оньки,   апельсины   в   сетках   и   высушенные
крокодильчики. Рядом располагался  небольшой  зоопарк,  предназначенный  для
того, чтобы удивлять детей туристов,  путешествовавших  из  одного  штата  в
другой по известному маршруту "Тропа Тамайами".
   В зоопарке содержались живые крокодилы,  семейка  дружелюбно  настроенных
енотов, несколько оленей,  привезенных  из  парка  Эверглейдс,  и  кажущийся
одиноким слоненок, который позванивал цепью, когда, захватив в очередной раз
своим длинным хоботом пучок сена, отправлял его в рот. Неподалеку от загона,
в котором находился прикованный к цепи слон, на деревянном  основании  стоял
паланкин, на котором ярко-красными буквами было выведено:

   "ПРИГЛАШАЕМ ОТОБЕДАТЬ В "ДЕРЕВНЕ СЕМИНОЛОВ".
   Прогулки на слоне для детей бесплатны.
   Часы работы: с 10.00 до 17.00".

   Похлопав слона по ноге. Кара с большим интересом осмотрела паланкин.
   - Когда-нибудь я в нем все-таки да прокачусь, - сказала она.
   - Тогда удачи! - пожелал ей Мэллоу.  -  Но  я  все  же  больше  привык  к
реактивным самолетам. Считаю, что они гораздо безопаснее.
   - Нет, я вполне серьезно, - заметила девушка. - Не  могу  с  уверенностью
сказать почему, но для меня поездка на слоне стала навязчивой  идеей.  Может
быть, потому, что у меня  это  ассоциируется  с  огромным  богатством,  а  я
страстно хочу иметь деньги. Очень много денег!
   - Знаю. Ты мне уже об этом говорила. Это все потому,  что  в  детстве  ты
жила бедно, - сказал Мэллоу и, пожав плечами, добавил:
   - А кто из нас не был бедняком? Хорошо помню  те  годы,  когда  у  нас  в
Джорджии был неурожай хлопчатника и наша семья  так  бедствовала,  что  дети
неделями не видели ни кукурузного продела, ни даже чечевицы.
   - А что такое продел?
   Мэллоу молча взял Кару под руку и повел ее в ресторан.
   - Сейчас узнаешь. Возможно, и то и другое нам подадут на гарнир к  мясным
стейкам. Здесь, на юге, местные жители добавляют их к каждому блюду.
   Говяжий стейк, который принесли Каре, оказался  огромным  куском  мяса  и
таким мягким, что его можно было резать вилкой. Понравилось  ей  и  то,  что
было на тарелке в качестве гарнира.  По  вкусу  блюдо  напоминало  пирог  из
взбитого теста с куском жареного мяса, который она никогда не могла  должным
образом приготовить Сеслу, а по запаху - жареный окорок или бекон. Каким  же
мог быть вкус у не заправленного ничем продела или пшенки,  Кара  догадаться
не могла.
   Работая вилкой и ножом, девушка задумалась над отношением к еде у  людей,
проживающих  в  разных  странах.  По  ее  глубокому  убеждению,  большинство
мужчин-британцев живут только для того, чтобы есть исключительно  ростбиф  с
безвкусной вареной  картошкой,  бороться  в  саду  с  улитками  и  постоянно
твердить, что от секса удовольствия они не получают.  Однако  через  пролив,
всего в двадцати  милях  отсюда,  живут  их  французские  собратья,  которые
ненавидят ростбиф и ни за что не станут  есть  вареную  картошку.  Зато  они
обожают escargots , утопленные в сливочном  масле,  и  считают
потерянным для себя тот день, в который не поцеловали ни одну женщину.
   Кроме того, Кара прочитала, что есть на земле места, где люди  едят  друг
друга.
   Ход ее мыслей постоянно прерывался воспоминаниями о том кошмаре,  который
ей довелось пережить. На его фоне все волнения  по  поводу  неприятностей  в
аэропорту, ее неожиданного поселения в шикарном номере, разговора с  мерзкой
девицей Конни Шварц, ее дальнейших  отношений  с  Джеком  Мэллоу  отошли  на
второй план.
   Кара поправила растрепавшиеся волосы на голове небольшой  куклы,  которую
купил для нее  Мэллоу.  Если  бы  всего  неделю  назад  кто-то  в  ресторане
стамбульской гостиницы "Хилтон" подошел к ней и  сказал,  что  она  в  Южной
Флориде в придорожном ресторане, расположенном на маршруте "Тропа Тамайами",
в компании высокого белокурого пилота, с которым менее  чем  за  двое  суток
переспала четыре раза, будет есть нечто, называющееся проделом или  пшенкой,
то она обозвала бы этого человека сумасшедшим.
   - Ну, как стейк, дорогая? - поинтересовался Джек.
   - Просто потрясающий! - ответила Кара.

Глава 11

   Гараж и склад подержанных гоночных автомобилей, главным образом развалюх,
располагались неподалеку от скоростной магистрали. Келли, их  владелец,  уже
собирался закрываться на ночь, когда к нему на  двор  въехали  двое  молодых
парней.
   - Нет, это абсолютно исключено, - стараясь оставаться  вежливым,  ответил
он на предложение ребят купить у них машину. - Меня не волнует, сколько вы в
нее вложили сил и какие у нее прекрасные внутренности. Я  ее  все  равно  не
куплю, какую бы цену вы за нее ни назначили. Я знаю, что она уже ни  на  что
не годится.
   - А если за тысячу пятьсот?  -  продолжая  улыбаться,  спросил  его  Флип
Андерс.
   - Нет.
   - А за тысячу?
   - Я же сказал, что не куплю ни по какой цене, - сказал Келли. - А  теперь
выкатывайте отсюда свою колымагу, а то из нее  капает  масло.  Видите,  весь
двор мне испачкали.
   Парень, сидевший за рулем гоночного автомобиля, пожал плечами,  несколько
раз включил и выключил двигатель, мощным ревом которого дал понять Келли, от
какой выгодной сделки тот отказался,  и  выкатил  машину  со  двора.  Только
оказавшись на скоростной магистрали, парень дал волю своим чувствам.
   - Черт подери этого сукиного сына, сбагрившего нам развалину! - прокричал
он. - Похоже, все в округе знают эту машину лучше, чем мы.
   Билл Мейз, напарник Флипа, воспринял очередную неудачу продать автомобиль
более спокойно.
   - Ну и что такого произошло? Зачем расстраиваться? - спросил  он.  -  Да,
Келли был нашей последней надеждой. Так что теперь будем делать?
   Андерс посмотрел на часы.
   - Сейчас возвращаемся к себе в Майами-Бич. Мы тут с Пепе  подцепили  двух
очаровательных секретарш из Скенектади и обещали встретиться с ними не позже
одиннадцати.
   - А вам с Пепе есть на что надеяться?
   - Очень даже возможно. Пока мы знаем о них только то, что они работают  в
одном офисе, отлично танцуют и остановились в Сан-Хосе, а также что они  обе
получили призы на конкурсе самых стройных ножек.
   Мейз глубокомысленно покачал головой.
   - Что ж, звучит совсем неплохо, - произнес он. - Неплохо  поохотились.  И
все-таки что будем делать с нашей "Бетси"? Помнишь, что прошлой ночью сказал
нам мистер Флетчер?
   - Конечно помню, - кивнул Андерс. - Слушай, Билл, а как ты смотришь, если
нам поговорить с Чарли или с каким-нибудь другим водителем  и  попросить  их
поставить ее в гараж гостиницы? Всего на одну ночь?  Наш  старикан  вряд  ли
забредет туда. А завтра днем, если мне удастся  договориться  об  участии  в
автогонках, с ветерком проедемся на ней по только  что  построенному  треку.
Слышал, что посмотреть на гонки молодые толстосумы съезжаются толпами. Может
быть, там нам удастся напасть на какого-нибудь простофилю, который ничего  о
ней не знает. Вдруг ему захочется заиметь такую машину? А мы сможем сбагрить
ему нашу "Бетси" тысячи за четыре, а то и за все пять.
   - Что ж, разумно. Тогда мы с лихвой оправдаем  наши  расходы,  -  ответил
Мейз и похлопал машину по дверце. - Извини, дорогая, но нам придется с тобой
расстаться. Если бы  нам  было  куда  тебя  поставить,  то  нам  бы  хватило
пары-тройки ночей, чтобы сделать из тебя конфетку.
   Андерс просигналил, дав понять, что занимает соседнюю полосу,  и,  слегка
затормозив, пропустил вперед ехавший рядом с ними автомобиль.
   - Слушай, я бы такой себе купил! - Он кивнул  в  сторону  обогнавшего  их
пикапа. - Да, а ты помнишь лицо нашего старикана, когда он к нам ворвался? Я
думал, у него от злости кишки лопнут. А тут еще Пеле со  своим  "си,  сеньор
Флетчер, все же вы наш управляющий". Еще минута - и я бы взорвался от смеха.
   - Да-да, я это  заметил,  -  улыбаясь,  сказал  Мейз.  -  Однако  мистера
Флетчера нам не одурачить. Этот тип сует нос во все дырки.
   -  И  уже  давно,  -  подтвердил  Андерс.  -  Держит  всех  под   строгим
наблюдением. Да, кстати, надо кому-то из нас поговорить с Рене, пока его  не
уволили. Три сезона назад, когда я  впервые  пришел  наниматься  на  работу,
мистер Флетчер сказал мне, что  его  не  волнует,  чем  его  служащие  будут
заниматься в свободное от дежурства время, что это не его дело. Но только  в
том случае, если это будет происходить за пределами гостиницы. А вот разного
рода связей с гостями отеля он не допустит.
   - Да, я об этом знаю, - кивнув, ответил его напарник. - О том же самом он
предупредил и меня. Как я понял, ты уже  знаешь,  что  у  Рене  и  той,  что
остановилась в 409-м номере, любовный роман?
   Оживленно беседуя, они не заметили, как  въехали  в  центр  города.  Была
суббота, и, как обычно, в это время на  Коллинз-авеню  образовалась  пробка.
Так что Андерсу пришлось то и дело нажимать на тормоза, чтобы не столкнуться
с другими машинами, и постоянно чертыхаться.
   - Более того, она за этот сезон прилетает сюда второй  раз,  -  продолжил
Мейз. - А с Рене эта дамочка познакомилась, когда тот летом  работал  где-то
под Акроном. Мне кажется, что ему следовало бы продолжать отношения с Конни,
а не бросаться на тридцатилетнюю бабу. И чего он только  в  ней  нашел?  Что
такого, чего не было у Конни, могла предложить Рене замужняя женщина?
   - Деньги, - ответил Андерс. - Откуда, ты думаешь, у него дорогие  часы  и
все его новые тряпки? Насколько я понял, ее муж очень  богатый  промышленник
или торговец. Точно не могу сказать. Во всяком  случае,  он  очень  загружен
работой.
   - Да, и намного старше своей жены. Андерс пожал плечами.
   - Вот, в таких семьях часто происходит подобное, - заметил он.  -  Только
пойми меня правильно. Мне нравится Рене, но он в некотором отношении обычный
ублюдок. Считает себя лучше других. Забавляясь с красоткой из 409-го, парень
играет с огнем. В один  прекрасный  день  он  достукается,  на  него  капнет
горничная, или официант, или швейцар, с которыми он не  поладит,  и  вылетит
отсюда, как пробка из бутылки. Я даже  знаю,  что  скажет  ему  на  прощанье
мистер Флетчер: "Было приятно с вами поработать, Рене".

РЕНЕ ДЮПРЕ

   Как и сказал Пепе, девушка ждала  Рене  возле  огромного  куста  жасмина,
отгораживавшего сарай с инвентарем и домик, где жили старшие  спасатели,  от
глаз постояльцев гостиницы.
   - Мы сегодня еще не виделись, - сказала она подошедшему к ней парню.
   - А, это ты, Конни! - изобразил удивление Рене. -  Я-то  думаю,  кто  это
здесь стоит.
   - Ну, теперь знаешь?
   - Тебе что-то надо?
   Блондинка коснулась рукой его нового вечернего белого пиджака.
   - Пожалуйста, Рене, не заставляй меня страдать, - попроси ла  она.  -  Ты
мне  причиняешь  душевную  боль,  а  тут  еще  мистер  Флетчер  привел   эту
рыжеволосую  суку,  которая  лишила  меня  приработка.  У   меня   от   этих
неприятностей голова идет кругом.
   - А кто эта рыжеволосая?
   - Да прилетела тут одна из Стамбула, а этим утром  открыла  себе  офис  в
бельэтаже  гостиницы.  Наверное,  любовница  какого-нибудь  босса,  а   офис
использует для прикрытия своих грязных делишек.
   - Она что, рыжеволосая турчанка? - оживился Рене.
   - Да нет, никакая она не турчанка.  Просто  прилетела  ночным  рейсом  из
Стамбула. Но я пришла не ее обсуждать, а поговорить с тобой о нас.
   - А что говорить о нас?
   - Я хотела выяснить наши отношения, Рене.
   - А с какой стати ты у меня спрашиваешь о них?
   - Ты меня вынуждаешь.
   - Я что, клялся тебе в вечной любви?
   - Нет.
   - Может, я тебя изнасиловал?
   - Нет.
   - Или я первый, кто с тобой переспал?
   - Ты прекрасно знаешь, что ты  у  меня  не  первый.  Но  это  к  делу  не
относится. Когда я попросила тебя быть осторожным, ты сказал, что принимаешь
таблетки.
   - Я так всегда делаю в подобных случаях.
   - Да, но твои таблетки не сработали.
   - Что ж, вини в этом аптекаря, у которого я их покупал. Послушай,  Конни,
я же предложил тебе сто долларов, чтобы ты обратилась к  врачу.  Даже  адрес
врача написал.
   - Знаю. Поэтому я и здесь. Дело в том, что врач требует с меня пятьсот.
   - Так ты хочешь, чтобы я дал тебе пятьсот баксов?
   - Не знаю. Но я забеременела по твоей вине, и  ты  просто  обязан  что-то
предпринять, - ответила Конни и облизнула губы. - Конечно,  если  не  хочешь
тратиться на аборт, есть другой путь, более дешевый. Проблему  можно  решить
всего за вшивых три доллара плюс стоимость анализа крови.
   - Ты предлагаешь жениться на тебе?
   - А почему бы нет? На меня что, страшно смотреть? Или я плоха в  постели?
Что же такое делает для тебя эта сука из 409-го, чего я для тебя не делала?
   Рене был поражен.
   - Да хватит, Конни! - выдавил  из  себя  парень.  -  Ты,  наверное,  меня
разыгрываешь? Я что, обязан жениться на каждой шлюхе, с которой переспал? Да
их было столько, что они не уместились бы в оружейной палате нашего округа.
   - Так, значит, теперь я уже и шлюха.
   - Ну уж и не девица-скромница.
   - Так ты ничего не предпримешь?
   - Я же сказал тебе, что дам сто долларов.
   - Из ее кошелька. Она их даст?
   - А какая тебе разница?
   - Может быть, даже очень большая.
   - Хорошо, - начиная терять терпение, произнес Рене, - Итак, тебе  не  все
равно, откуда возьмутся деньги. Тогда скажи мне твердо, возьмешь у меня  сто
долларов или нет, и на этом покончим.
   - Ладно, Рене, вопрос не в деньгах и не в их сумме, - сказала девушка.  -
Я просто хотела сообщить тебе, в каком я положении. Если ты решил порвать со
мной, то пусть так и будет. Забудь меня.
   - Ну вот, - с радостью в голосе произнес парень, - наконец-то ты говоришь
мудрые слова. Теперь ты снова та умница Конни, которую я знал  до  этого.  А
потом, учти, мы  же  работаем  в  одной  гостинице  и  поэтому  будем  часто
видеться.
   - Да, будем видеться, - повторила девушка. -  Что  ж,  желаю  тебе  всего
хорошего, Рене. Веселись.
   - Попытаюсь, - сухо ответил парень.
   Он с легким раздражением посмотрел вслед освещенной лунным светом  Конни,
направившейся в сторону гостиницы, затем вынул из пачки импортную сигарету с
золотым ободком на фильтре и, закурив ее, принялся нервно  пускать  изо  рта
дым. "Эта Конни с ума сошла, - подумал Рене. - Неужели  она  решила,  что  я
предпочту ее, гниду,  а  не  мадам  Сью  Филлипс,  принадлежащую  к  сливкам
общества, ту, которая от меня без ума настолько, что дважды  за  один  сезон
прилетала в Майами-Бич, чтобы только побыть со мной?"
   Да, что и говорить, молодой и красивый Рене был  очень  высокого  о  себе
мнения.
   Оставляя за собой шлейф дыма дорогого  турецкого  табака,  он  прошел  по
прогулочной дорожке до ряда кресел,  стоявших  неподалеку  от  плавательного
бассейна, и, нарушив правило, согласно которому никто из служащих  гостиницы
ни в рабочее, ни в свободное время не имел права пользоваться креслами,  сел
в  одно  из  них.  И  стал  разглядывать   отдыхающую   публику:   молодежь,
плескающуюся  в  ярко  освещенном  бассейне,  и  супружеские  пары  среднего
возраста, которые дышали свежим воздухом и слушали музыку,  доносившуюся  из
ресторана "Империал".
   Никто к нему не подошел и не напомнил, что эти места предназначены только
для постояльцев гостиницы. Большинство сидящих рядом с Рене видели его возле
бассейна каждый день, но ни один из них не узнавал в  нем  служащего  "Отель
Интернэшнл". Это лишний раз  доказывало,  что  состав  артистов,  занятых  в
предстоящем спектакле, можно узнать, только прочитав театральную программку.
Правда, если бы какой-нибудь толстяк из остановившихся в  гостинице  натянул
на себя плавки и надел на голову кепку с  надписью  "Спасатель",  все  равно
никто бы его не принял за служащего, призванного спасать тонущих. В Рене же,
облаченном в белый элегантный пиджак, рубашку  в  сборках  и  черные  брюки,
признать спасателя было невозможно.
   Парня же больше всего заинтересовали сейчас две плавающие  девушки.  Одна
из них, в красном бикини, была  очень  хороша,  вторая,  в  черном,  -  тоже
ничего.  Обе  выглядели  не  старше  четырнадцати  лет,  но   имели   вполне
сформировавшиеся тела. Рене  давно  заметил,  что  если  мужчины  в  плавках
разительно отличаются друг от  друга  фигурами,  то  все  женщины,  особенно
молодые, в купальниках выглядят более или менее одинаково.
   Неожиданно  для  себя  он  вдруг  вспомнил  об   Алисе.   Однако   ничего
удивительного в том не было - парень довольно часто вспоминал ее, и мысли  о
ней навевали приятные чувства.
   Как она была свежа, словно утренняя роса! Несмотря на то, что ее  богатый
отец владел заводом по производству шин в Акроне, а он, Рене, был всего лишь
молодым шалопаем, чьи уникальные способности ограничивались лишь тем, что за
один вечер он мог осушить несметное количество бутылок  красного  вина,  ему
удалось настолько увлечь девушку, что та, оказавшись с ним наедине, не могла
спокойно сидеть на месте, а ерзала, будто ей в трусики  попала  колючка.  До
знакомства с Алисой он побывал в постели с огромным количеством девушек,  но
такой страстной, как она, парень еще не встречал.
   Первое время, ухаживая за ней,  он  прилагал  неимоверные  усилия,  чтобы
Алиса отдалась ему, но, когда Рене впервые попытался  овладеть  ею,  девушка
заявила, что она девственница и останется ею до свадьбы.  Более  того,  юная
Алиса напрочь отказывалась уединяться с ним в укромных  местах,  где  бы  он
мог, оголив ее по пояс, гладить и целовать ее тело. Но единственное, что ему
удалось тогда сорвать, были ее невинные поцелуи.
   При воспоминании о том дне,  когда  Алиса  в  первый  раз  наградила  его
поцелуем, парень улыбнулся.
   Обмен одними только поцелуями продолжался у них до того теплого весеннего
дня,  когда  им  обоим  предстояло  отпраздновать  свои  дни  рождения.   Ей
исполнялось пятнадцать лет, а ему - семнадцать. Ее мать  была  в  Европе,  а
отец, собиравшийся продать министерству обороны большую партию шин, уехал  в
Вашингтон. Так что они остались одни и без родительского присмотра.
   Тот вечер они начали с того, что посетили китайский ресторанчик,  где  им
подали чау-мейн  , а затем поехали в кинотеатр  на  открытом  воздухе,  где  смотрели
фильм не выходя из автомобиля. Рене чувствовал, что он  нравится  Алисе  все
больше и больше. После кино, когда парень с девушкой заехали  в  горы,  где,
остановившись,  ели  шоколад  и  слушали  по  радио  музыку,  Алису   словно
подменили: когда Рене попытался поцеловать ее на французский манер, она даже
не сопротивлялась. Более того, позволяла ему  ласкать  себя,  целовать  свои
маленькие упругие груди и засунуть ей в трусики руку.
   Естественно, поначалу девушка этому сопротивлялась, но уж  очень  вяло  и
недолго. Алиса настолько возбудилась, что, когда пальцы  Рене  коснулись  ее
промежности, его руку обдало сильным жаром.
   Поласкав девушку еще несколько минут, он уговорил ее засунуть руку ему  в
штаны. Нащупав его разбухший член, Алиса возбудилась  еще  больше,  она  вся
затрепетала. Такой ее Рене еще не видел. Сгорая от желания, девушка пришла в
неистовство. Прижавшись к нему, она извивалась в его объятиях, стонала и все
плотнее прижимала свое лоно к руке парня. Чуть  не  рыдая,  девушка  шептала
ему, что он единственный на свете, кто любит и  понимает  ее.  Рене,  вдыхая
запах взбунтовавшейся женской плоти и слушая слова любви, которых никогда не
слышал, горел от радости и желания овладеть  Алисой.  Он  уже  понимал,  что
пройдет еще пара  минут,  и  она  забудет  о  своей  девственности,  которую
собиралась хранить до первой брачной ночи.
   Но вот девушка резко откинулась на сиденье машины. Ее груди  с  набухшими
розовыми сосками  торчали  из-под  расстегнутой  блузки,  ноги  были  широко
раздвинуты, а подол юбки задрался до самой талии.
   Указав пальцем на пушистый лобок, Алиса умоляюще, со стоном произнесла:
   - Рене, ну пожалуйста, сделай же это! Войди сюда. Если  ты  любишь  меня,
сделай это. Докажи мне свою любовь.