ятся, как, например, с той племенной фермой, которая уже почти оправдала себя. Да и дом этот... Миллионов шесть-семь высвободил на кредиты, которые раз в пять увеличат капитал. Собирался все яйца сложить в одну корзину и прибрать к рукам одну очень соблазнительную компанию, но об этом вслух не заикнусь даже сам себе, парень. Она владеет основными акциями в пяти разных областях банковского дела, имеет миллионов двадцать резервной наличности и только краткосрочные займы. Несколько ловких ребят работают в разных направлениях этого моего проекта, но никто из них не имеет представления, в чем дело.
     - Хорошо. Если мы говорим о силе влияния, нужно знать, на что оно не распространяется. Кто принадлежит к сильным мира сего? Кроме вас?
     - В основном те, с кем по средам я играю в покер в Хлопковом клубе. Бен Кендрок, Джо Гей, Том О'Делл, Фиш Эллери. Пол Тауэр. Ну, еще двое, которые не играют, - Уолли Руперт и Сонни Мадеро. Между нами говоря, в наших руках все: шахты, банки, радио и телевидение, месторождения, земля, транспорт, строительство, жилье, электроэнергия. А несколько сотен других подбирают оставшиеся крохи. Кое-кому из них помогаю тем, от чего хочу избавиться.
     - Мацари упоминал Руперта как вашего компаньона.
     Он поднял одну бровь.
     - С ним деловых отношений у меня почти нет. Есть у него пара акций в моих предприятиях, но когда я их сплавлю, нас ничто не будет связывать.
     - Когда-то вы шли бок о бок, правда?
     - Еще как! Сколько времени потели вместе, подставляя плечо друг другу. - Он насмешливо улыбнулся: - Половина рабочего времени уходила на то, чтобы следить друг за другом. Доходило до бешенства. Когда дела пошли на лад, нам пришлось весьма осторожно распутываться, чтобы не содрать кожу. Оба мы из породы одиноких волков.
     - Джас, я задаю вопросы, чтобы уяснить ситуацию. Иногда незаинтересованным глазом можно кое-что заметить. Возможно, мой следующий вопрос покажется не имеющим отношения к делу. Если Мона предоставила бы людям из налогового управления подробные сведения и если на основе налоговой ревизии, как вы говорили, вас могли бы обвинить в мошенничестве, вам пришлось бы доказывать, что те украденные деньги пошли на предприятия, совместные с Рупертом, чтобы не отдуваться одному?
     Он уставился на меня. Потом допил стакан и, поднявшись, неторопливо прошел к бару. Медленно смешал напиток, обернулся и опять пристально посмотрел на меня.
     - Только не Уолли, приятель. Он - нет. Выбросьте это из головы.
     - Джас, если они готовят обвинение, логично предположить, что обратились и к Уолли Руперту, так?
     - Не знаю. Возможно. А может, и нет.
     - И если они с ним говорили, то он сообразил бы, что вас обложили, и предупредил бы вас, так?
     - Господи, конечно же!
     - Вы упомянули какого-то Чарли с хорошими связями. Возможно, он знает, что Руперта уже расспрашивали. И если тот не предупредил вас, это кое о чем говорит, согласны, Джас?
     Он взял стакан.
     - В первую очередь он подумал бы о себе. Боже мой, все уже давно похоронено. Прошло столько лет. Многие, кто замешан в тех делах, уже на том свете. Мы ведь проделывали всякие очень ловкие махинации.
     - Махинации?
     Усевшись, он, помолчав, заговорил:
     - Как исполнитель завещания, я продал крупный участок Кэба компании Икс-Игрек-Зет за пятьдесят тысяч. Этой Икс-Игрек-Зет были мы вдвоем с Рупертом, но, конечно, не по документам. Через какое-то время Икс-Игрек-Зет продала эту недвижимость компании АБВ за сорок пять тысяч. И опять это были мы с Уолли. Потом тот же участок продали уже реальному владельцу - снова пятьдесят тысяч, но это официально получили пятьдесят, а из рук в руки нам передали еще сто тысяч.
     - И сколько всего вы на этом нажили, Джас?
     - Поймите, дружище, ставкой для меня была жизнь, и для Уолли тоже. Начинали мы с пустыми руками, и нам нужна была наличность, чтоб защищаться.
     - Сколько вы нажили?
     Он молчал так долго, что я уже не рассчитывал на ответ.
     - Ну, скажем, миллион четыреста. Мне досталось семьсот - восемьсот тысяч. Уолли - четыреста. Остальное пошло на взятки, мелкие денежные подачки. Но, разумеется, все это проскочило не сразу, ничего на ладошке нам не преподносили. Постоянно приходилось латать дырки, чтоб не потонуть. Собственно, все это приплыло к нам, когда мы уже перевалили за вершину холма. Хотя могло и не приплыть. Но все обошлось, и еще столько же добавили.
     - Мона могла знать, что Руперт был завязан в этих делах?
     - Наверное, узнала от Мацари. Ловкий парень! Однажды, когда мы разорались друг на друга, несколько месяцев назад, она, помнится, выкрикнула, что Руперт и я - парочка преступников. А мне Руперт был необходим. Один я не смог бы устраивать такие дымовые завесы. Но и у него тоже было много своих сделок; те бумаги мы пускали в ход столько раз, что порой и сами не помнили концов. Но одно могу сказать вам, Трев.
     - Что именно?
     - Я всегда отчаянно рисковал и действовал круто. Однако то был один-единственный раз, когда я украл. Просто не было другого выхода. Эти деньги прямо просились в руки. Кэб не осудил бы меня, так как знал, что Мона и я всегда будем жить в достатке.
     Его усмешка напоминала гримасу.
     - Черт возьми, нужно все-таки позвонить Чарли Бейкеру, убедиться, что глупо сомневаться в Уолли.
     Он подошел к письменному столу, где стоял телефонный аппарат с диковинными приспособлениями. Трубка аппарата была особенной - никто в комнате не мог слышать его разговор. Примерно через пять минут он вернулся к своему креслу со словами:
     - Чарли все разузнает. Сначала поломался для видимости, набивая себе цену. Прямо-таки карьерой рискует, лишь бы оказать мне любезность.
     - Расскажите мне что-нибудь об Уолли Руперте.
     - Сейчас ему шестьдесят. Вот вы говорили о феодалах. Клянусь, он один из них. У него нет и пяти друзей на свете, но Бог взамен вознаградил его семейством. В последние годы он пустил корни в сфере услуг. Торговля, прачечные, отели и мотели, магазины. Он, как племенной бык, сам производит и растит рабочую силу. Поселился в пятнадцати километрах отсюда и назвал свою усадьбу Рупертвилл. Женился совсем молодым - на Элен Холмс, у них родилось шестеро детей. Когда Элен умерла, взял в жены ее младшую сестру Катрин - вдову с двумя детьми. Их он усыновил, а она родила ему еще пятерых. Когда через двенадцать лет умерла и Катрин - дочери Холмсов не могли похвастаться здоровьем, - Уолли женился на семнадцатилетней мексиканке, собственной служанке. На Розе. Такая кругленькая, грудастая девчонка с огромными сверкающими черными глазами, и теперь с ней он нажил еще девять отпрысков. Его старшему сыну сейчас, по-моему, лет тридцать девять, а самому младшему - три-четыре месяца. Двадцать своих детей и двое усыновленных. Если к детям прибавить их жен, мужей и внучат, Уолли окружен семьей человек в семьдесят пять, из них тридцать - сорок уже работают на него. Достаточно его взгляда, и все хлопочут как пчелки. Он распоряжается их жизнью и смертью. Для них он сам Господь Бог. Уолли резок, как бритва, хитер, как старый лис, толстый, с брюхом вроде барабана. И плюет на хорошие манеры. Когда он обращается к вам, кажется, у него болят зубы. В те далекие годы, когда мы с Кэбом тащились в одной упряжке и выкручивались, как умели, Уолли держался в сторонке, потихоньку делал детей и копил денежки. Но, как я уже сказал, не отхвати мы участок Кэба, от нас обоих не осталось бы следа... Нет, дружище, Уолли здесь ни при чем.
     Он говорил не переставая. Об Уолли. И беспрерывно пил. Но чем больше пил-, тем точнее и выразительнее становилась его речь и тверже походка, когда направлялся к бару.
     Провожая меня, Йомен поинтересовался:
     - Вы в самом деле собирались сжечь эти деньги?
     - Собирался.
     - А если бы попали в огонь?
     - Наверное, у нас было бы о чем вспомнить.
     Могучей ладонью он хлопнул меня по плечу.
     - Это мы запомним и так, парень, и так запомним! Мы с вами поладим. Понаблюдайте здесь немного. Я тоже навострю уши и разую глаза.

Глава 7

     Домик Хуана Эстобара я нашел на тихой улочке, залитой лучами утреннего солнца, - небольшое строение, свежеокрашенное в бело-розовые тона, стоявшее вплотную к неровному тротуару. В тени раскидистых, запыленных деревьев боролись за жизнь несколько клочков травы, пробившейся сквозь корку земли. На крытой веранде красовались новенькие хромированные стулья и столик. Дома здесь стояли почти впритык. На улице играла гурьба ребятишек, в листве деревьев щебетали птицы, отовсюду доносилась музыка, а кто-то запустил на полную мощность телевизор.
     Долорес Эстобар с любопытством разглядывала меня, приоткрыв затянутую сеткой дверь. В ее глазах сквозил чисто женский оценивающий интерес. Лет двадцати пяти, темноволосая, стройная и очень красивая. Одетая в голубые брючки, поверх которых выпущена широкая розовая блуза, - она была в положении.
     - Вам что-то угодно?
     - Вы Долорес Эстобар?
     - Да. А в чем дело?
     - Меня зовут Макги. Мне хотелось бы поговорить с вами о Моне Йомен.
     - Слушайте, хватит уже надоедать.
     - Мне нужно совсем другое.
     - Что еще другое?
     - Если хотите, позвоните мистеру Йомену, он от своего имени попросит вас уделить мне несколько минут.
     - Ну, хорошо, хорошо, только я не представляю, где ее нужно искать..
     - Но вы знаете, что она уехала?
     - А кто этого не знает? Уже человек двадцать приходили сюда сообщить - сбежала с мистером Уэббом. Знаете, в таком месте, как у нас, газеты не нужны. Я и не подозревала, что она собирается уехать. Ничего больше не могу сказать.
     - Мне хотелось спросить вас о другом.
     - Н-но... я как раз глажу белье. Заходите.
     Мебель сияла новизной. Квартирка содержалась в исключительной чистоте. Кухня оказалась неожиданно большой и походила на рекламную картинку, обставленная всякими мыслимыми и немыслимыми электроприборами и оборудованием.
     - Чудесная кухня, правда? Свадебный подарок Мены. Подготовила ее вместе с Джонни, моим мужем. Как сюрприз. Когда мы вернулись из свадебного путешествия, все было готово. Пришлось раздвинуть стену, увеличить площадь. Посмотрите, какой изумительный холодильник. Как в отеле. Выпьете холодного пива?
     - Спасибо, с удовольствием.
     Она подала мне пиво. Я сидел за небольшим столиком, за которым они, наверное, завтракали. Стоя над гладильной доской посреди кухни, лицом ко мне, она гладила белые рубашки.
     - Не представляю, что я могу вам рассказать.
     - Скажите, вы удивились, услышав о ее отъезде? И почему удивились?
     - Конечно, меня это удивило. Я знала, что она связалась с этим мальчиком. Но, думаю, просто хотела подразнить мужа, чтобы он относился к ней серьезнее. Понимаете?
     - Не совсем.
     - Ну-у, мистер Йомен обходился с ней как с ребенком. Она-то и в самом деле не совсем повзрослела, а он ведь намного старше, знает жизнь, и ему просто смешно было, когда Мона важничала. Ах, он ее очень любит. Не поймите меня плохо. Я моложе ее на шесть лет, но почти всегда чувствовала себя старшей.
     Она гладила манжеты рубашки, и все внимание было отдано им.
     - Иногда что-то выдумывала. Играла. Но жизнь не театр. Ужасно жаль, что она не может иметь детей. В остальном это очень хороший брак. Вместе им было очень весело. И хотя он старше, я считаю его прекрасным мужем. И не подумала бы, что она уедет. Господи, такая глупость! По-моему, даже забираться в постель того профессора было глупо. Я, наверное, сумела бы ее уговорить, если оставалась бы с нею. Я взяла расчет в апреле, вышла замуж, и стоило мне вернуться из свадебного путешествия, она уже была тут как тут, вздыхала и все расписывала, какая у нее великая любовь с Джоном Уэббом, как серьезно он к ней относится - будто она ему настоящая жена. Вроде бы никогда не скажет Джасу, что изменила ему, но я-то прекрасно знала - при первой же стычке выложит, так оно и случилось. Когда потом пришла ко мне в гости, присаживаясь, сильно охала. Меня этот отъезд очень удивил еще потому, что от Джаса она точно не получила денег на дорогу, а она прекрасно знает, что без денег ей не обойтись, шагу без них ступить не может. Джас уже несколько месяцев ничего не давал. Наверное, поругались или она назло ему сбежала. Но могу поспорить, сейчас уже трясется от страха, жалеет.
     - Кажется, у вас с Моной были хорошие, дружеские отношения?
     - Да. Она знала, что я их не использую в своих интересах. Что не выдам ее никому. Мы ничего не скрывали друг от друга. Но настоящими подругами не были - ведь я работала на нее. Понимаете? А разговаривали мы часто, доверяли друг другу. Она вернется. Скажите мистеру Йомену, пусть не сомневается. Да он и сам знает. Устроит маленькое пекло, но примет ее. Задаст хорошую взбучку, она ее заслужила, и все опять пойдет по-старому. Просто не понимаю, зачем, собственно, она решилась на такую глупость. Почему бросила мужа, с которым жилось так хорошо? Клянусь, своими глазами видела: стоило ему дотронуться - и у нее уже дрожь в коленках и дышит часто-часто.
     - Может, она вообще не уезжала с Джоном Уэббом?
     - Господи, ведь любой об этом знает.
     - Долорес, кое-кому известно, что она вообще не уезжала. По некоторым признакам кто-то убил обоих, а трупы спрятал.
     Утюг застыл, и Долорес в изумлении уставилась на меня. Но тут же подняла его, озабоченно рассматривая рубашку, отставив утюг, подошла к столу. Села напротив, не спуская с меня глаз.
     - Мистер Йомен никогда, никогда ничего такого не сделал бы.
     - Я и не думаю, что это сделал он.
     Она прикусила губу.
     - Но тогда кто же? Глупости! - Она слабо усмехнулась: - Младшая сестра Джона Уэбба... такая чудачка... Мона о ней говорила... она бы на такое тоже не решилась. - Она покачала головой. - Вы, конечно же, ошибаетесь, мистер Макги, конечно. Все говорят, что они вдвоем улетели в Эль-Пасо.
     - В самолете летела парочка, немного похожая на них.
     Долорес испытующе смотрела на меня. Очень привлекательная женщина - с золотистой кожей, выразительными чертами лица, прекрасными черными глазами.
     - Пожалуй, вы меня вдруг сбили с толку. Но я никак не могу представить Мону... мертвой. В ней столько жизни!
     - Извините, Долорес, я так расстроил вас. Мне казалось, вы что-нибудь вспомните.
     - Как-то она приехала сюда, пожаловалась. Ее донимали люди из налогового управления - так они представились. Наверное, действительно оттуда, но Мона вообразила, что их подослал Джас. Вечно она все драматизировала. Бедный Джас! Если это окажется правдой, его просто подкосит.
     - Зачем кому-то понадобилось разыгрывать бегство Моны?
     Она непонимающе смотрела на меня.
     - Не знаю. Может, чтобы отвлечь внимание.
     Долорес проводила меня до веранды.
     Когда я направился к машине, на другой стороне улицы остановился обшарпанный, запыленный грузовик. Из него вышли двое молодых мужчин в рабочих комбинезонах, постояли у заднего борта - высокие, загорелые силачи, с широкими индиано-латинскими лицами, настороженно-холодным взглядом.
     Проходя мимо них, я понял, почему миссис Эстобар так старалась побыстрее избавиться от меня. На этой улице в такое время выглядит подозрительным, если красивую домохозяйку навещает незнакомый гринго. Коммивояжер, инкассатор, сыщик или друг дома? На всякий случай держи глаза открытыми, подожди, узнай, кто это был.
     Есть предостаточно ловкачей, наживающихся на инородцах, придумавших массу способов обмануть. Неудивительно, что жертвы находят пути, как позаботиться о своих. Когда я сворачивал с улицы, подумалось: не дай Бог, если эти двое с грузовика дурно истолкуют мой визит.
     На углу я снова оглянулся на дом миссис Эстобар - она кивнула мне с веранды. Проехав пару кварталов, из аптеки позвонил в резиденцию Йомена. Мужской голос сообщил, что мне нужно звонить ему в офис, дал номер. Там уже женский голос поведал: минуту назад вышел. Выяснив мое имя, она сказала, что застану его в Хлопковом клубе, в "Кендрик Армз" на Главной Восточной улице. Подняться нужно в специальном лифте.
     Я уже видел это огромное здание, забитое конторами, сплошное стекло и алюминий на высоких колоннах из шершавого бетона. В обширном холле внизу стояла посеребренная скульптура золотоискателя в натуральную величину, ведущего нагруженного осла. Клубный лифт, о чем гласила надпись из серебряных буковок, поднял меня на тринадцатый этаж. Выйдя, я очутился в клетке из толстых стальных стоек. Дежурный, выслушав меня, что-то поворчал в телефон и только потом нажал кнопку. Двери клетки разъехались в стороны. Меня встретил невысокий мужчина и по оклеенному обоями коридорчику провел к другому лифту, доставившему нас на пятнадцатый этаж. Я шел за ним мимо душевых кабинок, гимнастических залов, теннисных кортов, затем мы оказались в небольшом помещении с тренажерами, и мой проводник показал в противоположный конец, где Джас Йомен в трикотажных брюках, голый до пояса, упражнялся со штангой - тяжело дышал, пот струился по груди, а под кудрявыми волосами на плечах бугрились могучие мышцы.
     Когда я приблизился, Джас бросил штангу и, сняв с вешалки полотенце, вытер лицо.
     - Вместо пота из меня выходит лучшее виски, парень... Жду звонка от Чарли. Как вам здесь? Был у нас хороший старый клуб, но стоял на очень выгодном, дорогом участке. Так мы его продали, содрали оттуда панели, забрали оформление, сняли у компании Кендрика три верхних этажа и устроили здесь еще лучше. У нас лучшая кухня на сто пятьдесят километров в округе. Даже на триста. И самая лучшая выпивка. Ну-с, что вы надумали?
     - Что возможна двойная игра, Джас. Сначала Мона, потом вы. У вас много козырей, поэтому они немного замаскировались. Допустим, она погибла в автокатастрофе. Вы стали бы помышлять о новом завещании.
     Он помолчал, неторопливо потирая грудь, потом объявил:
     - Даже если идея неверная, свои обгоревшие деньги вы заслужили, Трев.
     - Кто наследники?
     - Если что-то случилось бы с нами обоими, то, что останется после всяких отчислений, будет представлять внушительное состояние. Только ведь мы не вместе попали в аварию. Мона меня опередила. Сейчас я смутно представляю, как получилось бы. У Моны нет родственников. Моя единственная близкая родня - незамужняя кузина в Юме. Положим, если меня сейчас кто-то прихлопнет и я умру без завещания, наверное, обнаружатся ее претензии, когда потянется своими грязными лапами к моим деньгам. Потом у меня есть еще, кажется, девять страховок, нужно проверить. Знаете что? Скоро обед, поднимитесь на крышу - в бар, скажите Арманду, чтобы смешал вам виски. А я сейчас подойду.
     Воспользовавшись лифтом, я добрался до крыши. Кресла были глубокие, выпивка отменная, вид открывался замечательный. Потягивая виски, я раздумывал, не стоит ли позвонить шерифу, передать пару соображений, чтобы расширить его кругозор. В остальном я не бездельничал: переселился в другой мотель, зашел в банк, положил в сейф четыре тысячи пятьсот долларов, заплатив за годовую аренду 7 долларов 70 центов. Мне нравятся сейфы. Когда получите деньги, подумайте об этом. Позвонил Изабелл Уэбб. Усталым голосом она сообщила, что спала хорошо, но чувствует себя еще более утомленной, чем вчера. Странный у нас получился разговор, ни к чему не обязывающий, полный длинных пауз. Я предложил навестить ее, как только выберу свободную минуту, и она без восторга согласилась.
     Интересно, как продвинулся Бакльберри в поисках ее машины, розыске высокого худого незнакомца со шрамом на шее; что обнаружили индейцы в скалистых холмах возле дома, где умерла Мона. В утренних газетах я не нашел об этом ни строчки.
     На крышу стали стекаться по одному или группками пышущие здоровьем и благополучием мужчины, заказывая аперитивы перед обедом. Я спросил официанта, где найти телефон. Он принес аппарат, включив в розетку на панели, предложил справочник. Немного помешкав, я набрал номер конторы Бакльберри.
     Его подозвали, хотя он как раз собирался идти обедать.
     - Поздравляю, Макги.
     - Что вы имеете в виду?
     - У