т помехой. Такую позицию он в некоторых отношениях одобрял. По крайней мере, они достаточно гладко действовали вместе, но не слишком гладко, поскольку она ясно дала ему понять, что никогда не позволит ему заниматься любовью с ней.
     - Я целиком за отдых, - сказал он. - Но я думаю, что нам лучше будет отдохнуть среди хровака. Мы можем спрятать это судно в пещере недалеко от деревни, а пока мы там живем, мы можем поговорить с моим народом. Я намереваюсь использовать своих соплеменников против Колокольников, если они захотят. А они захотят, ибо любят подраться.
     Вскоре после этого Анана заметила мигающий на приборном щитке огонек.
     - Другой аэролет пытается вызвать этот, - сказала она, - или, возможно, штаб-квартира во дворце Джадавина. Они, должно быть, встревожены, что от него нет сообщений.
     - Я бы прибег к обману, поговорив с ними, но я недостаточно бегло говорю на языке Господов, чтобы одурачить их, - размышлял вслух Кикаха. - Могла бы попробовать и ты, но женский голос они тоже не примут. Пусть себе мигает. Но меня беспокоит одно обстоятельство: у Колокольников есть какое-нибудь средство выследить этот аэролет?
     - Только если мы будем несколько минут передавать сообщение, - уверенно сказала она, - или аэролет окажется в поле зрения. Это моя машина, и я оборудовала её некоторыми защитными устройствами, но их немного.
     - Да, но они могут черпать устройства из четырех дворцов, - возразил он. - Вольфа, твоего, Нимстоула и Джудубры. Они могут привезти из них устройства и снарядить свои аэролеты.
     Анана указала, что если они это сделали, то не снарядили ими этот аэролет. Она зевнула и приготовилась вздремнуть. Кикаха заорал, что она проспала уже двенадцать часов и ей следует пошевеливать своей прекрасной задницей. Если они хотят выжить, им лучше включиться в работу, поторапливаться и так далее, со множеством болеё грубых выражений и переходами на личность.
     Она признала, что он прав. Это удивило его, но не сняло настороженности. Она села в кресло пилота, пристегнула ремни безопасности и сообщила, что готова.
     Машина заскользила параллельно к поверхности горы, а затем направилась к краю уровня, держась в нескольких футах над неровной поверхностью местности. Ей потребовалось два часа, чтобы выбраться с хребта, и к тому времени они оказались на кромке монолита, на котором покоился Индейский уровень.
     Каменный утес почти вертикально уходил на высоту болеё тридцати километров.
     У его подножья находился Океанос, который был не океаном, а морем, имевшим форму кольца, опоясывающего монолит и нигде не достигавшего больше трехсот миль в ширину.
     По другую сторону Океаноса находилась полностью видимая с этой высоты полоса суши, тянувшаяся вокруг этой планеты.
     Полоса на самом деле достигала пятидесяти миль в поперечнике, но отсюда, с края монолита, она выглядела тонкой, как нить. На её сравнительно гладкой, заросшей лесом поверхности жили человеческие существа, получеловеческие создания и сказочные звери. Многие из них были продуктами биолаборатории Джадавина, обязанными ему своим долголетием и немеркнувшей юностью. Там обитали водяные и русалки, козлоногие и козлорогие сатиры, фавны, маленькие кентавры и другие создания, сделанные Джадавином похожими на существа из древнегреческой мифологии. Полоса являлась своего рода Раем, Садом с добавлением множества инопланетных и иновселенных черт.
     По другую сторону полосы Сада находился край дна этого мира.
     Кикаха несколько раз бывал там, как он выражался, "на каникулах", а однажды был загнан туда ужасными гворлами, хотевшими убить его из-за Рога Шамбаримена. Он заглянул через край и почувствовал волнение и страх.
     Зеленая бездна внизу, под планетой, и ничего, кроме зеленого неба и ощущения, что он будет падать вечно, если потеряет опору.
     Кикаха рассказал об этом Анане и заметил:
     - Мы могли бы спрятаться там надолго. Это великолепное место - никаких войн, никаких кровопролитий, помимо расквашенного иногда носа. Оно предназначено для чувственных удовольствий, и никакого интеллектуализма, и оно становится утомительным через несколько недель, если не хочешь стать алкоголиком или наркоманом. Но Колокольники в конечном итоге доберутся и туда, а к тому времени они могут стать намного сильнее.
     - Можешь быть в этом уверен, - подтвердила Анана. - Они начали изготавливать новых Колокольников. Я полагаю, что в одном из дворцов есть пригодное для этого оборудование. В моем-то нет, но...
     - У Вольфа есть, - ответил он. - Даже и так Колокольнику потребуется десять лет, чтобы стать достаточно зрелым и образованным, чтобы занять свое место в обществе Колокольников, верно? Между тем, их численность ограничивается первоначальными пятьюдесятью. Я хочу сказать, сорока шестью.
     - Сорока шестью или пятьюдесятью, но они не остановятся, пока не захватят в плен или не убьют нас, троих Господов, и тебя. Я сомневаюсь, что они до тех пор вторгнутся в какие-то новые вселенные. Они загнали всех нас в угол этого мира и будут продолжать охоту, пока не доберутся до нас.
     - Если мы не доберемся до них, - добавил Кикаха.
     Она улыбнулась:
     - Вот что мне в тебе нравится. Хотела бы я, чтобы ты был Господом. Тогда...
     Он не попросил её уточнить и велел ей направить машину так, чтобы она слетела вниз с монолита. Когда они снизились, то увидели, что казавшаяся гладкой поверхность была во многих местах разломанной.
     Там имелись карнизы и выступы, обеспечивающие дорогу для многих знакомых и незнакомых созданий. Встречались и трещины, которые иногда расширялись и становились сравнительно большими долинами. В долинах текли ручьи и вырывались из отверстий в крутых стенах водопада, была даже река шириной с полмили, с ревом выплескивающаяся из большой пещеры в конце трещины долины, а затем падавшая с края в плескавшееся в двадцати двух километрах ниже море.
     Кикаха объяснил, что площадь поверхности всех уровней этой планеты, то есть горизонтальных районов на вершинах монолитов, равнялась площади поверхности всех вод Земли. Это означало, что суша здесь больше земной. Вдобавок существовали годные для обитания районы и на вертикальных поверхностях монолитов. Они, вероятно, равнялись площади земной Африки. Болеё того, имелись огромные подземные территории, большие пещеры в громадной сети, тянувшейся повсюду под землей В них жили разные народы и звери, приспособившиеся к подземной жизни.
     - Когда примешь во внимание все это плюс тот факт, что тут нет никаких пустынь или районов, покрытых снегом и льдом, то поймешь, что пригодная для обитания суша этой планеты примерно в четыре раза больше земной.
     Анана заметила, что она была на Земле лишь недолго и не помнит её точных размеров. Однако планета в её собственной вселенной была, если она точно помнит, размером примерно с Землю.
     - Поверь мне, - заверил её Кикаха, - это чертовски большое местечко. За двадцать три года, что я пробыл здесь, я много путешествовал, но повидал только малую часть. Мне предстоит еще многое увидеть, если я, конечно, доживу до этого.
     Машина быстро снижалась и теперь парила примерно в трех метрах над катившимися валами Океаноса. Прибой с белым ревом разбивался о рифы или прямо у подножья монолита. Кикаха хотел удостовериться, что вода будет достаточно глубока.
     Он велел Анане пролететь еще две мили. Здесь он выбросил в море четыре шкатулки и их колоколообразное содержимое. Вода была чистая, и угол падения солнечного луча был как раз требуемым. Он мог долго видеть шкатулки, прежде чем их поглотила тьма. Они падали сквозь стаю рыб, светившихся оттенками всех цветов, и мимо гигантского спрута в пурпурно-белую полосу, протянувшего щупальце и коснувшегося одной шкатулки, пока она погружалась.
     Выбрасывать здесь колокола понастоящему-то и не требовалось, поскольку они были пустыми, но Анана не почувствовала бы себя спокойно, пока они не окажутся за пределами досягаемости любых разумных существ.
     - Шесть долой. Осталось сорок четыре, - заключил Кикаха. - А теперь - в деревню Хровака, медвежьего народа, моего народа.
     Аэролет примерно семьсот миль следовал вдоль изгиба подножья монолита. Затем Кикаха взял управление на себя. Он направил аэролет вверх и через десять минут поднялся намного выше двадцати миль крутизны к краю Индейского уровня.
     Еще час осторожного петляния по долинам и перевалам горных хребтов и полчаса рекогносцировки привели их к небольшому холму, на вершине которого находилась деревня Хровака.
     Кикаха почувствовал себя так, словно ему всадили в череп боевое копье. Высокие заостренные бревна, образовывавшие стены деревни, исчезли. То тут, то там торчали из пепла почерневшие пни. Большой зал совета с Л-образной крышей, вигвам для холостых воинов, медвежьи загоны, лошадиные стойла, амбар, коптильни и семейные бревенчатые избы - все исчезло, все было превращено в пепельные холмики.
     Предыдущей ночью прошел дождь, но с нескольких куч курился дым.
     На склоне холма лежало с дюжину широко разбросанных обугленных трупов женщин и детей и обгоревшие трупы нескольких медведей и собак. Они бросились бежать, когда по деревне ударили из лучеметов.
     Он не сомневался, что это сделали Колокольники. Но как они связали его с Хроваком? Кикаха с трудом соображал.
     Наконец он вспомнил, что тишкетмоаки знали, что он происходил из Хровака. Однако они не знали даже приблизительного местонахождения деревни. Мужчины-хроваки всегда путешествовали по меньшей мере на двести миль от деревни, прежде чем останавливались у Большой Торговой Тропы.
     Здесь-то они и дожидались каравана. Хотя сыны медвежьего народа любили поболтать, они бы не открыли местонахождения своей деревни.
     Конечно, у хроваков имелись старые враги и, наверное, они-то и уведомили Колокольников.
     Существовали также фильмы о деревне и Кикахе, снятые Вольфом и хранившиеся во дворце. Колокольники могли прокрутить их и найти Хровака, поскольку местонахождение показывалось на заснятой карте.
     Почему они сожгли деревню и всех в ней? Чем этот акт мог послужить Колокольникам?
     Тяжелым, останавливающимся голосом он задал тот же вопрос Анане.
     Она ответила сочувствующим тоном, и если бы он не был ошеломлен случившимся, то её реакция приятно бы удивила его.
     - Колокольники сделали это не из мести, - сказала она. - Они холодны и чужды нашему образу мышления. Ты должен помнить, что хотя они продукты человеческих существ и были выращены и воспитаны человеческими существами, они являются, в сущности, механической жизнью.
     Кикаха был не настолько ошеломлен случившимся, чтобы не заметить, что на сей раз она отождествляет Господов с человеческими существами.
     - Разумеется, - продолжала она, - они обладают сознанием, что делает их не всего лишь машинами. Но они рождены из металла и в металле. Они столь же жестоки, как и любой человек, но их жестокость холодная и механическая. Жестокость применяется только тогда, когда они могут благодаря ей достичь чего-то желанного. Они могут знать страсть, то есть половое желание, когда находятся в мозгу мужчины или женщины, точно так же, как они становятся голодными, когда проголодается телоноситель, но они не совершают нелогичной мести, как совершил бы человек. Они не уничтожили бы племя потому, что тебе случилось полюбить его. Нет, у них должна быть веская причина - во всяком случае, для них - сделать это.
     - Наверное, они хотели гарантировать, что я не укроюсь здесь, - сказал он. - Они поступили бы умнее, подождав с нападением, пока я это сделаю. Они могли спрятаться где-нибудь в горах, откуда можно все наблюдать.
     Если Колокольники следили за ними, то они и впрямь хорошо спрятались. Фактически, поскольку детектор тепла и массы на аэролете не указывал ничего, кроме нескольких мелких зверей и птиц, Колокольникам требовалось скрываться за чем-то крупным, в каковом случае они тоже не могли бы видеть свою дичь.
     Было болеё вероятно, что машина Колокольников после уничтожения деревни обыскала весь этот район. И, не сумев найти Кикаху, они улетели куда-то дальше.
     - Я возьмусь за управление, - мягко предложила Анана. - Объясни мне, как добраться до Подарги.
     Он был все еще слишком скован, чтобы прореагировать на её необычную заботливость. Позже он задумался над этим.
     Теперь же он велел ей снова лететь к краю уровня и снизиться примерно на двенадцать метров. Затем она должна направить аэролет на запад пока он не скажет ей, чтобы она остановилась.
     Путешествие протекало бесшумно, если не считать воя ветра в открытом заднем конце машины. Он не разговаривал, пока машина не остановилась под огромным навесом сверкающей черной скалы.
     - Я мог бы похоронить тела, - произнес он, - но это заняло бы слишком много времени. Колокольники могут вернуться и проверить.
     - Ты все еще думаешь о них, - проговорила она.
     В её голосе слышались оттенки недоверия.
     - Я хочу сказать, что тебя беспокоит то, что ты не можешь их спасти от пожирателей падали? Не нужно. Они мертвы. Ты ничего не можешь сделать для них.
     - Ты не понимаешь, - ответил он. - Когда я называл их своим народом, я говорил об этом серьезно. Я любил их, и они любили меня. Они были чуждым народом, когда я впервые встретился с ними, чуждым для меня. Я был юным среднезападным американцем середины двадцатого века, фактически из другой вселенной, а они были потомками индейцев, приведенных в эту вселенную примерно двадцать тысяч лет назад. Даже обычаи индейцев Америки чужды и почти непостижимы для белого человека. Я усвоил их обычаи и стал мыслить примерно так же, как и они. Мне было легко и непринужденно с ними, а им - со мной. Я был Кикаха, Обманщик, человек многих способностей. Кикаха, бич врагов медвежьего народа. Эта деревня была моим домом, а они - моими друзьями, самыми лучшими из всех, какие у меня когда-либо были, и у меня были также две прекрасные и любящие жены. Никаких детей, хотя Авивш думала, что она, возможно, беременна. Верно, что я образовал другие личности на двух других уровнях, особенно личность барона-разбойника Хорста фон Хорстмана. Но это все слишком давно исчезло из Дракландии. Хроваки были моим народом, черт возьми! Я любил их, и они любили меня!
     Тут он громко зарыдал. Рыдания сотрясали его тело, стремительно подступая к горлу. Даже после того, как он перестал рыдать, гдето в глубине его оставалась боль. Он не хотел двигаться из-за страха, что боль еще больше усилится. Анана наконец прочистила горло и беспокойно зашевелилась.
     - Все в порядке, - наконец произнес он. - Сажай его вон на тот карниз. Вход в пещеру Подарги примерно в десяти милях к западу. К ней опасно приближаться в любое время, но ночью особенно. Единственный раз, когда я там побывал, это два-три года назад, когда мы с Вольфом уговорили Подаргу выпустить нас из клетки.
     Он усмехнулся и добавил:
     - Цена заключалась в том, что я должен был заняться с ней любовью. От других пленников тоже требовали это, но многие из них не могли, потому что испытывали слишком сильный страх или слишком сильное отвращение, или то, и другое. Когда это случалось, она разрывала их своими большими острыми когтями, словно бумажных. Потому, Анана, - продолжал он, - я в некотором смысле занимался с тобой любовью, по крайней мере, с существом с женским лицом - твоим лицом.
     - Должно быть, ты чувствуешь себя лучше, - заметила она, - если можешь говорить в таком духе.
     - Я должен немного пошутить, поговорить о вещах, крайне далеких от смерти, - бросил он. - Неужели ты не можешь этого понять?
     Она кивнула, но ничего не сказала. Он тоже долгое время хранил молчание. Они поели холодного мяса и сухарей. Разводить костер было бы немудро: свет мог привлечь Колокольннков или зеленых орлиц, или других ползающих по скалам созданий.

13

     Ночь прошла без происшествий, хотя время от времени их будили рев, вопли, уханье, рычание, трубные звуки и посвисты - все издали.
     После завтрака они медленно двинулись на аэролете вдоль скальной поверхности.
     Кикаха увидел над морем орлицу. Он направил аэролет к ней, надеясь, что она не попытается скрыться или напасть. Любопытство победило у неё другие эмоции.
     Она покружила над машиной, которая оставалась неподвижной. Вдруг она пронеслась мимо, закричав:
     - Кикаха!
     Она спикировала вниз. Он ожидал, что она полетит на полной скорости к пещере Подарги. Вместо этого, поведя себя неожиданно, как и можно было ожидать от самки - так он заявил Анане - она снова взлетела к ним. Кикаха указал, что он собирается приземлиться на карнизе, где и хотел бы с ней поговорить.
     Наверное, она подумала, что это даст ей шанс напасть на него.
     Она опустилась неподалеку от машины с легким вихрем сложенных крыльев и стояла, возвышаясь над ними с желтым кривым клювом и пылающими черным и красным глазами. Обтекатель был открыт, но Кикаха держал лучемет, и при виде него она шагнула назад.
     - Подарга! - пронзительно вскрикнула она, но больше ничего не говорила о лице Ананы.
     Одна орлица - на взгляд Кикахи - ничем не отличалась от другой.
     Она, однако, помнила, как он сидел в клетке с Вольфом и как потом орлицы штурмовали дворец на макушке самого высокого монолита, пике планеты.
     - Я - Фивеста, - представилась она.
     У неё был голос огромного попугая, как у всех зеленых орлиц.
     - Что ты здесь делаешь, Обманщик? Разве ты не знаешь, что Подарга приговорила тебя к смерти или, если возможно, пыткам перед смертью?
     - Если это так, то почему ты не попытаешься убить меня?
     - Потому что Подарга узнала от Девиваниры, что ты освободил её из клетки, и она знает, что в Таланаке случилось нечто серьезное, но она пока не могла выяснить, что именно... Она временно считает приговор отложенным, хотя Джадавину - Вольфу - нет, пока не докопается до истины. Дан приказ препроводить тебя к ней, если ты появишься, прося об аудиенции. Хотя я буду честна, Кикаха, предупреждаю тебя, что ты, возможно, никогда не покинешь пещеру, коль скоро вступишь в нее.
     - Я не прошу об аудиенции, - поправил он. - И если я войду в пещеру, то на этом судне и полностью вооруженный. Ты передашь это Подарге? Hо передай заодно, что если она хочет отомстить тишкетмоакам за убийство и пленение многих её орлиц, то я смогу помочь ей. Передай ей также, что по земле бродит великое зло. Оно сомкнет свои холодные пальцы на ней, её орлицах и их птенцах. Я расскажу ей об этом, если я увижусь с ней.
     Фивеста пообещала повторить то, что он ей сказал, и улетела, хлопая крыльями. Прошло несколько часов. Кикаха все больше нервничал. Он сказал Анане, что Подарга настолько безумна, что вполне способна действовать вопреки собственным интересам.
     Он не удивился бы, увидев пикирующую с маскирующе-зеленого неба орду гигантских орлиц.
     Но появилась всего одна орлица. Фивеста сообщила, что он может прибыть на летающей машине и привезти с собой человеческую самку.
     Он может прихватить все оружие, какое только желает - много ему будет толку от него, если он попытается лгать или обмануть Подаргу. Кикаха перевел все это Анане, поскольку они говорили на выродившемся потомке микенского греческого языка, наречии, употреблявшемся Одиесеем, Агамемноном и Еленой Троянской.
     Анана поразилась, а затем преисполнилась презрения.
     - Человеческую самку? Неужели эта вонючая птица не узнает Господа, увидев его перед собой?
     - Очевидно, нет, - отозвался он. - В конце концов, ты выглядишь точь а точь, как человек. Фактически ты можешь скрещиваться с людьми, так что я бы сказал, что ты - человек, даже если ты и иного происхождения. Или не иного? У Вольфа есть на этот счет кое-какие интересные теории.
     Она пробурчала что-то бранное или уничижительное на языке Господов. Кикаха направил аэролет вверх и последовал за орлицей ко входу в пещеру, где Подарга 500 лет держала дом и двор. Место она выбрала хорошее. Скала над входом шла несколько тысяч футов вверх и была почти такой же гладкой, как зеркало. Перед пещерой проходил широкий карниз, и п