ть предложить мне, чтобы мы жили здесь вместе, втроем, когда все уладится! Вы можете ее представить в качестве профессорской жены? Вам известно, что она на два года старше Джона? Она еще захочет, чтобы ректор плясал под ее дудку!
     - Может, она сказала ему, что я ей обещал помочь?
     - Возможно. Ах, они на все смотрели сквозь розовые очки! Вообразили - весь мир обожает их только за то, что они втрескались друг в друга. А на самом деле все считали это неприятной ситуацией, историей дурного толка.
     Поднявшись, она отключила кофеварку и наполнила чашки снова. Когда склонилась ко мне, пахнуло запахом ванили. Мне пришло в голову, не пьет ли она? Пожалуй, вряд ли - слишком деятельная, активная натура. Моложе брата года на четыре. Я легко представил себе, как она слоняется вокруг нью-йоркского университета в черных чулках и твидовой юбке, как горячо рассуждает в дешевых забегаловках об абстрактных понятиях, знакомится с сексом у какого-то художника в мансарде, но приходит к выводу, что его значение преувеличивают; как позволит уговорить себя попробовать марихуану, но испытает лишь тошноту; подписывает разные воззвания, как отсиживает часы на лекциях, увешанная примитивной бижутерией, изготовленной бездарными подружками; как намалюет декорации для любительского спектакля, - и все-все проделывает энергично, со страстью; этот инфантильно-интеллектуальный ребенок без чувства юмора, задавленный предрассудками, бессознательно жаждущий избавления от них.
     - Вчера, во вторник, - продолжал я, - миссис Йомен после полудня увезла меня из карсонского аэропорта. Судя по всему, ваш брат исчез во второй половине дня в Понедельник. Мне это представляется несколько преждевременным.
     - Наверно, так они запланировали. Я посещаю разные курсы. В понедельник после обеда была на семинаре "Массовая коммуникация". У Джона в понедельник до двенадцати две лекции по современной философии. И по философии в литературе. После обеда он свободен, я думаю, был с ней. Когда он не вернулся к девяти часам, меня охватило беспокойство. Но я решила, что они договорились провести вместе ночь. В последнее время, по-видимому, это было пределом его мечтаний. Ждала, что вернется утром - во вторник у него лекции с десяти: В девять утра мне уже все казалось подозрительным. Я осмотрела квартиру. Не было чемодана, кое-чего из одежды, туалетных принадлежностей. Не оставил никакой записки, ни словечка объяснений. Не хватило простой порядочности предупредить на кафедре. Просто... сбежал как преступник. Как вы, наверное, знаете, машину оставил в аэропорте, и оба вылетели в Эль-Пасо. Наверное, нужно перегнать машину домой. Это сто километров отсюда. Меня все это просто выбивает из колеи, я оказалась в глупейшей ситуации. У меня был долгий разговор с деканом - он сочувствует мне, мы ведь здесь уже третий год. Конечно, из квартиры придется выехать. Но до-пятнадцатого ноября вроде можно еще пожить. Думаю, Джон к тому времени вернется. Сейчас я оказалась в каком-то вакууме, все валится из рук. Кто знает, что с нами будет.
     - А вы работаете?
     - Конечно. До обеда - в лаборатории справочных пособий. Канцелярская работа. Но сегодня я свободна, на этой неделе там расширяют помещение, меняют кабель. Я готовлю материалы для дополнительных занятий "Произведения драматического искусства". - Она задумалась, потом продолжила: - Мы жили здесь довольно приятно, мистер Макги, пока в нашу жизнь не вошла эта женщина и не перевернула ее вверх дном. Мне вовсе не мешало, что я вела наше общее домашнее хозяйство. Сам Джон готов питаться консервами и одеваться как бродяга. Он не умеет заботиться о себе. И совсем не здоровяк. Эта женщина о нем не станет заботиться. И чего она на него нацелилась? Не могла найти себе какого-нибудь... шофера или полицейского, какого-нибудь мускулистого дурака, который выдавал бы ей то, в чем она явно нуждается?
     - Вы все осмотрели, знаете, что взял с собой ваш брат?
     - Уложил вещи и уехал. Конечно, забрал все, что ему нужно.
     - Если я попрошу сделать то, что вам кажется напрасным, сделаете?
     - Что именно?
     - Вы проверили, не осталось ли здесь чего-то, что ему следовало взять непременно?
     - Я, кажется, вас не понимаю, мистер Макги.
     - Что-то, что могло здесь остаться, если вместо него собирали вещи другие. Чтобы создалось впечатление, что он собрал вещи сам и уехал.
     - Вам не кажется, что это... какая-то мелодрама? - Ее мягкие, бледные губы насмешливо скривились. - Похищение?
     - Если вам нетрудно, посмотрите.
     - Пожалуйста.
     На руку мне упал теплый солнечный луч. На стене висели яркие квадраты ткани с простым узором. Было слышно, как она выдвигает ящики и хлопает дверцами шкафов. Потом все утихло.
     Она вдруг возникла на пороге - напряженная, словно готовая к удару. В руке держала черную коробку размером с небольшую книжку. Протягивая ее ко мне, беззвучно шевелила дрожащими губами, пока не выдавила:
     - Не забрал...
     Взяв протянутую коробку, я открыл ее - два шприца, запасные иглы, ампулы. Я захлопнул крышку.
     - Он диабетик?
     - Да. Конечно, ее он должен был забрать! Уколы инсулина он делает каждое утро. Он очень рассеянный, но уже понял, что с этим нельзя шутить. Когда забывал об уколе, несколько раз терял сознание. Не понимаю, как он мог забыть коробку...
     Она упала в кресло.
     - Конечно, мог забыть. Но наутро обязательно вспомнил бы - укол входит в утренний туалет. Правда, у него есть рецепт, можно все купить в аптеке. Да, наверно, так и было.
     - Кто-нибудь видел его при отъезде?
     - Что? Не знаю. Нет, наверное. В понедельник после обеда здесь бывает немного людей.
     - А где хранилась коробка со шприцами?
     - В ванной, в шкафчике с лекарствами.
     - А другие туалетные принадлежности оттуда забрал?
     - Да... Понимаю, что вы имеете в виду. Все это очень... странно. Мне страшно. - Она нахмурилась. - Вы говорили, должно выглядеть так, что уехали вместе. Зачем?
     - Не знаю.
     Выражение ее лица вдруг изменилось. Я быстро спросил:
     - О чем вы думаете?
     - Не знаю. Вдруг кое-что вспомнила. В воскресенье мы опять поругались. Я ткнула его носом в то, что впереди Великая неделя: он увидится с ней в понедельник, вторник и в четверг. А он ответил, что во вторник, то есть вчера, они не встретятся, вроде бы она будет занята. Если бы собирался уехать в понедельник...
     - Он знал, что она встречается со мной.
     - Куда же тогда он поехал?
     - Куда его увезли?
     - О, пожалуйста, перестаньте! Хотите еще сильней меня напугать?
     - Как вас зовут?
     - Изабелл. Изабелл Уэбб.
     Подтянув ногой стул, я уселся напротив, глядя ей в глаза.
     - Мое имя Тревис Макги, Изабелл.
     Я схватил ее руку - раза два она попыталась ее выдернуть, но так и оставила в моей ладони, неподвижно сидя в кресле, глядя куда-то вперед, мимо меня.
     - Почему вы ведете себя так странно? - спросила она наконец, облизнув пересохшие губы.
     - Я не собираюсь вас запугивать. Хочу что-то сказать. Может, и не следовало бы, может, это вас поразит. Очень сожалею. Хотелось бы, чтоб вы держали себя в руках. Попытаетесь? Вот и хорошо. А теперь слушайте внимательно. Мона Йомен отвезла меня в пустую дачу за городом, на холмах. Вчера днем, в два двадцать пять, стояла рядом со мной, как вы сейчас, но кто-то выстрелил из тяжелого дальнобойного ружья, попал ей в шею, и она мгновенно умерла. Я оттуда ушел, а когда вернулся с шерифом, труп исчез. Все следы заметены, уничтожены. Мне же вообще не поверили. Решили, что я пустил дымовую завесу, чтобы облегчить ей бегство с вашим братом.
     Она непонимающе смотрела на меня. Удивительно длинные у нее ресницы.
     - Но... они же улетели вчера. В час пятнадцать. Рейсом в...
     - Рослая блондинка и очень высокий худой мужчина, оба в темных очках, сели вчера в самолет в час пятнадцать. Черт возьми, я же прекрасно знаю, что Моны Йомен в том самолете не было. В это время мы оба сидели в ее машине, взбираясь наверх к даче. Мы уже, собственно, были на месте. В списке пассажиров значится мистер Уэббер Джонсон с супругой. Джон Уэбб якобы. Чтобы скорее бросилось в глаза. Если бы он захотел скрыться тайно, выбрал бы себе такое имя? Оказался бы таким глупцом?
     - Нет. Вы... говорите о нем в прошедшем времени...
     - Он собирался встретиться с ней в понедельник после обеда?
     - Н-нет. У него была куча тетрадей. Собирался поработать дома. Нужно было проверить задания. Когда я пришла с семинара, они лежали на столе. Я все передала на кафедру. Кто-нибудь пока будет его замещать.
     Она сильно нервничала, но держалась изо всех сил.
     - Изабелл, я точно знаю, что Мона мертва. Все выглядит заранее подстроенным. Вместо них улетела другая пара. Мона убита, и, если кто-то собирался инсценировать их совместный побег, им пришлось убить и вашего брата.
     Закрыв глаза, она крепко сжала мою руку. Когда через несколько секунд открыла, взгляд был пустым, отупевшим от боли.
     - Но это... странно. Зачем им это?
     - Не знаю. Пока не знаю. Сейчас выясняют, ищут, где укрылась эта пара любовников. Потом, через какое-то время, все затихнет. Здесь, кажется, преобладает традиционное мнение, что где-нибудь они начнут новую жизнь.
     - И ее муж тоже разделяет его?
     - Не думаю.
     Она взглянула на черную коробочку - я положил ее на стол рядом с креслом.
     - Но ведь вот доказательство, правда? - Она попыталась встать. - Надо же сообщить об этом в полицию...
     - Подождите, Изабелл!
     - Чего подождать? Если...
     - Кто-то очень постарался создать впечатление, что они уехали.
     - Тогда почему ее убили на ваших глазах?
     - Не знаю. Может, было задумано иначе, но не вышло, и им пришлось импровизировать на ходу.
     - Но если моего брата похитили...
     - Где доказательства?
     - Он оставил здесь шприц.
     - Просто забыл. Купил другой в Эль-Пасо.
     - Но...
     - Ливингстон относится к округу Эсмерелда. Расследованием руководит шериф Фред Бакльберри.
     - Он приходил вчера вечером со своим помощником. Около восьми. Рассказали мне о его машине, об их отлете. Потребовали, чтобы я немедленно сообщила, как только Джон даст о себе знать. Держались так... небрежно, насмешливо, свысока. - Склонив голову набок, она нахмурилась: - Что ж, теперь все кажется гораздо логичнее.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Не думала... что он в самом деле уехал с ней. По-моему, он все-таки достаточно разумен. Я старалась открыть ему глаза, уговаривала, чтобы прекратил встречи с этой женщиной. Здесь уже ходили всякие сплетни. А ему вовсе не была безразлична его репутация. Настолько-то я его знаю. Но если сюда кто-то явился... насильно утащил его... А он не переносил насилия... и сам не был силачом. Никогда никого не оскорбил, не обидел...
     Прошедшее время. Наверно, она вдруг осознала, что говорит в прошедшем времени. Глаза ее наполнились слезами; тихо застонав, как от сердечного спазма, она скользнула с кресла, упав на меня, охваченная болью и жалостью. Я поддержал ее. Упираясь головой в мою грудь, она качала ею из стороны в сторону, всхлипывая, постанывая в голос, подсознательно впитывая ту малость утешения, которую дает физическая близость, пусть даже чужого человека, как я.
     Но когда я стал похлопывать ее по спине, пытаясь успокоить, она окаменела, а потом отпрянула, как от корзинки с гадюками.
     - Простите, - сдержанно и тихо сказала она, усаживаясь удобнее в кресле.
     Вот тут я вдруг заметил такой чистый, темно-темно-голубой цвет ее глаз, какого в жизни не встречал. Тусклые волосы, упругое, белокожее тело, запах ванили и страх перед сексом. Забота о любимом брате - благородное убежище для женщины, не сумевшей реализовать себя. Вспомнил, с какой напряженной горечью она оценивала влечение брата к Моне, о главной причине их связи говорила как о смердящей ране. И последние два года здесь считала прекрасными. Сколько ей - двадцать пять, двадцать шесть? Хороший город, где пройдут последние годы надежд на замужество, иссякнут жизненные соки, и все под знаком благородного решения - ради брата. Конечно, Мона Йомен непременно должна была вызывать у нее отвращение. Мона шествовала по жизни, вызывающе неся роскошное тело и удовлетворяя его потребности.
     - Вы знали Мону? - поинтересовался я.
     - Он хотел, чтобы мы подружились. Ничего худшего не мог придумать. Она относилась ко мне снисходительно, как к умственно отсталому ребенку. Нет... просто представить не могу, что она мертва. Она была такой... вызывающе полной жизни, мистер Макги.
     - Тревис. Или Трев.
     - Это вроде обращения на "ты", я в этом не сильна. Нужно долго привыкать.
     - Я предложил в виде помощи - не это главное. Надеялся упростить наши отношения, Изабелл.
     - Я нелегко схожусь с людьми. Наверно... так воспитали.
     - Где прошло ваше детство?
     - Наши родители были художниками. Отец пользовался успехом, у мамы был доход от наследства. Мы жили далеко-далеко от людей. Школьные задания нам присылали по почте, а учили нас родители. Летом жили в Канаде, зимой - на маленьком багамском острове. Джон все время болел, и мы все тряслись за него. Меня здоровье никогда не подводило. Я научилась... придумала игры, в которые могла играть одна. Родители умерли три года назад, с разрывом в два месяца. Они были очень близки. Джон и я чувствовали себя как бы лишними, и это нас сблизило. А теперь... Что со мной будет?! Господи, как мне жить?!
     Скользнув мимо меня, она подошла к столу, взяла в руки какую-то книгу, снова положила. Повернувшись ко мне, оперлась о стол.
     - Кому нужно было его убивать? Не могу поверить. Вы знаете, да? Просто не верю!
     - А насчет Моны?
     - Д-да, в ее смерть поверю. Она была такая... резкая. Легко ранила людей. Но Джон совершенно безобидный. Даже после анекдота едва рассмеется.
     - Как они, собственно, познакомились?
     - Началось около года назад. Йомены приехали на вечеринку служащих университета. Нас тоже пригласили. Мистер Йомен пожертвовал университету какую-то сумму. Джон сидел рядом с миссис Йомен. Она делала вид, будто интересуется современной философией. Говорили о Хайдеггере, Броуди, Дилли, Сартре, Камю. Она из тех людей, которые умеют отпустить пару замечаний о вещах, понятия о которых не имеют. Когда-то в Париже встречалась с Камю. А Джона не остановить, если речь идет о его специальности. Она стала ходить на его семинары, записывала, читала. Так все и началось. Конечно, этот ее воображаемый интерес был просто хитрой уловкой. Я его предостерегала. А она не спешила. Сбила его с пути праведного в конце апреля. Явился однажды с фантастической сказкой, что-то лепетал об испорченной машине. Потом стала к нему сюда приезжать. Без тени стыда. Вовсе не скрывала своих чувств. Где уж Джону обороняться! Такая ловкая, решительная. Но, наверное, и надоедливая.
     - Изабелл, есть кто-нибудь, кто поживет здесь с вами? Или вы к кому-то переедете?
     - Нет. А зачем?
     - Не следует сообщать об этом шерифу.
     - Потому что это недостаточное доказательство - то, что не забрал лекарство?
     - И поэтому тоже. Все дело... очень умело подготовлено. Мне хотелось бы узнать побольше. И тайно. А если об этом раструбят, кончу где-нибудь дорожным рабочим. Что бы ни случилось с Моной и вашим братом, это всего лишь часть какой-то большой акции. Кое-что есть здесь сомнительное и в любой момент может взорваться.
     - А вдруг моему брату нужна помощь?
     Ее опять охватывала истерика.
     - Изабелл, мы и так вынудим их что-то делать, если докажем, что вчера в том самолете они не летели. Пока все этому охотно верят, даже ее муж. Шериф немного сопротивляется, но не думаю, что его подкупили. Я убедил шерифа проверить мое заявление о смерти Моны. Если что-нибудь обнаружат, станет ясно, что ни один из них не участвовал в разыгранном отлете.
     - Но для этого нужно время! Может, где-нибудь...
     Кажется, мне не удавалось ее успокоить. Придется забрать с собой.
     - Мне нужно побывать в карсонском аэропорте, надеюсь что-нибудь разузнать. А вам необходимо переправить оттуда машину брата, так? Может, поедете со мной?
     После короткого раздумья она решительно кивнула.
     - Подождите, я только переоденусь.

Глава 4

     Прежде чем она заперла дом, я попросил показать, где обычно стоит машина. Это была крытая пристройка сзади, сбоку от кухни. От задних дверей шла подъездная дорога, боковые стены пристройки-гаража высокие. Если кто-то поджидал Джона Уэбба или зашел в дом в понедельник, можно было спокойно схватить, связать и увезти его. Ей я не стал говорить, что скорее всего его оглушили, прежде чем сунуть в машину. А в тех мрачных, пустынных просторах найдутся тысячи мест, где его можно запрятать без проблем.
     Проверив, взяла ли ключи от машины, она заперла дверь. На ней была серая, чуть обвисшая юбка, желтая блузка и накинутая поверх нее вязаная кофта. В руках темно-серая сумка - потрепанная и солидная, как у пожилой дамы. На ногах колготки и черные лакированные лодочки без каблуков. Довершали туалет огромные, почти черные очки. Ее лицо теперь казалось совершенно невыразительным и крошечным.
     Сидя рядом, она показывала дорогу, советовала, где можно развернуться, - сухим, бесцветным голосом, напряженно выпрямившись, сложив руки на коленях. Ранимая жертва насилия.
     - Где именно на Багамах?
     - Что? А-а, вряд ли вы о нем слышали. Остров всего полтора километра длиной, а ширина - метров триста. Недалеко от Оулд-Малет-Кей.
     - Южнее Эльютеры? Там очень опасные места. Масса коралловых отмелей.
     - Значит, вы там бывали? - Голос ее показался совсем юным.
     - Если не ошибаюсь, там стоит старый серый дом, изрядно потрепанный штормами, а рядом - небольшая, прекрасно защищенная бухта. Почти весь остров из вулканической лавы. Окна дома обращены на запад.
     - Совершенно точно!
     - Вы его продали?
     - А он никогда нам не принадлежал. Королева сдала отцу в аренду. На девяносто девять лет. Вы же знаете, такая аренда не продается. Может перейти к прямым наследникам, а когда истечет срок, возвращается к основному владельцу. Мы с Джоном собирались когда-нибудь вернуться.
     - Родители оставили вам что-то?
     - Мама имела только пожизненную ренту. И не очень большую. У отца были вечные сложности с налогами, он постоянно тратил деньги на сумасбродные проекты. Когда все пересчитали, нам с Джоном досталось каждому чуть больше девятисот долларов. Вы себе представить не можете, как я любила этот остров! Там есть кусочек с песчаным пляжем. В лунные ночи он выглядит сказочно - песок серебрится как снег. Мы все загорали дочерна - как коренные багамцы.
     - Сейчас, глядя на вас, нипочем не поверишь, что когда-то вообще бывали на солнце.
     - О, ребенком я им даже злоупотребляла. Теперь от него у меня аллергия на губах - распухают и трескаются. Не могу представить ничего более ужасного, чем жариться на солнце.
     - Когда вы загорали в последний раз?
     - Много лет назад.
     - Уже нашли управу - химия творит чудеса. Есть кремы, не пропускающие никаких лучей.
     - Неужели?
     - Полная гарантия.
     - Вы можете мне достать? Знаете, как он называется?
     - Конечно.
     - Может, вам это покажется... блажью. Но... если вы правы... если с Джоном случилось что-то страшное, мне будет легче пережить это где-нибудь далеко отсюда, поджариваясь до смерти и беспамятства. Как от наркотиков. Мистер Макги, когда вы видели тот дом в последний раз?
     - Два года назад, весной.
     - Вы выходили на берег?
     - Нет - рассматривал в бинокль. Двери и окна заколочены досками, но выглядят в порядке.
     - Чтобы жить там, нужен, наверное, ремонт, придется прочистить трубы, цистерны и вообще. А сколько радости нам доставляла старая, но крепкая яхта! Четыре часа до Нью-Провиденс, и каждый раз с приключениями. Выждать погоду, ветер и еще до рассвета - в путь.
     Когда она говорила о прошлом, голос звучал легко, эмоционально, раскованно. Я принял это к сведению. Чем больше о ней узнаю, тем ле