зной дороги от мыса Доброй  Надежды  до  Каира;  но  необходимость
сооружения бесчисленных мостов через множество рек и  речушек,  крайне
удорожавшая строительство, делала нецелесообразной прокладку дороги по
этой  земле,  и  впоследствии  она  была  распродана  под  фермы.  Так
начиналось сегодняшнее фермерство Тули, включая и заповедник Северного
Тули, объединивший нынешних землевладельцев.
   Эта территория юга Африки была изначально богата диким зверьем,  но
в XIX-XX  столетиях  оно  было  почти  полностью   истреблено   белыми
охотниками и путешественниками. Урон дикой фауне  был  нанесен  такой,
что уже в 1870 году охотникам за слоновой костью приходилось двигаться
с юга на север по землям Тули и углубляться  на  территорию  нынешнего
Зимбабве в поисках слонов. Стада южноафриканских слонов, в том числе и
те, что были в Тули, были к этому времени полностью истреблены.
   Однако теперь в Тули снова немало слонов. Преследуемые с  запада  и
востока, стада слонов шли из самого Мозамбика искать убежища в Тули, и
в тот момент,  когда  я  пишу  эти  строки,  их  число  перевалило  за
шестьсот.
   Не все виды дикой фауны, когда-то обитавшие в Тули, живут здесь  до
сих пор. Исчезли черный носорог и африканский буйвол, гиеновая  собака
и лошадиная антилопа, ряд других  копытных  и,  в  значительной  мере,
крокодилы и бегемоты, о  которых  упоминал  Сэлмон.  Теперь  можно  не
бояться спускаться к берегам Лимпопо: а кого бояться-то, кто  скроется
в песках?!
   Последние   три   десятилетия   оказались   более    радужными    -
землевладельцы в Тули все больше стали переориентироваться с охоты  на
сохранение природы. В  эти  годы  стали  более  многочисленными  стада
уцелевших видов животных, и, слава Богу, никто из  землевладельцев  не
строил заборов, препятствующих  свободному  передвижению  животных.  В
соседней  Южной  Африке,  где  дикая  фауна  объявлена  собственностью
землевладельца, на чьей земле  она  живет,  собственнический  инстинкт
заставляет  воздвигать  такие  заборы.  В  Ботсване  же  дикая   фауна
находится  в  собственности  государства,  а   не   частных   лиц,   у
землевладельцев нет причины ограждать свои территории.
   Но продолжительное существование дикой фауны на  частных  землях  в
значительной мере зависит от  отношения  землевладельца.  Похоже,  что
современные законы ограничивают доступ государства  к  находящейся  на
частных землях дичи как к "национальному богатству".
   В 1970-х - начале 1980-х годов популярным природоохранным  понятием
на юге Африки стало "использование"  дикой  фауны.  Это  подразумевает
"выбраковку" отдельных особей  и  "коммерческую"  охоту,  средства  от
которой   направляются   на   природоохранные   мероприятия.   Понятие
"использование" возникло в частных заповедниках на территории  Тули  в
конце 1970-х годов, когда некий  владелец  обширных  земельных  угодий
обратился в Департамент  охраны  природы  Ботсваны  с  предложением  о
проведении мероприятий по "выбраковке" на  его  территории.  Ему  было
отказано; он подал на Департамент в суд, но проиграл  дело,  понеся  к
тому же все издержки по его ведению.
   К этому времени землевладельцы Тули разделились  во  мнении,  какую
стратегию применить к региону в целом.  Споры  и  борения  между  ними
привели к тому,  что  вопрос  был  вынесен  на  обсуждение  парламента
Ботсваны. После того как Национальное  собрание  приняло  обращение  к
правительству  с  призывом  приобретать  фермы  Тули  для  организации
национального заповедника, была организована  встреча  землевладельцев
Тули с правительством.
   Причиной возникновения этого движения  явились  неудовлетворенность
общественности  страны  положением  дел  с  охраной  дикой  природы  и
беспокойство  за   ее   будущее.   Недостаток   сотрудничества   между
землевладельцами  и   властями,   отсутствие   общей   природоохранной
стратегии делали весьма сомнительным будущее здешней дикой  природы  и
дикой фауны. В результате правительство отняло у землевладельцев право
охотиться и определило, что "выбраковка" и подобные мероприятия  могут
производиться не иначе как с разрешения Департамента  охраны  природы.
Кроме того, покупка и продажа земель в Тули могла производиться теперь
только с одобрения министерства, и  всякая  покупка  земли  облагалась
теперь тридцатипроцентным налогом в пользу государства.
   В настоящее время земли Тули по-прежнему находятся большей частью в
частном    владении,    но    землевладельцы    заметно     объединены
природоохранными идеями. Так,  в  1980-е  годы  в  эти  земли  удалось
возвратить  жирафов.  Но  по-прежнему   требуется   активное   участие
землевладельцев в  развитии  активной  природоохранной  стратегии  для
региона  в  целом.  Так,  крайне  необходимо,   чтобы   землевладельцы
организовали антибраконьерские отряды для оперативных действий по всей
территории Тули.
   Теперь в некоторых частных заповедниках в Тули развивается  туризм.
Для туристов  построены   шикарные   домики,   гиды   на   вездеходных
автомобилях, движущихся вне дорог, показывают  туристам  дикую  фауну.
Но, несмотря на развитие туризма, в момент, когда пишутся эти  строки,
для сохранения дикой фауны по-прежнему мало что  делается  -  остается
молиться  и  надеяться,  что  со  временем  и  с   усилением   чувства
ответственности дела изменятся в лучшую сторону.
   Примерно в то же  время,  когда  я  привез  сюда  львов,  несколько
частных заповедников на  востоке  -  как  раз  там,  где  я  собирался
поселить своих львов - консолидировались в более крупный заповедник  с
единой  природоохранной  стратегией.  Это  произошло   по   инициативе
молодого борца за охрану природы Брюса Петти, ставшего директором всей
этой большой  территории,  получившей  название  "Заповедник  Чартер".
Природоохранная концепция, развиваемая Брюсом, существовала еще в годы
его детства, но не получила тогда применения из-за отсутствия средств.
Но в конце концов она получила воплощение - что ж, каждое  путешествие
начинается с первого небольшого шага.
   Природоохранная концепция Брюса Петти остро нуждается в  воплощении
на всей ботсванской территории земель Тули. Но даже если  святое  дело
утвердится в умах большинства землевладельцев Тули, земле  по-прежнему
будет наноситься ущерб,  а  ее  дикая  фауна  оставаться  под  угрозой
уничтожения, если не будет должным образом налажена охрана.
   Позволю себе процитировать отрывок из  книги  Кьюки  Голманна  "Мне
снилась Африка", в которой рассматривается вопрос о  том,  как  это  -
владеть землей:
   "Так значит, я - землевладелец? - говорил я от чистого сердца.  Как
часто задумывался я, что же за этим кроется.  -  Я  не  чувствую  себя
землевладельцем. Я не могу поверить, что мы и в самом деле имеем землю
в собственности. Она существовала до нас и  будет  существовать  после
того, как мы уйдем в небытие. Я верю, что мы можем только взять ее под
свою заботу - как ее пожизненные попечители. Я даже не родился  здесь.
И я считаю  своей  огромной  привилегией  быть  в  ответе   за   кусок
африканской земли".
   Многих из тех, кто  "владеет"  землями  на  юге  Африки,  могли  бы
вдохновить эти слова, полные сочувствия и мудрости.
   Недостаточная защищенность - общая беда частных заповедников  -  во
многом повлияет  на  ход  истории  моей  жизни  в  обществе  львов.  Я
стремился к тому, чтобы дать львам возможность  жить  в  родной  дикой
природе и самим добывать себе пищу, но вместе с  тем  мне  нужна  была
уверенность в том, что они  не  станут  жертвой  различных  угрожающих
факторов,  таких,  как  браконьерство  или  конфликт   с   владельцами
домашнего скота. Тули и его фауна нуждаются в  более  надежной  опеке,
принимая  во  внимание  то,  что  им  нужно  учитывать  груз  проблем,
доставшихся от  прошлого,  и  потенциальную  возможность  приобретения
международного  значения  этим  регионом,  где  обитают  представители
редкой дикой фауны.
   Моя глубокая страсть защитить  Тули  зародилась  еще  в  предыдущий
период работы здесь - в 1983-1986 годах. Тогда, едва  разменяв  третий
десяток,  я  работал  егерем  в  одном  из   самых   крупных   частных
заповедников. В число моих обязанностей входило наблюдение за  местной
популяцией львов и ее изучение. Так изучение небольшой популяции львов
на местном уровне привело меня к пониманию значения льва  как  вида  в
масштабе всей Африки. Еще будучи юным егерем, я глубоко проник в жизнь
львов и был шокирован  и  опечален,  когда  понял,  что  происходит  с
популяцией львов в Тули.
   В результате браконьерства и ряда других  факторов  число  львов  в
Тули сократилось за каких-нибудь два с половиной года почти наполовину
- примерно с 60 до 29 особей. Некоторые из них были истреблены за  то,
что резали домашний скот в хозяйствах, расположенных по границам Тули;
иных самым подлым образом сманили на южноафриканские фермы, и там  они
стали  жертвой  "спортивной  охоты".  Но  больше  всего  их  пало   от
браконьерских силков - обыкновенных проволочных лассо, смертельных для
львов и для других животных. Эта форма браконьерства опасна  даже  для
слонов - я знаю  одного  молодого  слона,  которому  шесть  лет  назад
проволокой целиком отрезало хобот, и, однако, он непонятно как выжил и
живет до сих пор. Мне не раз приходилось  видеть  и  других  слонов  с
укороченными  хоботами  -  все   они   стали   жертвой   браконьерских
проволочных петель.
   Результатом наблюдений, чувств и действий в этот период моей  жизни
явилась книга "Плач по львам", которую я написал  в  надежде  привлечь
внимание к проблемам львов Тули и в попытке побудить к действию во имя
их более надежной защиты. Наивно веря в силу пера, я был  уверен,  что
эту защиту им удастся обрести.
   Я уехал из Тули, чтобы написать эту книгу, а когда закончил ее,  то
в течение двух  последующих  лет  изучал  проблему  львов  в  масштабе
континента. Я исколесил  тысячи  километров  по  югу  Африки,  впервые
встретился с Джорджем Адамсоном и поработал с ним; итогом всего  этого
явилась вторая книга, тематика которой  осталась  традиционной:  львы,
люди, вторжение, браконьерство, ружья, пули, смерть и лишь  изредка  -
надежда...
   Все три с половиной года, что  я  был  вдали  от  Тули,  эта  земля
оставалась в моем сердце. Я знал, что однажды должен буду вернуться. И
все эти три с половиной года я получал оттуда  вести:  "Еще  один  лев
попал в капкан...  Предполагается,  что  потомство  львиц-сестер  Кали
уничтожено...  Попал  в  капкан  старый  лев  Дарки,  но  ему  удалось
перегрызть браконьерскую петлю..." Из других источников я слышал,  что
львиное поголовье не только стабилизировалось,  но  и  растет,  и  эти
лживые сведения давали мне обманную  надежду:  я  не  смог  распознать
иронию в том, что мне сообщалось.
   В 1989 году я собирался возвратиться на эту  землю.  Планы  у  меня
были большие - просвещение людей в вопросах окружающей среды,  попытка
нового пересчета поголовья львов и учреждения более  надежных  мер  по
защите как этих львов, так и всей  дикой  фауны  заросших  кустарником
земель Тули. Со смертью Джорджа моей главной  целью  стала  подготовка
троих львят к жизни в дикой природе.
   Возвращение в Тули явилось  для  меня  возвращением  на  родину,  и
вскоре по прибытии я записал такие слова -  слова,  запечатлевшие  мои
чувства по возвращении на ту землю, которой  принадлежит  мое  сердце.
Вот эти строки:

          Я снова на земле,
                           которую я знал.
          Я снова на земле,
                           где сердце я свое оставил.
          Я снова здесь! Я снова здесь!
          Слеза струится по моим губам.
          О, чудо! Наконец мы снова вместе!
          Старуха мать! Дай мне тебя обнять!
          О дикий мир,
                      как тягостно тебе
          В ручищах жадных человека!
          О дикий мир,
                      с круговоротом вечным,
          Текут в котором годы,
                               жизнь и смерть.
          Свободными надолго ль нам оставаться вместе?
          Надолго ль быть свободными -
                                      тебе и мне?
          С тех пор, как я
                          твоим проникся духом,
          Мне кажется, что меньше мир
                                     вокруг тебя.
          А может, я ошибаюсь - просто вырос сам?
          Не важно! Хорошо, мы снова вместе!
          Старуха мать! Дай мне тебя обнять!
          Жизнь - это цикл.
          И на твоих глазах я вырос,
                             как в лесу растут деревья. И тогда
          Вослед орлам на север я умчался.
          Года прошли, но я не возвращался.
          Но ты манил меня
                          своим прохладным бризом,
          Слова любви так искренно шептавшим,
          И вот вернулся я.
                           Своим прикосновеньем
          Меня ласкаешь ты.
          Я рад бы умереть здесь.
                                 Что ж, да будет так!
          Я снова здесь! Я снова здесь!
                                   Слеза струится по моим губам.
          Как хорошо, что снова вместе мы!
          Старуха мать! Дай мне тебя обнять!(*2)

   И снова встреча со старцем Сэлмоном под деревом машату... Я спросил
его, что он думает о моей работе - защите дикой  фауны  и  возвращении
львов в дикую природу.
   Подумав немного, он сказал:
   - Молодчина... Мои внуки не знают львов так, как я когда-то или как
их знали наши предки. Дети знают о львах только по картинкам.
   Он смолк, а затем печально кивнул головой.
   - Белый человек столько погубил -  что  зверей,  что  нашу  древнюю
культуру, - а теперь хочет возвращать зверей назад! То-то!  Раскидавши
ворохами, собирать надумали крохами! - Он запнулся и  пренебрежительно
оставил тему.
   Тут-то я понял,  что  он  имел  в  виду.  С  исчезновением  зверья,
которого в его молодые годы много было на  юге  Африки,  выродилась  и
сама земля, подверглась эрозии и ее аборигенная культура. Сам старец и
его народ,  как  и  земля,  стали  изолированы,  порвались  связи,  и,
возможно, он на склоне лет не видел будущего - так, как он мог  видеть
грядущее, будучи молодым человеком. Слишком уж изменилось все вокруг.
   Разговаривая со старцем, я заглянул назад во время  и  задумался  о
переменах, происшедших в судьбе Тули. Из  рассказа  Сэлмона  я  понял,
что, несмотря на время, на всю эрозию жизни, Тули еще, можно  сказать,
повезло: она выжила, в то время как земли  и  их  дикая  фауна  к  югу
оказались утраченными.
   Суть истории и судьбы  Тули,  мне  кажется,  заключена  в  строчках
послания, адресованного в 1885 году вождем североамериканских индейцев
Сиэтлом президенту Соединенных Штатов Америки:

        "Что ж будет с человеком,
                                 коль все зверье исчезнет?
        От одиночества в душе
                             погибнет он и сам.
        Что б ни случилось со зверьем,
                                     и с человеком будет то же.
        Такая в жизни странная
                              взаимосвязь.
        И если что-нибудь
                         с землей случиться может -
        Того не избежать
                        и всем ее сынам(*2).

   Еще с самого начала работы по подготовке львов  к  жизни  в  родной
стихии - во имя львов, во имя Тули -  я  решил  избрать  это  послание
девизом своей деятельности.  Моей  целью  стали  движение  к  большему
равновесию между дикой природой и человеком и попытки как-то  сгладить
конфликт, столь долго существовавший на юге Африки.




        Глава третья. ЖИЗНЬ В "ТАВАНЕ"

   Лагерь "Тавана" - напоминаю, это значит "Львенок" - расположился  в
живописной череде долин как раз на границе с зимбабвийской территорией
Тули-сафари. Как и "Кампи-иа-Симба",  что  значит  "Лагерь  Львов",  в
Кора, "Тавана" окружена двенадцатифутовым забором -  буквально  с  той
целью,  чтобы  люди  находились  внутри,  а  звери  снаружи.   Как   и
"Кампи-иа-Симба" Джорджа,  наш  лагерь  был  описан  кем-то  из  наших
нечастых посетителей как "зоопарк в заповеднике",  в  котором  человек
находится за забором, а дикая природа с ее фауной - снаружи.
   Жизнь среди дикой природы была в новинку  для  Джулии,  выросшей  в
городской среде и прежде работавшей в конторе. Но тем не менее  жившее
в сердце Джулии сопереживание обитателям дикой природы быстро  помогло
ей адаптироваться к новым условиям, и ей, и львам не  составило  труда
привыкнуть к новому дому.
   Еще в самом начале нашего проекта люди,  знавшие  Джулию  по  Южной
Африке, откуда она родом, выражали мнение, что  она  не  приживется  в
дикой природе и скоро вернется домой. Такое мнение сложилось,  на  мой
взгляд, из-за ее  хрупкой  фигуры  и  впечатления  незащищенности.  Ее
дружная семья тоже глубоко сожалела по поводу того, что Джулия выбрала
жизнь среди дикой природы. Никому  и  в  голову  не  приходило,  какие
стремления, потребности и надежды  взрастали  в  душе  Джулии.  Прошло
совсем немного времени, и обнаружилось, как неправы были  доброхоты  -
Джулия показала свою целеустремленную и находчивую  натуру,  качества,
прежде таившиеся в ней где-то под спудом.
   До того как мы привезли львят в Ботсвану, у нас с Джулией  не  было
близких отношений; про себя я гадал, увянут или не  увянут  наши  юные
отношения  в  условиях  дикой  природы.  Надо  сказать,  я  недооценил
душевные силы и терпение Джулии.
   Со стороны могло бы показаться экзотичным и романтичным,  что  двое
молодых людей живут и работают вместе в  заросших  кустарником  землях
Ботсваны, готовя львов к жизни на воле, да в какой-то степени так  оно
и было. Но, по  большому  счету,  жизнь  в  дикой  природе  подвергает
молодую пару таким испытаниям, в которых их чувства  либо  закаляются,
либо гибнут. За те два года, что мы провели в "Таване", мы не раз были
на грани разрыва, но в итоге отношения между нами  окрепли,  в  первую
очередь  благодаря  совместно   накопленному   опыту,   испытаниям   и
невзгодам, поражениям и триумфам.
   Пока я в эти первые месяцы  скитался  со  львами  по  землям  Тули,
Джулия  занималась  повседневной  работой  по  лагерю.   Каждое   утро
начиналось с подметания - неблагодарное  занятие,  потому  что  стоило
подуть летним ветеркам - предшественникам  сезона  дождей,  -  и  наша
крохотная кухонька и палатки опять  оказывались  занесенными  пылью  и
засыпанными листьями. Когда же Джулия  принималась  стирать  или  мыть
посуду в большом пластмассовом тазу, назойливые мухи облепляли ей лицо
и глаза.
   Удобства в "Таване" были весьма специфическими, особенно  для  тех,
кто привык к городскому комфорту. К примеру, гальюн представлял  собою
вырытую в земле глубокую яму, увенчанную "троном" из челюсти слона.  К
несчастью, под планками, на которых был установлен "трон",  поселилась
плюющаяся ядом кобра; у нас было несколько таких встреч с этой  змеей,
от которых волосы вставали дыбом.
   Однажды  утром  Джулия,  готовясь  воссесть  на  трон  из  слоновой
челюсти,  вдруг  заметила  подле   трона   изготовившуюся   к   плевку
шестифутовую кобру и, понятно, дала деру. Когда под вечер  я  вернулся
со львами, она сообщила мне, что испытала такой  шок,  что  в  течение
суток боялась туда наведаться. Я же, от  души  похохотав,  согласился,
что в самом деле нужно дать  кобре  срок  -  пусть  уползает,  гадина,
прочь!
   Однако на следующее утро, перед рассветом, я спросонья  поплелся  в
гальюн и предался там размышлениям о предстоящем дне. Мои  мысли  были
прерваны шипением, раздавшимся из-под  земли,  и  тут  на  меня  нашло
прозрение. "Кобра!" - догадался я и моментально катапультировался, как
пилот из подбитой машины. Сердце мое колотилось  от  страха.  Когда  я
прибежал к своей верной Джулии, настал ее черед похохотать всласть.
   Душевая у  нас  находилась  в  трехстенном  деревянном  сооружении