, как географическое понятие.
     Бюрократ и  Америка. "Что можно сказать, - спрашивает Сталин, - о таких
с  позволения  сказать, "критиках"?  И он  рассказывает весело  настроенному
собранию: "В одном из своих сказок-рассказов великий русский писатель Щедрин
дает тип бюрократа-самодура, очень ограниченного и  тупого, но до  крайности
самоуверенного и ретивого. После того как этот бюрократ навел во "вверенной"
ему  области "порядок  и  тишину",  истребив тысячи жителей и спалив десятки
городов,  он  оглянулся  кругом  и  заметил на  горизонте  Америку,  страну,
конечно,  малоизвестную,  где  имеются,   оказывается,   какие-то   свободы,
смущающие  народ,  и  где государством  управляют  иными методами.  Бюрократ
заметил Америку  и  возмутился:  что это за  страна,  откуда она взялась, на
каком таком основании она существует? Конечно, ее случайно открыли несколько
веков тому назад, но разве  нельзя ее снова  закрыть, чтоб духу  ее  не было
вовсе? И, сказав это, наложил резолюцию: "Закрыть снова Америку!"
     Сталин  и  его   национал-социалистический  критик.   "Мне  кажется,  -
объясняет  Сталин собранию,  -  что господа из  "Дейтше  Дипломатиш-Политише
Корреспонденц" как  две  капли  воды похожи на  щедринского  бюрократа. Этим
господам СССР давно уже намозолил глаза. Девятнадцать  лет  стоят  СССР  как
маяк,  заражая  духом  освобождения  рабочий  класс  всего  мира  и  вызывая
бешенство у  врагов рабочего класса. И он, этот СССР, оказывается, не только
просто существует, но даже растет, и не только растет,  но даже преуспевает,
и не только преуспевает, но  даже сочиняет проект новой Конституции, проект,
возбуждающий умы, вселяющий новые  надежды  угнетенным классам. Как же после
этого не возмущаться господам из  германского официоза? Что  это за  страна,
вопят  они,  на каком таком основании она существует, и если  ее  открыли  в
октябре 1917 года, то почему  нельзя ее снова закрыть, чтобы духу ее не было
вовсе?  И,  сказав  это,  постановили:  закрыть  снова  СССР,   объявить  во
всеуслышание, что СССР, как государство, не существует, что СССР есть не что
иное, как простое географическое понятие!
     Непослушная действнтельность.  Кладя  резолюцию  о  том,  чтобы закрыть
снова Америку, щедринский  бюрократ,  несмотря  на  всю свою тупость, все же
нашел  в себе элементы  понимания реального, сказав  тут же  про  себя: "Но,
кажется, сие от  меня  не зависит". Я не знаю,  хватит  ли ума  у  господ из
германского  официоза  догадаться,  что  "закрыть"  на  бумаге то  или  иное
государство  они, конечно, могут, но если говорить серьезно, то "сие  от них
не зависит"...
     Москва  должна  говорить  громко,  если она  хочет,  чтобы  ее  услышал
Владивосток. Так говорит Сталин со своим народом. Как видите, его речи очень
обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко
и  отчетливо,  если  хотят,  чтобы это  было понятно даже  во  Владивостоке.
Поэтому Сталин говорит  громко и  отчетливо, и каждый  понимает  его  слова,
каждый  радуется  им,  и его речи создают чувство  близости  между  народом,
который их слушает, и человеком, который их произносит.
     Политический   деятель,  а  не  частное   лицо.   Впрочем,   Сталин,  в
противоположность другим стоящим  у власти лицам, исключительно скромен.  Он
не присвоил себе  никакого громкого титула и называет себя просто Секретарем
Центрального Комитета.  В общественных  местах он показывается только тогда,
когда это крайне необходимо; так, например, он не  присутствовал  на большой
демонстрации, которую проводила Москва на Красной площади, празднуя принятие
Конституции, которую народ  назвал его  именем. Очень немногое из его личной
жизни  становится  известным  общественности.  О   нем  рассказывают   сотни
анекдотов,  рисующих,  как  близко  он  принимает  к  сердцу  судьбу каждого
отдельного  человека, например,  он  послал  в Центральную  Азию  аэроплан с
лекарствами,  чтобы  спасти умирающего ребенка, которого иначе не удалось бы
спасти,  или  как он буквально  насильно заставил одного чересчур  скромного
писателя,  не  заботящегося  о  себе,  переехать  в  приличную,   просторную
квартиру. Но подобнее анекдоты передаются  только из уст  в  уста и  лишь  в
исключительных случаях появляются в печати.  О частной  жизни Сталина, о его
семье, привычках почти  ничего точно  неизвестно.  Он не  позволяет публично
праздновать день своего рождения. Когда его приветствуют в публичных местах,
он всегда стремится подчеркнуть, что эти приветствия относятся исключительно
к проводимой  им  политике,  а  не  лично  к  нему.  Когда,  например, съезд
постановил  принять  предложенную и окончательно  отредактированную Сталиным
Конституцию и  устроил ему  бурную овацию,  он аплодировал вместе  со всеми,
чтобы  показать, что он принимает эту овацию не  как  признательность ему, а
как признательность его политике.
     Один тост в  кругу  друзей.  Сталину,  очевидно, докучает такая степень
обожания, и он иногда  сам над  этим  смеется. Рассказывают, что  на обеде в
интимном дружеском кругу в первый день нового года Сталин поднял свой стакан
и  сказал:  "Я  пью  за  здоровье  несравненного  вождя   народов  великого,
гениального товарища Сталина. Вот, друзья мои, это последний тост, который в
этом году будет предложен здесь за меня".
     Откровенность  и простота. Сталин  выделяется  из  всех  мне  известных
людей,  стоящих у  власти, своей простотой.  Я говорил  с ним  откровенно  о
безвкусном и  не знающем меры культе его личности, и он мне также откровенно
отвечал.  Ему  жаль,  сказал  он,  времени,  которое  он  должен тратить  на
представительство. Это вполне вероятно:
     Сталин  -  мне  много об  этом  рассказывали и  даже документально  это
подтверждали -  обладает огромной работоспособностью и вникает  сам в каждую
мелочь,  так  что  у  него  действительно не остается  времени  на  излишние
церемонии. Из сотен приветственных  телеграмм,  приходящих на  его  имя,  он
отвечает  не больше,  чем  на одну.  Он чрезвычайно  прямолинеен,  почти  до
невежливости,  и  не  возражает  против  такой   же  прямолинейности  своего
собеседника.
     Сто тысяч портретов человека с  усами.  На  мое замечание о безвкусном,
преувеличенном преклонении перед его личностью, он пожал плечами. Он извинил
своих крестьян и рабочих тем,  что  они были слишком заняты другими делами и
не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен тысяч
увеличенных до чудовищных размеров  портретов человека с усами, - портретов,
которые мелькают у него перед глазами во время демонстраций.  Я указываю ему
на то, что даже люди, несомненно  обладающие вкусом,  выставляют его бюсты и
портреты -  да  еще  какие! -  в местах,  к  которым  они не имеют  никакого
отношения,  как,  например,  на  выставке  Рембрандта.   Тут  он  становится
серьезен. Он высказывает  предположение,  что  это  люди,  которые  довольно
поздно  признали  существующий  режим  и  теперь  стараются   доказать  свою
преданность  с  удвоенным  усердием.  Да,  он  считает  возможным,  что  тут
действует умысел вредителей, пытающихся  таким образом дискредитировать его.
"Подхалимствующий дурак, - сердито сказал Сталин, -  приносит больше  вреда,
чем  сотня врагов". Всю эту шумиху он терпит, заявил он,  только потому, что
он  знает,  какую  наивную  радость   доставляет  праздничная  суматоха   ее
устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу,
а   как   к   представителю   течения,    утверждающего,   что    построение
социалистического  хозяйства  в  Советском  Союзе  важнее, чем  перманентная
революция.
     Партийное  постановление.   Впрочем,   партийные  комитеты   Москвы   и
Ленинграда уже вынесли постановления, строго  осуждающие "фальшивую практику
ненужных  и бессмысленных восхвалений партийных руководителей", и со страниц
газет исчезли чересчур восторженные приветственные телеграммы.
     Великая  цель.  В  общем  и целом  новая  демократическая  Конституция,
которую Сталин  дал Советскому Союзу, - это не просто  декорация, на которую
можно  посматривать, высокомерно пожимая плечами. Пусть средства, которые он
и его соратники применяли, зачастую и были не  совсем ясны -  хитрость  в их
великой борьбе была  столь  же необходима,  как и отвага, - Сталин искренен,
когда  он  называет  своей  конечной  целью  осуществление  социалистической
демократии.


Глава IV. НАЦИОНАЛИЗМ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ

     Статья  Конституции.  "...Какое  бы  то  ни было  прямое или  косвенное
ограничение   прав  или,  наоборот,   установление   прямых  или   косвенных
преимуществ   граждан   в   зависимости  от   их  расовой   и   национальной
принадлежности,   равно  как  всякая  проповедь  расовой  или   национальной
исключительности,  или  ненависти и  пренебрежения -  караются  законом",  -
гласит 123-я статья Советской конституции.
     Национальная проблема. Глава 2 Конституции - Государственное устройство
-  перечисляет  множество  национальностей,  и, когда на  московском  съезде
видишь  перед  собой   всю  эту  разнообразную  массу  голов  -  грузинских,
туркменских, узбекских, киргизских, таджикских,  калмыцких, якутских,-только
тогда  становится ясно, какую непомерно трудную задачу представляла проблема
объединения  этих  национальностей под знаком серпа и  молота. На разрешение
национальной проблемы Союзу понадобилось некоторое  время. Но теперь  он  ее
окончательно урегулировал; он  доказал, что национализм с интернационализмом
сочетать возможно.
     Разрешение этой проблемы. Когда в  1924 году Сталин  заявил о  том, что
русский крестьянин  несет  в  себе возможность социализма, то есть,  другими
словами, мог бы, сохраняя свою национальность,  стать интернациональным,  он
был высмеян  своими  противниками,  объявившими его  утопистом. В  настоящее
время  практика доказала  правильность  сталинской теории:  крестьяне  -  от
Белоруссии до Дальнего Востока  -  приобщены к  социализму. Любовь советских
людей к своей родине не уступает любви фашистов к их родине; но тут любовь к
советской  родине, а  это  означает,  что  любовь эта  зиждется не только на
мистическом подсознании,  но  что  она  скреплена прочным  цементом  разума.
Великий практический психолог Сталин совершил  чудо,  заставив служить целям
интернационального социализма патриотизм множества  народов.  Ныне это стало
действительностью:   жители  отдаленных  сибирских  поселений   воспринимают
нападение Германии и Италии на Испанскую республику с таким возмущением, как
будто это касается их непосредственно.  В каждом доме Советского Союза висит
карта  Испании,  и  я сам  видел,  как  в  районах  вокруг  Москвы крестьяне
оставляли  работу и  отказывались от еды,  чтобы  успеть на  радиопередачу о
событиях  в Испании.  Советскому Союзу  удалось  пробудить  даже у сельского
населения, при всем его национализме, чувство международной солидарности.
     Национальное по  форме,  интернациональное  по  содержанию.  Сталинская
формула-культура, "национальная по форме, интернациональная[3] по
содержанию" -  в настоящее время проведена  в жизнь. Социализм проявляется в
Союзе на многих языках и в разнообразных формах, национальных по выражению и
интернациональных по существу. Национальные особенности автономных республик
- язык,  искусство, фольклор  всякого вида  бережно и  с любовью охраняются;
народам, понимавшим до сих пор только устное слово, дали письменность. Везде
созданы  национальные  музеи,  научные институты  для изучения  национальных
традиций, национальные  оперные и драматические  театры,  стоящие на высоком
уровне. Я видел восторг, с которым москвичи - люди, искушенные в театральных
зрелищах, принимали грузинскую оперу, которая шла в их Большом театре.
     Разрешение  еврейского  вопроса. В том, насколько  здорова и действенна
национальная политика Советского Союза,  меня лучше всего убедил примененный
Союзом  метод  разрешения  трудного,  казавшегося  неразрешимым,  еврейского
вопроса. Царский министр Плеве, по его  собственным словам, не мог придумать
иного  выхода,  как  только  принудить  одну  треть  евреев  к  обращению  в
христианство, другую треть  - к эмиграции, а третью - к вымиранию. Советский
Союз   нашел  другой   выход.   Он  ассимилировал   большую   часть   своего
пятимиллионного еврейского  населения  и, предоставив другой  части обширную
автономную  область  и  средства  для  ее заселения,  создал  себе  миллионы
трудолюбивых, способных граждан, фанатически преданных режиму.
     Удовлетворенность евреев.  Я сталкивался в Советском  Союзе  со многими
евреями из различных  кругов и,  интересуясь  положением еврейского вопроса,
подробно  беседовал  с ними. Исключительные темпы производственного процесса
требуют  людей,  рук,  ума; евреи охотно включились  в этот процесс,  и  это
благоприятствовало  их ассимилированию,  которое в  Советском Союзе  шагнуло
гораздо дальше, чем где бы то ни было. Случалось, что евреи говорили мне: "Я
уже  многие годы не  думал о том,  что я еврей;  только ваши  вопросы  снова
напоминают  мне  об этом". Единодушие, с  которым  евреи, встречавшиеся мне,
подчеркивали  свое  полное согласие  с новым  государственным  строем,  было
трогательно. Раньше их бойкотировали, преследовали;  они не имели профессии,
жизнь их не  имела смысла,  -  теперь  они крестьяне, рабочие, интеллигенты,
солдаты, полные благодарности новому порядку.
     Еврейские  крестьяне. Необыкновенна жадность,  с которой  евреи, долгие
годы  оторванные от  земледелия, бросаются на  этот открывшийся им новый род
занятий.  Ко мне много раз  являлись  представители  от еврейских колхозов с
приглашением  посетить  их.  Но  меня интересовали больше рассказы советских
крестьян не-евреев об этих  колхозах:  я полагал,  что антисемитизм, если он
существует,  должен  проявиться здесь больше, чем где-либо.  Тут выяснилось,
что  эти крестьяне не-евреи первоначально действительно были полны суеверных
представлений о евреях и считали евреев абсолютно непригодными к земледелию.
Теперь   они   только   добродушно   посмеивались   над    своими   прежними
предрассудками.  Мне  рассказывали о большом  дружеском  соревновании  между
евреями-поселенцами и  не-евреями  на Украине, в Крыму и в  Донской области.
Донские  казаки  говорили  мне:  не  победа  евреев  в  сельскохозяйственном
соревновании рассеяла их старое недоверие к ним, а  то, что евреи  оказались
лучшими наездниками.
     Молодая еврейская интеллигенция. Страсть, с которой евреи, отрезанные в
продолжение сотен лет от образования и науки, устремились теперь в эти новые
области, тоже очень велика. Мне говорили,  что в еврейских  селах  ощущается
заметный недостаток в  людях  в  возрасте приблизительно  от  пятнадцати  до
тридцати лет: вся еврейская молодежь уходит в города учиться.
     "Вредная   иллюзия   еврейской   народности".   Таким   образом,   если
хозяйственное развитие Советского Союза, с одной стороны, благоприятствовало
ассимиляции евреев, то,  с  другой-Советский Союз, окончательно ликвидировав
тезис о "вредной иллюзии еврейской народности", дал возможность своим евреям
сохранить их национальность.
     Еврейский национализм  в Советском Союзе.  Национализм советских евреев
отличается  некоторого   рода  трезвым   воодушевлением.  Как  неромантично,
практично и  вместе с тем  отважно  это воодушевление  рисуют следующие  два
факта.  Первый  это  то,  что  своим  языком  советский  еврей  признает  не
насыщенный   традициями,  благородный,   но   и   не   очень  целесообразный
древне-иудейский  язык, а  выросший  из  обыденной  жизни,  составленный  из
разнородных  элементов еврейский, который, по меньшей мере, пятью миллионами
людей   признан  разговорным  языком.  А   второй  факт  тот,  что   страна,
предоставленная евреям для  устройства их национального государства, страна,
в которой они поселились, отдаленна и жизнь в ней трудна, но она таит в себе
неограниченные возможности.
     Еврейский язык. К еврейскому языку, как и ко всем национальным языкам в
Советском Союзе, относятся с  любовью. Существуют еврейские школы, еврейские
газеты,  первоклассная  еврейская  поэзия,  для  развития  языка  созываются
съезды; еврейские  театры  пользуются большим  успехом. Я видел в Московском
государственном  еврейском  театре  превосходную постановку "Король  Лир", с
крупным артистом Михоэлсом в главной роли и с замечательным шутом Зускиным,-
постановку, блестяще инсценированную, с чудесными декорациями.
     Еврейское    государство   Биробиджан   --   это   утопия.   Устройство
национального  еврейского  государства  натолкнулось вначале  на неимоверные
трудности, и  противники Союза, да и не только они одни,  считали,  что этот
проект   является  столь  же  дерзким  и  безнадежным  предприятием,  как  и
построение социалистического хозяйства в одной стране. Недостаток финансовых
средств затруднял  осуществление  проекта;  многие  из  переселенцев уезжали
обратно, и противники, уже торжествуя,  объявили, что этот утопический план,
как они предсказывали с самого начала,  потерпел крушение из-за отдаленности
области,   из-за  неблагоприятных  геологических   условий  почвы,  малярии,
местного бича  - комаров,  а больше всего  из-за непригодности вырождающихся
русских провинциальных евреев к пионерской деятельности.
     Еврейское государство Биробиджан -- это действительность. Однако теперь
в   Биробиджане   стоит   настоящий   город  -   со   школами,   больницами,
правительственными зданиями, театром, и прямого сообщения  экспресс привозит
вас  туда прямо  из  Москвы.  Хотя  план иммиграции  на  ближайшие три  года
предусматривает  переселение ста тысяч евреев,  все  же  властям  приходится
проводить весьма строгий отсев, так как желающих переселиться слишком много.
Я  получил   из  Биробиджана  много  писем  и  говорил  с  довольно  большим
количеством людей, приехавших оттуда. Жизнь там  - этого никто не отрицает -
пока еще тяжела, но никто не отрицает и того, что самое трудное уже  сделано
и   что   мнимая   утопия   превратилась   в   действительность.   Еврейская
социалистическая республика  Биробиджан  существует.  Она  крепко  стоит  на
месте,  хотя геологические условия  почвы  так  же не допускают  этого,  как
вечные   законы    национальной    экономии    не    допускают    построения
социалистического хозяйства в одной, отдельно взятой стране.


Глава V. МИР И ВОЙНА

     Начнется  ли   завтра   война?  Повсюду  на  земле  много   говорят   о
приближающейся  войне,  и  вопрос:  "Когда,  думаете  Вы,  начнется  война?"
является  излюбленной  темой  разговора.  Но,  несмотря  на  то,  что каждый
заигрывает  с  мыслью  о войне,  на  Западе  никто,  за исключением  жителей
фашистских стран, не  принимает ее  по-настоящему, всерьез, подобно тому как
люди живут и строят планы, не принимая серьезно в расчет собственную смерть,
хотя  и  не[ ]сомневаются в ее неизбежности.  Однако в  Советском
Союзе каждый  на все сто  процентов уверен в предстоящей в ближайшем будущем
войне. Уже одно растущее с  каждым днем  процветание  нашей страны,  говорят
советские  люди,  является  таким  очевидным  опровержением всех  фашистских
теорий, что фашистские государства должны,  если  они хотят  сами жить,  нас
уничтожить.  Как   ремесленники,   жившие  продуктами  труда   своих  рук  и
примитивных инструментов, почувствовав себя под угрозой  машин, объединились
и напали на эти машины, так и фашистские государства  в конце концов нападут
на нас. Правда, вожди их прекрасно понимают, что война против нас  неизбежно
повлечет за собой их собственную гибель. Все же эту войну вести им придется.
Хозяйственные затруднения, которые  они себе  сами создали,  в конце  концов
принудят их  к этому. Правительство не может, подобно тому,  как  это делает
например германское, отнимать у своего народа масло и жиры, от