оявившихся  кораблей  -  5.  Это
десантные корабли, на воздушной подушке. Прямым курсом они шли к берегу,  на
нас. Но не дойдя немного до "сторожевиков", резко изменили курс, повернули в
сторону  Севастополя,  скрылись  за  мысом  Сарыч.  Что  они  демонстрируют?
Блокаду? Возможность арестовать нас? Выручить? Не сомневаюсь, что они  знают
- Президент жив, здоров.
   Олег Анатольевич, Борис Иванович не  советуют  сегодня  никому  из  семьи
выходить из помещения. Опасаются, что может быть спровоцирована перестрелка,
поставлена под угрозу жизнь Президента.
   В дом принесли старые, "позавчерашние" газеты.
   Никаких официальных сообщений - ни по ТВ,  ни  по  радио  -  о  состоянии
здоровья Михаила Сергеевича нет. Дикость: Президент "болен, недееспособен" -
и ничего не сообщается. В то же время телевидение информирует о самочувствии
и здоровье премьер-министра Павлова.
   Сегодня день рождения Марины  -  сестры-хозяйки  форосской  дачи.  Милая,
молодая женщина. На глазах слезы.  Трое  суток  уже  не  выпускают  с  дачи.
Поздравила ее, договорились испечь пирог.
   ...20.00. Я в постели. Мне лучше. Михаил Сергеевич в  кабинете.  Господи,
самое страшное, кажется, позади! Ирина и Анатолий, сменяя друг друга, уходят
из комнаты и возвращаются обратно с ворохом новостей: папа разговаривает  по
телефону  с  Ельциным,   Назарбаевым,   Дементеем,   Кравчуком,   Каримовым,
Панюковым, Моисеевым, Дзасоховым. Отказался говорить с Крючковым  и  Ивашко!
Летит делегация российского парламента! Говорит по телефону с Бушем! Самолет
делегации российского парламента будет принят в  Бельбеке...  В  кабинете  у
папы Черняев. На море впервые за трое  суток  появились  баржи,  гражданские
суда... К  даче  ползли  люди  в  маскхалатах.  Охрана  по  рации  передала:
"Повернуть   назад.   Иначе   будем   стрелять".   Повернули,   поползли   в
противоположную сторону...
   ...Где-то около  15  часов  дня  Ирина  и  Анатолий  по  "Сони"  услышали
сообщение английской радиостанции Би-би-си: Крючков дал согласие на вылет  в
Крым, Форос, группе лиц, "делегации". С целью, чтобы  лично  убедились,  что
Горбачев действительно тяжело болен и недееспособен.
   Мы расценили это как сигнал самого худшего. В ближайшие часы  могут  быть
предприняты действия, чтобы гнусная ложь стала реальностью.
   Михаил Сергеевич отдал приказ охране блокировать подъезды,  вход  в  дом;
без его разрешения никого в дом не впускать; находиться в  состоянии  боевой
готовности; в случае необходимости применить оружие.
   Офицеры охраны с автоматами встали на лестнице дома и у входных дверей.
   Детей, Ксению и Анастасию, заперли в одной из комнат.  Попросили  с  ними
быть Александру Григорьевну - сестру-хозяйку.
   Меня охватило чувство надвигающейся опасности. "Что предпримут?" В голове
билась одна мысль: нужно  прятать  Михаила  Сергеевича.  Где?  Дача  как  на
ладони. И вдруг, в одно мгновение, я ощутила, что немеет, обвисает рука и  я
не могу, никак не  могу  ничего  сказать...  Мне  стало  плохо.  В  сознании
мелькнуло: "инсульт..."
   Слава богу, все оказались рядом: моя семья, врачи  -  Игорь  Анатольевич,
Николай  Феодосьевич.  Все  были  в  доме.  Меня  уложили  в  постель,  дали
лекарства: гипертонический криз.  Николай  Феодосьевич:  "Раиса  Максимовна,
держитесь. Главная цель сейчас - выбить из колеи Михаила Сергеевича, Вас".
   ...Около  17  часов  к  нам  постучал  и  быстро  вошел  в  комнату  Олег
Анатольевич: "Михаил Сергеевич, на территорию прибыли машины - два "ЗИЛа"  и
"Волга". Приехали: Язов,  Крючков,  Бакланов,  Ивашко,  Лукьянов,  Плеханов.
Просят о встрече с Вами". Добавил: "Что у них  за  планы?  Зачем  приехали?"
Михаил Сергеевич: "Взять под стражу. Передать требование - принимать  никого
не буду до тех пор, пока не будет включена правительственная связь".
   Через несколько минут  Олег  вернулся  с  ответом:  "Это  слишком  долго,
говорят. Включение связи займет не  менее  30  минут.  Приехавшие  просят  о
встрече сейчас". Михаил Сергеевич: "Подождут. Никаких переговоров  вести  не
буду, пока не включат всю связь".
   ...В 17.45 связь была включена. Через 73 часа! Изоляция кончилась!  Арест
тоже!
   Вошла Иринка: "В дом пытались пройти Плеханов и Ивашко. Остановил у входа
Борис Иванович: "Приказ - никого  не  впускать.  Будем  стрелять!"  Плеханов
сказал: "Я так и знал... эти будут стрелять".  Развернулись  и  ушли  назад.
Папа продолжает говорить по телефону".
   Зашел Михаил Сергеевич. Спросил, как я себя чувствую. Сказал, что не стал
разговаривать (несмотря на неоднократные попытки с их стороны) ни с  кем  из
заговорщиков. Сразу переговорил с  Борисом  Николаевичем  Ельциным:  "Михаил
Сергеевич, дорогой, Вы живы? Мы 48  часов  стоим  насмерть!"  Переговорил  с
другими руководителями республик. Джордж Буш и Барбара передали мне  привет,
сказали,  что  три  дня  молились  за  нас.  Показал  записку,   подписанную
Лукьяновым  и  Ивашко:  "Уважаемый  Михаил  Сергеевич!  Большая  просьба  по
возможности принять нас сейчас.  У  нас  есть  что  доложить  Вам".  Сказал:
"Вообще я не буду принимать Крючкова, Бакланова, Язова. Не о чем мне  теперь
с ними говорить. Лукьянов  и  Ивашко...  Может  быть,  приму  -  потом.  Жду
российскую делегацию".
   ...Прибыла  делегация.  Руцкой,  Силаев,  Бакатин,  Примаков,   Столяров,
Федоров, депутаты, пресса... Все в доме. Снизу, с первого  этажа,  доносятся
радостные, возбужденные голоса...
   Попросила Ирину, чтобы ко мне пришли женщины, кто в эти дни был здесь,  в
доме с нами. Мы обнялись, всплакнули. Я поблагодарила их  за  все,  что  они
сделали для нас и что разделили с нами.
   Вошел Анатолий: "Михаил Сергеевич дал команду - собираться. Улетаем. Вещи
пусть остаются. Их упакуют и отправят следующим рейсом, на  котором  вылетят
все "наши москвичи".
   22 августа, четверг
   Форосскую резиденцию покинули в 11 часов ночи 21 августа.  Перед  глазами
последнее  впечатление:  возбужденные,  взволнованные  лица  "спасателей"  и
"затворников", как метко заметил кто-то, "новых советских зеков". Но теперь,
к счастью, уже бывших.
   Ксенечка в машине рядом со  мной.  Ссутулилась,  прижалась:  "Я  боялась,
бабулечка... Боялась, когда увидела людей с автоматами... Совсем испугалась,
когда мама вбежала в комнату и  сказала:  "Быстро...  собираемся...  улетаем
домой в Москву". Я так хотела спать!"
   ...За окном машины темень. Кончился арест,  4  дня  назад  оборвался  наш
отпуск. Оборвался вдруг, внезапно. Все последние годы  Михаил  Сергеевич  по
тем или иным  обстоятельствам  прерывал  свой  отпуск.  Но  так...  Буду  ли
когда-нибудь еще в Тесели, на форосской  даче?  Быть  не  хочу.  Как  бы  ни
распорядилась судьба: будет Михаил Сергеевич  Президентом  страны  или  нет,
останется форосская дача резиденцией Президента в Крыму  или  не  останется.
Слишком много нравственных и физических мук связано у меня с ней... Три года
назад на волосок от смерти здесь была моя дочь.
   Вылетели с аэродрома в Бельбеке, на самолете А.В.Руцкого. Расположили нас
в отдельном,  маленьком  салоне.  Михаил  Сергеевич  пригласил  Руцкого  А.,
Бакатина В., Силаева И., Примакова Е., Черняева А., Борисова И., Климова О.,
Голенцова Б. Настенка заснула на  боковом  сиденье  около  Ирины,  Ксенечка,
свернувшись, - на полу. Но, как говорят, в тесноте, да не в обиде.  Главное,
все вместе.
   ...В этом же самолете летит Крючков, сидит в отдельном отсеке.
   ...Вели разговор, толковали обо всем, что произошло за эти дни в  Москве,
стране, в  крымской  резиденции  Президента,  что  пережили,  как  пережили.
Говорили о нашем времени, о людях в нем. Александр Владимирович  рассказывал
о защитниках Белого дома, как за  2  часа  обучил  людей  держать  цепь,  об
офицерах охраны, прилетевших с ним спасать Президента. Ни  один  из  них  не
отказался, не остался  в  московском  аэропорту,  хотя  знал  о  возможности
трагического  исхода  полета.  Вадим   Викторович   и   Евгений   Максимович
рассказали, как  они  готовили  текст  заявления,  с  которым  выступили  20
августа. Показали текст, я оставила его у себя: "Считаем антиконституционным
введение чрезвычайного положения и передачу власти в стране группе  лиц.  По
имеющимся у нас данным, Президент СССР М.С.Горбачев здоров. Ответственность,
лежащая на нас как на  членах  Совета  безопасности,  обязывает  потребовать
незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделать все,  чтобы  не
допустить кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную  безопасность
М.С.Горбачева, дать возможность  ему  незамедлительно  выступить  публично".
Заявление  это  отказался  подписать  член  Совета   безопасности,   министр
иностранных дел СССР - Бессмертных А.А.
   Приземлился самолет в Москве в 2 часа ночи, во  Внуково-II.  В  аэропорту
много встречающих. Плотным кольцом окружили Михаила Сергеевича. Ирина и я  с
детьми сразу садимся в машины. Меня бросает в дрожь.  Не  могу  совладать  с
собой...

   24 августа, суббота
   Москва прощается с Владимиром Усовым, Дмитрием Комарем, Ильей Кричевским.
Сотни тысяч москвичей  в  похоронной  процессии.  Верю,  их  скорбь  и  боль
разделяют миллионы.

   26 августа, понедельник
   Чувствую себя неважно. Стараюсь выполнять все предписания  врача.  Иринка
тоже больна.
   Вновь и вновь переживаю случившееся. В сознании одна за другой  всплывают
детали, на которые раньше как-то не обратила внимания.
   Перед отъездом Плеханова из Фороса (он вместе  с  нами  прилетел  туда  4
августа, побыл дня два-три и улетел в Москву), в беседе, на  вопрос  Михаила
Сергеевича: "Как обстановка в Крыму?" - ответил: "В  общем,  ничего.  Но  мы
немного усилили охрану на море, добавили  группу  аквалангистов".  Было  это
действительно вызвано необходимостью охраны Президента? Или  же  реализацией
определенного плана по его изоляции?
   В этой же беседе Плеханов настоятельно просил отпуск для Медведева. Хотя,
на взгляд Михаила Сергеевича, никаких объективных причин для этого не было.
   13 и 14 августа Анатолий заметил, что на смену стоявшему обычно у входа в
бухту "сторожевика" № 026 пришел другой, иного типа  "сторожевик".  Это  был
большой корабль, который раньше можно было видеть только в бинокль на  линии
горизонта.
   Каждый день, утром, Анатолий встречался с Медведевым на теннисном  корте.
18 августа,  когда  расходились,  Анатолий  спросил:  "Владимир  Тимофеевич,
завтра будем играть?" (19-го намечался отлет Михаила Сергеевича в Москву,  и
Анатолий решил уточнить, если они будут  встречаться,  то  когда).  Медведев
ответил: "Вообще не знаю... У Михаила Сергеевича ведь  радикулит".  Анатолия
это удивило, и за завтраком он спросил у нас: "Вы  поменяли  день  отлета  в
Москву? Перенесли на 20-е?"
   Когда 15 августа Михаилу Сергеевичу  срочно  понадобилась  дополнительная
медицинская помощь, доктор Лиев, который должен  был  ее  оказать,  прилетел
только через двое суток. Причины задержки до сих пор неясны.
   Подмосковная резиденция Президента страны 19, 20, 21 августа  была  также
"в обороне". Офицеры службы Президента, оставшиеся в Москве -  некоторые  из
них в связи с обстановкой прервали отпуск,  -  вооружились  по  собственному
почину и заняли оборону "объекта".
   Владимир Анатольевич Бондарь рассказывает: "Были поражены, когда  узнали,
что Медведев в Москве. К нам не приехал. Появился ночью в  аэропорту,  когда
прилетел Михаил Сергеевич, а утром  22-го  здесь,  в  резиденции,  на  даче.
Оказывается, он даже не был разоружен  в  Крыму.  Мы  предложили  ему  сдать
оружие". Олег Анатольевич говорит: "Если бы Медведев в Форосе 18-го дал  нам
сигнал, была бы арестована вся "делегация".
   Офицеры личной охраны Президента, не предавшие его. Оставшиеся в  трудную
минуту рядом с ним. Молодые, сильные, красивые ребята.  Красивые  не  только
внешне, но и благородством человеческого духа, офицерского долга.

   27 августа, вторник
   Четвертый день  читаю,  перечитываю,  снова  перечитываю  письма  Михаила
Сергеевича. Все. Я  прощаюсь  с  ними.  Уничтожаю  одно  за  другим.  Сердце
сжимается, слезы застилают глаза... Строчки нашей жизни, нашей  судьбы.  Они
написаны мне и принадлежат только мне. Я не хочу, чтобы чужие, недобрые руки
когда-либо прикоснулись к этим листочкам. Не хочу,  чтобы  кто-то  издевался
над дорогими для меня словами, мыслями и чувствами.

   ----Путч провалился. Демократы празднуют победу, говорят  о  консолидации
сил, о свободе, обновлении общества, воплощении в жизнь долгожданных реформ.
   Но  что  происходит  с  нами  сегодня?  Идет   обострение   национальных,
экономических проблем, общество все больше раскалывается. Разносят не только
"путчистов",  но  и  "коммунистов",   "кагэбистов",   "партократов"   и   им
сочувствующих. Идет яростная борьба  за  захват  "власти",  "сфер  влияния",
"имущества".  Разрываются  веками  сложившиеся  в  стране  связи,  традиции.
Разрушается... государство.
   Заметались вечно холуйствующие, в поисках нового "хозяина", "покровителя"
люди, без стыда и морали.
   В средствах массовой  информации  одна  за  другой  печатаются  статьи  о
необходимости  "хорошего  диктатора",  "хорошей  диктатуры".  Под   сомнение
ставится позиция Президента  страны.  Кое-кто  не  останавливается  и  перед
открытой клеветой, ложью.
   "Знаешь, -  сказал  мне  Президент,  -  оскорбления  ничтожеств  меня  не
волнуют. Так было во все переломные эпохи, когда на арену  истории  выходили
не только новые  силы,  но  и  выносилось  немало  всякого  дерьма.  Волнует
главное: как избежать голода в стране,  использовать  силы  ради  основного,
ради того, чтобы продолжать начатое - реформы".
   Новые испытания... они впереди. И, наверное,  они  самые  трудные,  самые
серьезные.
   "Комсомольская правда", 20 декабря 1991 г.
   Виталий ГОЛОВАЧЕВ,
   политический обозреватель "Труда"
   Заточение в Форосе
   - Раиса Максимовна, думали ли Вы когда-нибудь прежде о возможности такого
поворота событий - изоляции, а по сути аресте Президента страны?
   - Нет, я никогда не думала, что на нашу долю выпадет и  такое  испытание.
Эти дни были ужасны...
   - Как вы реагировали на сообщение об ультиматуме заговорщиков?
   - Испытания начались для нас не с предъявления ультиматума, а раньше -  в
тот момент, когда 18 августа, где-то около  пяти  часов  вечера,  ко  мне  в
комнату  неожиданно  вошел  взволнованный  Михаил  Сергеевич.   Он   сказал:
"Произошло что-то тяжкое, может быть, страшное. Медведев  (бывший  начальник
личной охраны Президента СССР) доложил, что из Москвы  прибыла  группа  лиц.
Они уже на территории дачи, требуют  встречи.  Но  я  никого  не  приглашал.
Поднимаю  телефонную  трубку  -  одну,  вторую,  третью...  -  все  телефоны
отключены. Даже красный..."
   - Простите, нельзя ли пояснить, что это за красный телефон?
   - Это  особый  аппарат  Главнокомандующего  Вооруженными  Силами  страны.
"Отключена и внутренняя связь, - продолжал Михаил Сергеевич. - Это изоляция.
Или даже арест, значит, заговор..."
   Да, все было отключено, в том числе телевизор и радио. Ситуацию мы поняли
сразу.
   Помолчав, Михаил Сергеевич сказал мне: "Ни на какие авантюры, сделки я не
пойду. Не поддамся на шантаж. Но нам все это может  обойтись  дорого.  Всем,
всей семье. Мы должны быть готовы ко всему..."
   Я  быстро  позвала  Ирину  и  Анатолия  -  наших  детей.  Сказала  им   о
случившемся. И вот тогда мы высказали наше мнение -  оно  было  единым,  все
поддержали Михаила Сергеевича: "Мы будем с тобой".
   Это было очень серьезное решение. Мы  знаем  свою  историю,  ее  страшные
страницы...
   Психологически эти двадцать или тридцать минут  (когда  Михаил  Сергеевич
стремительно вошел ко мне, когда позвали детей, когда говорили  о  ситуации)
были очень трудными. Может быть, это был один из самых  тяжких  моментов.  А
потом, когда решение уже  приняли,  не  только  я,  но  все  мы  чувствовали
какое-то как будто облегчение.
   Михаил Сергеевич пошел  на  встречу  с  путчистами.  Подтвердились  самые
худшие  предположения:  приехавшие  сообщили  о  создании  ГКЧП,  предъявили
Михаилу Сергеевичу требование о подписании им Указа о введении чрезвычайного
положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда  это  было  отвергнуто
Михаилом Сергеевичем, ему предложили подать  в  отставку.  Михаил  Сергеевич
потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов.
   - Какие чувства владели Вами  в  те  первые  часы  -  возмущение,  страх,
отчаяние?
   - Нет, не это. Мучила горечь предательства...
   Какое-то время мы думали,  что  решение  Михаила  Сергеевича,  сообщенное
заговорщикам, его позиция, требования, которые  он  непрерывно  передавал  в
Москву, остановят путчистов. Но уже  последующие  события,  в  том  числе  и
проведенная 19 августа пресс-конференция  членов  ГКЧП,  показали,  что  они
пойдут на все.
   - Вы видели пресс-конференцию по телевизору?
   - Да. К вечеру 19-го после настойчивых требований удалось добиться, чтобы
телевизор включили. Но атмосфера вокруг нас  все  время  сгущалась.  Мы  уже
находились в глухой изоляции. С территории дачи никого не выпускали и никого
туда не впускали. Машины закрыли и опечатали. Самолет был угнан.
   На море мы уже не видели движения гражданских судов. Знаете, обычно  идут
баржи, сухогрузы, другие суда. Зато появились дополнительные "сторожевики" и
военные корабли.
   - Когда Вы в первый раз заметили их?
   - В ночь с 18 на 19 августа, примерно в половине пятого утра. И  вот  эти
военные корабли то приближались к нашему берегу, то удалялись  от  него,  то
вообще исчезали...
   Чувство нарастающей опасности заставляло действовать. Вся  личная  охрана
Президента СССР работала практически круглосуточно.  А  затем  часть  охраны
ввели и в дом.  Уже  рассказывалось,  что  мы  не  пользовались  продуктами,
доставленными после 18-го.
   В ночь с  19-го  на  20-е  с  помощью  нашей  видеокамеры  делали  записи
Обращения и Заявления Михаила Сергеевича.  Работали  всю  ночь,  чтобы  было
несколько пленок.
   Эти документы, в  том  числе  и  письменное  заключение  нашего  врача  о
состоянии здоровья Президента, мы распределили  среди  тех,  кому  полностью
доверяли.
   - Кто эти люди?
   - Я бы не хотела  называть  имена,  чтобы  не  обидеть  других.  На  даче
оставалось  немало  людей  -  помощник  Президента   СССР,   стенографистки,
обслуживающий персонал... Мы отдали им пленки, чтобы  они  сохранили  их.  А
потом, когда представится возможность, вынесли видеозаписи  с  территории  и
когда-нибудь предали гласности.
   - То есть Вы  рассчитывали  на  самое  худшее,  хотели,  чтобы  правда  о
Президенте и его семье, даже если Вас уже не будет, дошла до людей?
   - Да, мы хотели именно этого.
   - Теоретически заговорщики могли уничтожить всех, кто был на даче,  чтобы
не оставлять свидетелей...
   - Но это уже сложнее... Мы  выходили  на  территорию  дачи  и  к  морю  с
определенной целью - чтобы как можно больше людей видели:  Президент  жив  и
здоров... Ведь за нами вели постоянное наблюдение - со скал, со стороны моря
- с кораблей. Чем больше людей увидят нас, тем труднее  потом  будет  скрыть
правду... И еще: старались держаться как обычно,  спокойно,  чтобы  морально
поддержать всех, кто был вместе с нами задержан, а по сути интернирован.
   - Могу представить, как это  было  нелегко  -  внешне  спокойно  идти  по
территории,  прогуливаться  к  морю,  выполнять  обычные  ежедневные   дела,
представляя, что готовят заговорщики.
   - Я даже сейчас это чувствую...
   - Рассказывают, что вас видели и на балконе.
   - Да, мы выходили на балкон не только для того, чтобы нас видели люди, но
прежде всего, чтобы  поговорить  между  собой.  Наша  охрана  советовала  не
очень-то откровенничать в комнатах - опасались прослушивания...
   - Не секрет,  что  в  стране  долгое  время  велись  тотальная  слежка  и
прослушивание. Известен, нап