ример, факт, когда Н.С.Хрущев просил  тогдашнего
председателя КГБ, чтобы не прослушивался хотя  бы  телефон  первого  лица  в
государстве. У Вас, Раиса Максимовна, никогда не закрадывалась мысль, что  и
Ваш телефон прослушивается? У меня, кстати, постоянно такое чувство...
   - Я чувствую и переживаю все то, что переживает каждый наш  гражданин.  Я
частичка нашего общества, и это не слова...
   - Вы были полностью уверены в той охране,  которая  осталась  с  вами  на
даче?
   - Вечером и ночью 18 августа,  после  того  как  мы  узнали  о  поведении
Плеханова, начальника управления охраны КГБ, и о  том,  что  Медведев  уехал
(это  два  главных  лица,  ответственных  за   охрану   Президента),   скажу
откровенно, не давала покоя мысль:  будет  ли  выполнять  оставшаяся  охрана
указания своего руководства или будет защищать нас?
   И очень важно, что уже утром 19-го  мы  знали:  наша  охрана  осталась  с
Михаилом Сергеевичем. Пришел старший  и  сказал:  "Михаил  Сергеевич,  мы  с
Вами".
   Сил придавали и вести с  воли.  Когда  вначале  отключили  телевидение  и
радио, ребята из охраны нашли старый приемник, приделали к нему антенну. А у
нас  случайно  оказался  маленький  карманный  транзистор   "Сони".   Михаил
Сергеевич, когда бреется по утрам, любит обычно слушать "Маяк". Вот он его и
взял с собой, когда уезжал в Крым.
   - Президент бреется сам? Мне  рассказывали,  что  в  прошлом  специальные
парикмахеры  ежедневно  обслуживали  "первое  лицо",  это  был  своего  рода
ритуал...
   - Да что вы, Михаил Сергеевич все делает сам... Так вот, слушая радио, мы
узнали, что в Москве, Ленинграде, во  многих  других  местах  не  поддержали
заговорщиков. Для нас это было очень важно.
   - Как вы возвращались в Москву?
   - Вызволение из блокады... Это  произошло  вечером  21-го.  Об  этом  уже
рассказывалось. Мы полетели вместе с российской делегацией на  их  самолете.
Сидели все вместе - А.Руцкой, И.Силаев, Е.Примаков, В.Бакатин,  наш  доктор,
вся наша семья. Крючков тоже летел в этом самолете, но был изолирован.
   - О чем Вы думали, когда летели в Москву?
   - О многом, сразу и не скажешь... Все, что произошло за эти  дни  -  и  в
стране, и в крымской резиденции Президента, - для всех тяжелое  испытание...
И осознание человеческой победы... И, конечно же, урок...
   - Президент говорил на пресс-конференции, что вы тяжело пережили эти  три
дня. Каково сейчас ваше самочувствие?
   - Три дня и  три  ночи.  73  часа.  Не  просто  и  нелегко  было  всем...
Напряжение и тревога этих дней ни для кого из нас не прошли  бесследно.  Что
касается моего состояния, то 21 августа, после трех бессонных ночей,  в  тот
момент,  когда  события  начали  накручиваться  с  особой   скоростью,   оно
ухудшилось.  Мы  услышали  сообщение   английской   радиостанции   Би-би-си.
Передавали, что Крючков дал согласие на вылет делегации в Крым. Но не просто
для встречи с Горбачевым, а чтобы члены делегации могли  лично  убедиться  в
якобы тяжелом состоянии Президента, его недееспособности.
   Я подумала, что за этой ложью уже  в  ближайшие  часы  могут  последовать
определенные действия, чтобы ложь  превратилась  в  реальность.  Трагическая
развязка  могла  приблизиться  очень  быстро.   У   меня   развился   острый
гипертонический криз, который сопровождался расстройством речи... Сейчас мне
уже лучше, надо только еще немного подлечиться. Из дома пока не  выхожу.  Но
все же, видите, выдерживаю нашу непростую беседу уже более часа.
   Вновь и вновь переживаю то,  что  случилось.  И  очень  боюсь  раскола  в
обществе...
   - Сейчас все - и дома, и на работе - обсуждают вопрос: как  не  допустить
повторения подобных политических событий. Интересно было бы знать мнение  на
этот счет супруги Президента СССР.
   -  Не  допустить  можно  только  одним   путем:   сохраняя   и   развивая
демократические процессы в стране. Ни в каком  виде,  ни  в  каком  оперении
нельзя допускать новой диктатуры. И, конечно, следует  быстрее  осуществлять
уже начатые экономические реформы.
   Убеждена, что  только  через  демократию,  используя  принципы  правового
государства, в нашу  жизнь  войдут  гражданская  защищенность,  человеческое
достоинство.
   И еще. Как  это  важно,  чтобы  в  души  людей  сегодня  пришли  покой  и
уверенность. Да, покой и уверенность...
   - В продажу поступает Ваша книга "Я надеюсь...". Мы признательны за  ваше
предложение опубликовать отрывок из нее в одном из номеров "Труда".
   - Я буду благодарна "Труду", который регулярно читаю, и многим  миллионам
читателей газеты за внимание. Пользуясь случаем, хотелось бы  выразить  свою
благодарность  и  издательству  "Книга",  которое  первым  подготовило   мою
рукопись к печати.
   "Труд", 3 ноября 1991 г.
   Анатолий ЧЕРНЯЕВ
   Обрыв
   ТРОЕ СУТОК В ФОРОСЕ
   ИЗ ДНЕВНИКА ПОМОЩНИКА ПРЕЗИДЕНТА СССР
   О том, что увидел и услышал, оказавшись вместе с М.С.Горбачевым в Форосе*
18-19 августа 1991 года, я  рассказал  вскоре  по  возвращении  в  Москву  в
интервью журналистке Саше Безыменской для журнала "Шпигель", А.Любимову  для
телепрограммы "Взгляд", а также в газете "Известия" и в американском журнале
"Тайм". Здесь я попытаюсь все соединить.
   Несколько предварительных пояснений. Дневниковые записи я начал делать 21
августа, еще будучи вместе с Президентом в  блокаде.  Но  не  успел  их  там
закончить, завершил уже в Москве.
   Очевидно, нужны некоторые пояснения. Ольга Васильевна Ланина, референт  в
секретариате Президента, Тамара Алексеевна Александрова, мой референт,  и  я
жили в санатории "Южный", километрах в 12 от президентской дачи, а  работали
в служебном помещении метрах в 50 от дома Горбачева в "Заре".
   Когда я писал там, через каждые полчаса включал "Маяк":  между  новостями
шли "симфонии" и музыка из балета Чайковского "Лебединое озеро", от  которых
в той обстановке тошнило. Потом в памяти миллионов слушателей  они  навсегда
остались "позывными  путча".  Информацию  "Маяка"  я  тут  же  фиксировал  в
дневниковой записи.
   Итак - из дневника.

   21 августа
   18-го, в воскресенье, после обеда в "Южном"  мы  с  Ольгой  вернулись  на
службу. Тамара (по случаю воскресенья) попросила остаться. Дел действительно
особых не было, справились бы вдвоем. Речь при подписании Союзного  договора
готова. Горбачев ее несколько  раз  переиначивал,  все  требовал  от  нас  с
Шахназаровым "укрупнять", а от меня - еще и "стиля". Георгий Хосроевич (Шах)
в отпуске в "Южном" и у Горбачева не бывал, общался с М.С. по телефону.
   Итак, около 4 часов мы с Ольгой въехали в  зону  дачи:  как  обычно,  две
милицейские машины, лента с шипами, которую для нас отодвинули**.
   Около 5  в  кабинет  ко  мне  вбегает  Ольга:  "Анатолий  Сергеевич,  что
происходит? Приехал Болдин, с ним Бакланов и Шенин и еще  какой-то  генерал,
высокий, в очках, я его не знаю" (потом оказалось, Варенников). Я выглянул в
дверь: у подъезда нашего служебного дома скопилось множество машин -  все  с
антеннами,  некоторые  с  сигнальными  фонарями,  толпа  шоферов  и  охраны.
Выглянул в окно - в сторону дома М.С. По дорожке ходит смурной Плеханов.  На
балконе виден издалека Болдин.
   Ольга: "Анатолий Сергеевич, все это неспроста...  Вы  знаете,  что  связь
отключили?" Я снял одну трубку, другую, третью, в том числе СК*,  -  тишина.
Стали гадать. Вслух я фантазировал насчет какой-нибудь новой аварии  на  АЭС
(поскольку среди приехавших - Бакланов): накануне сообщили о  неполадках  на
Тираспольской АЭС и на одном из блоков Чернобыля...
   Но дело оказалось гораздо хуже!
   Четверо были у М.С. Плеханов, Генералов (его зам.) и Медведев  сидели  на
парапете лестницы под моим окном... Поглядывали, когда я  подходил  к  окну.
Включил транзистор - обычные передачи. Потом в этот день сообщили, что  М.С.
приветствовал  какую-то  очередную  конференцию,  что  было   передано   его
обращение к Наджибулле по случаю "ихнего" праздника (заготовки делал я)...
   Примерно через час четверо отбыли.  Уехал  и  Плеханов,  забрав  с  собой
Медведева, личного адъютанта Президента. На всех официальных  фотографиях  и
на экранах телевизора он всегда стоял за спиной Горбачева, никогда  и  нигде
его не покидал. На  этот  раз  уехал  в  Москву,  бросив  и  предав  "своего
Президента". Это был уже знак. Да и когда я говорил Ольге насчет АЭС, я  уже
понимал, что речь идет о Горбачеве.
   Связь была отключена начисто. Еще когда  ехали  сюда,  Ольга  попросилась
отпустить ее пораньше, часов в 5, чтоб поплавать и т.д. Но машина за ней  не
пришла. Шоферу я сказал, чтобы он за мной приехал в 6.30. Но и за мной он не
приехал. Через охранника-дежурного я попросил, чтобы тот, кто остался  среди
них за старшего, объяснил мне, что происходит.
   Минут через 10 явился Вячеслав Владимирович Генералов. Мы  с  ним  хорошо
знакомы  по  поездкам  за  границу  с  М.С.   (он   обычно   там   руководил
безопасностью). Очень вежливый, попросил Ольгу оставить нас. Сел.  "Анатолий
Сергеевич, поймите  меня  правильно.  Я  здесь  оставлен  за  старшего.  Мне
приказано никого не выпускать. Даже если бы  я  вас  выпустил,  вас  тут  же
задержали бы пограничники: полукольцо от моря до моря  в  три  ряда,  дорога
Севастополь - Ялта на  этом  участке  закрыта,  на  море,  видите,  уже  три
корабля"...
   Я  задаю  наивный  вопрос:  "А  как  же  завтра  с  подписанием  Союзного
договора?"
   Он: "Подписания не будет. Самолет, который прилетел  за  М.С.,  отправлен
обратно в Москву. Гаражи с его машинами здесь на территории опломбированы, и
их охраняют не мои люди, а специально  присланные  автоматчики.  Я  не  могу
распустить по домам даже многочисленный обслуживающий персонал (люди местные
- садовники, повара, уборщицы). Не знаю, где я их тут буду размещать".
   Я опять наивно: "Но как же так - у меня в "Южном" вещи,  в  конце  концов
ужинать пора! Там Тамара  Алексеевна,  наверно,  мечется,  ничего  не  может
понять".
   Я понимал, в каком ужасном положении она оказалась, когда вечером  мы  не
вернулись в санаторий. Потом рассказывала, как металась, пытаясь связаться с
нами. Но там связь тоже была отрезана. И в машине ей отказали.
   Он: "Ничего не могу сделать. Поймите меня, Анатолий Сергеевич. Я  военный
человек. Мне приказано: никого и никуда, никакой связи".
   Ушел...
   Вернулась Ольга.  Она  живая,  остроумная  (недавно  замужем,  ребенку  -
полтора года, и муж Коля здесь - он шофер  одной  из  президентских  машин).
Стала крыть Болдина, своего давнего начальника. Не терпит его: "Он-то  зачем
сюда явился?.. Показать, что уже лижет... новым хозяевам?" И т.п.
   Смеркалось, когда новый прикрепленный (вместо Медведева), красавец Борис,
передал, что М.С. просит меня выйти из дому. Он, мол, гуляет рядом с дачей.
   Я быстро оделся. Иду и думаю: каким я его сейчас увижу, как он?
   10  утра*.  По  "Маяку"  сообщение  коменданта   Москвы:   ночью   первые
столкновения, нападение на БТРы и патрули  на  Смоленской  площади  (кстати,
возле дома, где я в Москве живу, каково-то  родным!),  у  здания  Верховного
Совета РСФСР и у гостиницы ВС. Есть убитые и раненые. Значит, первая  кровь.
Комендант все валит на "хулиганствующие элементы" и уголовников...
   В 12.00 по "Маяку" Ивашко заявил в обращении к Янаеву: ПБ  и  Секретариат
ЦК не могут вынести свое суждение о событиях до тех пор, пока не  встретятся
с Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С.Горбачевым!  Это  -  да!..  Особенно  -
после пролитой крови.
   Итак: у входа в дачу стояли М.С., Р.М., Ирочка -  дочь  и  Толя  -  зять.
Пошутили: кому холодно, кому жарко: М.С. был в  теплой  кофте,  за  два  дня
перед тем ему "вступило" в поясницу. Проявился старый радикулит, в молодости
он в проруби купался: был "моржом" и получил это недомогание, которое  время
от времени его посещало. М.С. пояснил: "Врачи просили беречься".  Он  вообще
боится сквозняков.
   Спокоен, ровен, улыбался. "Ну, ты, - говорит, - знаешь, что произошло?"
   - Нет, откуда же мне знать! Я только из окна наблюдал.  Видел  Плеханова,
Болдина. Говорят, какой-то генерал в очках, большой... и Бакланов.
   - Генерал - это Варенников. Он и был  самым  активным.  Так  вот  слушай,
хочу, чтоб ты знал.
   Р.М.: "Вошли без спроса, не предупредив, Плеханов их вел, а перед ним вся
охрана расступается. Полная неожиданность. Я сидела в кресле, прошли мимо, и
только Бакланов со мной поздоровался... А Болдин! С которым мы 15 лет душа в
душу, родным человеком был, доверяли ему все самое интимное!!!"
   М.С. ее остановил:
   - Слушай. Сели, я спрашиваю, с чем пожаловали? Начал Бакланов, но  больше
всех говорил  Варенников.  Шенин  молчал.  Болдин  один  раз  полез:  Михаил
Сергеевич, разве вы не понимаете, какая  обстановка?!  Я  ему:  мудак  ты  и
молчал бы, приехал мне лекции читать о положении в  стране.  (Слово  "мудак"
произнес "при дамах". Иришка засмеялась и интерпретировала: "Мутант" - очень
удачно". Она вообще умная, образованная.)
   - Словом, - продолжал М.С., - они мне предложили  два  варианта:  либо  я
передаю полномочия Янаеву и соглашаюсь с введением чрезвычайного  положения,
либо - отрекаюсь от президентства.  Пытались  шантажировать  (не  пояснил  -
как). Я им сказал: могли бы догадаться, что ни на то,  ни  на  другое  я  не
пойду. Вы затеяли государственный переворот.  То,  что  вы  хотите  сделать,
антиконституционно и противозаконно. Это  -  авантюра,  которая  приведет  к
крови,  к  гражданской  войне.  Генерал  стал  мне   доказывать,   что   они
"обеспечат", чтобы этого не случилось. Я ему: извините, товарищ  Варенников,
не помню вашего имени-отчества...
   Тот: "Валентин Иванович".
   Так вот, Валентин Иванович,  общество  -  это  не  батальон.  "Налево"  -
марш... Ваша затея отзовется страшной трагедией, будет нарушено все, что уже
стало  налаживаться.  Ну,  хорошо:  вы  все  и  всех  подавите,  распустите,
поставите везде войска, а дальше что?..  Вы  меня  застали  за  работой  над
статьей*.
   -  Так  вот,  -  продолжал  рассказывать  мне  Горбачев  о  своем  отпоре
непрошеным гостям, - в статье рассмотрен и  ваш  вариант  -  с  чрезвычайным
положением. Я все продумал. Убежден - что это гибельный  путь,  может  быть,
кровавый путь... И он - не куда-нибудь, а назад, в доперестроечные времена.
   С тем они и уехали.
   Все наперебой: "Что же дальше?"
   М.С.: "Ведь завтра они должны будут обнародовать. Как они  объяснят  "мое
положение"?"
   Порассуждали насчет тех, кто приезжал. Я не преминул ввернуть: это же все
"ваши", М.С., люди, вы их пестовали,  возвышали,  доверились  им...  Тот  же
Болдин... "Ну, о Плеханове, - обойдя Болдина,  сказал  М.С.,  -  и  говорить
нечего: не человек! Что он - о Родине печется, изменив мне?! О шкуре!"
   М.С. стал вслух гадать насчет других  "участников"  всей  этой  операции:
посетители ведь ему назвали членов ГКЧП. Никак не мог примириться с тем, что
Язов там оказался. Не хотел верить: "А  может,  они  его  туда  вписали,  не
спросив?" В отношении старого маршала я присоединился к его сомнениям. Но  в
отношении Крючкова "отвел" его колебания: "Вполне способен на такое... Да  и
потом, мыслимо ли без председателя КГБ затевать нечто подобное, тем более  -
действовать!!"
   - А Янаев? - возмутился М.С. - Ведь этот мерзавец за два часа до  приезда
этих со мной говорил по телефону. Распинался, что меня ждут  в  Москве,  что
завтра приедет меня встречать во Внуково!
   Так мы походили еще в темноте минут 15.
   Я вернулся к себе. И стал волноваться за Тамару. Она там,  в  "Южном",  в
панике, бегает, наверное, от Примакова к Шаху, от Шаха к Ю.Красину,  умоляет
хоть что-то узнать. На другой день я попросил прийти ко мне Генералова.  Тот
пришел, чего я уже не ожидал. Сказал ему,  что  так  нельзя  издеваться  над
женщиной, попросил отправить ее в Москву, помочь достать билет. Он:  "Билета
сейчас не достанешь" (ему-то не достать!..), однако, подумав, вдруг спросил:
   - А она в какой степени готовности?
   - Откуда мне знать! А что?
   - У нас  сегодня  военный  самолет  пойдет.  Аппаратуру  связи  некоторых
связистов повезет, одного больного из охраны*.
   - Так захватите Тамару!
   - Ладно. Сейчас пошлю за ней машину.
   - Пусть заодно она и мой чемодан соберет, прикажите привезти его сюда,  а
то мне и бриться-то нечем...
   Чемодан мне принесли поздно вечером. Что в самолет Тамару посадили -  мне
сообщили на другой день.
   Какова была степень нашей изоляции  в  "Заре"?  Об  этом  меня  постоянно
спрашивали и журналисты, и знакомые по возвращении в Москву.
   Генералов привез с собой не так уж много новых, "своих" людей.  Часть  он
поставил у гаражей, где  заперты  были  президентские  машины  с  автономной
системой связи, а также у ворот - тоже с  автоматами.  На  берегу  стояли  и
раньше пограничные  вышки  -  на  концах  полукружия  территории  дачи.  Там
дежурили пограничники. Но за два-три дня до переворота их стало вдоль  шоссе
много больше. Мы с Ольгой тогда не придали этому значения.  Появились  вдоль
шоссе и люди в необычной форме - в тельняшках,  с  брюками  навыпуск,  не  в
сапогах, а в ботинках, похожие на омоновцев. Только потом мы сообразили, что
это  значило.  Достаточно  было  выйти  из  нашего  служебного  помещения  и
посмотреть на кромку скал, вдоль дороги Севастополь - Ялта,  чтобы  увидеть:
через каждые 50-100 метров стояли пограничники, иногда - с собаками.
   Наблюдение за нами было тщательное.
   Вот эпизоды.
   19-го днем я пошел к Горбачеву. Часовой в будке на пути к даче остановил:
"Вы кто такой?"
   - Помощник.
   - Куда идете?
   - Легко догадаться, - показываю на дачу Президента.
   - Не положено.
   Я взвился и стал ему говорить нехорошие слова. Вдруг сзади подскочил Олег
(один из личной охраны) и ему: "Ты - марш  в  свою  будку!  И  чтоб  никогда
больше не лез к нему (показывает на меня пальцем).  Идите,  идите,  Анатолий
Сергеевич".
   Я сделаю отступление. Эти люди из охраны поддерживали атмосферу  какой-то
минимальной надежности. Во всяком случае - надежду, что нас голыми руками не
возьмут. А если попытаются, дорого  обойдется.  К  личной  охране  "публика"
относится обычно с  презрением,  но  эти  ребята  показали  себя  настоящими
рыцарями. Их  начальники,  Плеханов  и  Медведев,  предали  и  их,  изменили
Президенту.  А  они  не  дрогнули.  День  и   ночь,   сменяясь,   спокойные,
напряженные, сильные ребята, с пистолетами и мини-рациями, часть вооружилась
автоматами... Во всех "жизненных" пунктах вокруг дачи, иногда незаметные  за
кустами. Они были готовы стоять насмерть:  и  по  службе,  и  по  долгу,  но
главным образом -  по-человечески,  по  благородству.  Их  было  всего  пять
человек.
   Второй эпизод. Утром 20-го Оля говорит:
   - А.С., чего вы сидите все время в кабинете? Сходим  искупаться.  Ребятам
(т.е. охране, она знает через мужа) запрещено выходить к воде, но  вас  вряд
ли остановят. А нас без вас не пустят.
   - А куда?
   - Ну, вон там, за домом, где  столовая,  гаражи,  где  большинство  ребят
живет. Там есть спуск к воде. Правда, крутой - камни,  сорваться  можно,  но
ходят же люди.
   Я  согласился.  Николай  Феодосьевич  (Покутный  -  второй  личный   врач
Президента) принес что-то на тарелке из столовой. Поел. Зашли Оля с  Ларисой
- медсестрой и Татьяной - большой доброй женщиной, массажисткой.
   Пошли. Первый часовой очень подозрительно посмотрел. Не остановил, но тут
же сообщил по рации: "Черняев куда-то пошел". Когда проходили мимо  хоздома,
навстречу выбежали знакомые ребята из охраны, с мячом (рядом спортплощадка).
Спрашиваю: "Развлечься хотите?.." - "А что делать-то?.. Никуда  не  пускают.
Жарища. Тоска!"
   Дошли до тропки и - резко вниз по самодельным  ступенькам.  Спуск  метров
100. На половине -  Ольга  мне:  "Оглянитесь!"  Я  оглянулся.  За  нами  шел
человек. Спустились к воде. Между больших валунов можно пробраться  в  воду.
Небольшая площадка, на ней брошены три деревянных  м