о спутали, и я никогда уже  не  увижу  этого  симпатичного
человека со спокойным открытым взглядом.
     Но  он  приехал.  Приехал неожиданно, когда я уже почти не
вспоминала о нем.
     Здороваясь со мной, он не смог  скрыть  своей  радости,  и
этим совершенно меня покорил.
     С  этого  дня я была уже уверена, что я больше не одинока.
Долго меня не интересовал вопрос, кто он такой и откуда взялся.
Наверное,  это  был  суеверный  страх   спугнуть   его   своими
расспросами.  Я  жила  от одной нашей встречи до другой. Только
потом,  уже  несколько  лет  спустя,  меня   стали   беспокоить
серьезные  раздумья  о  том, почему же он только приезжает меня
навестить, а не забирает меня с собой  навсегда  из  интерната.
Ведь в моих глазах он был ужасно взрослым и имел на это право.
     Когда  в  следующий  его приезд я спросила его об этом, он
смущенно пожал плечами и пояснил: "Ну, во-первых,  работа...  У
меня  нет  дома,  и мне практически некуда тебя привезти. Я все
время в командировках... Ну а главное, нам вряд  ли  кто-нибудь
разрешит..." "Почему?" -- не поняла я.
     Медленно  подбирая  слова,  Юра  объяснил, что мы с ним не
родственники.
     Просто  мой   отец   давным-давно   усыновил   трехлетнего
мальчика,  сына  своей  первой  жены.  Затем  мать Юры довольно
быстро упорхнула куда-то в поисках птицы  счастья  с  очередным
поклонником,  оставив своего сына на руках у Ивана Орешина. Тот
оказался человеком добросовестным  и  тянул  парнишку  один.  О
приемном  отце Юра вспоминал с нежностью хотя и не был таким уж
охотником до воспоминаний. В пятнадцать лет мальчик оказался  в
суворовском  училище,  и  с  тех  пор  видел отца крайне редко.
Освободившись,  наконец,  от  обязанностей  няньки,  наш   отец
женился  еще  раз,  и родилась я. Юра видел мою мать всего лишь
пару раз, и не мог  рассказать  о  ней  практически  ничего.  В
Пскове он не бывал до того момента, когда вдруг решил разыскать
меня, помня, что незадолго до гибели у отца родилась дочка.
     Едва оказавшись вдали от приемного отца, Юра начал строить
жизнь  по собственному разумению. Карьеру офицера он считал для
себя наиболее подходящей, и  за  то,  что  отец  пристроил  его
именно в суворовское, Юра был от души ему благодарен. Возможно,
я  зря иронизировала, и отец действительно думал о будущем Юры,
а не преследовал цель поскорее избавиться от мальчишки.
     Когда Юра получил возможность бывать там, где хочется, ему
не к кому было поехать. Следы своей матери он потерял, да и  не
хотел их разыскивать. Сам он женился рано и неудачно. Я никогда
не   расспрашивала   Юру   об   этом,   признавая  право  брата
отгородиться от неприятного прошлого.  И  оставшись  совершенно
один,  самостоятельный  взрослый  мужчина решил найти и согреть
своими редкими посещениями маленькую одинокую девочку, которая,
в сущности, не имела никакого отношения к его жизни.
     Видимо,  Юрке  дорогого  стоил  этот  рассказ,  он  боялся
оттолкнуть  меня от себя, но я сама удивлялась своей реакции: я
не придала значения его  словам.  К  тому  времени  я  уже  так
привыкла  к  Юрке,  к  его  редким  коротким  визитам, забавным
историям и искреннему интересу ко всему, что касалось  меня,  и
известие,  что  он  и  не  брат  мне  вовсе,  нисколько меня не
расстроило. Мне уже стало очевидным его  намерение  не  пускать
мою жизнь на самотек, и я ничего не имела против.
     Я  становилась взрослой, изменялись и наши встречи. Хотя и
теперь Юрка очень немногое доверял мне из своей жизни, мне было
известно, что мой брат -- сотрудник одного из управлений службы
безопасности. Я знала о его делах не больше, чем  прочла  бы  в
любом  детективном  романе,  а потом и вовсе выяснила, что Юрка
просто нес всякую чепуху, лишь бы развлечь меня и отвязаться от
расспросов. Но его скрытность лишь заставила меня  проникнуться
уважением  к  тому,  чем  занимались  Юрка  и те шесть человек,
которыми он руководил. Если об этом нельзя  было  рассказывать,
значит, в моем понимании, это было что-то стоящее.
     В  шутку,  ради  того,  чтобы просто поиграть со мной, Юра
обучал меня разным своим хитростям: наблюдательности  и  умению
извлекать информацию из мелочей, правильной постановке вопросов
и секретам диалога, умению вести разговор так, чтобы собеседник
сам  без  нажима  рассказывал  все,  что нужно, и всяким другим
пустякам из области психологии общения.  Потом  я  отрабатывала
все это на своих подругах по интернату и приходила в восторг от
результатов. Иногда Юрка показывал мне приемы какой-то странной
борьбы и больше меня радовался, когда у меня что-то получалось.
Я  очень  боялась  разочаровать  его  и  старалась  вовсю. Юрка
казался мне самым добрым и умным человеком на свете.
     Когда я видела  свои  странные  сны,  мне  очень  хотелось
увидеть именно Юрку на пороге того желанного дома. Это стало бы
для  меня  свидетельством  того, что мы с ним никогда больше не
расстанемся. Но сон всегда кончался одинаково, и поэтому сердце
мое при пробуждении тревожно билось, и  слезы  сами  лились  из
глаз.
     Как и все на свете, кончилось и мое сиротское детство.
     И  вот  три  года назад Юра пообещал приехать в день моего
семнадцатилетия и забрать меня с собой. Но в этот  день  он  не
появился.  Я  не  находила  себе  места.  Когда, наконец, через
неделю меня позвали в  кабинет  директрисы,  я  обнаружила  там
взволнованную  Веру Сергеевну и хмурого мужчину, совершенно мне
незнакомого. Он поднялся навстречу  и  не  сразу  заговорил,  а
некоторое  время  сосредоточенно  глядел  себе под ноги. Он был
довольно высоким и худощавым. Густые и лохматые  медные  волосы
не  позволяли  сразу разглядеть выражение его склоненного лица.
Наконец, вздохнув, он поднял голову, взглянул на меня  усталыми
и  слегка  припухшими глазами. От этого взгляда мне стало не по
себе. "Меня зовут Олег", -- услышала я низкий хриплый голос. --
"Тебе придется поехать со мной".
     Он посадил меня в видавший виды жигуленок и повез в Питер.
     В тот вечер мне удалось узнать  только,  что  Юрий  Орешин
после полученного две недели назад ранения находится в больнице
в  тяжелом  состоянии.  Положение  по-настоящему  угрожающее, а
потому нам надлежит поспешить. Почти всю дорогу мы молчали,  не
испытывая   никакой   потребности   разговаривать.  Я  даже  не
представляла, до какой степени мой новый знакомый разделяет мое
горе, не подозревала, каково ему было мотаться  за  неизвестной
девчонкой в то время, как его друг умирал в больнице.
     Мы   добрались   до   реанимационного  отделения  военного
госпиталя в нашей славной северной столице, и с той  минуты  на
многие недели вперед время растянулось для меня в один огромный
безнадежный  день.  Все  впечатления слились в одну мучительную
картину: белоснежная палата, несчетное  количество  аппаратуры,
снующий   туда-сюда   медперсонал,   писк   приборов,  звякание
инструментов...  И  безжизненное  лицо  брата,   серым   пятном
выделяющееся  на  стерильных  больничных  простынях.  В  первые
секунды я не узнала Юру: лежащий в  больничной  палате  человек
был  старше на добрый десяток лет. Запавшие глаза, сухие, серые
губы,  прозрачная,  мертвенно-бледная  кожа  превратили  его  в
незнакомца.  Он не приходил в себя очень долго, в его исколотые
руки уже невозможно было  вставить  иглу  капельницы.  Какая-то
сволочь  изрешетила  брата  пулями,  и  надежды  на  то, что он
выкарабкается, не было почти никакой.
     Я проводила с ним все время, просто  сидела  рядом,  когда
была такая возможность, и молилась. Я молила судьбу, небо, Бога
не  отбирать  у  меня  Юрку.  Олег  Середа,  время  от  времени
наведывающийся в больницу, почти не разговаривал  со  мной,  он
только  успевал немного посидеть с Юрой. Олег был по-настоящему
подавлен свалившимся несчастьем,  и  я  догадалась,  что  связь
между этими мужчинами прочней, чем обычные служебные отношения.
     Кто знает, может, и мои молитвы хоть немного помогли Юрке.
День за  днем,  месяц за месяцем мы выбирались из кошмара. Юрка
поправлялся  медленно,  и  никакие  усилия  врачей  не   смогли
полностью помочь ему. В тридцать четыре года Юрий Орешин был по
инвалидности  отправлен  в  отставку  с  выплатой  максимальной
государственной страховки и пенсии.
     Он уже никогда не бывал прежним Юркой, каким я успела  его
узнать.  Исчезла  его  открытость, взгляд потяжелел, голос стал
жестче. Он часто уединялся и подолгу не  разговаривал  с  нами.
Даже  когда Олег ушел со службы, решив присоединиться к частным
планам Юры, брат принял это с агрессивным протестом. С  трудом,
пройдя  от  полной  неподвижности  через  инвалидную  коляску к
своему алюминиевому  костылю,  он  приспособился  к  нормальной
жизни.
     Олег,  несмотря  на то, что мы с ним быстро стали хорошими
приятелями,  никогда  не  посвящал  меня   ни   в   подробности
произошедшей  трагедии,  ни  в  детали  их  с Юрой отношений. Я
только видела, что они давно и хорошо знают друг друга и  умеют
работать  вместе.  Раньше Юрка был начальником Олега, и поэтому
Олег безропотно  уступил  ему  первую  скрипку  в  нашем  новом
бизнесе.  Сам  Олег  оказался  симпатичным, и, несмотря на свой
взрывной темперамент, бесконечно терпеливым человеком. С ним не
только было интересно общаться, но и легко работать, к тому  же
он  не  жалел  для меня времени, натаскивая и обучая меня тому,
чему Юра теперь был физически не в состоянии меня научить.
     Сейчас   мне   было    жаль,    что    придется    немного
посамовольничать,  потому  что  я  знала,  как  это расстроит и
рассердит брата.  Я  понимала,  что  основанием  для  всех  его
запретов  была серьезная опасность, в которую мы все вляпались,
и  несмотря  на  почти  полное  неведение,  мне  было   немного
страшновато,   тем  более,  что  я  видела:  Юрке  и  Олегу  их
информированность ни на грош не прибавляет уверенности.
     Я уснула уже под утро, решив назавтра поступить  так,  как
подскажут  обстоятельства.  Проснувшись  уже  довольно  поздно,
первым делом я достала свой старый и потрепанный атлас и  стала
искать  в нем Кепу. К моему удивлению, такая обнаружилась. И на
мое счастье не где-нибудь в Хабаровском крае, а в Карелии...  К
западу   от   Кепы   действительно  было  продолговатое  озеро,
обозначенное голубой капелькой даже на  мелкомасштабной  карте.
Тонкая  линия -- дорога с твердым покрытием -- шла через Кепу к
побережью  и  как  бы  утыкалась  в  кромку  берега.   Никакого
населенного пункта на побережье не было.
     Одевшись и выйдя из своей комнаты, я обнаружила, что брата
уже нет,   а  Олег  сидит  в  гостиной,  углубившись  в  чтение
конфискованной у Зубарского книжечки. Когда я вошла, он  лениво
усмехнулся и предупредил:
     --  Шаг  в  сторону  --  попытка к бегству. Мне даны самые
широкие полномочия.
     -- А разговаривать со мной тебе не запрещено?
     Олег  отбросил  в  сторону  книжку.  Благодаря   скользкой
глянцевой   обложке   она  завертелась  на  диванной  обивке  и
свалилась на пол.  Мы  оба  добросовестно  проследили  весь  ее
маршрут, потом выпрямились и взглянули друг другу в глаза.
     --  Это  зависит  от того, о чем разговаривать, -- ответил
Олег.
     -- Расскажи мне о Рае.
     Олег покачал головой:
     -- Ты и так уже знаешь лишнее. Я, наверное, совсем  с  ума
сошел,  если  стал показывать тебе фотографии, -- повторил Олег
то, что я уже слышала ночью. -- Сегодня я уже ни за  что  этого
бы не сделал.
     --   Да  брось  ты,  "умерла,  так  умерла",  --  беспечно
произнесла я. -- Покажи мне эти снимки еще раз.
     -- Юра их забрал... -- нехотя отозвался Олег. --  Да  ведь
ты уже видела нечто подобное вчера ночью в файлах.
     -- Скажи, это в Раю искалечили Юру?
     Олег  не  сразу  поднял голову. Он внимательно изучал свои
блестящие ботинки и размышлял, видимо,  стоит  ли  говорить  со
мной вообще.
     --  На  подступах, -- наконец отозвался он. -- В Рай мы не
попали... Вообще-то на его  месте  мог  оказаться  и  я.  Но  я
послушался  приказа,  а  Юрка полез туда. Вот почему Юра знает,
чем может кончиться  самовольная  деятельность,  и  настаивает,
чтобы ты не подставляла свою пустую голову...
     Я пропустила его шпильку мимо ушей. Уж насчет своей головы
я была спокойна.
     --  Почему вы не попали в Рай? -- я решила не отставать до
тех пор, пока Олег еще хоть как-то реагирует  на  мои  вопросы.
Хорошенько пошевелив мозгами, можно было сделать много полезных
выводов  и  из  совершенно невинных сведений, которые удавалось
выдавливать из него по капле.
     -- Был приказ:  прекратить  все  изыскания.  Прекратить  и
похоронить.
     -- Чей приказ?
     Олег выразительно покосился на потолок:
     --   Оттуда.   А   Юрка   пошел  на  риск,  на  совершенно
сознательный  риск,  ну  и...  Он  не  только  заплатил   своим
здоровьем,  но  было  еще  и  служебное расследование, хотя его
быстро прикрыли. Доброе начальство  даже  признало  его  увечье
полученным при выполнении служебного задания... Знаешь, почему?
-- Олег вдруг зло сверкнул глазами.
     Я боялась пропустить даже слово.
     --  Они  хотели,  чтобы  все, кто хоть что-то знал об этом
деле, молчали. А кроме этого самого... -- он снова покосился на
потолок, -- ... начальства, об этом  знали  только  я  и  Юрка.
Остальные  пятеро  парней  к  тому  времени  уже  никому, кроме
господа Бога, проговориться не могли.
     Я вспомнила список, распечатанный мной. Несомненно, список
жертв  Рая.  Только  двое  из  соприкоснувшихся  с  этим  делом
остались до сих пор живы.
     -- Зачем же Юра пошел на это?
     --  Тогда  мы  были  потрясены  тем,  как  быстро потеряли
товарищей. Юра хотел отомстить. Может быть, это и глупо,  но  я
жалею,  что меня с ним не было. Если бы я знал, что он задумал,
я бы тоже послал  высокое  начальство  ко  всем  чертям...  Ну,
хватит об этом. Я уже сыт воспоминаниями.
     --  В  крутых детективах тех, кто много знает, убирают, --
заметила я. -- Что, ваша бывшая контора выше таких методов?
     -- Во-первых, мы не в детективе, во-вторых,  наша  контора
не  лучше  остальных.  Но было очевидно, что затишье вокруг Рая
рано или поздно закончится. Я не хочу показаться нескромным,  и
скажу  только о Юрке: глупо убирать парня, без которого сядет в
лужу любой,  кто  начнет  заниматься  Раем...  Ладно,  мне  это
надоело.  Можешь  расспросить об этом Юру, но лет через десять,
не раньше.
     -- Почему же не раньше, ведь вы собираетесь разбираться  с
этим  делом  сейчас.  Правда,  как  я поняла, без меня. Ты ведь
только и ждал случая от меня избавиться. Я права?
     -- Если я  не  ошибаюсь,  в  нашем  доме  завелся  кто-то,
подслушивающий по ночам в замочную скважину, -- проворчал Олег.
--  И не надо дуться. Иногда ты бываешь невыносима, как сейчас,
например. Ну, что ты ко мне пристала? Все равно  ничего  больше
не скажу.
     --  Да  мне  ничего  от тебя и не нужно, -- фыркнула я. --
Только скажи, разве бывают собаки с человеческими глазами?
     -- Не бывают, -- буркнул Олег.
     -- Но я же видела это сама.
     --  Так  пойди  и  расскажи  об  этом  всему   свету,   --
издевательски усмехнулся Олег.
     --  Вредина!  --  разозлилась  я.  --  Что ты меня, совсем
глупой считаешь?! Стали бы вы так охранять эту информацию, если
бы это был фотомонтаж! Непонятно  только,  зачем  вашей  бывшей
конторе такая ахинея?
     Олег усмехнулся:
     -- Наша контора занимается именно такой ахинеей.
     --  Впервые  слышу,  чтобы  органы безопасности занимались
подобным.   Это   только   в   "Твин   Пикс"   ФБР   занимается
потусторонними явлениями.
     --  А  чем мы хуже ФБР? -- развеселился Олег. -- Не думаю,
что разглашу государственную тайну, если скажу тебе,  что  наше
родное  ноль  тринадцатое  управление занимается именно ахинеей
всех  мастей:  барабашками,  летающими  тарелками,  телепатами,
экстрасенсами...  Ибо если упомянутые явления имеют место быть,
то они должны изучаться...  И  небольшой,  но  довольно  крутой
персонал  управления  АНЯ  до  сих  пор  на  своих  постах.  За
исключением нескольких изгоев, вроде меня и Юрки...
     -- Аня? Какая Аня?
     -- Управление АНомальных Явлений, -- пояснил Олег,  весело
глядя на меня.
     --   Врешь   ты   все!!   --  вскипела  я,  чувствуя  себя
замороченной. -- Все хиханьки?!!
     -- А вот и не вру!
     -- Не может быть такого управления в службе  безопасности!
Тем более у нас!
     -- А вот это ты зря, -- лукаво прищурился Олег. -- У нас в
спецслужбах есть все, не хуже, чем в славном ФБР.
     -- Ты это все на ходу сочинил! -- упрямо повторила я.
     -- Отчего же?
     --  Оттого,  что  раньше вы делали из всего жуткую тайну и
ничего такого не рассказывали!
     -- Не было случая... -- Олег вдруг сбросил улыбку и сказал
очень серьезно: -- На самом  деле  все  то,  чем  занималось  и
занимается   управление   АНЯ,  находится  за  семью  печатями,
персонал имеет наивысшую степень допуска. Правда, я сейчас могу
выйти на площадь и проорать всю информацию на  весь  свет.  Или
тиснуть  страшную  статью  в  бульварную  газетенку.  Девяносто
процентов читателей сочтет меня придурком,  остальные  поверят,
но  и  их  вслед  за  мной  тоже сочтут придурками. Поэтому при
поголовном стихийном материализме нашего населения можно было и
не засекречиваться до такой степени...
     -- Ну-ну, -- проворчала я. Я все равно  не  верила  Олегу.
Вернее, не знала, чему из услышанного верить. И я решила верить
увиденному:  я  поверила  в  существование  пса с человеческими
глазами. -- А ты сам видел таких собак, а, Олег?
     Олег не ответил, наверное,  он  решил,  что  и  так  много
сказал. А сказал он, действительно, достаточно.
     --  Слушай,  если  уж я тут в тюрьме, мне полагается еда и
питье?
     -- Совершенно верно. Только у нас тюрьма самообслуживания,
-- буркнул Олег, снова усаживаясь за книжку. -- Возьмешь сама в
холодильнике. К входной двери  не  приближайся,  ключ  у  меня.
Через  четверть  часа приедет Юрка меня подменить. Мне ведь еще
нужно передать дела ребятам, прежде чем вплотную заняться твоим
воспитанием.
     Я  прошла  на  кухню.  В   холодильнике,   на   удивление,
завалялись холодный гамбургер и две бутылки лимонада. Настоящая
роскошь. Обычно мы ели где-нибудь на стороне.
     Забрав  с  собой  гамбургер  и питье, я вернулась к Олегу.
Бутылка белого  стекла  была  слишком  тяжелой  для  той  роли,
которую я ей отвела... Я отхлебнула немного и предложила Олегу.
Он отмахнулся, уткнувшись в книжку.
     Время  шло,  и  если  верить  Олегу,  вот-вот  должен  был
подъехать Юра. Когда лимонада осталось уже около трети бутылки,
я подошла к дивану и присела на подлокотник.  Нужно  было  быть
достаточно осторожной.
     --  Ну  и что интересного в этой белиберде? -- спросила я,
зная, что многие люди, в том числе и Олег, отвечая на вопросы о
предмете, который у них в руках. во время ответа смотрят именно
на предмет, а не по сторонам.
     -- На первый взгляд, ничего. Но Юрка считает, что в  любой
белиберде  есть  что-нибудь  рациональное.  Вот  тут  в третьей
главе...
     Не прерывая его, я в  очередной  раз  поднесла  бутылку  к
губам,  перехватила  ее за горлышко и, постаравшись, чтобы рука
не дрогнула, ударила Олега в висок. Немного  сильнее,  чем  мне
приходилось это делать в наших с ним учебных драках.
     Наверное,  в последний миг Олег разгадал мою подлость, его
рука вскинулась, но не успев даже  вскрикнуть,  он  согнулся  и
повалился  на  меня.  Я  не  ожидала,  что  его безвольное тело
окажется таким тяжелым: я подставила руки, но не удержала  его.
Олег  соскользнул  на пол. С досады я выругалась на себя и свою
неловкость.
     Осмотрев его карманы, я завладела ключом от входной двери,
а также заветной коробочкой Зубарского  и  серебряным  кольцом.
Олег не соврал: фотографий при нем не было.
     Я  прошла в свою комнату, достала небольшую сумку, брос