ть,  что  же  видит,  но
потом различил статную фигуру барона Оладьина, стоящего посреди какой-то
комнаты, и неизвестного ему православного священника, очевидно, высокого
сана, сидящего за столом  и  что-то  пишущего  гусиным  пером  на  листе
плотной бумаги. Судя по всему, в комнате было темно -  на  столе  горели
три свечи, установленные в бронзовом подсвечнике.
   - ...сведения о  грядущей  опасности,  грозящей  всему  христианскому
миру, - диктовал Оладьин, - абсолютно достоверны и получены от человека,
Провидением заброшенного из мира грядущего  в  наше  столетие.  Понимая,
что,  будучи  широко  оглашенными,  они  могут  подорвать   сами   устои
государства и миропорядка, я завещаю  настоятелю  Валаамского  монастыря
хранить их в тайне триста тридцать лет,  начиная  от  сего  момента,  по
истечении же сего срока тайно оповестить о том североросского  государя,
который волею Божией будет править на тот день, а также христолюбивых  и
ответственных государственных мужей, стоящих при престоле, дабы заботами
мирскими и молитвою отвести  грозную  опасность,  исходящую  из  ада  от
самого сатаны. Братие, молитесь за нас, грешных, и во избежание  прихода
антихристова на землю в образе душегубца  Ленина  Ильича,  вскормленного
капиталистским учением  Маркса,  и  наследника  его,  Сталина-душегубца.
Взрыв хохота потряс своды беседки.
   - Ну вот, еще одна легенда,  -  произнес  Генрих.  -  Похоже,  вокруг
Валаамского монастыря образуется новое  Братство  девяти  неизвестных  с
целью недопущения октябрьского переворота. А уж какими  подробностями  и
сказаниями все  это  обрастет  за  три  столетия  -  и  подумать  жутко.
Интересные  все-таки  формы  приобретает  информация,  просочившаяся   в
неподготовленное общество.
   - Да уж, натворили вы дел со своей экспедицией, - укоризненно покачал
головой Артем, глядя на Басова. - В Литве - да и по всей Европе - сейчас
чернокнижники хранят гильзы от ваших автоматов, как сосуды для  доставки
чертей и злых духов из ада, а инквизиция выискивает их и "нейтрализует",
опуская  в  купели  со  святой  водой.  Интересно,  во   что   все   это
трансформируется дальше?
   Басов со вздохом опустил голову.
   - Ладно, друзья, - положил на стол  тяжелую  ладонь  Рункель.  -  Что
было, то прошло. Давайте думать о будущем.

Глава 71
ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Когда Петр проснулся, у него было такое ощущение, будто  он  вынырнул
на поверхность с пятиметровой глубины. Сознание возвращалось медленно. С
ним стало проявляться и окружающее. В душных  сумерках  летней  ночи  он
лежал на верхней полке грохочущего на стыках плацкартного вагона.
   - Как я сюда попал? - пробормотал он. - Откуда и куда я еду?
   Неспешно,  но  последовательно  память  начала  прокручивать  события
прошлых  дней.  Заманчивое  предложение   неведомо   откуда   взявшегося
бизнесмена принять участие в экспедиции  в  параллельный  мир,  в  эпоху
Ивана Грозного. В эпоху, на изучение которой он  потратил  столько  лет.
Аванс, триста долларов. Боже, как они  выручили  семью!  В  Университете
пришлось взять отпуск за свой счет "по семейным  обстоятельствам".  Жене
пришлось соврать, что уезжает в дальнюю экспедицию на раскопки.  Поездка
в Псковскую область на машине с  Доченко.  Четырехнедельный  тренинг  на
военной  базе  с  какой-то  группой   спецназа   и   угрюмым   замкнутым
фехтовальщиком, ходившим с  казацкой  шашкой.  Потом  -  большой  облом.
Эксперимент провалился. Аппаратура перегорела. Коридор в иное  измерение
потерян и восстановить  его  не  представляется  возможным.  Подписка  о
неразглашении.  Категорический  отказ   Доченко   выплатить   какую-либо
дополнительную сумму сверх аванса. Скажи-де спасибо,  что  и  те  деньги
вернуть не заставили. Финальная попойка с ребятами из спецгруппы. И  вот
его в полубессознательном состоянии везут на армейском УАЗике во Псков и
сажают в какой-то проходящий поезд. Все.
   Нет, не все. Ему показалось, что перед пробуждением он видел и слышал
нечто... Чего упускать нельзя. Наверняка это был сон. Но очень важный...
и бесповоротно забытый. При любой попытке восстановить что-либо в памяти
возникала только гнетущая, душная темнота. От бессилия и  головной  боли
он застонал и откинулся на подушку.
   В коридоре вспыхнули люминесцентные лампы.
   - Петербург, граждане, через полчаса прибываем в Петербург. Витебский
вокзал, - прокричала противным голосом проводница, пробегая по вагону.
   Петербург? В сознании всплыли на мгновение шпили католических соборов
и карета, грохочущая по булыжной мостовой меж аккуратных немецких домов.
Картинка  промелькнула  и  исчезла.  Что  за  бред?  Вспомнился  "Медный
всадник",  Исаакий,  Невский  проспект,  запруженный  машинами.   Теперь
порядок.
   Громко  запела  вагонная  трансляция.  Потом  пошли  новости.  Где-то
возбуждено   против   кого-то   уголовное   дело.   Президент   Владимир
Владимирович Путин что-то сказал о вступлении в ВТО. Ага, надо вступать.
Происшествия: на  одной  из  баз  Черноморского  флота  произошел  взрыв
боеприпасов.  Пострадавших  нет.  Наверное,  опять  грехи  от   какой-то
комиссии скрывают.
   Потом была толчея у туалетов,  ссора  соседа  с  проводницей.  Поиски
своего рюкзака в темноте  багажного  отсека,  завершившиеся  успехом  на
третьей минуте.
   Словно во сне он вышел на перрон и медленно пошел к массивному зданию
вокзала, держа рюкзак  на  одном  плече.  Вокзал  жил  своей  неустанной
жизнью. Носильщик катил тележку, с надеждой заглядывая в лица пассажиров
и ища клиентов.  Пожилые  дачники  с  массивными  рюкзаками  за  плечами
неслись, стремясь успеть на раннюю электричку. Свернув в боковой проход,
он прошел через неширокий проезд и спустился в метро.
   Станция  "Пушкинская".  Кто  такой  Пушкин?  Род  Пушкиных  жил   под
Москвой... Господи, Александр Сергеевич Пушкин,  великий  русский  поэт.
Лицей, Болдино, Михайловское, Черная речка. Боже, как  болит  голова.  И
этот странный, необычный поезд. Почему необычный - для  него,  коренного
питерца?
   Он вышел на станции "Маяковская"  и  медленно  пошел  к  дому.  Город
просыпался. Первые машины уже  спешили  куда-то  по  Невскому.  Невский,
милый Невский, как хорош  ты  был  с  сиреневым  садиком  на  вокзальной
площади, и зачем тебя изуродовали этим зубилом?
   Какой здесь тяжелый воздух! Дышать невозможно.  Да,  после  месячного
сидения во псковских лесах в Питер возвращаться тяжеловато...
   Он неспешно прошел по  улице  Маяковского  и  свернул  в  знакомый  с
детства дворик. Тяжело переставляя ноги, поднялся по лестнице  и  открыл
дверь.
   Заспанная Маринка выскочила  в  коридор  прямо  в  ночной  рубашке  и
удивленно уставилась на него.
   - Господи, - всплеснула она руками, - ты на  себя  не  похож!  Ты  же
сказал, что это на несколько месяцев.
   - Да, отменили, - поморщился Петр. - И кроме аванса больше ничего  не
выплатят.
   - Ну и черт с ним, - вдруг повеселела Маринка. - Слушай, я тебе такое
расскажу...
   - Подожди, - загораживаясь от слабого света, проникающего  в  коридор
из комнаты, словно от луча мощного прожектора, он отвернулся к  зеркалу.
Оттуда смотрело на него лицо предельно уставшего молодого человека.
   - Да, это я, Петр Назаров, тридцати двух лет от роду,  -  пробормотал
он, тупо глядя в зеркало. - Но чего-то не хватает...
   Он поднес руку к лицу, и только тут  понял  чего  -  шрама  у  левого
виска. "Какой шрам? - удивился он. - Не было у меня никаких шрамов!"
   И тут без того мутное изображение в старом зеркале  стало  еще  менее
четким, и сквозь него проступило нечто иное.
   ...Пороховой дым клубами плыл над свинцовыми водами Балтийского моря.
Ядра, падая в воду, вздымали фонтаны брызг. Их  корабль  начал  медленно
разворачиваться в сторону эскадры противника.
   Войдя в пространство между кормой и  носом  двух  шведских  кораблей,
судно снова изрыгнуло огонь из обоих бортов. Было видно, что залп  нанес
кораблям  страшные  разрушения.  Через  несколько   минут   в   это   же
пространство вошел их союзник, также дав залп обоими бортами. В  это  же
время они совершили хитрый маневр, подошли к  одному  из  противников  и
почти в упор дали залп из всех  орудий.  Страшный  треск  от  ломающихся
досок донесся со стороны врага.  Он  начал  крениться  и  тонуть.  Крики
радости огласили палубу победителя.
   - На абордаж! - зычно крикнул Дрейк, выхватывая саблю и  указывая  на
наваливающийся с левого борта шведский фрегат.
   - На абордаж! - взвыла команда.
   - На абордаж! - крикнул Петр, выхватывая свою саблю.
   Его охватила непонятная веселость. Размахивая клинком, он сделал  шаг
к трапу, ведущему со шканцев на палубу, и тут краем глаза заметил, что в
его сторону,  вращаясь,  летит  сбитый  шведским  ядром  кусок  реи.  На
мгновение время остановилось, а потом снова рвануло с места...
   - А-а-а, - закричал Петр и присел, прикрыв голову руками.
   - Что с тобой? - с  тревогой  спросила  Марина,  подбежав  к  нему  и
обхватив обеими руками за шею.
   - Ничего, - пробормотал Петр, - извини, я очень устал.
   - Да, конечно, иди ляг, поспи.
   Заботливо  поддерживая,  она  проводила  его  в  комнату,  подвела  к
расстеленной постели и принялась помогать снимать одежду.
   - Поспи, отдохни, - бормотала она. - А потом я тебе  такое  расскажу,
такое...
   - Марина, я люблю тебя, - сказал Петр, обнимая жену за шею и целуя  в
губы.
   - Я тоже люблю тебя, - сказала она,  отвечая  на  поцелуй  и  помогая
лечь.
   - Мне кажется, я тебя десять лет не видел...
   "А почему, собственно, десять лет?" - промелькнуло в сознании, прежде
чем он провалился в сон.
   Когда он проснулся, солнце уже  заливало  комнату.  Ходики  на  стене
показывали три часа. Марина,  напевая  что-то  веселое,  гладила  белье.
Сашенька угукала в манежике.
   -  Проснулся,  -  вскрикнула  Марина  и   пританцовывающей   походкой
направилась к тумбочке. - А у меня для тебя сюрприз!
   Она отодвинула один из ящиков, достала оттуда прямоугольник  конверта
и, сияя, как начищенный самовар, подсела на краешек кровати.
   - Тебе письмо пришло, из Стокгольма. Тебе дают грант на  исследования
по теме "Взаимоотношения России и Швеции в период Ливонской войны тысяча
пятьсот пятьдесят восьмого-тысяча пятьсот восемьдесят  третьего  годов".
Будешь возглавлять группу шведских аспирантов.  Приглашают  переехать  в
Стокгольм,  с  семьей,  -  она  сделала   многозначительную   паузу,   -
предоставляют жилье, и грант на период исследований пять тысяч  шведских
крон в неделю. Петенька, это же две тысячи долларов в месяц!
   Она весело  захихикала  и  бросилась  Петру  на  грудь.  Почувствовав
радостное  настроение  матери,  Сашенька  тоже  радостно  захихикала   и
запрыгала в манежике.
   - Господи, да неужели? - радостно вскрикнул Петр, обнимая жену.
   Жизнь продолжалась...

Эпилог

   Тяжело грохоча на стыках,  трамвай  въехал  на  Болшеохтинский  мост.
Июльское солнце палило нещадно. В этот час на улицах и в транспорте было
мало народа -  рабочий  люд  уже  сидел  в  офисах  и  на  предприятиях.
Пенсионеры и домохозяйки еще не устремились по рынкам,  магазинам  и  по
другим своим делам.
   В полупустом  вагоне  сидели  Петр  и  Марина.  Они  ехали  навестить
Марининых  родителей,  живущих  на  Ржевке.  За  последние  дни   Марина
развернула кипучую деятельность, готовясь к переезду  в  Стокгольм.  Она
ухитрилась перелопатить кучу информации о жизни в Скандинавских странах,
рассчитала возможный бюджет грядущей жизни в  стране  викингов  и  ввела
строжайший запрет на приобретение какой-либо одежды  для  семьи.  По  ее
сведениям,  в  Швеции,  приобретая  вещи  на  распродажах,  можно   было
существенно  сэкономить.  Марина  ни  в  коей   мере   не   намеривалась
ограничиваться пребыванием в Стокгольме, сколь бы ни был прекрасен  этот
город. Необходимо было еще посетить Южную Швецию,  Норвегию,  Финляндию,
Данию и, чем черт не шутит, может быть,  в  следующее  лето,  в  отпуск,
добраться до Парижа...
   Говоря  об  этом,  Марина  мечтательно  закатывала  глаза.  Цены   на
транспорт  высоки,  поэтому  в   планах   стояла   покупка   старенького
автомобильчика, а Петр решительной женской рукой был отправлен на  курсы
вождения.
   Известие о  том,  что  шведский  язык  является  достаточно  сложным,
поначалу повергло супругов в уныние. Но потом выяснилось, что английский
является там вторым государственным, и именно он станет  рабочим  языком
группы, в которую приглашен Петр. И он же  позволит  км  с  Мариной  без
особых проблем объясняться с  окружающими.  Немедленно  рабочий  стол  и
тумбочка оказались завалены русско-английскими словарями, разговорниками
и  учебниками.  Из  небытия  возникла  старая  Маринина  подружка  Рита,
школьная  преподавательница  английского,  которая   по   сходной   цене
согласилась давать уроки дважды в неделю. Английский Петр учил в  школе,
два года в Университете, сдавал кандидатский минимум в  аспирантуре,  но
никогда  не  ощущал  себя  способным  разговаривать.  Неожиданно  именно
разговорный пошел у него достаточно легко. Хотя и не без проблем.
   - Милый мой, - строго глядя поверх огромных очков, произносила  Рита,
- где же вы нахватались таких оборотов? Эдак в Англии  говорили  в  веке
шестнадцатом, в семнадцатом. Уж не по Шекспиру ли вы язык учили?  Может,
Фрэнсис Дрейк и понял бы вас прекрасно, но я советую  учить  современный
вариант.
   А действительно, где он  нахватался  такого?  Шекспира  в  подлиннике
никогда не читал, "тысячи" в Университете и аспирантуре всегда сдавал по
газетным статьям...
   По возвращении из неудавшейся экспедиции  Петр  все  еще  пребывал  в
некой прострации. Странные видения больше не беспокоили,  хотя  какое-то
ощущение нереальности происходящего преследовало постоянно.  Включившись
в дикий ритм подготовки к переезду, он потихоньку начал оживать  и,  как
говорила Марина,  "размораживаться".  Снова  замелькали  дни,  заспешили
события. ОВИР, консульство, оформление  документов,  уроки  английского,
уроки вождения. Жизнь продолжалась...
   ...Но сейчас, сидя в грохочущем трамвае, въезжавшем на  правый  берег
Невы, он снова ощутил некое странное  чувство,  подобное  тому,  которое
охватило его, когда перед зеркалом увидел  картину  неведомого  морского
сражения. Комок подкатил  к  горлу,  легкие  сдавило  железным  обручем.
Заметив его странное состояние, Марина испуганно спросила:
   - Что с тобой? Тебе плохо?
   - Да, немного, - выдавил из себя Петр. - Давай выйдем.
   Они вскочили и быстро вышли через  открывшиеся  на  остановке  двери.
Петр прислонился лбом к зеленым доскам  забора  и  начал  часто  дышать,
стремясь перебороть непонятное волнение.
   - Может, врача? - прильнула к нему Марина.
   Успокоив  дыхание,  Петр  повернулся  спиной  к   забору,   какими-то
остекленевшими, чужими глазами посмотрел на громаду моста. Потом перевел
взгляд  на  площадь,  на  коробки  окружавших  ее  зданий  и  решительно
произнес:
   - Все не так.
   - Что не так? - испугалась Марина.
   - Здесь, - Петр топнул ногой об асфальт, -  должен  быть  королевский
замок. Там, - он указал рукой в сторону площади - Соборная площадь.  Там
проходят основные церемонии. Но кафедральный  собор  только  строится  -
неподалеку от ратуши. Его закончат еще не скоро, в  девятнадцатом  веке.
Если пройти мимо него и выйти из  Старого  города  через  Южные  ворота,
можно пройти к школе фехтования Басова...
   - Петя, ты что? - обняла его Марина. - Тебе точно надо к врачу!
   Будто неведомая пелена упала с глаз Петра. Он обмяк и,  обессиленный,
прислонился спиной к забору.
   - Не надо врача, - произнес он. - Я просто  устал.  Это  пройдет.  Не
волнуйся. Ну вот, трамвай  ушел.  Теперь,  наверное,  с  полчаса  ждать.
Извини.
   - Ничего, - Марина гладила его по голове, как  маленького.  -  Ничего
страшного. Может, еще троллейбус подойдет. Подождем.
   - Нет, - вдруг решительно произнес Петр. - Пойдем отсюда. Хотя бы  до
Металлистов или до Среднеохтинского. Я  здесь  не  могу.  Сердце  как-то
сжимается. Будто я потерял здесь что-то очень важное.