшим глазам, двойным подбородкам и большим животам. За двадцать четыре года, прожитых во вселенной Ядавина, он видел только пятерых пожилых человек. Люди там доживали до тысячелетнего возраста - если, конечно, им удавалось избежать несчастных случаев и насильственной смерти. Они не старели вплоть до последней сотни лет, но лишь немногие познавали бренность своих тел. И поэтому старость в мире Ядавина считалась исключительно редким явлением. Однако легкая неприязнь Кикахи не шла ни в какое сравнение с отвращением, которое испытывала к старикам Анана. Она выросла в мире, где не было физически старых людей. И хотя ее возраст достигал десяти тысяч лет и она успела побывать во многих вселенных, земляне казались ей самой безобразной расой в галактике. Властители придерживались строгих эстетических норм. Они удаляли из своих владений все, что казалось им некрасивым и мерзким.
     Зато остальные получали дар нескончаемой юности.
     Баум встал и пошел за Кикахой.
     - Что-нибудь ищешь, друг?
     - Я очень любопытен, - ответил Кикаха. - Тут есть какой-нибудь выход, кроме передней двери?
     - Аварийный выход в женской костюмерной. А зачем он тебе понадобился?
     - Просто мне нравится знать такие вещи.
     Кикаха не понимал, почему других людей удивляла его осмотрительность.
     Ему хотелось разведать пути отхода - что же в этом такого?
     Он заглянул в туалет и две костюмерные, а затем исследовал аварийный выход, чтобы в случае необходимости открыть его без лишних проблем.
     Баум шел за ним следом.
     - Нахальства тебе не занимать, приятель, - сказал он. - Ты знаешь, что любопытство погубило кошку?
     - Но оно оставило живым кота, - ответил Кикаха.
     Баум придвинулся ближе и понизил голос:
     - Слушай, ты действительно зависаешь на этой телке?
     Фраза была новой для Кикахи, но он понял ее смысл.
     - Да. А что?
     - Ты разбил мое сердце, старик. Я приторчал от нее, понимаешь? Только без обид, приятель, - добавил он, когда Кикаха сузил глаза. - Му-Му тоже куколка что надо, но она немного странная. Ты и сам, наверное, заметил. Она говорит, что вы чудики и что от вас надо держаться подальше. Но вы мне нравитесь. И знаешь, если тебе нужны деньжата, скажем, тысяча или две, мы можем запросто договориться. Ты отдаешь мне свою красотку или, образно говоря, уступаешь ее на какое-то время, а сам отваливаешь в сторонку пересчитать шальные деньги... В общем, ты понимаешь, что я хочу сказать.
     Кикаха усмехнулся.
     - Две тысячи? - спросил он. - Наверное, ты ее очень сильно хочешь!
     - Я понимаю, приятель, две тысячи на дереве не растут, но за такую бабцу не жаль и последней рубашки...
     - Наверное, ты неплохо зарабатываешь, если бросаешься такими деньгами.
     На этот раз Баум действительно удивился и даже немного обиделся. - Ты что, смеешься? Хочешь сказать, что не слышал о моей группе? Да нас знает вся страна! Включи любой приемник - и мы там! Тридцать восемь раз в десятке лучших! Золотой диск и концерты в "Чаше" <"Голливудская Чаша" - концертный зал под открытым небом.>! Думаешь, куда мы сейчас едем? Туда, дружочек, в "Чашу"! Неужели не врубаешься?
     - Мы только недавно вернулись в Америку, так что не удивляйся, - сказал Кикаха. - А что, если я возьму твои деньги, а Энн пошлет тебя подальше? Не стану же я силой подсовывать ее под тебя.
     Баум обиделся еще больше:
     - Да мне девки отдаются по дюжине за ночь. Ткну пальцем в любую, и она моя. У меня их как грязи, понял? И ты говоришь, что эта Энн - эта дочка Деда Мороза - пошлет меня подальше? Откажет мне? Бауму? "Королю гномов"?
     Кикаха критически осмотрел его перекошенное прыщавое лицо и кривые прокуренные зубы.
     - Ладно, деньги у тебя при себе?
     До этого момента голос Баума был просительным и льстивым. Но теперь в нем появились нотки торжества и легкого презрения.
     - Я могу дать тебе тысячу, и, возможно, Солли, мой агент, отстегнет еще пять сотен. На остальное выпишу чек.
     - Прямо как на распродаже рабов, - проворчал Кикаха. - Слушай, Лу, тебе же не больше двадцати пяти, верно? И ты вот так соришь деньгами?
     Он вспомнил свою молодость во времена Великой депрессии. С каким трудом ему удавалось сводить концы с концами и как тяжело приходилось другим.
     - А ты точно чудик какой-то, - раздраженно проговорил Баум. - Неужели до тебя не дошло? Или ты просто притворяешься простачком?
     Его голос переполняло презрение. Кикахе хотелось рассмеяться ему в лицо и врезать по зубам, однако он не сделал ни того ни другого.
     - Ладно, гони свои пятнадцать сотен. Но только прямо сейчас. И знай, если Энн на тебя наплюет, обратно деньги не получишь.
     Баум нервно оглянулся на Му-Му, которая подсела к Анане.
     - Подожди, пока мы доберемся до Лос-Анджелеса, - сказал он. - Когда остановимся перекусить, можешь сваливать. Деньги получишь перед самым уходом.
     - А у тебя хватит мужества рассказать своей подружке, что Энн остается с вами? - с усмешкой спросил Кикаха. - Впрочем, это твои проблемы. Я согласен на все условия, но деньги ты принесешь сейчас! Иначе Му-Му узнает о нашем разговоре.
     Баум побледнел, и его челюсть немного отвисла.
     - Ну ты и змей... Наглости тебе не занимать!
     - И еще мне нужен подписанный документ, который будет объяснять происхождение этих денег. Я хочу быть чист перед законом.
     - Думаешь, я собираюсь сдать тебя легавым?
     - Да, мне на ум пришла такая возможность, - ответил Кикаха, удивляясь тому, что полицейских теперь стали называть "легавыми".
     - Возможно, тебя где-то и носило по Европе, но, я смотрю, ты еще не забыл наших коронных приколов, - похвалил его Баум, переходя на менее презрительные тона.
     - Люди вроде тебя есть повсюду, - отозвался Кикаха.
     Он знал, что им с Ананой потребуются деньги, а времени на честный заработок не будет. Воровать и грабить ему не хотелось, и он решил по возможности не преступать границ закона. Если этот самонадеянный глупец считает, что Анану можно купить за деньги, пусть платит за возможность испытать свое счастье.
     Баум покопался в карманах куртки и, вытащив восемь сотенных купюр, вручил их Кикахе. Затем подошел к раздвижному столику и о чем-то заговорил с лысоватым толстяком, который курил огромную сигару. Тот яростно замахал руками и бросил несколько хмурых взглядов на Кикаху. Тем не менее Баум настоял на своем и выпросил еще пять сотен. Он написал записку на клочке бумаги, где удостоверял, что деньги являются оплатой долга Полу Я. Финнегану. Вручив ее Кикахе, он потребовал, чтобы тот написал ему расписку в получении денег. На остальную сумму Баум выписал чек, но Кикаха не сомневался, что оплата по этому аккредитиву будет приостановлена.