о он был убежден, что принадлежит к той категории ученых, которые отдают науке всю свою жизнь, и никак не к той, которые предпочитают, какое-то время интенсивно поработав, жить затем в свое полное удовольствие. Оген не чувствовал сожаления, что останется здесь навсегда; по гуманоидным стандартам к тому моменту, когда он решил стать студентом, Оген уже прожил долгую, очень насыщенную событиями жизнь.
     Кроме того, путешествие домой за советом представляло собой вещь далеко не простую. Воздушная сфера Оскендарай не имела регулярных контактов с Цивилизацией, и, как слышал Оген, очередное судно оттуда прибудет по расписанию не раньше, чем через два года. Конечно, могут появиться и другие транспорты, и гораздо раньше, но дорога на чужом судне займет еще больше времени, если его вообще возьмут на борт.
     Ведь даже на судне Цивилизации дорога займет не меньше года, потом год там, потом - обратно... И неизвестно, когда еще будет обратный рейс: расписания на такое отдаленное будущее не было.
     Одно время он даже хотел нанять собственный корабль, но узнал, что бегемотовое дерево готово принять его как ученого Цивилизации. Фрахтовать же звездное судно для единственного человека, да еще и с условием, что он будет пользоваться им только дважды за тридцать лет, казалось слишком расточительным даже по меркам Цивилизации. Но все же, если он и в самом деле собирается остаться здесь навсегда и больше никогда не увидеть в живых ни друзей, ни родных, то... словом, об этом надо было подумать как следует.
     Квартиры гостей располагались так, чтобы дать им возможность насладиться наиболее роскошными видами и чистым воздухом. Но в связи с ухаживаниями Йолеуса и его погоней за Муетенайв все обитатели стали в конце концов испытывать определенные неудобства. Многие уехали, а оставшиеся своими сплетнями и разговорами начинали действовать Огену на нервы. Ученый находился здесь не для пустой и глупой болтовни, а для серьезной научной работы.
     И теперь Цлеп старался как можно меньше общаться с местными обитателями и практически все свое время проводил в написании заметок или исследовании шишкастой поверхности дерева.
     Итак, он висел, сосредоточенно работая. Над ним, в виде столбов и облаков, реяли сонмы фалфикоров, и именно это он и пытался сейчас зафиксировать в своей писчей таблетке.
     Конечно, слова "писал" или "делал записи" на самом деле мало подходят к совершаемым в эти моменты Огеном действиям. В таблетке нельзя писать в собственном смысле этого слова. В ее голографическое пространство входят с помощью специального стила, которым вырезают, формируют, раскрашивают, текстурируют, смешивают и аннотируют его содержимое единым действием. Это даже, в своем роде, настоящая поэзия. Внутри возникают образы, идеи и целые системы.
     Таблетки эти были изобретены Разумом (или его эквивалентом), и ходили неясные слухи о том, будто изобретены они лишь для того, чтобы создать новое средство общения, недоступное людям (или их эквивалентам). Однако люди, подобные Огену, потратили свои жизни на то, чтобы опровергнуть это параноидальное мнение.
     - Итак, кончено, - пробормотал ученый, убирая таблетку от лица и разглядывая ее. Затем, еще немного повертев головой, он показал таблетку своему компаньону, переводчику 974 Прафу, висевшему поблизости, прямо над его плечом.
     974 Праф, существо пятидесятого порядка, служил в 11 корпусе Очистки листвы Йолеуса. Он занимался также вопросами разведки и перевода, отчего и был прикомандирован к Огену. Праф тоже внимательно посмотрел на таблетку.
     - Ничего не вижу, - сказал переводчик на марианском языке Цивилизации.
     - Ты слишком далеко висишь.
     Существо покачало крыльями и уставилось прямо на Огена:
     - А разве есть какая-то разница?
     - Да, есть. Таблетка отсвечивает. Смотри, - Оген повернул таблетку другим боком и поднес ее поближе к глазам переводчика.
     Праф вздрогнул, сжался и сделал движение, будто хочет улететь, но потом, видимо, собрался с духом.
     - Да, там действительно что-то есть.
     - Я пытался использовать известнейшее явление: обычно мелкие частицы не видны с далекого расстояния, но зато потом, собираясь в плотные группы, они вдруг становятся отчетливо видимыми, словно проясненная метафора в опыте концептуального понимания.
     Праф снова повернул голову, открыл рот, вытянул длинный язык, дотронулся им до поверхности таблетки и опять съежился.
     - И именно это сейчас зафиксировано?
     - Да, и с большим умением, - ответил Оген и счастливо рассмеялся, но ученый не удержал стило, и оно упало в бездонную синеву под ними. - Ах, черт, - выругался Оген. - Надо было прикрепить его к поясу.
     Тем временем стило превратилось в точку. И оба, не отрываясь, продолжали смотреть на нее.
     - Это твой инструмент для писания? - поинтересовался 974 Праф.
     - Да, - схватил свою правую ногу Оген.
     - И у тебя нет другого?
     Оген начал нервно кусать ногти на правой ноге.
     - Хм... В общем-то, нет.
     - Хм, - повторил и Праф.
     - Наверное, лучше отправиться за ним, - почесав голову, предположил Оген.
     - Только без меня.
     И Оген, отпустив хвост и левую руку, упал в пространство, стремясь догнать свой инструмент. 974 Праф вдруг тоже расцепил коготки и последовал за ним.
     Воздух был жарок и густ, он мягко гудел в ушах.
     - Напоминаю, - сказал Праф, поравнявшись с ученым.
     - Что? - Оген прикрепил таблетку к ремню, нацепил на уже слезящиеся глаза, чтобы защитить их от ветра, очки и завертелся в воздухе, пытаясь обнаружить пропавшее стило. Это было очень маленькое и очень ценное стило, и падало оно почему-то с пугающей быстротой. Одежда Огена раздувалась и трепетала, как флаг.
     Шляпа с головы слетела, ученый было ухватил ее, но та снова выскользнула и унеслась куда-то вдаль. Наверху, как туча, нависало бегемотовое дерево, но и оно стало все более удаляться по мере их дальнейшего падения.
     - Поймать шляпу? - спросил 974 Праф, перекрывая свист ветра.
     - Нет, спасибо. На обратном пути найдем.
     Праф снова перевернулся и уставился в синюю глубину. Стило мелькало где-то далеко черной точкой.
     Праф подплыл к Огену так, чтобы рот переводчика оказался у самого уха ученого, а перья касались плеча.
     - Как я уже говорил... - начал он.
     - О, да?
     - Йолеус хотел бы знать побольше о твоих выводах относительно теории эффекта гравитационной восприимчивости, влияющей на религиозность существ с частичной отсылкой к их эсхатологическим верованиям.
     Оген потерял из виду стило и нахмурился:
     - Что? Что еще там за верования?
     - Я просто напомнил.
     - Хм. Подожди-ка минутку. Мне кажется, оно полетело вот сюда, - ученый нажал кнопку на правом запястье, и одежда перестала реять по ветру и облепила его, как мокрая перчатка, прекратив болтаться на ветру. Затем Цлеп принял удобную позицию, сложил руки и обвил ноги хвостом. Праф тоже сомкнул крылья и принял более аэродинамическую форму.
     - Но я не вижу того, что ты уронил.
     - А я вижу. Так...
     Стило уходило все ниже и ниже.
     Дело было в том, что его воздушное сопротивление было гораздо меньшим, чем у Огена, даже при таком нырке вниз головой. Ученый на мгновение задумчиво посмотрел на Прафа:
     - Я думаю, придется применить мощности.
     Праф как-то подобрался, сложил крылья еще плотнее и вытянул шею. Так он быстро догнал Огена, но тут же расслабился, стал парить и заявил, что быстрее двигаться не может.
     - Ладно. Увидимся позже.
     Оген нажал пару кнопок на запястье, и сразу же завыли крошечные моторы на его ножных браслетах.
     - Не пропадай! - крикнул он переводчику под все усиливающееся жужжанье моторных пропеллеров. В первые моменты Оген очень боялся столкнуться с чем-нибудь или кем-нибудь, а больше всего задеть переводчика. Впрочем, тот парил уже в нескольких метрах позади.
     - А я попытаюсь пока поймать твою шляпу и постараюсь не попасть на обед к фалфикорам.
     - Давай.
     Скорость ученого все возрастала; ветер свистел в ушах, и этот свист лучше всего показывал ему, как растет давление на его тело. Оген на мгновение снова потерял стило из виду, испугался, что инструмент пропал навсегда, и обеспокоенно заметался в океане безмятежной синевы.
     Наверное, стило ушло в сторону. Вероятно, какой-нибудь хорошо замаскированный хищник, по ошибке приняв за пищу, давно проглотил его. Может быть, стило зашло за боковую поверхность сферы. Но тогда был бы виден край, граница. Интересно, насколько покат склон? Дело в том, что сфера не была собственно сферой и не имела ни одной из полагающихся сфере двух долей, просто на определенном уровне ее дно изгибалось, уходя под массу детритиевой горловины.
     Как далеко находился теперь Оген от края! А вроде бы и совсем близко, и, кажется, Бьюселн тоже должен быть где-то поблизости, по крайней мере, так было месяц назад. Наверное, надо опуститься на горловину. Оген вгляделся в даль, но ничего определенного не увидел. К тому же, как говорили, до Бьюселна надо было падать несколько дней. Словом, как бы то ни было, стила, конечно, уже не найти. А, кроме того, здесь, наверняка, полно всяких едоков, и он, как верно напомнил Праф, тоже может оказаться кем-нибудь съеденным.
     А что, если он приземлится на горловину, когда она выпрямляется!? Тогда Оген непременно умрет. В вакууме! Какой ужас!
     Воздушные сферы мигрировали по галактике, завершая круг от одного раза до пятидесяти за сто миллионов лет, в зависимости от того, насколько близко оказывались к центру. Они испускали газ и пыль с передних сторон, а с задних сбрасывали неперерабатываемые остатки жизнедеятельности их флоры и фауны, которые, как известно, и сами питались падалью. Кроме того, они роняли несколько небольших лун, похожих на коричневых карликов, таким образом, оставляя за собой хвост детрития <Детритий - видимо, из "детрит" от латинского "detritus - истертый", мелкие частицы органического или частично минерализованного вещества, взвешенные в воде или осевшие на дно водоема>.
     Все были уверены, что воздушные сферы - это продукт разума, но как, зачем и для чего они созданы, - никто не знал и, кажется, знать не хотел. Это, должно быть, знали мегадеревья, но, существа, подобные Йолеусу, к вящей досаде таких ученых, как Оген Цлеп, находились слишком далеко и оставались почти недоступными для изучения.
     Теперь Оген падал очень быстро, так, пожалуй, можно будет напороться прямо на стило и погибнуть! Какая утонченная ирония! Пожалуй, чересчур болезненная. Ученый сбросил скорость. Сначала он падал на двадцать два метра в секунду, и скорость неуклонно росла, но Огену удалось отрегулировать скорость, доведя до двадцати без ускорения.
     Успокоившись, ученый снова оглядел синие потоки, и вдруг внизу, немного впереди, опять увидел свой инструмент, падающий по какой-то замысловатой спиралевидной траектории. Оген почувствовал, что удача не покинула его. Рассчитав скорость, ученый схватил стило. Теперь требовалось немедленно остановиться и сменить направление. И Оген, как личность, склонная к решительным действиям (еще со времен своего студенчества он всегда искал самых необычайных приключений, правда, не всегда заканчивавшихся удачно), попытался перевернуться ногами вниз, так, чтобы пропеллеры на лодыжках гнали его теперь уже вверх. По идее, ученый вполне должен был справиться с ними, но вдруг потерял контроль и хаотически завертелся в воздухе, крича, чертыхаясь и пытаясь держать хвост кверху, подальше от треклятых пропеллеров. И вот досада, из-за этого кавардака стило снова выпало у него из рук.
     Раскинув конечности и кое-как справившись с собственным телом, Оген опять зашарил взглядом по небу и увидел где-то далеко-далеко над собой смутный намек на Йолеуса и еще какую-то точку, бывшую, вероятно, 974 Прафом. Стило тоже плавало, теперь почему-то над ним, но по-прежнему по весьма причудливой траектории. Наконец, кое-как удалось разобраться и с пропеллерами.
     Шум ветра стих, и стило неожиданно мягко упало прямо ему в руку. Оген спрятал его в таблетку и опять попытался подняться вверх. Но в голове у него шумело, и синее пространство вокруг вдруг стало вдруг темным и пульсирующим. Ожерелье - подарок тетушки Зилдер как раз накануне отъезда сюда - сползло под подбородок.
     Дав пропеллера успели немного покрутиться вхолостую, затем Оген снова дал газ и, несмотря на тяжелую голову, отправился назад. Лететь теперь стало легче, густой воздух нес его мягко, ветер, обжигавший лицо, превратился в приятный ветерок. Наконец, Оген остановился, включил капюшон и лениво завис в воздухе. И тут глаза его сузились.
     Там внизу, еще не совсем понятное, но уже видимое, появилось в дымке - нечто. Нечто огромное, заполняющее собой почти все пространство и все же настолько далекое, что было едва различимым. Оген прищурился еще больше и убедился, что это действительно есть, во всяком случае, очень напоминает, другое бегемотовое дерево. Но Оген, со слов Йолеуса, прекрасно знал, что на такой высоте Муетенайв быть не может. Да и выглядело новое дерево несколько не так - слишком много плавников и слишком асимметричная форма. Очень непривычная форма и даже внушающая некоторую тревогу. В следующий момент радом раздался деликатный шум:
     - Вот твоя шляпа.
     В вязком воздухе трепыхался 974 Праф со шляпой во рту.
     - О, благодарю! - воскликнул Оген и натянул на себя шляпу покрепче.
     - Нашел свое стило?
     - Хм... Да. Да, нашел. Но вот посмотри-ка. Видишь?
     Праф посмотрел вниз и небрежно заметил:
     - Это тень.
     - Да, вот это - тень. А я говорю вон про то. Правда, похоже на дерево?
     - Нет, - пару раз дернул головой переводчик.
     - Как нет?
     - Да.
     - Как да?
     - И да, и нет.
     - Ага. Что же это может быть?
     - Я бы тоже хотел знать. Но ведь мы возвращаемся на Йолеус?
     - Хм. Не знаю пока. А что, должны?
     - О, да. Мы падали очень долго. Я даже не вижу Йолеуса и нервничаю.
     - Ах, дорогой мой! - Оген снова посмотрел на призрак и обнаружил, что тот исчез. - Так вижу я что-либо или нет? Вот вопрос.
     - Вот именно.
     - И все-таки хотелось бы знать.
     Тень под ними стала, если можно так выразиться, стационарной, несмотря на то что воздушные потоки временами на мгновения затягивали ее дымкой, оставляя в глазах одну только рябь. Потом тень снова появлялась, различимая, правда, не более как пустая форма - глубокая синяя тень на воздушном потоке.
     - Надо возвращаться на Йолеус.
     - А ты думаешь, Йолеус знает, что это?
     - Да.
     - Но ведь оно и вправду выглядит как бегемотовое дерево.
     - И да, и нет. А может, оно просто больное?
     - Больное?
     - Ну, поврежденное.
     - Поврежденное? Как это бегемотовое дерево может быть поврежденным?
     - В общем, все это очень странно. Надо вернуться на Йолеус.
     - Но, может быть, стоит поглядеть поближе? - предложил Оген. Он не был уверен, что действительно хочет этого, но чувствовал себя обязанным что-то подобное предложить. Все-таки вопрос был интересный. Но и опасный тоже. К тому же, они потеряли визуальный контакт с Йолеусом. Конечно, найти его будет нетрудно, дерево двигается медленно и по прямой, так что простой подъем приведет их прямо на место, но все же...
     - А что, если Муетенайв решила присоединиться к пузырю не через пару дней, а прямо сейчас? И они с Прафом останутся тут блуждать, поскольку Йолеус наверняка не знает, что они ушли. Он рванет за Муетенайв, и они останутся на растерзание всяким блуждающим едокам без какого-либо надежного прикрытия.
     Оген огляделся в поисках фалфикоров. У него не было с собой никакого оружия. Однажды он отказался от любого защищающего тело устройства, в университете настояли, чтобы он, по крайней мере, прихватил пистолет, - но Оген так и не распаковал до сих пор эту проклятую штуку.
     - Надо возвращаться, - быстро повторил переводчик, и в голосе его уже явно слышались нервозность и опасения. 974 Праф, пожалуй, впервые оказался в ситуации, когда рядом не было дерева, служившего ему домом, хозяином, вождем, родителем и возлюбленным. И теперь он боялся, если вообще мог испытывать когда-либо страх.
     Оген тоже боялся, но не признавался в этом. Конечно, он не очень боялся, но все же достаточно для того, чтобы надеяться, что Праф откажется сопровождать его к таинственной тени. И тогда они сразу же возвратятся. Сколько же километров отделяло их теперь от Йолеуса? Об этом ученый вообще даже думать не хотел.
     - Надо возвращаться, - в очередной раз пропищал Праф.
     - Ты, правда, так думаешь?
     - Надо возвращаться.
     - Хм... Впрочем, я тоже так думаю. Пусть лучше Йолеус решит, что делать дальше.
     - Надо возвращаться.
     - Да-да! - Оген включил капюшон, тот зашевелился, надулся, как шар, и ученый начал парить в воздухе.
     - Надо возвращаться.
     - Мы уже возвращаемся, Праф. Возвращаемся. Уже. - Оген чувствовал, как его тянет вверх.
     - Надо возвращаться.
     - Ладно, хватит, Праф! Мы это и делаем. Не...
     - Надо возвращаться.
     - Да возвращаемся мы! - рявкнул Оген и надул капюшон сильнее, так что черный баллон плыл теперь над его головой и сильно тянул вверх все сильнее.
     - Мы должны...
     - Праф!
     Праф, наконец-то, расправил крылья как следует и воззрился на черный шар капюшона своего спутника.
     - А вот еще, - вдруг заявил он.
     Оген посмотрел вниз. Огромная тень начала уже исчезать в дымке, и он с непониманием уставился на переводчика:
     - Что такое?
     - Йолеусу было бы интересно узнать побольше о вакуумных дирижаблях Цивилизации, - ответил Праф, не спуская взгляда с капюшона. Внутри него сейчас действительно был вакуум, поднимавший Огена вверх.
     - Что? Ах, ты про это, - но пускаться в объяснения ученый сейчас не решился и подумал, что надо будет привезти сюда библиотеку получше той, которой он располагает на данный момент. - Я не специалист. Конечно, я путешествовал на них как турист у себя дома, но...
     - Ты говоришь о помповых вакуумах. Как они сделаны? - Праф вертелся вокруг капюшона, хлопая крыльями настолько быстро, насколько позволяла густая атмосфера вокруг них.
     - Ну, как я понимаю, вакуум находится прямо в сфере.
     - В сфере?
     - Очень тонкостенной сфере. Ты наполняешь пространство между стенками этим... как его... гелием или водородом, в зависимости от своих склонностей. Правда, чистых газов, наверное, не используют, так, несколько процентов.
     - И дальше?
     - Потом накачиваешь газ в сферу.
     - Ясно. А каков характер этого накачивания?
     - Хм... - Оген снова посмотрел вниз, но огромная тень исчезла окончательно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

КРАЙНЕ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА

     Запись.
     - Это великая симуляция.
     - Это не симуляция.
     - Конечно. И все-таки, это так.
     - Толкайте! Толкайте!
     - Я и толкаю!
     - Толкайте сильнее!
     - Но все-таки, разве вам не кажется, что это долбаная симуляция?
     - Ах, нет, не долбаная.
     - Посмотрите, я не знаю, что вы делаете, но чтобы вы ни делали, вы делаете это неправильно. Пламя идет прямо из шахты!
     - Так полейте его водой!
     - Я не могу достать...
     - Я действительно нахожусь под большим впечатлением.
     - Вы на чем-то стоите, правда?
     - Я очень рад, что мы дождались ночи. А вы?
     - Конечно. Посмотрите на дневную сторону! Я никогда не видел, чтобы она так сверкала. А вы?
     - Не припомню.
     - Ха! Мне это нравится! Блестящая симуляция!
     - Это не симуляция, вы, буффон! Будете вы слушать?
     - Уберите отсюда это пугало!
     - Но все-таки - что же это такое?
     - Кто, а не что. Хомомданское чучело! Называется Кэйб.
     - О!
     Они сплавлялись по лаве. Кэйб сидел в центре плоскодонного судна и смотрел на расплавленный ярко-желтый поток реки с оплывающими от жара скалами впереди и на темный унылый пейзаж, через который протекала эта лава. Он слышал человеческий разговор, но не обращая внимания на то, кто это говорит.
     - Он уже почти выскочил.
     -